На свидание...
В Форосе в восемь утра - пустынно и прохладно.
Поднимаюсь по кипарисовой аллее до шоссе Севастополь – Ялта. Не перестаю радоваться скорой встрече с Люсей и разгорающемуся солнцу над морем. Светило начинает сказочно окрашивать тёплым светом свинцовые горы, а у их подножия – сумрачную зелень лесов.
Солнце разгорается – поднимая море к синим небесам!
Спешу! Склоны гор начинают ослепительно белеть!
В жарком воздухе всё чаще проносятся рейсовые автобусы. В ушах стоит непрестанный звон цикад. Всё тело обдают волны горячего воздуха!
Ныряю в тень леса, и, по каменистой тропе, сбегаю к посёлку Меллас. Под ногами - заросли колючей иглицы, а над головой сень кипариса, скалистого дуба, бука, кизила, клёна – и всё это перевито плющом - «удавом».
Ноги выносят меня на солнечный склон со старыми кустами виноградника, ежевики и шиповника. Под ногами – две чистенькие пятиэтажки сотрудников санатория.
Перед домами – каменные кладки противооползневых стен.
У дома меня встречает дворник, по прозвищу Штирлиц, и долго допытывается : кто я и к кому иду?..
Но вот я, наконец-то, звоню, и слышу за дверью лай Мухтарика. Жена, почти раздетая, открывает дверь. Как же тихо и уютно в квартире! А какой захватывающий вид на белоснежные горы из застеклённой лоджии! Какая несправедливость – жена спит на лоджии, на двухместной кровати!
Люся весело смеётся и идёт к дверям выпроваживать упирающегося Мухтарика на улицу...
После ванной затихаю на кухне, а жена вьётся надо мной, как пчёлка, - салат из помидор, хлеб с креветочным маслом, яичница из пяти яиц, натуральная скумбрия, жареное мясо, сосиски, селёдочка, щи…
А ещё стакан Массандровского портвейна (у тестя в секретере – целая коллекция крымских вин!) и компот из персиков, кизила и груш!
И вот, под любопытными взглядами жильцов, мы, наконец, спускаемся по извилистой асфальтированной дороге к далёкому морю.
Тесть, отдыхая в санатории МК партии, после смерти жены, познакомился с моложавой сотрудницей и остался жить в Крыму. Ему 70, а ей 51 год. И устроился на работу в санаторий. И мы с женой теперь частенько ездили в его московскую квартиру, прибраться, полить цветы и отдохнуть на ВДНХ.
Жена предложила посидеть на «Скамейке любви». Головы наши пошли кругом! Под ногами зиял обрыв над синей бухтой! И, если бы не гул смолистых крымских сосен, то можно было бы услышать шум морского прибоя о скалы!
Жена теперь стала моим экскурсоводом. Мы держим друг друга за руку, - и я просто пьянею, вдыхая ароматы цветущих магнолий! Всё здесь меня потрясает – розарии, фонтаны, цветники, огромные ливанские кедры, веерные пальмы, белоснежные корпуса, увитые цветущими лианами глициний, древовидные можжевельники!..
- Это почта, – показывает Люся. - А вот расписание занятий лечебным терренкуром – хождением по горным тропам. А вот открытый кинотеатр – мы ходим сюда втроём смотреть новые фильмы, как стемнеет.
Жена открывает дверки в скале, где льётся минеральная вода, похожая по составу на Ессентуки - 20. В шкафчике стаканы под хрусталь. Пьём холодную и мягкую воду, завороженно глядя на вершины голубоватых гор.
- В тёплые зимы, - сказала жена, - здесь всё время что-то цветёт! Так мне объяснила мачеха.
Даже дорожки, ведущие к морю, – усыпаны цветочными коврами - где не прекращается гул пчёл.
Наконец, мы ступаем по ослепительно белой и горячей гальке. На пляже тихо – мёртвый час. Изредка по громкоговорителю женщина, в который раз, просит принести в будку спасателей стаканы с подстаканниками (здесь чай раздают в 11 утра ).
На хруст гальки под нашими ногами никто из отдыхающих не отреагировал. И мы вскоре были заворожены полуденной тишиной и мерными накатами жемчужного моря!..
Вдали покачивались красные буйки-отдыхалки, а за ними слегка потрескивали на ветру ограничительные флажки. Даже чайки в горячем воздухе парили в полной тишине.
Жена одела новенький оранжевый купальник, и пошла побродить в тёплой воде.
« Хорошенькая!» - сказал я себе привычно.
Одел маску с трубкой и легко ушёл на глубину, в голубо-зелёную дымку моря.
Под толщей воды - в ушах что-то звонко застучало, заскрипело и затенькало... Столбы солнечного света проворно щупали раскачивающиеся водоросли, обломки скал, обросшие мидиями, галечные «полянки», мохнатые кабели, уходящие на глубину…
Вот трётся о камни стая серебристых лобанов. А вот плюются песком усатые барабульки. Из скал выходят посмотреть на меня любопытные чёрные «ласточки» и разноцветные зеленухи… У ослепительной поверхности воды мелькают ультрамариновые спины стаек ставридок, обкусывающие голубые оборочки прозрачных медуз.
Временами меня охватывает какое-то реликтовое чувство - словно я нахожусь в своей родной стихии. И даже начинаю играть с крабиками…
На берегу мирно спала в шезлонге моя жена, выставив на солнце только ноги. Не стал будить, пошёл побродить по набережной, где из воды поднимались обломки скал.
- Иди, сходи к источнику, - просит Люся.
Напрямую карабкаюсь в гору и приношу бутылку с минеральной водой.
- Так быстро? – недоумевает жена.- И добавляет: - Иди, налови немного котам.
Иду половить с бетонного пирса.
С трёх до пяти - тёща приходит отдохнуть домой. И мы терпеливо ждём - чувствуя, как в животах у нас урчит от голода…
Когда мы подходим к посёлку, Люся начинает бросать пойманную рыбёшку полудиким кошкам. Тут даже котята, шипя, волокут добычу по отвесным кручам к стволам «иудина» дерева (говорят, что оно сильно пахнет перед дождём, и, первое среди других деревьев, цветёт ранней весной, прямо из ствола и ветвей).
Поздно вечером мы неохотно прощаемся. И я ухожу в Форос. Люся долго снизу машет мне ладошкой, пока я, наконец, не пропадаю в зарослях деревьев. Внизу остаётся пляж и корпуса закрытого представительства СЭВ…
Иду бодро и радостно! И возвращаюсь к Сергею и детям, на свою открытую лоджию. И долго смотрю перед сном на раздвижные сушилки с бельём в соседнем доме. А ночью засыпаю – под усыпанным алмазами чёрным небом и вспышками прожекторов.
Кажется, тёща вскоре пригласит меня пожить в её доме…