Не было и намека на медицинский кабинет. Старинная мебель. Толстые фолианты со строгими переплетами за стеклом шкафа. Гобелен над диваном с кожаными валиками. Мягкий рассеянный свет от лампы с зеленым абажуром. И хозяин кабинета. Не в белом халате, а в домашней кофте, уютно восседал за письменным столом и внимательно изучал бумаги.
А он не мог понять, чего здесь не хватает? Ах да! Дипломов, которыми так любят напускать пыли в глаза пациентам во всем мире. Седой, с пышной шевелюрой, доктор, оторвал глаза от бумаг, протер очки и, тщательно подбирая слова, вкрадчивым голосом произнес:
- Герр Кравченко! Я изучил ваши анализы и снимки и не нахожу никакой патологии. Все в норме, или в пределах. Нет серьезных поводов для беспокойства…
Это был уже пятый специалист, к которому он обращался. Доктор был из русских и Дмитрий возлагал на него свои последние надежды. Ему казалось, что он, как никто другой, должен понять соотечественника. Но и этот солидный и убеленный сединами профессор ничего вразумительного пока не сказал.
- Мой юный друг, давайте попробуем старый испытанный метод. Может он откроет тайну вашей проблемы. Ложитесь-ка на кушетку.
Кушетка была мягкой и очень удобной. Как дома. У бабушки. А герр Коффман тихим убаюкивающим голосом, медленно прохаживаясь от стола до шкафа, повторял как мантру:
- Вам спокойно. Вы расслаблены. Ни о чем не думаете. Веки тяжелеют.
Вытащил из бездонного кармана кофты часы-луковицу на длинной цепочке и стал, как маятник, раскачивать их перед лицом уже осоловевшего Димы. Сквозь пелену просачивался голос:
- Веки тяжелеют. Вам хорошо. Я досчитаю до десяти, и вы заснете. Один. Часы качнулись. Два. Три. Четыре…..
***************
- …Только не бежи. Понял? Не привлекай внимание. Ныряй в «каналью» и ходу. Люк не задвигай, чтобы время не терять. Тама через три метра поворот. Даже если заметят и гранату бросят - ты успеешь за угол завернуть.
Димка слушал Петровича внимательно. Ценой лекции была жизнь. Может врагов, а может и своя.
- Боюсь я той растяжки, что ты придумал, – продолжал Петрович. - Не сунутся они вниз. Побоятся. А ты дорогу знаешь. Не забудь про нее в горячке, а то сам и напорешься. Кондей по направлению к дороге поставь. И чуток вверх задери.
Схватил спицу, засунул ее под гипс на руке и лихорадочно стал шуровать внутри.
- Чешется, зараза, сил нет!
Две недели назад сосед сломал руку и теперь мучился по жаре с гипсом, который из кипельно-белого успел превратиться в бурый, грязный тубус, из которого выглядывали только кончики пальцев.
- Машинку не бросай, она нам еще пригодится. Ручку крути, пока не загорится вот эта лампочка. Перед тем как на кнопку нажать – не вынимай. Да смотри - в мандраже не перепутай! И с клеммами не возись – вырви провода и тикай.
Прошел месяц, как Дима сдал сессию и перешел на пятый курс химфака. Позвонил матери – радостно отчитался и предупредил, что задержится. Мамка не возражала. Только просила гулять не допоздна. Месяц. Всего месяц. А кажется - так давно это было. Остался в прошлом и институт, и мирные улицы Москвы, и мама…
Сюда они приехали проведать бабушку. И попытаться в очередной раз уговорить перебраться к ним в Москву. Уже было неспокойно. Но где-то там, далеко. А здесь все нормально. Правда, слухами земля полнилась, да беженцев прибавлялось. Перемирие закончилось, и война вернулась быстро и уж очень неожиданно. Появились ополченцы. Заняли здание милиции и администрации. Оборудовали на въезде блокпосты. Начались перебои с продуктами, светом и водой.
А потом мама попала под минометный обстрел. На глазах у бабушки. Случайный снаряд залетел прямо в огород. Пока билась в агонии, бабуля сползала по ступенькам, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Это было страшно. Мать укрытая окровавленной простыней и бабушка,… парализованная с безумными глазами. Только мычала. Как же страшно она мычала.
Димка с Петровичем копал могилу для матери. Потом из старого шифоньера скручивали гроб. А бабушка еще живая, лежала на кровати. «Скорая» так и не приехала. А достать нужных лекарств было невозможно. За эти дни у него появилась седая прядь у виска. В двадцать один год.
Над старушкой хлопотала тетя Зоя – младшая мамина сестра и племяш Славка. Но помочь ей и как-то облегчить страдания они не могли. Племянник в свои неполные двенадцать лет уже был перворазрядником по шахматам и постоянным победителем математических олимпиад. В семье мечтали отправить Славку в Москву. И уже там растить нового Нобелевского лауреата.
А бабушка не дожила до девяти дней…
И опять горе. И опять похороны. Димка слонялся по опустевшему дому и двору, как неприкаянный, пока не обнаружил в сарае мешок с селитрой. С этой минуты все мысли были направлены только на одно – отомстить. Будущий химик знал, как из селитры получить взрывчатку. Сушил в духовке. Молол. Смешивал с алюминиевой стружкой и пудрой и плотно забивал в цилиндр. Забивал со всей злостью, накопившейся за этот длинный и самый страшный в жизни месяц.
Детонаторы и подрывную машинку купили у знакомого Петровича – мастера буровзрывного участка. А идею замаскировать в кондиционере подсказал Мишка – друг детства. Димка выкинул из ящика нутро и приладил на свободное место цилиндр с взрывчаткой, предварительно набив его доверху черными и колючими шурупами. Кондиционер решили установить на подоконнике в одной из пустых квартир с разбитыми окнами, как раз напротив дороги.
Петрович работал в «Водоканале» и коряво, здоровой левой рукой, нарисовал схему канализационного коллектора с возможными выходами на поверхность. Желание отомстить не давало расслабиться и мешало окунуться в омут воспоминаний и навалившегося горя – первого большого горя в его жизни.
Сложно было скрываться от племянника. Пацаны в этом возрасте вездесущи. Врал ему, что изобретает порошок для петард. Но любопытные глаза все равно следили за ним из каждой щели.
Мишка в последний момент сдрейфил и от операции возмездия отказался. Димка воспринял трусость друга спокойно и равнодушно. Это была его война и его план. Пришлось самому тащить кондиционер под землей. Установил в тоннеле растяжку. Протянул серую суровую нитку, которая практически слилась с цветом чавкающей под ногами массы. Между контактами вставил кусок резины с велосипедной камеры. Аккумулятор решил подсоединить в последний момент. А заряд разместил в большой банке от зеленого горошка. Ему было так спокойнее. Если вдруг кто и побежит за ним, то благодаря растяжке, там и останется.
В эту ночь он не спал. Лежал с открытыми глазами и вспоминал близких, которые еще совсем недавно окружали и накрывали его любовью и теплотой. А теперь оставили одного. Но не по своей вине, а из-за других, тех враждебных солдат и командиров, которые тоже были чьи-то сыновья и жители одной общей страны, все глубже и глубже погружающейся в пучину безжалостной и бессмысленной гражданской войны.
Сдвинул люк. Огляделся и с трудом выволок ящик наверх. Замаскировал в бурьяне у дороги. Присыпал провода пылью и присел за фундаментным блоком. Ему казалось, что всему району слышно, как громко бьется его сердце.
Проехала БМП. И опять тишина. Подошла собака с впавшими боками. Смотрела умными доверчивыми глазами и виляла хвостом. Хотел погладить, но вспомнив про опасность, погнал прочь. Напряжение нарастало, а живой силы противника так и не наблюдалось. Прошла женщина с бидоном. Наверно за водой. Потом, жалобно скрипя педалями, проехал на велосипеде мужик в кепке. И опять никого.
Дима знал, что недалеко был пост «нациков», и смена всегда ходила по этой улице. Он теребил взрывную машинку, постоянно проверяя клеммы и заряд конденсатора. Идут. Услышал их загодя. Прямо по дороге двигалась группа военных. Человек восемь. Громко переговаривались, не таились и не подозревали о поджидавшей на перекрестке смертельной опасности. Димка сумел себя сдержать и нажал на кнопку только, когда приблизились к фонарному столбу, который он обозначил для себя как ориентир. Жал и жал на кнопку, а взрыва не было. Рвануло с задержкой. Показалось, что прошла вечность. Сколько людей лишил он жизни и сколько могло остаться калеками – не увидел. Не до этого. Бросил машинку, забыв о наставлениях Петровича, и, низко пригибаясь, неуклюже из-за затекших ног, побежал к люку.
На крючке внизу колодца, возле лестницы подхватил свой рюкзачок. Показалось, как что-то мелькнуло впереди, в темноте коридора. И не успел еще свернуть за угол, как раздался взрыв. Ухнуло так, что в замкнутом пространстве оглушило. Мотал головой и пытался понять куда бежать. Вперед? Назад? Дрожащими руками зажег лампочку. Там, где была растяжка, что-то лежало. Из-за дыма видно было плохо. Что-то небольшое. Подошел поближе. Луч фонарика метался по стенам, ощупывал их и то, что лежало на земле. Он не мог в это поверить. Он не верил. Ужас пронзил и ударил как током – от темечка до пяток. Чуть не потерял сознание: на земле, прошитый шурупами, в луже крови лежал его племянник Славка.
Этого не могло быть! Как выследил? Как пробрался? Стоял на коленях, ощупывал Славку пальцами, как слепой. А тот не шевелился. Маленький, беззащитный, с неестественно вывернутыми ногами в рваных кедах. У люка раздались голоса, но он их не услышал. Только заметил полутени, замелькавшие на круглом освещенном пятачке от открытого люка и, пошатываясь, заставляя себя, бросился назад, в темноту.
***************
Над живописным склоном, вдоль берега, величественно раскинулся Свято-Иланский мужской монастырь. Толстые в три кирпича стены, с проделанными бойницами и семью башнями, защищали весь периметр. Больше часа нужно потратить, чтобы обойти его от ворот до ворот. Высокий центральный купол собора виден еще за несколько километров, прямо с Никольского тракта.
Лето было дождливым. С травой, подступавшей к монастырским стенам, боролись не покладая рук. Бензокосилок не хватало. Приходилось косить и вручную – по старинке. Возле Тихонской башни Дмитрия и обнаружили. Занес косу инок, а кто-то свыше его и остановил. Присмотрелся – парень лежит. Рюкзачок под головой. И не откликается, а вроде как бредит. Позвал братьев. Подняли его. Тяжелый, хоть и худой. Аккуратно в тачку переложили и бережно в монастырь перевезли. Только на третий день он очнулся и понемногу в себя стал приходить. С расспросами не спешили. Придет время сам расскажет. Отпоил его брат Матвей, больничный монастыря, травами да молоком.
В монастыре прижился. Не выгнали. Долго настоятель с ним беседовал. Дима все ему как на духу рассказал. И про себя и про Славку. Только не помнил, как сюда попал, как доехал, как выбрался и границу пересек, как оказался у стен монастыря. Тот слушал внимательно. Утешать не стал, а предложил остаться. В себя прийти и в себе разобраться. Димка с радостью согласился. Определили послушание - пасечнику помогать.
Отец Иона , заведующий над пчелами, сначала принял неприветливо. Но не занудствовал и без повода не придирался. А вот пчелы Димку невзлюбили - жалили при каждом удобном случае. Так опухший и ходил. Отец Иона поучал:
- Со злобой в душе или смутой какой, к ним лучше не подходи. Если есть мысли тяжелые - в келье оставляй, а сюда с чистыми помыслами заходи. Мойся чаще, никаких благовоний не используй, да переодевайся здесь в одну и ту же постоянную одёжу. Вот и привыкнут они к тебе.
Пришло время и пчелы, и пасечник, и братия к Дмитрию привыкли. Он не таился и охотно отцу Ионе про себя рассказывал. И тот оттаял – нет-нет и про свою мирскую жизнь вспоминал. Дима понимал, что пасечник – человек не простой, но, что он профессором психологии в университете был, откровением стало. Как к Богу пришел, почему от светской жизни ушел? – вопросы так и крутились на языке. Но он сдерживал себя. Димкину деликатность и скромность оценил и стал еще больше времени проводить с ним в беседах. О чем? Да обо всем! Но чаще – о роли каждого. И таинстве жития, ее божественной сути и важности.
Уже год почти прошел, как Дима в монастыре оказался, молиться научился. И не по принуждению, а для себя, для души. А чувство вины не покидало и как с этим жить дальше, он не понимал.
Пожалел его Наместник, не в общую спальню к трудникам определил, а в келью к послушнику Николаю - смешливому рыжему парню со своей непростой судьбой. Болен он был. Игроманией в миру болен. Родительскую квартиру в автоматах проиграл. Может и дальше бы играл, да в такие долги влез, что уже и бандиты за ним гоняться стали. Так здесь и оказался. Лет ему было немногим за тридцать. Беззлобный и открытый. Но бесшабашность мешала остепениться, за что и доставалось ему от старших. А он и не обижался, а только приговаривал:
- Рыжие они все такие! Куда от этого деться!
Легли спать затемно. Всё случаи из своей недолгой жизни вспоминали, хоть и грех это.
- Мне в городе уже невмоготу стало, – рассказывал Николай. – Бандиты все ходы перекрыли. Куда деваться? Я в деревню к бабке. После обеда пошел в уборную, слышу машина подъехала и два «толстолобика» в спортивных костюмах в дом завалились. Бабка в крик. Попёрла их. Так они сели в «бэху», окна открыли и не уезжают. А туалет надо сказать, старый-престарый был. Только шевельнешься, а он давай скрипеть, как скаженный! И не посидишь, как в городе. А навприсядку.
- Как? – спросил Димка.
- Навприсядку – на корточках значит. Ну вот. Солнце припекает. Мухи достают. А я ни жив - ни мертв. Одной рукой пот с лица стираю, а другой крещусь с осторожностью, чтобы не заскрипело.
Николай заулыбался, вспоминая, и продолжил:
- Мне тогда не до смеха было. Бандюки рядом с сортиром, и бабка в доме. А ну как ей в туалет приспичит? Родимчик же мог прихватить её, прости Господи! Да… Натерпелся я страху и мук пока там прятался. Господи, думаю – спаси и сохрани! Самую толстую свечку в храме поставлю!
- Пронесло? – спросил Дима.
- Пронесло! Уехали к вечеру, и я на воздух выполз. Лежу на грядке, как муха навозная, и веришь-нет, плачу. После этого случая и церковь посещать стал…
Помолчал минут пять, а потом подскочил с постели, как ужаленный, и к Димке. Наклонился и шепчет:
- Слышь брат Димитрий! Ты помнишь в прошлую субботу паломники приезжали?
- Ну!
- Один там был, чернявый такой. Пристал ко мне с расспросами. Где мол тут Черное озеро? В книжке старинной прочитал, что если окунуться в него ночью на Николая Чудотворца, то благодать небесная снизойдет. Правда, нет? А у самого глаза так и бегают. Не понравился он мне. Сказал, что не слышал о таком и ничего подобного не ведаю.
- Ну и что?
- Да то, что знаю я, где это озеро! А через два дня аккурат день Святого Николая Угодника. Давай смотаемся. А вдруг чернявый не врал?
Димка не верил в эти сказки и предложение соседа отверг. Тот обиделся, на свою кровать прыгнул и к стенке отвернулся. А утром опять стал нудить. Потом признался, что идти один боится. Бабка нагадала ему, что в лесу заблудится и сгинет. А благодать небесную получить – ох, как хочется!
Дима скрепя сердце согласился. Не хотел туда идти, но видел, что соседа не отговорить. Еще и в правду заблудится. Николай прямо духом воспрял и повеселел.
- Димитрий! Я ключ от дальней калитки достану. И где весла брат Серафим прячет, знаю. К утру обернемся – никто и не узнает.
Без приключений причалили к противоположному берегу. Лодку привязали и по тропинке в лес углубились. Фонарик Дима у отца Иона взял без спроса. Надеялся утром на место положить. Только к трем часам к какой-то воде вышли. А что за озеро? У кого спросишь? Ночью вся вода черная. Воняла только. Смрадом каким-то воняла. Продрогли. В мае - то холодно еще. Николай первым в озеро вошел. А Димка все не решался. Наконец набрался мужества и окунулся с головой. Испугался сильно. Словно кто-то вниз тянул и не давал вынырнуть. И ноги тяжело барахтались, будто плотность жидкости иная, чем у воды.
Выползли на берег, а зуб на зуб не попадает. И одеваться нельзя пока не обсохнут – вся одежда провоняется. Еле-еле к рассвету успели воротиться. Озеро, как оказалось, совсем недалеко от реки было. Больше проплутали. Всю дорогу Николая костерил:
- Ну что нашла на тебя благодать? Ни себе, ни мне покоя! От этого запаха сегодня к пчелам хоть не подходи! Вот прознает Благочинный – будет нам благословение Господне на скотном дворе.
Так поход за благодатью ничем и закончился. Не узнала монастырская братия. Наказания за свой поход не заработали – и за то спасибо!
Монастырь надо сказать, богатый был. Одних уликов около ста, да коровник, свиньи, рыбацкая артель, сад большой. Единовременно до трехсот человек трудилось, не покладая рук. Мало того, что настоятель умел с архиереем общий язык находить, так еще и бизнесмены местные помогали стройматериалами и бригадами. Деньгами старались у них не брать, так как все наверх уходило.
Игумен Филарет стройку любил. Затеял новый притвор к храму достроить. Приехал местный предприниматель – Игорь Леонидович, серьезный мужчина, хозяин нефтеперерабатывающего завода, много сил и средств положивший на процветание монашеской обители. Пока с Экономом о строительных делах беседовал, Дима неподалеку крутился. Эконом отошел куда-то, он моментом и воспользовался.
- Вы меня простите за ради Бога! Я это.., – мялся он. - Мне сон приснился, что хотят вашу дочь похитить и на наркотики подсадить. А вас… А вас - убить. И все имущество на нее перевести. А заправляет всем лысый такой с родимым пятном на затылке, – выпалил на одном дыхании и сам замер от сказанного.
По правде, сон этот снился ему не в первый раз. Сначала он и внимания не обратил, потом задумываться стал. И вот набрался смелости и все Игорь Леонидовичу вывалил. Тот посмотрел на него внимательно и неожиданно спросил:
- Парень! А у тебя тут все нормально? – и покрутил пальцем у виска.
Димка смутился и убежал. И потом долго размышлял: правильно ли поступил?
Правильно! И реакция предпринимателя была нормальная. Он наверно тоже у виска бы покрутил.
Прошел месяц. По монастырю поползли слухи, что в городе бандитские разборки были. Много людей постреляли. А потом опять Игорь Леонидович в монастырь приехал и на пасеку заглянул. Медка попробовал, с отцом Ионой чаю попил, а когда уходил, мимо Димки прошел и тихонько так:
- Спасибо парень! - Так тихо сказал, что пасечник и не расслышал ничего.
А до этого еще случай был. Приснилось, что трудник Алексей с лесов упал. Доска обломилась, и он с верхотуры вниз и полетел. Да такой сон ясный, как в кино. Все рассмотрел до мельчайших подробностей. Алексей тот, никчемным человеком был. Бывший уголовник, невесть как сюда прибившийся. Задирался вечно. Дмитрий стороной его обходил. Но сон в душу запал. Все не знал, как преподнести. Подошел к бригадиру, когда тот возле лесов крутился и на доску вверху показал. Мол видел, как она под строителем сильно прогнулась. Тот не поленился на следующий день сам наверх слазить. А потом подошел к Диме в столовой и говорит:
- Глазастый ты! Доска эта с гнильцой попалась. В любой момент могла треснуть.
А через неделю после визита Игоря Леонидовича, отец Иона завел разговор о том, что интересовался Игумен, готов ли Дмитрий чин послушника принять? И Наместник хвалил, уж больно усерден к молитвам.
Дима долго молчал, а потом рассказал ему и про Черное озеро и про сны свои. Теперь очередь старшого молчать пришла, переварил, собрался с мыслями.
- Я сейчас все писаные и неписаные законы нарушу и разговаривать с тобой буду не как брат Иона, а как мирянин.
Понимаешь, Дима, я считаю, что искупления искать и грехи замаливать ты еще успеешь. Это от тебя никуда не уйдет. Оно с тобой всегда в сердце будет. Может, Господь другой шанс хочет тебе дать? Для искупления. А? Николай ведь с озера ни с чем вернулся. А на тебя благодать спустилась. Значит, чисты твои помыслы. Надеется на тебя Всевышний.
Я ведь только десять лет как здесь. Все у меня было! И почёт, и уважение, и семья, и большая квартира рядом с Невским проспектом. Мы с женой на одной кафедре работали. А тут повадилась одна студентка на переменах захаживать. То мазь для суставов ей от бабки с Адыгеи принесет, то книгу редкую мне достанет по психологии. Девочка умная, не местная, из Майкопа. Как-то пригласили ее на дачу – помочь варенье сварить. Общий язык с Надей моей она быстро нашла. Жена приболела, так помогать вызвалась. И за лекарством сбегает, и по дому приберется. Пошла моя в поликлинику, тут и горе приключилось – под машину попала. Водитель «Жигулёнка» клялся и божился, что неожиданно женщина на дорогу выскочила. И свидетель нашелся, который его слова подтвердил. Схоронил ее и в пятьдесят с хвостиком, вдовцом остался. Сын уже в Финляндии жил, а я один в четырех комнатах да четырех стенах. А Марина, студентку ту Мариной звали, считай, вытащила меня из депрессии. Она да работа. Сначала готовила мне, по дому помогала, а потом и вовсе переехала. Ласковая, кроткая. Все в глаза заглядывала – готова была с места вскочить и бежать желания мои исполнять. Короче, привык я к ней, а через год и поженились. Как-то так!
Я против был. «Ты же молодая, красивая! Зачем я тебе?» - не отговорил. «Люблю, – отвечает и всё! - Ребеночка от тебя хочу! И больше мне ничего не надо». И вроде как счастье мне опять привалило, а здоровье под откос пошло. То голова закружится, то тахикардия нападет. Обследование прошел – все нормально. Но чувствую, не так что-то. Сны тяжелые и липкие пришли. Раньше у меня вообще сновидений не было.
А Марина вокруг крутится, воркует как голубка, а я не в своей тарелке и все.
Тут на дачу поехал, а она дома осталась. Я еще по пути, на кладбище, на могилку к жене забежал, а потом на даче прямо сморило меня. Проспал до вечера. И сон ясный-ясный привиделся. Жена- покойница приснилась. Вот прям как живая.
И говорит: «Ты, Ваня, не доверяй ей! Разлучница она и убийца! Не ты ей нужен, а квартира наша. С душком девка, не та, за которую себя выдает! Меня чем-то опоила, так что я сама не своя на дорогу и выскочила. А сейчас тебя травит. Потихоньку в минералку твою любимую, порошок подсыпает. Поэтому тебе все хуже и хуже. Ты мне не поверишь, конечно. Но понаблюдай за ней. Христом Богом прошу!» А Надя моя, царство ей небесное, за всю жизнь никого не оговорила и никогда от нее плохого слова про людей не слышал.
Вернулся домой никакой. В глаза не могу Марине смотреть. А она ластится, как тот котенок. На следующий день взял я бутылку минералки, которую мне к завтраку поставила, мол, сейчас не хочу, а на работе выпью, и в лабораторию. А девчонки в минералке что-то непонятное нашли. Бабка ее травницей была. По всей видимости, через нее гадость эту и получала. Из красавки или белены и дурмана что-то галлюциногенное с сильным психотропным эффектом. Я тогда два плюс два сложил и все понял про свое самочувствие и симптомы. Уехал на дачу и два дня голову ломал. Если бы сразу домой заехал – мог не выдержать и грех на душу взять. Успокоился, вернулся и с порога, как бы в спешке, сообщил, что срочно в командировку уезжаю. А самого аж выворачивает наизнанку - какой же я психолог, знаток душ человеческих, если такую змею на груди пригрел?
Взял расчет на работе и сюда. Игумена Филарета я и раньше знал. На конференциях пересекались. Все ему рассказал, как на исповеди и попросил убежища временного. После того сна я, Дима, в Высший разум и поверил.
- А как же Марина? Неужели не наказали ее? – спросил Дима.
- Я нет! Благодаря игумену и Господу нашему Иисусу Христу не взял грех на душу. А через год её с перерезанным горлом на даче нашли. Следователь меня вызывал, да рассказывать мне нечего было. И алиби у меня железное. Убийцу так и не нашли. А квартиру я потом продал, и деньги монастырю пожертвовал.
Вот здесь теперь вину свою и искупаю. Да вместо людей с пчелами дружу. Они не предают.
А ты возвращайся с миром в общество и твори благие дела. Это будет твое искупление и твой крест, а мы уж тут за тебя помолимся. Об одном всегда помни – благими намерениями выстлана дорога в ад. Сегодня чуть отступил от себя и от Бога, а там глядишь, завтра, и опутает дьявол сетью. Будешь на мир искаженными глазами смотреть с ложной уверенностью в правильности своих поступков. А ведь они уже не будут богоугодными. И сам не заметишь, как изменишься и слугой темных сил станешь. Всегда это помни. Иди с Богом! А с настоятелем я сам переговорю.
- Спасибо…, отец… Иван Николаевич, но мне не хочется в суету городскую возвращаться. Наверно привык я уже здесь, – растерянно пробормотал Дима.
- Иди и не бойся! Господь с тобой! Я наместника уговорю, чтобы препятствий не чинил. Игумен наш в Епархию на пару дней уехал, так что на себя этот грех возьму.
С тяжелым сердцем и смутной верой в будущее покидал Дима обитель и её обитателей, приютивших в тяжелую минуту. Отошел уже достаточно, обернулся еще раз, перекрестился троекратно и неожиданно для себя поклонился… в пояс. На душе стало легче. Закинул за спину свой неизменный рюкзачок и зашагал к автобусной остановке.
***************
Москва встретила равнодушно. В квартире было по-особенному пусто, за исключением почтового ящика, забитого квитанциями и угрозами по оплате задолженности за коммунальные платежи.
Продолжение:
http://www.proza.ru/2014/08/08/2078
Фото из интернета.