Погиб поэт 7 августа 1921 года
21 августа был расстрелян Николай Гумилев - так
победители уничтожали серебряный век.
7 августа 1921 года
Упала тень на бледное лицо,
И карканье ворон казалось бредом.
Он понял – не подняться ни за что.
Путь к облакам желанен, но неведом.
И ангельский во мгле маячил лик.
А женщины в его аду рыдали.
- Но там не он, истерзанный старик.
-Нас обманули, нет, не он, едва ли.
И снова ворон каркает в тиши,
Кому, о чем пытается поведать?
А девушка по Невскому спешит
Туда, к Поэту, к взлетам и победам.
И верит, что она его спасет,
Пусть у окна уже рыдает Анна,
И мелкий-мелкий дождь устало бьет.
По мутным стеклам, призрачно и странно...
В такую ночь несется наша жизнь
От финиша отчаянно к началу,
-Останься с нами, милый, продержись,-
Там тихо мать бессильная шептала.
Но он не слышал. И не слышал Бог.
И пили обреченно комиссары.
- Там, в пустоте сегодня умер Блок,
Его убили мы, - и замолчал он.
Как долго Луначарский выл в бреду -
Припомнят все, как только протрезвеют.
Двенадцать. Невский. В пустоту бредут,
Кричат вороны. Души их мертвеют.
Живой средь мертвых. Нет, кошмарный сон.
Заря седьмого августа настанет,
И все сотрет, и вопли их и стон,
Лишь танец Саломеи –страшный танец.
И Ироды, бредущие толпой,
Иные страсти в бездне ощутили.
- Сегодня умер Блок. – Да бог с тобой,
Они его давно похоронили.
А Анна к мужу в пустоту спешит,
За что-то он недавно арестован,
И только дождь, и рядом ни души,
Дождь заглушает и шаги, и стоны.
Еще гремит гражданская война,
И озверело брат идет на брата.
Душа стремится к небу из окна,
Убит поэт, погиб, грядет расплата.
Мир покачнулся, в пустоте пожар,
Убитый ворон рухнул возле окон.
Как пережить потери и кошмар.
-Кто там вопит: - А мы убили Блока*…
И все еще поет церковный хор,
Там девы об убитых голосили.
Христос распят, расстрелян он в упор.
Погиб поэт и больше нет России.
Тень адмирала, император нем,
Все рушится, как пустота пугает.
Мы все забыли о любви совсем,
Лишь Маргарита Мастера спасает…
* Это мы убили Блока, -забывшись кричал нарком просвещения Луначарский
(из воспоминай о том дне, о том августе)
ПОЭМА БЕЗ ГЕРОЯ
БЫЛ АВГУСТ
(Памяти Анны Ахматовой)
Снова был жуткий август. Дождь почти не переставал.
Небеса рыдали о потерях и утратах. Она не могла вырываться из плена прошлого, хотя заглянуть старалась в будущее. И в Книге Судеб, которую по-прежнему листала богиня Мокашь, там было обещано счастье. Счастье, в которое давно уже не верилось.
- Любви все возрасты покорны, - твердил сгорбленный старик, но она не верила даже седому мудрецу, потому что очень трудно во что-то светлое и красивое поверить, когда все уже было, и все, кого она любила, успели шагнуть за черту бытия и остаться только легкой тенью.
Цикл стихотворений назывался «Венок мертвым». Но его нельзя было записать даже на бумаге, потому что от этого могли пострадать те, кто еще были живы, но находились в тюрьме, под подозрением, те, кто завтра могли быть арестованы.
Вождь назвал ее монахиней и блудницей, и приказал не трогать - какая великая милость, когда уже успели тронуть всех, кто был рядом. Оставались воспоминания, которые они не могли убить, но убить их хотела она сама, чтобы не было так мучительно больно.
И все-таки, когда боль немного утихала, она уже не хотела от них избавиться, потому что это было то единственное светлое и прекрасное, что еще оставалось в ее мучительной жизни.
Показать бы тебе, насмешнице,
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешницей…
Невозможно читать этого, не вериться, что это было, что такое могло быть уже в этой жизни. Она и не верила. И все казалось просто красивой сказкой.
Вот если бы только по ночам расстрелянные и замученные не приходили снова читать ее стихи и письма, которые не были записаны, потому что она не могла их записать - они становились уликой против живых и мертвых.
Что бы ни сказал, как бы ни написал, они все по-другому поймут и истолкуют. Они повернут все совсем в другую сторону, в ту, в которую хочется и выгодно им, в зависимости оттого, что хочет от них получить кровавый вождь, который назвал ее «монахиней и блудницей». Глупец, на самом деле она не была ни той и ни другой, она была русской поэтессой, и самой счастливой и самой несчастной из женщин, потому что когда-то дерзнула попросить:
-Дай мне долгие годы недуга, … отними и ребенка, и друга, - все исполнилось, все отняли, ничего не оставили.
Потом все было невыносимо, но особенно август, 7 августа, смерть Ангела, 21 августа -расстрел Капитана, она и теперь не могла называть их своими именами, потому что во все времена скрывались имена людей, колдуны или палачи могли наслать порчу даже тем, кому больше не страшна была смерть, но они могли умереть во второй раз в памяти людской, это окончательная гибель.
Какая ирония судьбы, в революционной пьесе комиссар повторяет только четыре строки, как пример о скверном прошлом, самого романтичного и яркого из его стихотворений:
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыплется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет
Но пьесу будут играть долго, буту все время повторять эти четыре строки, кто-то вспомнит о расстрелянном поэте, кто-то возможно захочет узнать об авторе удивительных строк. И тогда они узнают, что в этой несчастной стране творили совсем другие поэты, они были удивительными и неповторимыми, и чем черт не шутит, может быть, откопают, отыщут и еще напечатают и его старые книги. Тогда и ее муки и ее страдания были не зря.
Но сама она села в том августе писать «Поэму без героя», какие могут быть герои в этом мире, только подлецы и палачи, чаще всего в одном лице, и жертвы, это те, кто не стал с ними, кто не решился пасть так низко.
А там, иллюзии, тени, штрихи, из которых, вероятно, молодые ничего не поймут, но это не их вина, а общая беда.
И все-таки она писала свой триптих и пыталась их оживить, а что еще оставалось делать, когда никого нет, и не будет рядом.
И губы повторяли странные слова, которые порой казались загадкой даже для нее самой:
На стене его твердый профиль,
Гавриил или Мефистофель
Твой, красавица, паладин?
Демон сам с улыбкой Тамары,
Но какие таятся чары
В этом страшном дымном лице-
Плоть почти что ставшая духом,
И античный локон над ухом-
Все таинственно в пришельце.
Это он в переполненном зале
Слал ту черную розу в бокале
Или все это было сном?
С мертвым сердцем и мертвым взором
Он ли встретился с Командором…
Она невольно оборвала чтение и оглянулась по сторонам, хотя в комнате было пусто, но это не значило, что никто не видит и не слышит.
Проклятый август. В гробу он был не узнаваем, и она завидовала тем девам, которым не довелось в своей юности столкнуться с ним, и не спалить свою душу дотла. Они будут его любить, но они не смогут прикоснуться к тому мраку, который таился в его таинственной душе, они никогда не узнают его самых страшных тайн, а она унесет их с собой в могилу.
И еще одна тень, совсем иная, тень, которой воплотиться суждено будет уже в конце века, после того, как она сама покинет этот мир, но как же он был прекрасен. И она благодарила небеса или его Воланда, как тут разобрать, за то, что все-таки столкнулась с ним в мире, где уже не могло быть талантливых писателей, их всех уничтожили раньше, и только он задержался каким-то чудом, но ненадолго:
Ты пил вино, ты как никто шутил,
И в душных стенах задыхался,
И гостью страшную ты сам к себе пустил,
И с ней наедине остался
Снова август. Все творчество, да и жизнь сама - это поэма без героя. Потому что не может быть героев в мире, где оставались только жертвы и палачи, они очень часто менялись местами, и сами палачи становились жертвами, и тоже исчезали бесследно, хотя о них уже больше некому было жалеть и помнить.
Она жила и в этом августе назло всему, чтобы хранить память о тех, кто ушел « полным сил, и светлых замыслов и воли» и оставил ее в этом мире одну, потому что кто-то должен остаться и поведать миру о том, что с ними со всеми случилось.
- И это вы можете описать? И я сказала: -Могу
Вот только бы пережить очередной жуткий август, а потом станет немного легче.