Пожилая супружеская пара прибавила шагу, настороженно кося взглядом в сторону небольшой группки, состоявшей из четырех мужчин. Почтенным горожанам их вид не внушал доверия: запыленная, выгоревшая на солнце одежда, лица, потемневшие от тех же солнца и пыли, а главное – немалое количество оружия, которым были обвешаны мужчины. Двое из них выглядели поскромнее, держались поодаль, двое других беседовали. Их свободные позы, полное безразличие к прохожим, которым они загораживали проход и чье недовольство игнорировали, поглощенные своим разговором, все это вкупе с уже упомянутым воинственным видом отбивало охоту возмущаться даже у обычно задиристых подмастерьев и бесцеремонных мальчишек, бывших в трактирах на побегушках. Они обходили мужчин стороной, в утешение бормоча себе под нос разные нелестные слова, из которых можно было понять, что мужчины – военные, недавно вернувшиеся из похода, что таких вблизи улицы дю Бак слишком много, и что связываться с ними себе дороже.
И это было совершенно правильно, потому что, судя по хмурому выражению лиц, настроение у господ военных было не лучшим.
- Теперь что же, нам всем в отставку?
- Нас не будут спрашивать, Портос.
- А мы только обрадовались, что сменили господина де Бранта на маркиза де Монтале!
- Будет кто-то другой.
- И что-то другое? Вы так думаете, Атос?
Собеседник Портоса прикусил губу, словно не решаясь горьким замечанием лишать друга возродившихся надежд. Портос стукнул кулаком о кулак:
- Не наша вина в том, что Монтобан не был взят, и вся кампания закончилась ерундой. Подумаешь, расформировали. Король просто хочет навести порядок в войсках. – Он уверенно кивнул. – Да! Надо сходить в казармы.
- Идите.
- Вы говорите таким тоном, будто прощаетесь.
- Да, я хотел попрощаться.
- Атос! Вы оставите меня одного?
- У Вас будут новые товарищи.
- Новые? Хм. Большое дело знать, кто рядом с тобой. С Вами я был совершенно спокоен.
- Я с Вами тоже, – тихо ответил Атос.
- И все-таки…
- Прощайте.
Атос резко развернулся и быстро пошел прочь. Портос успел только нахмурить брови и открыть рот для ответа, но говорить уже было не с кем. Он растерянно огляделся, подумал и медленно побрел в сторону улицы дю Бак. Слуга плелся следом.
Второй слуга еле поспевал за своим господином, который явно забыл о его существовании, так стремителен был его шаг и настолько искажено лицо.
Пройдя добрых две сотни шагов, Атос остановился, не зная, куда идти. Улица и отходившие от нее переулки были одинаково неприглядны, заваленные мусором, залитые помоями. Незнакомые ему люди шмыгали вдоль стен, с подозрением и враждебностью поглядывая на чужака. Для Атоса они тоже были совершенно чужими.
На лице бывшего карабинера отразилось чувство очень похожее на безысходность. Но рядом был слуга, Гримо, и Атос, почувствовав его присутствие, снова стал замкнут и сдержан, по крайне мере, внешне. Возможно, это внешняя перемена повлекла за собой внутреннюю, но через полчаса Гримо и его господин входили в ворота казарм на улице дю Бак.
Там уже было человек десять-пятнадцать. Стояли группами и поодиночке. Обиженные и нарочито равнодушные, взволнованные и недовольные, озабоченные и растерянные. Увидев Атоса, Портос с радостным восклицанием бросился ему навстречу:
- Вы решили, что оно того стоит?
Атос серьезно кивнул:
- Да. Знать, кто рядом с тобой.
- Тут говорят, что будет набираться новый элитный полк!
- Неважно.
- Не скажите. Маркиз де Монтале мог бы многих рекомендовать, он знает, на что мы способны.
- Отсиживаться за спинами других? – Презрительная реплика прозвучала слишком громко – говоривший явно не рассчитал.
- Вам об этом рассказали лошади кавалеристов, которых Вы стерегли в рощице, пока мы пытались закрыть броды через Аверон? – холодно поинтересовался Атос.
- Я не с Вами разговариваю, сударь, оставьте меня в покое.
Портос насмешливо фыркнул:
- Однако, мы так и не увидели Вашу полусотню, господин лейтенант.
- Потому что я не трачу время на глупые затеи.
Звуки вынимаемых шпаг слились в один – шелестящий и полный угрозы. Бывший лейтенант, уже бледный, облизал сухие губы и сказал, стараясь не утратить высокомерного тона:
- Я не боюсь. К тому же, никого из вас, – он дернул подбородком в сторону толпившихся во дворе карабинеров, – я не увижу в новом полку.
- Безусловно, – кивнул Атос.
- То есть? – Портос широко раскрыл глаза.
Атос сделал выпад – намеренно не слишком резкий, чтоб лейтенант успел достать шпагу.
- Мертвых, Портос, не принимают на службу. Защищайтесь!
Рука лейтенанта дрогнула, отражая удар. Следующий мог его прикончить – Атос наступил на шпагу опустившегося на колено лейтенанта – но кто-то остановил Атоса, придержав за локоть.
- Довольно!
В тоне говорившего было такое снисходительное презрение к поверженному, что Атос, недовольно дернув плечом, убрал оружие в ножны.
- Я не собирался его добивать.
- Тем более, что вы действительно не увидите друг друга в новом полку. Вам, э-э-э… господин бывший лейтенант? – герцог де Люксембург дал сомнительную характеристику. Что касается маркиза де Монтале, он рекомендовал гнать Вас в три шеи… невзирая на высокое родство. А Вы, – неожиданный «миротворец» повернулся к Атосу, – и Вы… – он указал пальцем на Портоса, – для начала покажетесь мне в манеже.
Друзья с удивлением посмотрели на неизвестного им господина, который распоряжался с такой непринужденностью. Среднего роста, черноволосый, смуглый от природы, но со следами упорной борьбы за аристократическую бледность на лице, господин выглядел так уверенно, что эта уверенность должна была иметь под собой нечто большее, чем просто природную склонность.
- Вы не знаете, с кем связываетесь, – прошипел бывший лейтенант.
- Достаточно, чтоб знали меня. Господин де Тревиль!
В рядах карабинеров раздался одобрительный гул. Атос и Портос слегка склонили головы в знак уважения. Тревиль самодовольно улыбнулся.
- Маркиз де Монтале будет капитаном нового полка пока не получит другого назначения. Формирование же поручено мне. Я жду вас в манеже, господа. К Вам, сударь, – Тревиль пренебрежительно глянул на бывшего лейтенанта, – как я уже сказал, у меня нет никакого дела. Можете быть свободны.
Движение Атоса было едва уловимо, но Тревиль его заметил:
- Оставьте. Не к лицу тратить силы на ничтожного человека тому, кто один стоит десятерых.
Портос хмыкнул. Тревиль перевел взгляд на Атоса – верхнюю половину его лица скрывала тень от шляпы, и глаз не было видно, но губы уже стали презрительно кривиться. Тревиль невозмутимо повторил:
- Да, десятерых и это не лесть. Если бы я захотел льстить, то сказал бы, что каждый из вас стоит сотни.
Теперь усмехнулся и Атос. Тревиль кивнул, словно подводя итог, и закончил деловым тоном:
- После извольте посетить мой особняк на улице Старой Голубятни. Он еще не совсем готов, но это не важно. Вы будете являться туда каждый день, так что не будем откладывать знакомство. Честь имею, господа!
В тот же вечер, уже уходя из особняка, Атос бросил задумчивый взгляд на сиявшие в темноте окна, в которых мелькали силуэты гостей де Тревиля. Портос тоже обернулся и с трудом подавил вздох:
- Гасконец, что Вы хотите! Он будет задирать нос даже без повода.
- Он это заслужил.
- Де Тревиль – пожалуй. Но, все же, мог бы не красоваться своими знатными гостями.
Атос улыбнулся:
- Портос, Вы стоите их всех. Поверьте.
Смущенный, но довольный Портос хлопнул друга по плечу:
- Вы тоже, милый мой. Хотел бы я поглядеть на этих шаркунов под пулями гугенотов. И, кровь Господня, как говорит де Тревиль, охранять короля не так уж плохо. Портос, Атос – отличные имена для мушкетеров, Вы не находите?
Атос снова улыбнулся и кивнул. Он последний раз глянул на окна особняка, пренебрежительно пожал плечами, и прибавил шагу, догоняя Портоса, совершенно равнодушный к тем, чьи силуэты отражало оконное стекло.
Но раньше, пусть на миг, блестящая поверхность сумела задержать его взгляд, волнуя воображение своей способностью соединять реальности, одновременно показывая то, что за окном, и того, кто смотрит извне. Обыденное волшебство, но неизменно притягательное для людей хотя бы сколько-нибудь наделенных если не впечатлительностью, то восприимчивостью.
Далеко от Парижа, далеко как пространством, так и временем, так же невольно вглядывалась в прозрачную, казавшуюся одушевленной, темноту стекла девушка. Стекло невидимо, и оттого то, что отражается в нем, кажется особенно реальным, настоящим, существующим само по себе. Девушке привиделись какие-то тени и мужской силуэт, заставивший ее вздрогнуть и отшатнуться. Голос того, чье отражение испугало ее, напротив, успокоил ее, и вызвал едва слышный вздох облегчения.
- Вы так восхитительны на этом темном фоне, миледи. Как воплощение всего светлого и чистого, ясный ангел. Простите, – лорд Винтер, смущенный своим откровением, виновато поглядел на Шарлотту Баксон. – Я говорю какие-то глупости. Я не умею делать комплименты.
- Вам не нужны слова, за Вас говорят Ваши достоинства.
- Мои достоинства? – лорд мучительно пытался улыбнуться, но непринужденность не давалась ему. – Наверное, моя храбрость, раз уж я решился на комплименты, и мой ум, сделавший их такими неуклюжими.
- И безупречная верность! – словно вдохновленная внутренним порывом, заставившим ее забыть о сдержанности, воскликнула Шарлотта. Френсис вздрогнул и бросил невольный взгляд на портрет своего отца.
- Да, безупречная верность… – эхом отозвался молодой лорд. – Как же Вы чисты и невинны…
Он с мукой смотрел на девушку, но не сделал к ней ни шагу, хотя ее открытый и казавшийся таким искренним взгляд, непреодолимо притягивал его.
- Леди Баксон, миледи, я должен показаться Вам тираном, жестоким и несправедливым человеком. Вы будете вправе бросить мне этот упрек после того, как я сам, предложив помощь, теперь вынужден просить Вас отказаться от нее. Вы не можете больше оставаться у меня в поместье.
Испуг Шарлотты был совершенно неприкрытым.
- Как? – это было единственное слово, которое она сумела выдавить.
Френсис кинулся было к ней, но с очевидным усилием удержал себя:
- Миледи, я выполню любое Ваше пожелание, я помогу Вам устроиться в Вашем доме в Лондоне или в другом месте, где Вы пожелаете. Все, что Вы хотите! Но Вы не должны больше здесь оставаться, умоляю, уезжайте!
Он действительно молитвенно сложил руки – застывшая статуя, своей бледностью почти сравнявшаяся с мрамором.
- Я так Вам ненавистна?
- Нет, – глухо, едва слышно пробормотал лорд Винтер.
- Я, по крайней мере, могу узнать причину? Я чем-то стеснила Вас? Мои запросы были чрезмерны? Мое поведение предосудительно?
На каждый вопрос лорд отрицательно качал головой.
- Тогда почему? Я ищу причины в себе и не нахожу!
- О, миледи! Вы… Вы безупречны! Красивы! Скромны! Так приветливы и ласковы! Так добры!
- Тогда почему? – Шарлотта улыбнулась – нежно и грустно. – Почему Вы прогоняете меня? Вы не хотите, чтоб я была рядом? Подле Вас?
- Безумно хочу! – Лорд сам не понимал, как вырвалось у него это признание. Но не зря говорят, что сказанного не воротишь, теперь уже невозможно было молчать.
- Ваши мысли так чисты, что Вам и в голову не приходило, чем было Ваше присутствие для несчастного…
- Вы несчастны? И я тому причиной? О, милорд! Если бы я только догадывалась, если бы я только знала, что я делаю Вас несчастным, я бы в тот же миг ушла, исчезла, лишь бы Вы могли снова радоваться жизни!
- Миледи, – Винтер горько рассмеялся. – Какая злая ирония! Ваше искреннее сочувствие предлагает мне лишиться того, что было единственной моей радостью.
- И моей…
Шарлотта тут же закрыла лицо руками, но эти два слова все же были услышаны лордом Винтером.
- Значит, мои чувства не оскорбляют Вас?
Все так же, пряча лицо, она покачала головой.
Лорд молчал, и молчал так долго, что Шарлотта, наконец, медленно опустила руки и осторожно, из-под ресниц, поглядела на молодого человека. Но он смотрел не на нее, а на большой щит с гербом, украшавший высокий каминный портал. Как все по-настоящему древние гербы, этот содержал лишь основные геральдические фигуры, без излишеств. Своей суровой простотой он резко выделялся среди изысканной и роскошной обстановки. Лицо лорда, обращенное к этому символу рода, стало столь же суровым и мрачным, а во взгляде читалась обреченность и какая-то горделивая покорность, словно груз, давивший ему на плечи, был не только тяжел, но и почетен.
- Было бы бесчестно воспользоваться Вашим расположением, – с трудом выговорил лорд Винтер. – Я не смею просить Вас остаться.
Шарлотта, едва заметно хмуря брови, тоже не сводила глаз с семейного герба и не сразу ответила Френсису.
- Я… Я бы ответила отказом. Да, Вы правы – какая злая ирония! То, что могло бы стать величайшим счастьем, оказывается причиной горчайшего разочарования. Узнав о Ваших чувствах, милорд, я ни мгновения не могу оставаться здесь. Наши отношения уже никогда не будут прежними – бесхитростными и невинными. Мы расстанемся навсегда!
Винтер сгорбился, его руки бессильно повисли вдоль тела, а горькая улыбка скорее походила на мучительную гримасу:
- Навсегда…
- Но прежде, я тоже должна сделать признание. Вероятно, это не имеет большого значения, просто мне хотелось, чтобы между нами не осталось тайн. Считайте это знаком моего искреннего расположения и проявлением чувства глубокого уважения и признательности, которые я всегда буду испытывать к Вам, лорд Винтер.
- Признание?
Френсис, словно ожидая еще одного удара, устремил на Шарлотту умоляющий взгляд.
Она прижала руки к груди и опустила глаза:
- Да, признание. Я не все рассказалa Вам о своей семье. Вы были так добры ко мне, что я не хотела обременять Вас знанием, кому в действительности Вы оказали помощь. Вы считали меня бедной девушкой, и это давало Вам свободу действовать. Знай Вы мое настоящее имя, это совершенно изменило бы ситуацию, и потребовало бы от Вас совсем иных услуг, а я ни в коем случае не желала обременять Вас.
- Я не понимаю. Вы – Шарлотта Баксон, дочь французского дворянина и английской дамы, благородная девушка, ставшая жертвой алчной родни. Любой оказал бы Вам покровительство!
- А если бы на моем месте оказалась Ее высочество Елизавета Стюарт? – с кроткой улыбкой поинтересовалась Шарлотта.
Френсис неуверенно улыбнулся:
- Вы же не принцесса!
- Да, – Шарлотта подарила Винтеру еще одну нежную улыбку. – Но Вы понимаете теперь? Пока Вы полагали, что я Вам неровня, это давало Вам свободу, Вы были вольны проявлять христианское великодушие к бедняжке. Сейчас, когда мы расстаемся навсегда, я могу назвать свое имя. Я хранила его в тайне лишь потому, что опасалась за Вас, – милое смущение, вызванное этим признанием, отразилось на лице Шарлотты. – Мои родные слишком могущественны, узнай они, что я осталась в живых, что Вы посмели оказать мне поддержку…– Она грустно покачала головой. – Ваша доброта не заслужила такого.
Девушка на мгновение умолкла, словно собираясь с силами, и лорду Винтеру казалось, что такое решительное усилие сейчас доконает это хрупкое создание.
- Имя моего отца… граф де Ла Фер. Среди моих ближайших родных – Монморанси и Роаны. Для них я – ничто, пылинка, неприятное последствие минутной прихоти вельможи, по своему капризу женившемуся на красивой англичанке, которая, к радости семьи, умерла так скоро и, на их счастье, оставила дочь, а не сына. Глупость, в которой мой отец раскаялся еще при жизни жены, и перенес на меня эту холодность и презрение. Когда он еще был жив, он собирался отправить меня в самый дальний и бедный монастырь, какой только есть во Франции, чтоб только никогда не вспоминать о своей опрометчивой женитьбе. Теперь Вы знаете все. Ваша честь будет мне порукой в том, что моя тайна останется тайной, потому что лишь тень, в которой я укрываюсь, дает мне надежду на жизнь. Огласка немедленно погубит меня, отдав в руки могущественной родни. Я не проживу и дня, и увлеку в небытие всех, кто посмел стать на мою защиту. Позвольте же мне уйти в тень, туда, откуда я пришла, и унести в своем сердце Ваш образ, как единственное сокровище, которое есть у меня. Прощайте!
Лорд Винтер опустился на колени и, схватив протянутую ему руку, прижал ее к сердцу:
- Окажите мне честь стать моей женой! Вы достойны меня!
Шарлотта ахнула и закрылась свободной рукой.
- Нет, я не должна подвергать Вас опасности. Ради Вас – нет!
- Шарлотта, – Френсис поднялся, продолжая сжимать руку девушки. – Я… Я люблю Вас! Люблю как никого раньше! Клянусь жизнью моего брата и моей честью, что Вашу тайну никто никогда не узнает. Вашим именем станет имя Винтер, и оно будет Вам защитой.
- Но, милорд… Френсис, – Шарлотта снова смущенно прикрылась рукой. – Как быть с венчанием? Мое настоящее имя будет оглашено во всеуслышание? Вы же откажетесь венчаться здесь, в домовой часовне, тихо и без всякой пышности?
- Шарлотта, счастье мое, значит, Вы согласны? О, если так, мы будем венчаться где и когда Вы пожелаете! Только мы и свидетели, которых требует закон.
- Свидетели?
- Не волнуйтесь, любовь моя, я выберу самых недалеких и туповатых из здешних дворян, они толком ничего не поймут.
- Тогда уж лучше глухих, – невольно усмехнулась Шарлотта.
Френсис рассмеялся:
- Как пожелаете! Мне кажется, я никогда не был так счастлив. Я думал, что уже разучился смеяться. Господи, Шарлотта, что с Вами?
Френсис подхватил внезапно побелевшую девушку и испуганно стал хлопать ее по щекам:
- Вам дурно?
Немедленно были вызваны служанки, лакеи, прочая прислуга; все, кто только услышал громкий призыв хозяина, бросились в комнату на помощь Шарлотте. Ее отвели в спальню, но там она пожелала остаться одна, раздраженным жестом выгнав всех, даже свою горничную. Едва дверь захлопнулась, Шарлотта кинулась к шкафчику у постели и достала склянку с какой-то жидкостью. Сделав два больших глотка, девушка прижала руки к судорожно дергавшемуся горлу, и некоторое время тяжело дышала. Постепенно приступ тошноты прошел, и Шарлотта опустилась на кровать.
- Как вовремя. Еще несколько недель, и я уже не смогу скрывать свое состояние. Какой идиот! Надо немедленно обвенчаться и «обрадовать» этого глупца, что я беременна.