Всё началось, когда я умерла…
Нет, не так!
Новая страница жизни открылась с пулевого ранения…
И это не вся правда!
Ладно! Последнее, что я помню из прошлой жизни, это осенняя слякоть! Я валяюсь на обочине, как раненое животное, с горящей дыркой под ключицей, и обалденный парень пытается остановить кровь, одновременно дозваниваясь в скорую и размазывая мою кровищу по своим щекам, вытирая бегущие неконтролируемые слёзы.
— Пс-с, парень! Чувак, я не сдохну, слышишь? Пуля прошла навылет, кровища не хлещет — так, капает… Хватит рыдать надо мной, как на похоронах! Тебе слёзы вперемешку с моей кровищей не идут, слышишь?
- Ты разговариваешь?
- А что, я совсем ужасно выгляжу?
- Я в тебя выстрелил…
- Убить хотел?
- С-с-случайно!
- Так ты ревёшь, потому что стрелял и теперь боишься, или тебе меня жалко?
— Всё вместе… я тебя не видел… не было тебя — просто кусты… а после выстрела ты выпала…
— А, так ты типа в шоке… слушай, симпатичный шокированный молодой человек, а ты можешь до врачей мне поулыбаться, а? Мне было бы легче. Ну, типа укрась мои последние минуты… Эй-эй! Хватит сырость разводить, ты чего ещё подзвучку включил?
Парнишка уже всхлипывал, но я так поняла, что от смеха.
— Так, давай теперь по-моему! У меня в сумке влажные салфетки, возьми и вытри лицо! Можешь считать это моей последней просьбой на сию секунду!
Взял, вытерся. Я старалась лежать тихо, хотя кровь не лилась, а действительно сочилась, но не известно, сколько выдержит пакет первой помощи, и сколько будет ехать скорая. Мысль о тампонах и прокладках в сумке, купленных впрок, грела, но парню я пока предложить воспользоваться ими не могла.
— Ну вот, теперь ты похож на симпатяшку, а мне пофигу, как я выгляжу, вот совсем.
- Я посмотрю, как там перевязочный пакет? Правда, я плохо переношу вид крови, но я должен посмотреть, ладно?
- Ладно, только тогда сначала из моей сумки возьми пакет прокладок, лучше ночных и распечатай две.
— Э-э-э… а зачем?
- У тебя много этих пакетов первой помощи? Нет, как я думаю, потому что ты на мотоцикле ехал, я слышала. А прокладки условно стерильные, впитывают много, так почему бы и нет? А раз пуля прошла навылет, нужно два пакета – со спины тоже проложить, потому что куртка то ли от слякоти мокрая, то ли от крови. Действуй, красавчик, я потерплю.
Краснея и смущаясь, он оттянул мне куртку и рубашку, лямку бюстгальтера перебило пулей, как я поняла, и поменял полный крови перевязочный пакет на прокладку. Когда парнишка меня повернул, я отключилась, но не столько от боли, сколько от ощущения абсолютно мокрой от крови спины.
Очнулась, как сказал мой лечащий врач, во время операции по зашиванию моей дубовой шкуры.
Обматерила костоправов, исполосовавших всё плечо, вырвала дренаж из раны и опять вырубилась.
Я этого не помню, зато персонал ходил ко мне потом матёрый и опытный.
Последствия отхода от наркоза.
Лейтенанта полиции мне тоже заменили. А жаль!.. Я потом видела того мальчика, с которым я должна была общаться, милый — только что из академии…
В общем, на самом деле я помню только то, что от тянущей боли в плече мне сильно хочется повернуться, а меня держит что-то…
Пришлось открыть глаза.
Связана, ой!
— А. У, — сухими губами прошептала я.
- Очнулась, пострадавшая? – пожилой незнакомый мужчина заглянул мне в лицо и пропал.
- А вы кто? – уже одними губами спросила я.
— Я из полиции, огнестрел мы отслеживаем, заявление писать будете? Что? — Долго бы он вопрошал над моим шипящим нечто, если бы не зашла санитарка.
— Мы проснулись… Сейчас развяжу — пописаешь и напою, если нормально пописаешь… Куда-куда — в судно… Давай, милая — тут все свои…
Ничего себе, свои! Этот мужик из полиции-то свой!? Хотя, мне сейчас всё равно.
И пописала, и напилась, и врача дождалась.
— Её нельзя допрашивать без моего присутствия! — И выпроводил полицейского.
Смешной осмотр, страшное перекошенное от швов плечо, шутливый врач и медсестра совсем другая, в отличие от санитарки.
- Слышала бы ты, как её зашивали! - рассказывал врач медсестре, - Это ж песня была! Неприличные частушки вперемешку с таким отборным матом, что младший медицинский персонал записывал, и мне инструменты подавать было некому.
— Это не я… — пробормотала я.
- Ага, и прокладки вместо перевязочных пакетов тоже не вы?
- Это я, но подкладывала не я…
- Знаю-знаю, видели всем отделением вашего принца, он уже всех за вас просил, всем денег предлагал, а вот полицейского испугался и сбежал. Уж не потому ли, что именно он в вас выстрелил и теперь ответственности боится?
Я мило улыбнулась, стараясь не сильно морщиться во время перевязки.
— Небо и земля, как на людей наркоз по-разному действует! У меня стаж двадцать лет. А люди всё равно не перестают удивлять.
Вот тут я про себя и узнала много интересного.
- А это вообще нормально, что я не знаю, как меня зовут?
- А вы разве не знаете? Что ещё не знаете?
— Ничего. Вот кроме того момента, когда мне парнишка перевязочный пакет на прокладки менял. Тогда я знала, что в сумке есть влажные салфетки и прокладки, а остальное не помню, вообще!
— Интересно. Я позову тут кое-кого, поговорите с ним, а потом уже с полицейским, ладно?
Мне было, в общем-то, всё равно. И чуточку любопытно.
Дополнительные обследования и анализы ничего критичного не показали, и полиция была до меня допущена.
Ушёл бедный полицейский ни с чем. По документам я совершеннолетняя, могу и не подавать заявление, если не хочу.
- Вы осознаёте, что мы всё равно будем расследовать, кто в вас стрелял? Пойдёте потом, как соучастница.
— Да вы что? Типа я сама дала в себя выстрелить? Распаляла, так сказать, и нагнетала? — даже не удивилась я.
— Вроде того, — и откланялся, обещая зайти на днях.
- Всегда рада! Буду здесь, даже не сомневайтесь!
Да, что делать со всем этим я даже не представляла. Надо мне вспоминать прошлую жизнь, не надо? Что там было, что я с такой лёгкостью от всего отказалась? Полицейский много чего рассказал — статистику моей жизни, но никак не саму жизнь. Родилась, училась, работала, не состояла, не замечена, не задерживалась. Вот так, коротко и ясно. Надо было по младенчеству хоть вытворить, что-нибудь этакое, чтобы запомнили. Сирота. Недавно. Может, поэтому так не хочется обратно, в прошлую жизнь?
Не знаю, не помню, не ощущаю.
— Защитная реакция на стресс плюс шок от пулевого ранения. Навыки все сохранились: если дать зубную щётку — зубы почистит, а не будет ею причёсываться; если дать ручку и попросить расписаться, напишет своё имя. Дайте ей отдохнуть, пока угроза не снимется, а потом решать будем, как воспоминания возвращать. И надо ли… — Хороший такой вердикт врача психиатра.
Вставать мне пока нельзя, зато ко мне бегает забавная санитарка и докладывает всё, как есть, о чём про меня и о других болтают. Это она при полицейском относительно тихая была, а без него такая общительная.
— В соседней палате не жилец — летун, с одиннадцатого этажа упал. Весь в месиво, а с виду целёхонек, но внутри каша — жить не будет, уже пахнет смертью. Тебя вона даже психу нашему показали. Чудак человек — раньше-то электрошоком всех лечили да таблетками-уколами, а этот разговоры разговаривает. Долго у него лежат, потом одаривают… он всех на ноги ставит, если надо, и не ставит, если не надо, но это дорого! Ты тут недолго будешь, по тебе видно, что сама уйдёшь скоро. А к тебе сегодня твой убивец рвался, но полицейского увидел и ушёл. Может, ещё придёт, привести его тебе, что ли? Ты что молчишь-то? Раньше вона как, матерно да по-всякому ругалась, а сейчас тихая, не зря психа к тебе вызывали.
- Вы так интересно рассказываете, мне и добавить-то нечего. Я же не помню ничего.
- А убивца своего помнишь? – хитро прищурилась санитарка.
Я улыбнулась, вспоминая его щеки в моих разводах крови и чистое личико потом. Зарёванное, но чистое и даже улыбающееся.
— Значит, проведу, вона, как улыбаешься, может и получится у вас что, если он парень хороший!
- А я?
- Что ты?
- Я хорошая?
— А ты, выздоравливай давай! Сама ходить начинай — врачи тромбов боятся, а ты потихоньку шевелись, а то совсем разболеешься.
- Спасибо вам!
А совсем поздно вечером она привела *убивца*.
Помогла мне сходить в туалет, а ещё раньше нашла нетканую рубашку – в реанимации все голые лежат, под простынкой.
— Тебя скоро переведут или сразу выпишут, как врачи наши решат, но ходячие в нашем отделении не лежат обычно. Вы тут пообщайтесь тихонько, а то не только бабе Зине попадёт, но и шефу нашему. А он уж больно душевный человек, обижать не хочется!
- Мы тихо будем. Спасибо, баба Зина! – парень что-то протянул санитарке, но она не взяла.
— Это я для неё баба Зина, а для тебя, убивец, Зинаида Патрикеевна! Ишь чего удумал, дочке немца взятку совать! — и скрылась за дверью, тихо ворча.
— Строгая какая! А пока вела сюда, улыбалась и отшучивалась. Я же не обидеть хотел, я отблагодарить. Эх…
- Убивец, а тебя как зовут? – я похлопала по краю кровати, приглашая присесть рядом.
Он выгружал на тумбочку бананы, апельсины, сок и минералку.
- Ты молчать пришёл, да?
- Не называй меня так, пожалуйста.
- А как называть, если я даже своего имени не помню? Знать знаю, а как откликаться, не помню.
— Ты лиса! Я тебя в тех листьях совсем не видел, думал, в пустые кусты стреляю… Меня Денис зовут, Дэн, иногда Данька, но это домашние, кто про второе крестильное имя знают, — подошёл и осторожно присел на край рамы кровати.
— Дэн, Данька, Денис… — попробовала я его имя на языке, и мне понравилось, как оно звучит.
- Лиса?
- Ты же уже знаешь, что меня зовут Елизавета, значит Лиза, никаких лис тут нет.
— Прости, но я же видел, прости.
— Давай я уже довредничаю, на правах больной, ладно?
— Давай, — он понуро опустил голову.
- Ты ничего не видел, а я не писала никакого заявления в правоохранительные органы. И теперь мне грозит административное разбирательство по поводу огнестрела и соучастия в нём. Типа того, что я специально встала на линии огня или спровоцировала тебя на стрельбу, понял? Я не хочу никаких разбирательств. Понял?
— Ты — что?
- Спровоцировала.
— Нет, я про заявление. Почему не написала? я же стрелял…
— Дэн, во-первых, я тебя не видела. Я помню неотчётливо звук мотоцикла от дороги и только потом выстрел. Я тебя не видела, не видела, кто стрелял. Во-вторых, я вообще не помню своей прошлой жизни — ни детства, ни учёбы, ни работы. Как я могу писать что-то, если я даже не уверена, что знаю законодательство нашей страны?
— Логично. А что значит «не помнишь»?
— Значит, не помню ничего. Вот как ты меня на обочине перевязывал, помню, а до и после — провал.
- И как ты потребовала тебя поцеловать, тоже не помнишь? – отшатнулся он.
- Что значит – потребовала? – не поняла я.
- Ну, когда я тебя перевернул, там, на обочине…
- Поцеловал?
Он кивнул.
- И как?
Пожал плечами и отвернулся.
- Ясно. Спасибо за фрукты-соки. До свидания.
- Но почему?
- Потому что я устала. Мне надо подумать. Я хочу побыть одна.
— Подожди… я думал… я решил… но надо с тобой обсудить, я должен…
- Если захочешь что-то обсудить, то давай завтра, ладно?
- Ты разрешаешь мне прийти завтра?
Теперь моя очередь была кивать.
— Так я приду?
Кивнула.
- До завтра?
Кивнула утвердительно.
— А можно, я… — он потянулся явно для одобрительного поцелуя.
Я замотала головой и отвернулась. Больно ныло и горело плечо.
- Почему?
— Это была не я, не та я, которую я знаю сейчас, до завтра, Денис!
— До завтра, Лиса! — С ударением на букву *и*, и очень мягкой буквой *с*
На следующий день меня перевели к *психу*, как называла его санитарка из реанимации баба Зина.
Перевели тихо и спокойно, снова под плавный и подробный рассказ о моих злодеяниях во время операции и после.
— Хорошая Вы девушка, Лизавета, интересная! Я хочу с вами поближе познакомиться, как раз до обеда есть время. А ваш ручной полицейский пусть лучше документацией позанимается, я ему передал, что вас нельзя беспокоить.
— Спасибо, — пробормотала я, почти хорошая девочка, или очень хочу ей стать.
— Начнём с тестов, а дальше как пойдёт. Может, и гипноз на вас попробовать рискнём?
- А можно вопрос? У меня что, правда, никакой семьи нет, даже кошки, которую кормить надо?
- Насколько мне известно, нет, но опять же, по словам полиции и опросам соседей. Родителей похоронили совсем недавно, сорок дней справлять надо.
- Спасибо.
Тестов хватило как раз до обеда.
В обед у меня снова сидел полицейский.
В ужин — мой убивец Дэн.
Я начинаю привыкать к мужскому обществу.
— Мне сказали, что теперь я такая и буду, пока сама не захочу вспомнить о себе всё. А ещё у меня проблема с жильём и работой, потому что живу я за городом и работаю там же, а с меня подписку требуют о не выезде из города — преступление совершено на территории города, увы. Что ты на это скажешь, Денис? — решила я больше не притворяться добренькой.
— Я скажу, что всё решил! Жить ты будешь у меня. Раз ты ничего не помнишь, значит, и с работой помогать тебе буду тоже я. А там видно будет, что дальше. Выздоравливай, и выписали бы поскорее! — решительно выступил молодой человек.
- Решил. А меня спрашивать не будешь? Может, я не захочу твоей помощи, после того, как ты меня так подставил?
- Может или не захочешь?
- Ты что-то знаешь?
— Это не моя тайна — твоя. И именно ты запретила мне с тобой её обсуждать, десятихвостая!
— Что?! — неведомая сила подкинула меня с кровати, и я, только уже вдавив парня в стену, осознала, что именно делаю.
- Не вздумай болтать об этом! – шипели мои губы возле его лица, а руки выворачивали его пальцы в странном захвате.
— Прости! Я больше не буду вспоминать! Отпусти меня, ты же себе сделаешь хуже! Пожалуйста, ложись в постель!
Ну вот, опять полная отключка! Только началось что-то интересное, и я опять без сознания…
А вот очнулась я очень интересно — он меня-таки поцеловал.
Вкусно, смачно, умело и притягательно. Руки сами искали уже, как бы с него побыстрее снять одежду. Сознание пылало страстью и похотью. Чувство самосохранения отключилось напрочь!
— Лиса, тебе нельзя, ты только вчера из реанимации… — сопротивлялся моим движениям малыш, но, кажется, не очень успешно.
— Мальчик мой, тут только мне решать, что мне можно, а что нельзя! Так что ты попал в полную от меня зависимость! Теперь или терпи, или радуйся — без вариантов!
Нетканая пижама сдалась раньше, чем его одежда.
- Я радуюсь, очень радуюсь, но хотелось бы…
— Это потом — и уют, и уединение! Сейчас — восстановление, а тут без тебя ничего не выйдет! Мои силы сейчас все на тебе завязаны: без тебя я не выздоровею, и меня из больницы не отпустят, понимаешь?
Испуганный и растерянный взгляд, и — одуряющий запах молодого тела, возбуждённого и трепещущего!
- Быстрее, у нас несколько минут!
- Завтра же принесу тебе одежду… - сквозь зубы пробормотал парнишка и замер в экстазе.
Как вовремя он закрыл глаза! Я видела, как свет стянул шрам к середине, ушёл в глубину кожи под ним и вынырнул снова уже намного ниже.
— Вот как ты получил меня — ты отстрелил мой хвост? Так охотник может получить желание от лисы-волшебницы.
- Ты вспомнила!
- Но что ты пожелал, если теперь мы так связаны?
- Если ты выживешь, чтобы я мог служить тебе всю мою жизнь! Я так хотел, чтобы ты жила, что не смог удержаться от такого…
— Одевайся и уходи!
- Я не могу, ты же знаешь! – Денис спешно восстанавливал свою разорённую моими руками одежду.
— Придёшь завтра, как сможешь, уходи, я должна пережить потерю силы и память предков, — свернулась калачиком, не тревожась уже за плечо.
Денис укрыл меня одеялом, собрав обрывки нетканой пижамы, сложил их в ногах кровати и поклонившись вышел за дверь.
Что интересно, меня выписали из больницы, несмотря на то, что полицейский был против: жить мне негде, из города домой уехать не могу…
Так и сидели мы во дворе больничного комплекса — я радом полицейским, в нетканой рубахе и окровавленными вещами в узелке. Надеть их я не могла, потому что они трещали и ломались от пропитавшей их высохшей крови. Пиджак полицейского положение спасал мало — ноги и попа мёрзли всё равно.
— Эх, девчонка, всё-то у тебя не так, как надо! — Санитарка из реанимации принесла старый халат и шлёпанцы.
— Спасибо, — я укрыла ноги халатом и обулась.
— Вот ты где!
Радостный голос и топот сзади не могли не отвлечь меня от санитарки.
— О, убивец пришёл, ну ладно, я побегу… ты всё, что не нужно, здесь оставь, я уберу потом, а переодеться можно в сестринской, если он тебе что-то принёс… — и юркнула в корпус.
Полицейский оскалился в доброжелательной улыбке и одновременно внутренне подобрался.
— Тебя выгуливают или выписали?
Два пакета в руках не дали ему меня обнять.
— Выписали, — я пожала плечами.
— Как же так! Что же вы? — Это уже к полицейскому.
— Вот и вот! — Выставил он перед пареньком два бланка в файлах, выписку и подписку о моём невыезде из города.
- Здорова? Это хорошо! А эти бланки я знаю, можете в меня не тыкать подпиской, сам же вам такую подписывал.
- Мне нужен адрес её проживания в городе! – торжествующе выговорил полицейский.
— Выпишите из моих протоколов допроса, — пожал плечами Денис, и теперь уже плотно занялся мной.
- Я привёз тут вещи, но надо помочь тебе одеть. Прости, я думал, что тебя ещё подержат в больнице, но юката вполне хороша и удобна для города, оби я тебе помогу завязать.
— Юката?
Он меня приятно удивил, я уже лет сто не одевала кимоно, как перебралась жить вглубь материка! Сама не помню, а тело помнит — та самая память предков сработала!
— Тебе нравится? Удобно будет по улице идти?
Серо-голубой цвет ткани и бледно золотой у пояса.
Я накинула прямо поверх нетканой рубахи нижний халат юкаты, выдернула рубаху, просто запахнув полы, потом осторожно надела верхнее кимоно и отдалась завязать пояс.
- Я не очень хорошо умею завязывать оби.
— Как завяжешь, так и пойдём, — подмигнула я, и наклонилась к полицейскому.
— Вас такой расклад устраивает, или Вы всё же решили задержать меня на пятнадцать суток?
- Устраивает. Я думаю, что было бы жестоко содержать вас в камере сразу после больницы.
— Благодарю вас, за доверие! — церемонно поклонилась я, благо, оби уже стягивало и поддерживало прямую спину.
Полицейский ушел, а я грустно посмотрела на узелок старой одежды.
— Знаешь, я возьму только сумку, окровавленные вещи мне ни к чему.
В юкате, на автобусе, после больницы — ощущение нереальности зашкаливало.
— Надо было взять такси… я такой глупый! — усаживая меня на сиденье и укладывая рядом пакет с фруктами, волновался Денис.
- Далеко ехать? А фрукты мытые?
— Далеко, зато без пересадок. Мытые. Ты ешь, и я тоже буду.
На окраине города были выстроены коттеджи вперемешку со старыми деревянными домами.
Когда мы вышли на остановке, я вспомнила место – это здесь я ждала пересадку к дому и отвлеклась на белку в кустах орешника.
Именно с получением десятого хвоста мне пришлось уехать на материк — на островах не место двум десятихвостым, а мой наставник был сильнее и старше. Я подчинилась древним правилам и начала жизнь десятихвостой с осторожностью первопроходца.
Войны и перемены в жизни людей помогали с документами и миграцией всё дальше на материк.
Я затерялась в человеческой жизни, и это было замечательно.
И вот теперь придётся в эту жизнь погрузиться со всеми девятью хвостами, иначе свой десятый не вернуть.
- Прости, я совершенно не подумал…
- Где хвост, который ты отстрелил?
- Ты запретила мне говорить.
Верно, я же его просто прирастить могу во время соития, да! Значит, моей силе нужен этот мальчик. Или моему эго… Разберусь со временем — у меня его сотни лет, в отличие от Дениса.
Дом снаружи был не очень вычурный, не новодел. Зато внутри оказался очень даже уютным и современным.
— Дэн, а родители где? — я оглядывала комнаты, постепенно переходя из одной в другую и примериваясь пройти на второй этаж.
— Родители с октября живут в городе, им сюда ездить неохота. А я дешевле сторожа и печку могу топить, если холодно станет совсем с газовым отоплением. — Он раскладывал содержимое пакета на стол в кухне и совсем не заметил, как я тихо обошла второй этаж и вернулась вниз.
— Наверх не ходи, предки не очень любят, когда там чужие ходят, ладно? — Денис поднял глаза, уставившись на меня, уютно устраивающуюся с ногами на диване возле кухонного стола.
— Там нет ничего интересного, не пойду больше. Чаю бы… — В мою сторону покатилось большое жёлтое яблоко, я подхватила его на краю стола и вцепилась в хрусткую мякоть зубами.
- Чай сейчас будет. А когда ты успела наверх, рядом же стояла? И разрешения можно спросить в чужом доме.
— Плата за желание: теперь всё твоё — это моё, привыкай, мальчик! — Я доела огрызок медового яблока и с сожалением посмотрела на палочку-плодоножку от него.
- Теперь всегда так будешь? – он отобрал у меня палочку, вручил огромную чашку чая и достал коробочку с печеньем.
— Как?
Вкусный чай с травами, горячий, свежий, ароматный.
— «Мальчик», покровительственный тон, наглость? — он скрестил руки на груди и закрылся внутренне.
— Денис, ты даже не знаешь, сколько мне лет! Я выхожу за рамки приличия поведения, чаще, чем ты просыпался в своей жизни. Это моя норма жизни. А ещё я ведьма, по-вашему. Покажешь дерево с этими яблоками? — Ко мне припрыгало второе сочное и жёлтое, вприкуску с чаем было совсем волшебно!
- А если нет?.. – не успел он договорить, как опустился на колени и пополз в унизительной просящей позе к моим ногам.
Растерянное лицо, в глазах застывшая ненависть и сопротивление.
Я отставила чашку и отложила плодоножку от яблока.
— Мне нравится, что ты сопротивляешься, хотя сам знаешь, что не можешь противиться моим желаниям. А теперь поцелуй меня сам, если хочешь. Я больше не буду ломать твою волю — только то, что пересекается с моими желаниями! Ты должен знать, на что я способна. Так поцелуешь?
- Ты же знаешь, что поцелую обязательно! Но потом ты пойдёшь с ванну.
— С тобой — обязательно! И в ванну, и в постель, и всё, что захочется!
Как же быстро он перемещается в своём доме, даже со мной на руках! Или я так захотела?
Ванна маленькая, на одного, я сокрушалась и запихнула его с собой вместе, меньше надо будет воды.
— У тебя даже волосы больницей пахнут, — намыливая мне голову заметил Дэн.
- А ты пахнешь мёдом и цветами. Есть мёд? А если найду?
— Сластёна! Мёд закончился, но завтра сходим к соседу-пасечнику.
Я потёрлась мыльной головой о его плечо.
— Твой врач говорил, что ты родителей недавно потеряла, а как же тогда про возраст? Соврала? Придумала? — Намыливая мне спину, он не забывал пялиться на грудь.
— Приёмные родители. Нам иногда можно помочь или заменить погибшего человека. Я просто заменила им дочку, а себе получила пакет документов, семью, лет десять-сорок беззаботной жизни. С тобой не так, я не собиралась… или собиралась? Ничего не помню, только возвращаться нет никакого желания, — тихо подмуркивая, нежилась я под его руками в пене.
- Если ты ещё чуть-чуть потрёшься об меня, я не выдержу. А ты, наверное, устала от всего. Тебе бы выспаться…
— Я голодная! Во всех смыслах. Согласна на всё, но только никогда мне не отказывай — ты же сам всё чувствуешь! — прижалась к нему и уже совсем радостно ощутила, как энергии сил взвились вокруг нас потоками и всполохами.
- Ненасытная!
В воде и мыле тело ощущает совсем по-другому… и почему я раньше так не пробовала? Ах да, ванны у приёмных родителей не было, а в бане не так, всё не так! А ещё раньше были ванны, но не было таких шампуней, а ещё раньше… воспоминания уносили по спирали вниз, в самое начало-начал.
— Ты так много вспомнила, почему же о прошлой жизни так мало помнишь? — Махровое полотенце-простыня мягко обволакивало и грело горячими руками Дениса.
— Защитная реакция. Врачи правы: мне они не нужны, эти воспоминания. Мне нужно теперь с тобой жить, привыкать к новому. Считай, что старая жизнь в архиве, и место освободили для тебя, ладно? — неожиданно зевнула я.
— Ты меня простишь? Я по ночам работаю, поэтому у тебя комната будет отдельная — она прохладнее, чем все комнаты дома, у неё свой выход в сад, проходная такая… — Прямо в простыне нёс меня по коридору в самую лучшую комнату в доме, в мою!
— Всегда мечтала о двери из комнаты прямо в сад! Хватит уже просить прощения у меня за все свои поступки! Главное ты уже сделал и только тебе решать, наказание я или благословение для тебя, — поцеловала его крепко, свернулась калачиком, дала себя укрыть и сделала вид, что крепко сплю.
— Только время покажет наказание ты или благо. Вот только пока мечты сбываются у обоих! Мне так тебя не хватало раньше, именно тебя! Волшебница! — И, как романтичный влюблённый, поцеловал кончики моих пальцев, торчащие из-под одеяла.
Едва он перестал шуметь в комнатах и затих в соседнем помещении, я выбралась из комка одеяла и простыни, перекинулась (сил уже хватало) и выскочила за дверь в сад.
Девять любимых хвостов и намёк на десятый, из которого тоненьким ручейком утекала сила десятого уровня… надо что-то сделать! Закрыть утечку. Перекрыть канал. И только тут я заметила, что поток тянется к дому и комнате Дениса, где горел свет.
Что-то он не договорил или скрыл от меня, питается энергией силы десятого уровня прямиком от ведьмы, а ведь никакими магическими способностями не обладает.
Подошла к окну: сидит за компьютером. Ничего не поняла — надо в другом обличие посмотреть будет!
Убежала по своим делам, оставив всё, как есть — надо так надо, пусть будет, от меня не убудет! Пока канал не закрыт, я его даже чувствую лучше! И потом восстановление пройдёт быстрее. Побуду пока девятихвостой — у человека век недолог.
Паршивая белка — та самая, что увлекла меня в кусты — сидела на орешнике и трещала без умолку с сорокой.
- Ты что-то знаешь, попрыгунья? – спросила я её.
— Смотри-ка, жива ведьма, сильна по-прежнему! Я тебе что сказать не успела: тут лисиная нора неподалёку, там щенки без мамки уже дня три — её убили в тот день ночью, когда ты тут проездом была. Я ещё тогда подумала, что ты справишься, ты же сильная, — трещала белка наперегонки с сорокой.
— Покажите!
Сорока быстрее, чем белка, передвигается по лесу, поэтому мы оторвались.
— Сорока, тебе-то что до лисят? Природа ведь, самой пир будет? — на ходу спросила я.
— Лиса была старая, но умная, она всегда мне гостинец оставляла! И зимой помогали друг другу, чем могли. Лис больше нет, на километры в лес. В соседнем лесу, за рекой есть, но и они уходят дальше. Ты же сильная, помоги им!
Пятеро щенков уже слабо дышали и не реагировали на мои прикосновения. Всё плохо!
Перекинулась в женщину, схватила щенят в охапку, побежала обратной дорогой с трудом. Насколько же всё-таки удобнее по лесу зверем бегать!
- Денис! Молоко есть? – ворвалась я в комнату своего наречённого желанием.
— Где ты была, откуда они? Они что, живые? — Сспоткнулся о провода, уронил стул, выбежал из комнаты.
Принёс молоко, миску, губку и детские бутылочки.
— Я молоко подогрел, а как налить, не знаю…
Ворох всего занял его руки полностью.
— Пошли на кухню! — Я устроила лисят на диване, наполнила бутылочку разведённым с водой молоком и выбрала самого тихого и мелкого.
- А мне что делать?
— Смочи губку, потри мордочки, может, попьют пока остальные?
Малыш сосал громко повизгивая.
— Ты так с ними возишься… Как мама.
Денис глаз не сводил с моих рук, которые мелькали то там, то тут, поглаживая оживившихся и отогревшихся лисят.
Принёс большую корзину и старую перину, видимо, детскую. Каждого накормленного лисёнка клал в корзину и аккуратно прикрывал частью перины.
- Им животики надо поглаживать, а то пищеварение нарушится. И просто погладить надо, мама их вылизывала. Если ты не будешь заходить в комнату какое-то время, я всё сделаю, но накормить их надо сейчас.
— А почему мне смотреть нельзя? — Дэн действительно заинтересовался.
- Как я буду их вылизывать и убирать их каки? Ты серьёзно хочешь это видеть?
— Нет, это не хочу, но ты же будешь это делать лисой? Мне нельзя смотреть на тебя-лису?
- Девятихвостую? А сдюжишь? Не спятишь и не сбежишь? Не бросишь нас тут одних, сиротинушек?
— Тогда не сейчас. Я спрошу разрешения потом, снова, ладно?
Кивнула, уволокла с его помощью тяжеленную корзину в свою комнату, устроила возле печки и прикрыла дверь, не запирая на замок — вдруг понадобится?
- Когда молока ещё подогреть?
- Часа через три, если спать не будешь, ладно? Спасибо.
На первый взгляд лисята не мелкие, но сколько они голодали?
Всё, мысли потом — сейчас инстинкты!
Лисой и мир кажется другим.
Правило не перекидываться в помещении я мысленно отключила.
Малыши сонно сопели и возились лапами у моего пуза — не позволила им сосать мою грудь — пустая я, не предназначена для родов и вскармливания природа оборотней-колдунов. А вот вылизать, как следует — это могу! Да хоть всех пятерых разом под радостное «уру-ру»!
Тяжёлая выдалась неделя. Выжили не все лисята: самый слабый и самый крупный нас оставили и ушли к предкам… Мы их похоронили в лесу, близко от норы, пока снег и мороз не сковал землю.
— Они поздние, зачем она их вообще рожала? Сама ведь не молодая была, поскрёбыши…
- Ты такая необыкновенная с ними, даже когда лисой, извини, я подглядывал иногда, как вы спите. – Денис покраснел до самых кончиков ушей.
— И даже после такого я продолжаю тебя интересовать? Погоди, ты ещё охоту не видел! — Завтракала я теперь бегом, ужинала ещё быстрее и часто обходилась без обеда.
Под самый ноябрьский снег лисята первый раз выбрались сами из моей комнаты и разбрелись по дому, напугав Дениса и перекусив парочку его проводов. Пришлось лисой с громким ворчанием и рычанием носиться за ними и внушать, что нора в моей комнате, а в остальных местах опасно!
После этого случая мы заперли дверь в комнату, и я обходила дом через улицу, чем сильно веселила Дэна — уж очень комично может выглядеть девятихвостая в кимоно или халате.
— У тебя турнюр сзади! — Дэн явно намеревался потрогать исчезающие хвосты.
— С тебя и одного хватит, не лезь! А вот теперь лезь — я соскучилась и проголодалась!
А наградой было мышкование в саду всеми нами, и Дэн из окна, любующийся на наши прыжки и охоту!
Мясом снабжали соседи. Мышей с участка мы выловили всех. Почти всех: семейка ещё жила под домом, но я их не разрешила трогать, оставив на весну. У них подрастали малыши, такие же поздние, но пестуемые обоими родителями с усердием и заботой.
А весной я учуяла гон и повела лисят-подростков на волю. Мальчики уже вовсю покушались на сестрёнку и меня, грызлись постоянно. Поэтому я усилием воли увела их из дома в лес, к старой норе, а потом гнала дальше, каждого в его сторону, обучая всему, что ещё не успела вложить в них за зиму.
Прогнала и чуть не убежала за ними — такой сильный был весенний гон, да и зима наполовину в лисошкуре проведённая, давала о себе знать.
— Лиса! — голос Дэна звал, но глухо, как будто не здесь совсем.
- Лиса!
«Я только попрощаюсь с тобой и убегу», — решила я, и, махнув перед ним хвостами, рванула в чащу!
— Ну нет, тогда не отпустил и сейчас не пущу! Лиса, ты нужна мне… не кусайся — я люблю тебя! Ну, хочешь, роди своих, я переживу, что мои дети оборотни, лишь бы ты была счастлива! Лиса! Лисонька моя, любимая! — Держал крепко, не смотря на укусы и мои потуги вырваться.
Рвалась, изо всех сил рвалась, и вдруг сдалась и начала вылизывать его лицо, не осознавая, что именно сейчас я уязвима, как лиса.
Так и принёс меня домой, уже там я перекинулась и больше в этот год в лису не превращалась.
— Лиса!. Не молчи! Я не выдержу твоего молчания! Мои слова: в силе — хочешь детей или лисят, я согласен! — Дэн ходил за мной, как привязанный.
— Я не согласна!
Я ему не расскажу, как можно завести со мной детей. Потому что даже у них будет жизнь долгая - дольше, чем у него, но не дольше, чем у меня, а это неправильно. Если я его люблю, то и страдать буду я одна, ну, или мы с ним вдвоём, но никак не больше чем.
А потом наступила посевная, приехали его родители, оказавшиеся милейшими людьми. И мы весело вместе копали огород, сажали семена, радовались тёплым дням и солнышку.
Летом состоялся суд, на котором нас обоих оправдали и отпустили. Помощником у нашего полицейского-обвинителя и был тот самый юный паренёк, которого подменили в больнице более опытным коллегой. Врачи тоже пришли, но до их свидетельств так дело и не дошло.
— Какая разница, как люди знакомятся! Вы посмотрите на них, они же друг друга защищают! — Судья пожалела, что у неё нет полномочий регистрировать брак и на этом закрыла дело, к всеобщей радости всех присутствующих.
А вот с молоденьким полицейским мы ещё раз столкнулись в коридоре.
- Извините, я первые сутки возле вас дежурил, рад, что вы поправились! – он мило пожал мне руку, и я не удержалась.
— Елизавета, очень приятно! — я задержала пальцами его ладонь, и продолжая тактильный контакт, тихо проговорила: — Документы на девушку двадцати лет, в течении года или пяти, чтобы похожа на меня была — сделай, тогда освобожу.
И отпустила его руку.
- Что ты с ним сделала? – Денис рассержено уводил меня из здания.
— Дэн, солнышко, мне по паспорту сорок пять лет будет, а выгляжу от силы на тридцатник. Чем моложе девушка, тем легче долго жить на месте.
- А я?
— Дэн, давай дома поговорим?
И вот дома, я рассказала ему всё, и что могу зачать от него детей, в лисьем обличии, но и сам он должен быть лисом! И что могу свой хвост прирастить в любой момент, за счёт его жизненной силы. И что я люблю его и хочу с ним жить до его конца, но одна, не вовлекая в это дело ни детей, ни родителей. Конечно, всё с его полного согласия.
— Я потому и назвала год или пять лет, как крайний срок поиска документа. Он может полежать, пока девушку не забудут, а потом и твои родители не вечны, и мы можем уехать отсюда. Я не знаю, как тебе объяснить, что я живу долго, очень долго! — Я прижала к себе его вихрастую обросшую голову и гладила не переставая.
— Я всё время забываю, кто ты. Я так тебя люблю, что мне кажется, что мы всегда были и будем вместе!
- Я не забываю, ничего не забываю, но я очень люблю тебя, Денис, Данька мой пушистый! Ты такой настоящий, что мне дико жаль твою жизнь тратить на себя! Тебе бы детей, жену, любовницу и кучу поклонниц, а ты тут со мной на окраине нянчишься!
После таких признаний мы так наотмечались наше освобождение, что чуть не спалились с хвостами и прочим перед его родителями.
— То, что у вас всё хорошо, нас только радует, а вот незарегистрированные отношения расстраивают, — выговаривал ему отец вечером, думая, что я ничего не слышу через пол и стены.
— Папа, всё не так, как кажется!
— Данечка, а если детки появятся, вы же с ней каждый вечер… нам всё слышно. И это хорошо, но плохо, что незаконно, — вступила его мама.
— Мам, ну что вы как маленькие! Мы предохраняемся, я работаю, ну, хотите мы уедем прямо сейчас, чтобы вас не смущать? — расстроился Дэн.
- Денис, тебе помочь? – я всё-таки вошла в комнату на втором этаже, именуемую гордо гостиной.
— Елизавета, спасибо, что зашли. Я видела ваши документы. Вам не стыдно мальчика смущать своим развратным поведением? Вы же ненамного младше меня!
- Мам!
Вот этого я допустить не могла – ссору с родителями я не планировала.
— Денис и вы, уважаемые его родители, я очень прошу всех выслушать друг друга, но Денис будет первым!
А я, возможно, вообще промолчу…
Что мне пришлось для этого задействовать, какие силы — это моё дело, но порядок я навела быстро. Сын быстро объяснил, что отказываться от меня не собирается ни в каком виде. Родители так же дружно всплакнули, смирились, и в итоге мы все, тихо-мирно, пили чай и общались до позднего вечера.
— Ты их загипнотизировала?
Он ластился, но осторожно и отчаянно, как в последний раз.
— Почти. Они не будут больше говорить на эти темы, но с заменой документов придётся уехать. Я не могу дважды воздействовать на людей без последствий. Будут наслоения предыдущего воздействия и нестыковки. Понимаешь? — А я отдавалась, как будто прощалась.
— Не вздумай уходить без меня! Я без тебя не жилец, а ты без меня свой десятый не вернёшь.
- Это шантаж? – больно укусила я его за ухо.
— Ай!.. если понадобится, то шантаж!
— Я могу вернуть десятый хвост без тебя. Это просто энергетический уровень. Закрою канал подпитки тебя и через пару сотен лет десятый сам отрастёт. Ну или лет через двадцать медитации.
— Не вздумай!.. Сколько?! Я столько не выдержу!
А на следующий день позвонил юный полицейский, и пришлось ехать, забирать документы.
- Я одна поеду, тебе не стоит смотреть на всё это.
- Что ты ему пообещала?
- Пока ничего, не волнуйся.
- Ты вернёшься?
- Обязательно!
Как же хорошо, что Денис не поехал, думала я, глядя на останки юной совсем девчушки. Израненное тело — слишком молодое, чтобы умирать, слишком истерзанное, чтобы продолжать жить.
— Я кое-что знаю про тебя, ты сама вложила в меня эти знания, когда просила найти документы. — Слишком сосредоточенное личико молодого офицера полиции.
— Я смогу, но мне нужно фото, а не останки. И ещё: ты меня прикроешь перед Денисом. Так надо. Я должна прервать отношения с ним, чтобы измениться. — Провела рукой над личиком девчушки и вздрогнула, ощутив силу монстра-изувера, который так над ней надругался.
- Ты уже меняешься. Ты сможешь нам помочь его поймать? Ты же сильная? – его губы задрожали.
— Я сильная, а ты — нет. Пойдём в кабинет или ещё куда, поговорим. Мне нужны данные и фотографии, остальное я потом восполню. Первое время будем ссылаться на шок от перенесённых травм.
Мы шли по коридору и я скрывала лицо от встречных: уже начались изменения — обратимые, но заметные для посторонних.
— Что будет нужно: выступить в суде, но к тому времени мы его поймаем точно! Ловить будем на живца, то есть на тебя. Это сейчас она в нашем морге, а вчера была в больнице — там пока молчат и близких не пускают. Я договорился. И шеф помог, хотя он не в курсе до конца. Как же ты меняешься, меня сейчас стошнит… — Он не выдержал и отвернулся.
— Как же я не хочу снова в больницу ехать! Сделаешь мне с ним очную ставку, без свидетелей, если будет трудно его осудить или с уликами проблемы? Я тебе потом память подотру с твоего разрешения? — Я на время убрала раны с лица и тела, их можно и в больнице навести.
- Мне и так жутко, а ты…
- За кого ты боишься больше? За себя?
— За тебя! А если он что-то с тобой сделает?
— Не бойся, только и сам не оплошай. В меня стрелять не надо там потом, ладно? Мне не нравится лечиться от огнестрельных ранений, — подмигнула ему я и проверила внешность в зеркало и на фотографии.
— Меня и правда мутит. Ты так сильно изменилась, как я тебя выведу сейчас?
— Зови шефа, папку с делом бери и вези меня в больницу. Сейчас я свою личину верну, а в больнице опять изменюсь.
- А ты сможешь?
Не зря я вчера так усиленно прощалась с Денисом — сил было много!
— Тогда я позвоню сейчас, пока голос ещё не изменился.
Я поговорила с Денисом всего пять минут. Он рыдал на том конце трубки, обещал поймать засранца полицейского и надрать ему задницу, искать меня по всему городу и миру, покончить с собой и вообще глупости говорил.
— Денис, Данька, я люблю тебя! Я, твоя Лиса, должна помочь людям и вернуться к тебе! А, чтобы я к тебе вернулась, всё должно оставаться на своих местах: полиция будет работать, ты — жить, мир — существовать! Данька, у тебя такой шанс понять, что я тебе нужна! Поживи несколько лет без меня, и, когда я вернусь — вспомни, узнай и позови! Люблю и уже скучаю!
Положила трубку и тут же перезвонила его отцу.
— Поймите меня правильно. Я освобождаю вашего сына от всех обязательств по отношению ко мне, но присмотреть за ним вы обязаны. Я уезжаю прямо сейчас, далеко и надолго. Помогите ему ради себя, побудьте с ним прямо сейчас, пожалуйста!
Он мне ответил, что уже идёт к сыну и связь прервалась.
Отключила телефон с уже пятью непринятыми звонками, вынула симкарту и переломила её пополам.
- Жёстко.
— Он в меня тоже стрелял жёстко! Просто так пальнул по дури в кусты, не видел и не смотрел, есть там кто или нет.
— Он тебя любит. Полюбил потом, такую, какая есть!
- Ты меня отговариваешь? На живца маньяка ловить не будем?
Сглотнул, поёжился, смирился.
Больницы все одинаковые.
Вошли, никому не нужные. Я разделась в палате реанимации, легла и по памяти стала восстанавливать общий вид израненного тела.
Юного офицера опять замутило.
- Тебя как зовут?
— Что? Игорь, — отвернувшись выдавил он.
— Гоша, а Гоша, а можно я внутренние повреждения не буду делать? У неё разрывы были тяжелейшие — я просто не смогу так же сделать и выжить при этом…
Ага. Откачивать его пришлось мне и палатному врачу, который был в курсе и потому в шок при виде меня, в синяках, не впал.
— Очень похожа! Как сестра, даже почти клон. Не знал бы о подмене, не поверил бы! — Беглый осмотр меня и всё внимание Игорю.
— Док, вы мне дайте её карточку почитать. Я тело видела, но знать должна точно, что у неё внутри было, кроме переломов запястий и ног, — я вздохнула и расслабилась на кровати. — Переломы не надо имитировать, надеюсь?
— Обойдёмся без переломов, так далеко никто проверять не станет, мы не допустим. Да и снимков взамен можно предоставить множество! Просто пока наложим шинки и будем продолжать видимость реанимации — дней пять от силы пройдёт, потом обговорим выписку на дом. — Он сам сделал все процедуры с шинами, и я почувствовала себя как в капкане, ни рукой шевельнуть, ни ногой.
- Сюда ваш маньяк точно не сунется? А то я за себя не отвечаю.
— Постоянная охрана в коридоре, — слабеньким голосом отозвался Игорь.
— Ты можешь здесь охранять, а то мне скучно будет лежать так долго.
Врач улыбнулся и вышел, Игорь устроился на стуле и обмахивался папкой с делом.
- Время зря не теряй, почитай мне все мелочи пока.
Выписка домой прошла без сучка, без задоринки – родные просто рыдали от счастья, глядя на моё опухшее и пятнистое лицо.
Дома оказалось ещё проще: все понимали, что такой шок не проходит без последствий, и не придавали значения изменениям.
Маньяка поймали, не зря раструбили по всем СМИ, что жертва выжила, и даже составила фоторобот. Спалился он очень глупо: сам пришёл к дому, чтобы подкараулить её…
Очная ставка.
Мне-то говорить нечего: даже в деле было — накачана наркотой, то есть ничего не помнит.
А он надеется на это.
Не на ту напал!
Игорь скромно сидел в уголке, пока мы разглядывали друг друга через стекло.
— Что же ты не сдохла?! Я ведь так старался! — Он не выдержал первым, хотя так усиленно отпирался на допросах.
— Мало старался, надо было вот так!
И я показала ему тело, то самое из морга, только стоящее на сломанных ногах, машущее сломанными запястьями и тянущееся к нему через стекло.
Усмехнулся и плюнул.
В следующий миг стекла как и не было, а мой призрак девчушки просто размазал по нему гниль останков, которые наверняка именно сейчас уже были в земле.
Как он кричал! Как вырывался…
А я его нежно гладила переломанными пальцами и просила не шуметь.
Когда морок закончился, и стекло появилось снова, я обернулась к Игорю:
- Тебе память стирать? Бери у него сейчас показания, я подожду.
- Если бы мы так всегда могли, раскрываемость была бы…
— Всегда нельзя — я ему волю сломала! Он уже не человек, он преступник со сломанной волей, его убьют на зоне сразу же. Лишь бы до суда дожил… Он ведь серийный? Другие жертвы не выжили?
Видимость переломов не то же самое, что сами переломы — срастаться нечему.
Маньяк вежливо всё рассказал, на меня не косился, беспокойств не выказывал.
Слушание назначили не скоро, через год только.
Осудили.
А на суде он даже пытался раскаяться, обещал понести полное наказание и ничего не отрицал.
— Дело сделано, спасибо! — Игорь мило проводил меня вместе с моими «родителями» до машины.
— Такой милый молодой человек! Приходите к нам обедать в выходные? — это Бабушка. Уж как мы все отговаривали её ехать на суд, но она поехала!
— К сожалению, не смогу — дежурство. — Игорь улыбнулся на прощание, и мы расстались.
Отпускать людей не сложно — сложно возвращаться.
Дениса я не забывала ни на минуту.
Тосковала, даже пыталась ездить к нему, но семья не отпускала.
Они вообще никуда больше одну меня не отпускали — слишком боялись потерять единственную дочь.
Пришлось делать чудо. При такой взрослой дочке, мама была ещё в детородном возрасте и — забеременела. Нет, я ничего специально не делала — чуть там помогла, чуть здесь Бабушку на концерт в консерваторию увела. Им нужен наследник, хорошая семья.
А потом радостно помогала растить их ребёнка и попутно затерялись несколько важных лет. Именно потому, что мне вдруг очень захотелось стать семьёй.
Что-то я изменила в мироздании… Сместились пласты, и хвост, десятый, вырос сам, без помощи со стороны. Всего-то на прогулке с братиком я и заметила, что силы вернулись, и я снова могу всё!
- Мама, Папа, Бабушка! – мы прибежали с прогулки счастливые, как никогда!
- Что ты шумная какая? – это Бабушка от сериала оторвалась.
— Меня на работу приглашают, за границу! Квартиру, машину дают, зарплата хорошая и работа — прямо мечта
- Ты же институт не закончила ещё, а как же диплом? – Папа огорчён, но не сильно.
— А я сдам всё экстерном! У меня и диплом уже написан, просто руководителю сдам и поеду. Такие предложения бывают раз в жизни!
Совещались недолго, отпустили с оглядкой, обещала писать.
Я вернулась, не прошло даже и десяти лет.
Вернулась и забрала Дениса с собой — в другую жизнь, в другие имена и другие проблемы.
— Привет! — я улыбнулась повзрослевшему Дэну и слегка махнула ему рукой.
— Привет, как дела? — Дэн слегка удивился незнакомой девушке возле своего дома.
- Ты даже никуда не уехал. Я думала, может, семью заведёшь?
— Я однолюб, как оказалось. Я тебя знаю? Где мы виделись?
— Меня Таней зовут, а тебя Денис, но именно меня ты никогда не видел, — я заглянула ему за плечо и увидела рыжий пушистый хвост лисы, смешно выглядывающий из-за угла дома. — О, у тебя лиса живёт, ручная?
— Это моей девушки лисы. Они сами пришли и не уходят. Так здесь и прижились, когда зима была морозная, а соседи рады — мышей нет и крыс тоже. Они умные, кур не трогают.
Лисы открыли калитку и окружили меня, ластясь и пофыркивая.
- Милые какие, а как их зовут?
— Ты же знаешь, зачем спрашиваешь, Таня-Лиса?
— А ты помнишь, Дэн-Данька.
— Не только помню, но и прошу вернуться. Ты же свой десятый хвост так и не забрала, — он сделал жест рукой, как будто что-то хотел достать из-за пазухи.
— А мне уже и не надо его забират. Он твой. Первый и, очень надеюсь, не последний хвост! Ты хотел служить мне всю жизнь? Такое было твоё желание?
- Всю мою жизнь!
— А я хочу жить с тобой мою жизнь! Это моё волшебное желание! И у меня есть силы, чтобы сделать его реальностью! — легким движением я вложила ему ладошку за пазуху и прижала посильнее.
- Что ты можешь сделать?
— Я могу сделать тебя таким же, как я.
- Я согласен!
Просто нельзя было дать людям мучиться потерей. Нельзя было не выслушать пожелание юного офицера полиции… А наречённый пожеланием ждал, верил, дождался и радостно изменился с ней вместе. Ведь только десятихвостая может поменять человека, а девятихвостая просто перейти на новый уровень, сделав доброе дело!
Википедия: Тэнко («небесная лиса») — кицунэ старше 1000 лет.