Желаю вам Часть вторая

Виталий Овчинников
               

                Из Москвы мы уехали на трехчасовой  электричке. Как раз во время.  Потому что  позже из  Москвы начинают  массово  уезжать  те  жители Подмосковья,  которые работали  в Москве, и тогда в электричке станет большой  проблемой  найти свободное место.  А так мы  спокойно  сели у окна напротив  друг друга  и проболтали  все полтора часа нашей езды  до Электростали.  Болтали так, вообще, обо всем понемножку и ни о чем конкретно.  Хотя я потихонечку выведал о ней практически все о ее семье, о ее  матери,  о ее отце, о  ее братьях и даже родственниках, о ее привычках,  о ее увлечениях и склонностях.
 
                Причем Тамара свободно поддерживала наш  обоюдный разговор, была весела, довольна  и охотно смеялась над моими шутками. Чувствовалось, что ей  легко и комфортно со мной  и  что ее  уже совершенно перестало волновать  случившееся с ней и с  нами в метро и тот факт, что она едет с незнакомым мужчиной в какой-то Подмосковный город со странным названием Электросталь. Мне тоже было с ней легко и свободно,  и  я совсем не ощущал себя рядом с ней слишком уж взрослым и слишком  уж пожилым или старым мужчиной.
 
                В город  мы приехали где-то в четвертом  часу. Потом сели на автобус и через пятнадцать минут  добрались до моей квартиры.  Самой обычной хрущевской  «двушки»,  расположенной на третьем  этаже  кирпичной пятиэтажки.  Из таких домов, собственно говоря, и  состояла  половина застроек города.
 
                Мы зашли в квартиру. Квартира, как квартира.  Ничего особенного. Стандартная  «малогабаритка».  Маленький коридорчик, маленькая кухонька  и две раздельные комнаты, одна побольше, другая поменьше. Побольше  комната была наша с женой, в меньшей размещалась дочь старшеклассница.  Ну, еще ванная с туалетом, которую я, вскоре после заселения, сделал совмещенной. Так было нам гораздо удобнее  -  больно уж маленькими  оказались в натуре  эти элементы санузлов.

                Я дал Тамаре  шлепанцы из тех, что у нас лежали на полочке в коридоре и были предназначены   для гостей, открыл ей  дверь  ванной,  а сам прошел на кухню, чтобы не стеснять ее.
 
                Я не думал ни о чем. Никаких мыслей в голове у меня по поводу Тамары у меня не было совсем.  Хотя они должны были появиться. Ведь я же не ребенок. Я,  взрослый и уже состоявшийся мужчина, имеющий жену,  которую любил, и дочь восьмиклассницу, которую обожал, привез  к себе в квартиру совершенно чужую и абсолютно  незнакомую мне девушку,  случайно встреченную в Москве.  Привез к себе домой в  то время, когда моя жена с дочерью уехали в отпуск.  Зачем я ее к себе привез? Для чего?

                На эти вопросы у меня не было ответа. И чтобы хоть как-то  успокоить  начавшую  уже  будоражить  меня совесть, я  полез в холодильник, чтобы посмотреть свои съестные запасы.  Ведь я  сегодня лишь только позавтракал  и  целый день у меня не было крошки во рту.  Правда в электричке мы с Тамарой съели по порции мороженого, но это был такой мизер, что о нем можно было не говорить.  Его вообще   можно  было и  не считать за еду. Ведь мороженное – это удовольствие. А в Советские времена Московское  мороженное  считалось одним из чудес света. А чудом вообще насытиться невозможно.
 
                Жена у меня была хозяйственной женщиной, любила и умела готовить  и,  когда выяснилось, что отпуск мой срывается и билет мой придется  сдавать в кассу возврата,  наготовила перед отъездом  мне еды чуть ли не на месяц  вперед.  В холодильнике стояла  большая кастрюля с борщом, этаким украинским красным борщом,  сваренным  на  жирнейшем  мясном  бульоне, в который  было напихано все, что можно было тогда купить на рынке, начиная от капусты с красной свеклой и кончая тушеным  ярко желтым  болгарским перцем  с болгарскими же помидорами и кучей всякой другой зелени.  Она сама не любила такой борщ,  считая  его слишком уж «чересчурным»,  но для меня перед и отъездом  приготовила.
 
                Стояла также  в холодильнике кастрюля тушеной картошки  кусочками  с мясом и приправами, фирменное блюдо жены, которое она готовила «бесподобнейше»,  а внизу лежало несколько болгарских помидоров  со   стручками  зеленого репчатого  лука,  и   в  карманах дверцы уютно расположились бутылка кипрского рислинга, купленная мной по случаю в буфете Министерства и бутылка  «Старки»,  водки, которую я тогда обожал до невероятности.


                Короче, для ужина на двоих у меня было все необходимое.  Надо было только стол праздничный накрыть.  Правда, цветов для стола не хватало. Но это дело было поправимее.  Недалеко от квартиры у нас располагался цветочный магазин. – можно будет и сбегать! Ведь, как ни крути, но у меня сегодня в гостях была очень красивая молодая женщина, которую я привез к себе в квартиру, воспользовавшись отъездом в отпуск  моих родных. Как в старом анекдоте:  не успела жена  уехать жена в отпуск, как  муж  домой незнакомую женщину привел!  Для чего привел?  Дураку понятно, для чего!

                В этот момент на кухню вошла Тамара. Я глянул на нее  и сердце у меня дрогнуло в восторге – до чего же она была хороша!  И сразу же у меня возникла чисто практическая мысль – а во что она  переоденется  потом,  после нашего праздничного «обеда-ужина»?   Не будет  же  она дома ходить все время в этой юбке и этой кофте?  А там ведь еще  и ее женское белье,  замены которого у нее с собой  не было.  Не буду же я ей давать белье жены! Было здесь что-то уже чересчур,  что-то  сверх неприличное – белье жены  на теле  Тамары,  на теле пришлой сюда и чужой здесь  женщины.   И я сказал совершенно, не думая, почти  рефлекторно:

                -- Тамара, у нас  здесь совсем  рядом универмаг.  Обувайся, сходим.
                -- Хорошо, давай сходим,  -  спокойно ответила она.


                Она даже не спросила меня – зачем надо  идти  в универмаг. Раз я решил, что надо, значит, надо.  Она полностью доверилась мне, она, по сути,  подчинилась мне,  моей  воле ,  И мне,  как мужчине,  а  я  все-таки, считал и ощущал себя мужчиной,  нельзя было поступить с ней опрометчиво или непорядочно.

                Универмаг был и вправду недалеко,  на соседней улице. минут через десять ходьбы. Найдя отдел женского белья, я дал ей двести  рублей ( по тем временам громадные деньги) и сказал:

                -- Тамара, купи себе что-нибудь из средств гигиены, из  нижнего белья и какой-нибудь домашний халатик. Не будешь ведь ты вещи моей жены использовать? Неловко как-то! Не хватит этих денег, я еще дам.
   
                Она коротко  глянула на меня,  раздвинула  губы  в своей, насмешливо загадочной женской  улыбке  и пошла к прилавку.  Я отвернулся от нее, чтобы не мешать,  и встал у входа в отдел.  Жизнь начала что-то со мной делать, не слишком мне  понятное, но не и слишком мне  неприятное. И я совершенно  не противился ей.  Да мне и не хотелось ей  противится. Я  с удовольствием подчинился складывающемуся ходу событий.

***

                Вечером мы с ней хорошо посидели за столом.  Сидели на кухне. Так было удобнее. Причем, здесь  она полностью  взяла инициативу  в свои руки, а я лишь подчинялся ее указаниям.  Надо отметить, что я, не  любитель подчинялся, ей  подчинялся  с удовольствием. Мы хорошо выпили, хорошо закусили.  Причем, я пил водку, а  Тамара вино.  Мы пили, ели  и разговаривали.  Ни о чем конкретно и, в то же время, обо всем нужном нам в данный момент. И нам было легко и комфортно друг с другом.

                А потом мы как-то сразу  вдруг оба  замерли ,   встали со своих стульев и потянулись друг к другу. И мир сразу же остановился  вокруг нас и перестал существовать. Я прильнул к ее губам,  затем  поднял  ее на руки и не размыкая наших слившихся губ,  понес ее в большую комнату нашей квартиры...

                Очнулись мы лишь под утро, когда зазвонил мой будильник на ручных часах, напоминая мне, что пора  собираться на работу. Она встала вместе со мной и спросила:

                -- Что вам на завтрак?

                Даже после этой нашей  сумасшедшей ночи, она продолжала  называла меня на «вы»….
***

               
                Эта неделя пролетела для меня, как одно счастливейшее мгновение. Утром я вставал, завтракал, причем, завтрак для меня  всегда  готовила   Тамара. Затем где-то пол восьмого я уходил на работу. Работы было много, потому меня и не отпустили в отпуск,  работа была срочная и сверх  «напряженнейшая»,  я был всегда злее злого. Как сказал один  из смешливых руководителей завода – на тебя сейчас  чуть плюнь и ты  уже закипаешь!
 
                Домой  я обычно приходил где-то в шестом часу вечера вымотанный до нельзя,   раздраженный и  усталый до жути. Но  меня всегда встречала улыбающаяся Тамара. И я  сразу же  оттаивал,  с удовольствием ужинал, разговаривая и беседуя с ней, и затем вставал со стола  и    тянулся к ней.  Тянулся всем свои с мужским существом,  и физическим и духовным, и психологическим. Не мог не тянуться.   Она  притягивала меня  к себе неодолимо, как магнитом.

                И мы сразу же ложились в постель.  Точнее,  сначала я ложился,  а потом, убрав все со стола и приведя себя в порядок , ложилась ко мне и Тамара. И мы  не вставали с ней до утра.  Более вероятно, что, я один   не вставал. Потому что во время  близости с ней, я как бы отключался от нынешнего мира,  до того мне было хорошо с ней  и я  просто не желал возвращаться в свой нынешний мир,  И что происходило после завершения этой самой близости, я не знал и не помнил,  я был в настоящей  «отключке».

                Такого со  мной  в отношения с  женщинами не было еще  никогда. Хотя невниманием женщин к своей «персоне» я не страдал, но  здесь же было что-то совершенно другое и не совсем для меня понятное.  И потому  я очень удивился, когда пришло время воскресения, время  нашего расставания.  Мне казалось, что это мое  новое счастье  мужского обладания женщиной не кончится у меня теперь никогда. Но она о закончилось И мне надо было с ним постараться примириться.

                Поезд на Елец уходи от Москвы с Павелецкого а вокзала  в десять тридцать вечера  и я спокойно успевал назад  на одну из последних Электростальских  электричек.  Конечно же я ее проводил до самого отхода поезда.  Я был убежден, что на вокзал приедет ее  Павел.  Тамара  тоже  его ждала на вокзале. Но его на вокзале не оказалось,  и ее проводил я один. Мы долго стояли на платформе перед входом в вагон, долго  смотрели в  глаза друг друга,  не  обнимаясь и не целуясь,  понимая, что больше мы  не встретимся никогда, хотя и не забудем друг друга.  Не сможем забыть. Потому что такого забыть невозможно.
 
                После гудка поезда,  перед самым закрытием двери вагона, она кинулась ко мне,  обняла меня и  буквально прильнула  к моему телу всем своим телом.  Затем  коротко поцеловала в  губы и прошептала:

                -- Спасибо тебе!

                После чего она вскрикнула  и, зарыдав  «навсхлип», закрывая руками мокрое  свое лицо, кинулась в вагон. Проводница глянула  на меня, укоризненно поджала губы и закрыла дверь уходящего поезда.
 
                Я долго стоял на перроне после отхода поезда, не находя сил покинуть вокзал,   не понимая, как относится к этому своему «любовному» приключению, но сознавая, что оно просто так для меня оно  не пройдет. Не  сможет пройти.  Так оно в итоге и получилось.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ


                Где-то в конце  восьмидесятых годов,  когда я уже   работал начальником отдела, мне позвонили  из  канцелярии  завода  и попросили забрать принесенное  на завод нАрочным  письмо,  адресованное лично мне. Я пришел к в канцелярию завода и  взял в руки  плотный конверт на котором аккуратным витиеватым женским  почерком  был написаны  моя фамилия, имя и отчество с припиской – «лично в руки»

                Я  вышел из комнаты канцелярии,  отошел в сторону и раскрыл  конверт. В нем была фотография мальчика в школьном костюмчике лет семи. На обороте фото стояла надпись:

«Это твой сын Сергей.
Спасибо тебе за все.
Твоя навеки Тамара»

Слово "навеки" было подчеркнуто.
               
Да,  письмо было от нее.  И в нем  она меня назвала  на «ты». А тогда  обращалась только лишь на «вы». Значит, она признала меня за своего?  Или как?

                От нахлынувших эмоций я буквально задохнулся и у меня оглушительно застучало в висках, в горле разом пересохло.  Я глубоко втянул в себя воздух, пытаясь успокоиться, но  здесь у меня в левой части груди, в том самом месте, где располагалось мое бедное сердце,  вдруг  неожиданно  остро  кольнуло. Я судорожно дернулся назад и прислонился спиной к стене, инстинктивно ища опору вдруг ослабевшему своему телу. Но ноги мои   подломились  и  я  в бессилии  опустился на пол...
               
                Да, ни что в этом мире для нас  не проходит бесследно. Ни  добро, ни зло…

PS Через несколько лет при прохождении медосмотра, выяснилось, что у меня был микроинфарт, который я не заметил и перенес на ногах. И я понял, что это произошло  именно тогда, в корридоре заводоуправления, когда я получил от Тамары конверт с фотографией моего сына.