Люди глупы. Люди так безумно и совершенно одинаково глупы. Но это не главное в списке моих печалей. Хуже всего, смешнее всего, что люди не понимают, насколько умен я. Насколько я умнее их, как сильно отличаюсь, как много вижу.
Впереди слышится тяжелое дыхание, всхлипы, которые эта глупая девка не может как следует подавить. Но я запихну ей в глотку ее всхлипы, научу ее молчать правильно и величественно, когда кончится игра. Когда кончится игра. Но сейчас игра должна продолжаться. Эта девка даже глупее других, совершенно предсказуемая.
Я делаю вид, что потерял ее как зверь, который теряет след, шарит в поисках запаха жертвы, тихо-тихо рычит и направляется в другую сторону. Только я не потерял ее след, это невозможно. Она, даже сделав недюжинное усилие над собой, не смогла бы понять, кто я такой, что я такое. Она даже не смогла бы понять, что она такое.
Я знаю, как мыслят люди. Мыслят штампами, готовыми нарезками, социально одобренными стереотипами, двигаясь по тем линиям, по каким их направляет окружение. Эта девка уже применила шаблон, от которого теперь не сможет избавиться и следует по нему словно кобыла в шорах: я больной маньяк, серийный убийца, а она – жертва. Смешно, но она обрекла себя на смерть, как только применила этот шаблон, она умерла, когда посчитала себя жертвой.
Интересно, куда делась эта девка? Направо или налево? Это вопрос скорее для вас, для меня это не вопрос. Она уже четыре раза поворачивала налево… Куда она повернула сейчас?
Люди не отдают себе отчета, что при выборе одного из двух шансы всегда пятьдесят на пятьдесят. Людям кажется, что если решка выпала четыре раза подряд, то шанс, что пятый раз выпадет орел больше, чем раньше. Пытаясь создать неразгадываемую случайность, человек создает последовательность.
Четыре поворота налево, один направо. Вот мелькнула ее рука. Хорошо, что я занялся этими размышлениями, иначе догнал бы ее слишком быстро. Я вообще не сильно спешу, иду пешком, давая ей фору, время на скудные и однообразные размышления. Пусть хоть перед смертью поймет, что значит думать много, быстро, продуктивно, лихорадочно и без остановки. Думать так, как постоянно думаю я.
Когда я привел эту девку в лабиринт, то сказал, что здесь есть выход, но больше нет входа. Теперь она ищет этот выход. Смешно, что она поверила мне. Они всегда верят. Люди верят, потому что подсознательно им нужна надежда, которой они не лишатся без весомых доказательств. А еще верят в это, потому что в их мозг подгружается пачка стереотипов – лабиринт, нити, стрелки, двери, миф о минотавре… Все символы подразумевают наличие выхода.
И, что самое смешное, я не вру. У нее был выход. Был. Сейчас уже нет. Ее выходом был я. Единственный шанс и возможность – атаковать меня сразу, пока есть силы. Сейчас она бежит без перерыва уже двадцать шесть минут. Сейчас у этой девки не хватит сил. И я слышу, как тяжело и хрипло она дышит. Я заметил, что она сбавляет скорость. Мне уже все чаще приходится останавливаться, чтобы дать ей возможность убежать. Она уже слишком дезориентирована, и даже этот небольшой по размеру лабиринт кажется ей бесконечным так же, как ее маленький блеклый интеллект кажется ей целой вселенной.
Слабая и глупая попалась. Я недостаточно возбужден этой логической игрой, чувствуя себя обманутым, будто мне обещали шахматы, а подарили развивающую игру от 3 до 5 лет.
Пусть тогда она хотя бы хорошенько побегает – ее сердце будет биться так сильно. Я хочу вскрыть ей грудную клетку и вгрызться зубами в еще дергающееся сердце. Когда я думаю об этом, мое собственное сердце будто подогревает кровь и вливает ее вместе с порцией адреналина в тело.
Ониксово черный, мрачный лабиринт плывет перед глазами. Когда зверю закрывает зрение кровавая пелена, он только четче слышит и чует свою жертву.
Пора. Эта девица не принесет удовольствия своей игрой. Какая ирония. Даже в конце своей жизни она может доставлять удовольствие только своим телом. Как же мне хочется его разобрать!
Я ускоряю шаг, стараясь ступать мягче. Подо мной светятся разные неоновые дорожки, на стенах мельтешат стрелки. Вот еще один перекресток. Налево указывает стрелка. Она не пойдет налево. Стрелка выглядит неправдоподобно: она большая, красная, зловещая, привлекает внимание. Жертва должна подумать, что ей манипулируют, что направит ее либо прямо, либо налево. Эти символы всегда облегчают мне задачу.
На пути прямо лежит несколько досок, которые придется переступать. При этом, если она не успеет вовремя, то окажется на виду у своего преследователя. Вот так она выбирает самый оптимальный путь – направо. Один из моих любимых тупиков. Я не раз настигал там своих гостей.
Но поворот направо не оправдывает моих ожиданий. Бог знает, как это странно и нелепо! В тупиковом закутке пусто. Я быстро и резко разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Там никого нет. И я осознаю, как сильно завелось мое сердце от этой глупости.
На секунду мне показалось, что я недооценил эту девку. Она просчитала меня и теперь ударит по затылку подобранной в лабиринте палкой. Конечно, это глупость… Я быстро возвращаюсь обратно. Она повернула налево по стрелке. Могла ли она просчитать на ход вперед или просто настолько утомилась, что не разглядела самой очевидной опасности?
Я сам поворачиваю по стрелке налево, теперь мне приходится ускорить шаг, если я не хочу потерять след.
Развилка для тех, кто просчитал на ход дальше. Теперь остается два пути – по одному бегут неоновые дорожки слабо, но достаточно освещая путь; другая дорога сумрачная, но рельефные разводы-волны ведут именно к ней. Это ненавязчивый символ, в отличие от неоновой подсветки. Геометрические фигуры и формы воспринимает другая область коры головного мозга, проконтролировать такое влияние тяжелее, чем влияние цвета и символики.
Уверен ли я теперь, что она так глупа? Если что-то на секунду и поколебало мою уверенность, то только инстинкт самосохранения. Я смело сворачиваю в затемненный проход и слышу, как эта девка возвращается ко мне на встречу, прямо в лапы.
В этот самый момент время всегда замедляется. Я слышу ее всхлипы, стенания и шаркающие шаги, она выйдет слева, поэтому я круто замахиваюсь правой рукой, чтобы ударить наотмашь.
Время тянется маленькую бесконечность, и я успеваю представить, как смогу погрузить свои руки в ее тело. У меня аж поджимаются пальцы на ногах, мышцы невольно напрягаются и вырывается глухой и тихий протяжный стон, в котором все томление от ожидания.
Вот она показывается прямо передо мной. Я не без удовольствия замечаю как распахиваются в ужасе ее глаза, расширяются зрачки, рот медленно вытягивается… Еще чуть-чуть и она закричит. Но она не успевает. Я бью ее по голове сбоку справа наотмашь, бью, наверное, слишком сильно, и с восторгом наблюдаю, как она впечатывается в противоположную стену и скатывается по ней вниз.
Восторг уходит очень быстро. Эта девка лежит передо мной не шевелясь в дурацкой позе. Мини-юбка задралась так, что видно нижнее белье. Я прислушиваюсь и не слышу ее дыхания, наклоняюсь, чтобы проверить.
Похоже, она ударилась виском, вся правая половина лица уже окровавлена и кровь продолжает медленно течь густой струей.
Нет! Она не может так со мной поступить!
И все же пульса нет.
Я прислушиваюсь к офисной болтовне. Попивая утренний кофе, треплются две работницы среднего возраста.
«Боже мой, бедная Элис! Сколько она уже натерпелась от своей дочери! А теперь она уже неделю как пропала куда-то. Эта беспардонная девка всегда была одним разочарованием для всех в округе!»