Интерьеры Мерцание тишины

ИНТЕРЬЕРЫ
МЕРЦАНИЕ ТИШИНЫ
Семейные сцены в двух действиях


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПАВЕЛ АНИСИМОВИЧ ВИРХОВ, муж средних лет.
ОЛЬГА ВИТАЛЬЕВНА ТЕНИНА, одинокая жена, несколько моложе.
ПАВЛУША, некто, племянник Вирхова.
РАБОЧИЕ СЦЕНЫ, двое мужчин и одна молоденькая женщина.
ЦЫГАНЕ, ПТИЦЫ, МЕДВЕДЬ.


 
Предлагаемая пьеса представляет собой ничто иное, как мое объяснение в любви виртуозным, загадочным, волшебным, неизменно вызывающим восхищение господам художникам театра. Она несет в себе признаки комедии. Все, или почти все в ней от комедии, и актерам здесь не должно быть скучно, однако главное в ней не сюжет и не сокрытая за ним мелодия, а то, как перед зрителем, один за другим, плавно перетекая из одного в другой,  возникают пять интерьеров. Так сон перетекает в явь, явь перетекает в смысл, смысл перетекает в бессмыслицу, бессмыслица – в сон, а уже сон – в судьбу. Можно выстроить и другую, не менее значительную цепочку, но интерьеров, в любом случае останется пять.
Интерьеры устанавливаются рабочими сцены, двумя пожилыми мужчинами и весьма привлекательной молодой женщиной. Ее молодость и привлекательность заданы автором намеренно, что будет обосновано по ходу действия.      


ИНТЕРЬЕР ПЕРВЫЙ («Роскошный»). Нечто шелковое, сверкающее, переливающееся всеми интонациями радуги. Интерьер, мебель которого – пух, звуки которого – шелест и поцелуй, запах которого – розовое масло, смерть которого – сон.

ИНТЕРЬЕР ВТОРОЙ («Ремонт»). Нечто городское, неустроенное и временное, как сама жизнь, нечто желтоватое, и хрустящее, и рябое как испорченное детство. Газеты, газеты… и смерть – падение со стремянки.

ИНТЕРЬЕР ТРЕТИЙ («Философский»). Нечто протяженное, вне времени. Мешковина с заплатами, бахрома и деревянные четки, запах древесного клея,  скрип и бессмертие.

ИНТЕРЬЕР ЧЕТВЕРТЫЙ («Сад»). Нечто, с чего обычно все начинается. Истлевшие ребра прошлого. Безмерный гамак. Дощатый, условный сад. Структура зыбкая, если не сказать ветхая. Интерьер, мебель которого – петушиные жерди и перила, звуки которого – облетающая листва и велосипедный звонок, запах которого – мокрое дерево, смерть которого – далекий пожар.

ИНТЕРЬЕР ПЯТЫЙ  («Шутовской»). Нечто кричащее и наивное, игрушечное и ломкое. Интерьер, мебель которого – карусель, звуки которого хохот и визг, запах которого – лимон, смерть которого – чертово колесо.



ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ИНТЕРЬЕР ПЕРВЫЙ

Интерьер первый установлен еще до начала действия. За небольшим, но кажущимся чрезвычайно тяжелым круглым столиком с чаем в глубоких креслах Тенина и Павлуша. Ольга Витальевна в чем-нибудь восхитительном подстать интерьеру первому, возможно в халате, быть может с полотенцем на голове – сушит волосы.
 Много важнее одеяние Павлуши. Что-нибудь не соответствующее интерьеру. Сирое что-нибудь и неподходящее. Нелепое, непременно. Скажем, плащ. Да, именно, плащ. Мокрый плащ. После прогулки под дождем. У Тениной – мокрые волосы после приема ванной, а у него мокрый плащ, после прогулки под дождем. Без зонта. И мокрые же волосы, аккуратно причесанные, а оттого, что мокрые, кажущиеся прилизанными. Как будто он любит пробор. Быть может, на самом деле он вовсе и не любит пробор, быть может, он совсем другой человек, но вот, после того как попал под дождь, причесался. И вышла такая вот маленькая прилизанная головка с пробором. Головы обыкновенно кажутся меньше, нежели они есть на самом деле, после того, как они попали под дождь.  Да еще воротник рубашки застегнут наглухо. Шарфа нет. Кашне нет. А воротник рубашки уже пожилой, но чистый, застегнут наглухо. Прилизанная головка, наглухо застегнутый воротник и свободный, не по размеру, с чьих-то плеч плащ в темных пятнах. В желтоватых темных пятнах.
Получается Павлуша, вымокший под дождем и Ольга Витальевна Тенина, хозяйка, после ванной.
Легко представить себе, что в этом доме должна быть за ванная! Тенина только что из этой как раз ванной. Но лицо не разрумянившееся – бледное лицо. Можно в грим белил добавить, или что-нибудь наподобие белил… В японском театре умеют делать лицо бледным. И в итальянском театре… Бледное лицо. И мокрые волосы. Можно даже снять полотенце, чтобы убедиться в том, что они мокрые.
Да, она снимает полотенце – волосы действительно еще мокрые, только что после ванной. Несколько растрепанные. У Павлуши волосы, как вы помните, напротив, тщательно уложены, а у Тениной – растрепанные, мокрые, а потому выглядят мелкими, как у овечки. Мокрые такие кудряшки. Детские такие кудряшки и неожиданно бледное лицо совсем взрослой уже женщины. И темные волосы. Не факт, что она брюнетка, но оттого, что волосы мокрые, они кажутся темными. На деле же они могут быть вовсе и не темными, а, напротив, светлыми, или рыжими, все зависит от того, в каких интонациях художник решил интерьер первый. Важно, чтобы волосы гармонировали с интерьером первым. Влажностью, в свою очередь, они гармонируют с волосами Павлуши.
 У обоих до того была ночь. Была ночь, и был сон. Или бессонница. Или же, напротив, был скомканный день, а вот теперь наступает ясная ночь, которая все расставит по своим местам.  Не важно. До того все было совсем по-другому. Еще недавно. Буквально несколько часов назад. Это знаем мы, не они. Два одинаково мокрых человека.   
В остальном, как вы, наверное, уже подметили,  Тенина и Павлуша совсем разные. Просто небо и земля, если подобная фраза уместна в данном случае. навряд ли уместна. Не важно.  А с чего бы им походить друг на друга? Она – Тенина Ольга Витальевна, хозяйка дома, зрелая женщина. Он – Павлуша, юноша лет двадцати, быть может, и меньше. Конечно же, они разные. Откровенно говоря, не стоило и времени тратить на анализ очевидного.
Павлуша с жадностью поедает малиновое варенье.
Тенина смотрит на него долгим, немигающим взглядом. Скорее всего, она погружена в свои мысли. Ее не интересует процесс поглощения варенья, а смотрит на Павлушу она из вежливости, как и подобает, смотреть на визитера гостеприимной хозяйке. А, может статься, просто, взгляд ее остановился на нем. Блуждал, блуждал, и, наконец, остановился на чем-то, на ком-то. Этим кем-то оказался Павлуша, поедающий малиновое варенье, что, впрочем, нисколько его не смущает. К чаю юноша не прикасается. Должно быть, он и позабыл про чай. А может статься, дело в том, что чайный сервиз кричит о своей необыкновенной важности, в то время как малиновое варенье довольно уютно расположилось в обычной стеклянной банке, и выглядит в интерьере первом досадной случайностью. Так или иначе, Павлуша позабыл и про чай, и про Тенину. Он всецело погружен в варенье. Вероятно варенье отменное. А может быть он просто голоден. При таких одеждах – очень может быть.
Подле Павлуши располагается большая дорожная сумка, наполненная всевозможными железками. Павлуша не расстается с этой сумкой, и когда перемещается, непременно прихватывает ее с собой, при этом железки позвякивают, чтобы мы не могли усомниться в том, что сумка набита именно железками, а ни чем-нибудь еще. Любознательного зрителя всегда привлекают детали. Например сумка. Если сумка закрыта, может случиться, что зритель на протяжении всего спектакля будет размышлять над тем, что в ней, вместо того, чтобы следить за событиями на сцене – в данном случае сменой интерьеров. А потому, в нашем случае железки из сумки торчат, а при перемещении позвякивают. Таким образом любопытство зрителя будет удовлетворено сразу же, еще даже до его проявления.
Хотя картину может несколько испортить справедливый вопрос – А что это за   железки? по какому поводу и какой в них прок? Но существенного урона восприятию спектакля этот вопрос не нанесет, ибо по ходу действия будет разрешен. 
Итак, интерьер первый.
Герои на месте.
Действие начинается.

ТЕНИНА Тишина мерцает… Она мерцает… Мерцание тишины. Вот именно. Мерцание… У тебя еще будет время услышать это мерцание… Когда услышишь, поймешь, другого слова не подобрать. Именно мерцающая тишина. И никакая другая…  Именно мерцание именно тишины… Ты поймешь. Ты, Павлуша, мальчик смышленый. По всему видно, что ты – смышленый. Сейчас не отвлекайся. Сейчас – малиновое варенье. У меня еще много малинового варенья. Осталось от покойницы бабушки. Твоей бабушки. Сейчас никто малиновое варенье не ест, а оно так полезно… У меня на малиновое варенье аллергия. Я бы, наверное, с удовольствием выкушала с тобой за компанию ложечку, другую. А, может быть, и на двух ложечках не остановилась. Но, увы, аллергия… Хотя я и не промерзла как ты под дождем. Но, малиновое варенье полезно не только когда промерзнешь. Оно вообще полезно. И после горячей ванны полезно… Наверное… Что полезно, то полезно. При всяких обстоятельствах. (Доверительно) Хоть выговорюсь с тобой. Мне так иногда хочется поговорить… Я прежде болтушкой была, а теперь вот, видишь, совсем другая… Не та, что прежде… Больше тишину слушаю. Целыми днями слушаю тишину… Вообще – это тоже полезно… Наверное… Раньше на тишину не обращала внимания. Даже не думала о том, что где-то, в каких-то Богу угодных местах она существует. А теперь вот жить без нее не могу… Сутками слушаю. Испытываю истинное наслаждение. (Смеется.) Нашла наконец свое предназначение. Высокое предназначение… Знаешь, тишине тоже нужно, чтобы кто-нибудь ее выслушал. Она живая. Ты поймешь это позже…  Никак не могла подобрать слово, а теперь, кажется, подобрала. Мерцание. Мне думается, очень походит. Несколько литературно, но мы не боимся литературы, матери нашей. Правда?..  Мерцание тишины… Потом, когда поешь, скажешь, подходит это слово или нет… Эпитет. Это, кажется, называется эпитет… Я литературу всегда любила. Читала много, запоями читала… Вот поешь варенье, прислушаешься… обещай, прислушаешься и скажешь, подходит или нет. Мне кажется, очень подходит… Более подходящего слова просто и нет. Так мне кажется… Не знаю, может быть, позже другое какое-нибудь слово придет на ум, но пока вот – «мерцание»… По-моему удачно… А пока не отвлекайся. Сейчас самое главное – варенье… Малиновое. Это – малиновое варенье... Бабушка покойница готовила. Твоя бабушка… Какого черта она наготовила целую пропасть этого варенья, не знаю!.. Пропасть этого варенья, а у меня на него аллергия… Что-то же думала, когда готовила? На полк... На века.
 
Павлуша отрывается от варенья и с недоумением смотрит на Тенину.

ТЕНИНА (Спохватившись) И слава Богу. Видишь вот, пригодилось. Вкусное варенье?

Павлуша вновь принимается за варенье.

ТЕНИНА Кушай, кушай. Варенья много… Бабушка приготовила, Царствие ей небесное… Спасибо ей. За все спасибо… Не только за варенье, вообще, за все спасибо ей большое!.. Вот, не дожила. Порадовалась бы, глядя, как ее варенье полюбилось внучку. Вот, не дожила… При жизни-то этим ее вареньем никто не интересовался… Готовила, готовила – для кого?.. Я потреблять его не могу – у меня аллергия… По-моему я уже говорила тебе… Видишь, повторяюсь… Терпеть не могу, когда повторяются… Сама не люблю, и у других повторов не терплю… Иные, бывает, застрянут на одном и том же и талдычат, и талдычат, точно шарманка... Терпеть не могу. Всякое слово смысл должно нести… Ворчу, а сама вот повторилась… Волнуюсь… Это – от волнения. Волнуюсь… Редко, кстати волнуюсь, а тут такое дело, разволновалась что-то…  прямо разволновалась, честное слово… Рада тебе! И то, что варенье бабушкино тебе нравится рада. Кушай, кушай на здоровье. Это бабушкино варенье… покойницы.
Пауза.
ПАВЛУША (Насытившись.) Болеете, Ольга Витальевна?
Пауза.
ТЕНИНА С чего ты взял? почему так решил, Павлуша? кто тебе сказал? Тебе дядя сказал? Не иначе дядя тебе сказал? Ты его разве уже видел?.. Да нет… Может быть кто-то другой сказал?.. Почему, Павлуша, ты решил, что я болею? Почему пришел к такому заключению? почему?..
ПАВЛУША Вы бледная, Ольга Витальевна.
ТЕНИНА Бледная?
ПАВЛУША Да, бледная, Ольга Витальевна.
Пауза.
ТЕНИНА Ну, и что? Почему бы мне и не быть бледной? ты же знаешь, что есть румяные, краснощекие люди, они, обыкновенно краснеют когда волнуются, или после физической работы. И после горячей ванны краснеют... Такие люди обыкновенно…
ПАВЛУША Бледная, Ольга Витальевна. Вы, наверное, редко на воздухе бываете?
ТЕНИНА (Радуясь найденному объяснению.) Совсем не бываю. Павлуша, совсем не бываю. Я, Павлуша, сутками не выхожу из комнаты… Слушаю тишину. Знаешь, здесь удивительная тишина…  Павел Анисимович спускается редко...
ПАВЛУША Дядя Павел?
ТЕНИНА Дядя?.. Да, дядя… дядя Павел. Павел Анисимович… Дядя Павел – чудн’о звучит. Запанибратски как-то, прости, Павлуша… Ну, да, ну, да, ты же его долго не видел…
ПАВЛУША Я его никогда не видел.
ТЕНИНА (Прикладывает палец к губам.) Тише… Слышишь?

Скрип половиц под тяжелыми стопами, вздохи, чье-то бормотание. Вероятно, эти звуки обнаруживались и прежде, просто мы не обращали на них внимания. Это Павел Анисимович. Ходит, вздыхает, бормочет. С этого момента мы, вместе с Павлушей будем слышать Павла Анисимовича. 
 
ТЕНИНА Это он. Живет там. Работает… Он сильно изменился. Очень, очень изменился… Если честно, я уже и не помню его прежним… Я, вообще, потихоньку начинаю его забывать, так редко он спускается ко мне… Но уважение, уважение мое к нему, Павлуша, уважение мое к нему, что есть в моем понимании, Павлуша, любовь, Павлуша, достигло таких высот!.. Таких высот!.. Случается, что он спустится, подойдет тихонько, подкрадется и кашлянет. Негромко, но кашлянет. (Сверху кашель.) Вот. Слышишь? А у меня уже и сердце – в пятки… Думаю, незнакомый мужчина! Думаю, откуда здесь быть незнакомому мужчине?.. Кашель-то мужской, вот я и думаю. А уж потом только вспомню – да это же Павел Анисимович! Дядя твой. Дядя Павел. Павел Анисимович… Посмотрю на него, сколько новой седины, подумаю – все еще курит или бросил? я его все уговаривала бросить… Прежде… В той жизни… Кашляет… Бывает, спустится, подойдет тихонько, подкрадется и кашлянет. Ах да, это я уже рассказала. Видишь, повторяюсь?.. Всего-то кашлянет, а я и рада – радешенька, такой это человек, Павел Анисимович… Уважаемый человек, любимый человек, Павел Анисимович… Он теперь, мне кажется, и выше стал и солиднее. Люди обыкновенно в почтенном возрасте не растут, а Павел Анисимович растет… Просто каланчей стал… Снизу смотришь, голова у него где-то там, далеко наверху, снизу крохотная кажется, лица не разобрать. (Улыбается.) Такая вот каланча!..  А может быть, потому я и пугаюсь, когда он бывало подойдет… Всё хлопочет. Занят очень. Собиранием денег. Он деньги собирает. Там (показывает на лестницу.) наверху… Или, случается, уходит куда-нибудь. Тогда в других местах собирает… А может быть в других только местах собирает, а там (показывает на лестницу.) только складывает… И тот и другой способ годится… А доподлинно я не знаю. Какое мне дело до всего этого?.. Памятником стал. Истинно мраморной глыбой… Все гадаю, как это случилось? Зачем ему таким большим быть?.. Уважаем и любим он и без того… Страшно. Иногда делается страшно, Павлуша… Вот почему тишина, Павлуша, а не какой-нибудь лес… с птицами и волками… Начинал так робко, помаленьку, только на жизнь, только бы с голоду не умереть, да побаловать немного, а потом что-то полюбил их… деньги, я о деньгах Павлуша. Это я уже, Павлуша о деньгах толкую… Как-то полюбил, и они его, Павлуша, Павла Анисимовича полюбили, деньги-то. (Вздыхает.) У него – коллекция. А коллекция – это, голубчик, такая ответственность, такая маета и тревога. Круглые сутки. Как говорится, без перерыва на обед…  Так что я, главным образом одна, в одиночестве. Я называю себя одинокой женой, Павлуша… Но я счастлива. Не обижаюсь… Хорошо. Хорошо!.. Очень хорошо!.. У меня совсем нет обязанностей по дому. Никаких обязанностей. Ни единой обязанности… Мне даже, порой, хочется поухаживать за кем-нибудь. Что-нибудь поднести, отнести… сготовить… Готовить реже хочется, а вот принести, поднести… У нас же теперь прислуга, Павлуша... да… Мы теперь очень богато живем… да. Очень-очень богато живем!
ПАВЛУША Не может в таком случае может получиться, что я стесню вас?
ТЕНИНА Павлуша, мы очень, очень богато живем.
ПАВЛУША Я услышал, Ольга Витальевна. Слух – это, наверное, единственное, что у меня не страдает. (Неприятно, как-то по старчески, немного заикаясь, смеется.) Остальное все страдает… Болен, изволите видеть… А вот слух отменный… Как у птиц… Я Павла Анисимовича уже давно слышу. Как только порог ваш переступил, так и услышал. Только представить себе не мог, что это Павел Анисимович… Мне, откровенно говоря, подумалось, быть может, у вас там, наверху, животное какое-нибудь.
ТЕНИНА Помилуй Бог, Павлуша, да какое же это может быть животное?
ПАВЛУША Ну, не знаю, крупное какое-нибудь. Медведь, скажем… А что, медведи очень полезны. Я медведей люблю… Или экзотическое какое-нибудь животное. Может быть, такое животное, что я и не слышал никогда прежде. Теперь много экзотических животных с целью охраны помещений и персон приобретать стали… Названия плохо знаю. Память оставляет желать лучшего… Мне ближе медведь. Медведя я у цыган видел. Медведица. Мадлен. Но близко сойтись  мне с ней не дали… Вообще, по части женского пола мне не очень везет… А кто там у вас, наверху? Давно слышу, как оно ходит там, дышит…
ТЕНИН Так Павел Анисимович же.
ПАВЛУША Да, Павел Анисимович… Скорее всего… Или другой кто.
Пауза.
ТЕНИНА Ну, коль скоро со слухом у тебя все в порядке, мы вот что, мы с тобой вместе будем любить ее.
ПАВЛУША Кого?
ТЕНИНА Тишину.
ПАВЛУША Покажете мне ее?
Пауза.
ТЕНИНА Что покажу?
ПАВЛУША Тишину.
ТЕНИНА (Смеется.) Павлуша, милый, видишь ли, ее невозможно показать…
ПАВЛУША Вы же говорите, что она мерцает.
ТЕНИНА Так-то оно так, мерцает, но это как бы…
ПАВЛУША Мерцает, значит ее можно увидеть. (Пауза.) Я расстроил вас?
ТЕНИНА Нет, нет, что ты, Павлуша.
ПАВЛУША Если не хотите показывать, скажите, не стесняйтесь, я пойму.
ТЕНИНА Дело в том, что…
ПАВЛУША Скажите, я пойму…
ТЕНИНА Как бы тебе объяснить?.. Вот послушай, очень долго нас было двое, тишина и я… Двое, понимаешь? Больше не было никого… То что наверху, не в счет. К тому, что наверху привыкаешь и не слышишь… Когда нас было двое, все получалось. А вот если появится кто-нибудь третий… например, ты… ты, например… не уверен… не исключено, что все пропадет… спрячется или вовсе исчезнет, не знаю… Ты, Павлуша, смышленый, должен понять…
ПАВЛУША Так вы хотите, чтобы я остался у вас подольше? Хотите приблизить? 
Пауза.
ТЕНИНА А зачем, Павлуша?.. Прости, конечно, вопрос неучтивый, прости, но...
ПАВЛУША Вот дуралей, вы же ничего не знаете, я же вам ничегошеньки и не рассказал! Ольга Витальевна, милая, милая Ольга Витальевна, если вы нас познакомите, я же смогу ее сфотографировать!.. У вас будет ее фотокарточка! Вы сможете не расставаться с ней никогда. И когда спать ложитесь, можете брать ее с собой. На всю оставшуюся жизнь, до самой смерти и после… 
ТЕНИНА Да зачем же, когда вот она, тишина?
ПАВЛУША …и после, и в той жизни…
ТЕНИНА Да, зачем же, когда?..
ПАВЛУША А цыгане?
Пауза.
ТЕНИНА А что цыгане?
ПАВЛУША Что если к вам заявятся цыгане?
Пауза.
ТЕНИНА А почему вдруг ко мне заявятся цыгане?
ПАВЛУША А почему бы и нет?.. Что же они ко всем являются, а вас обойдут стороной?
Пауза.
ТЕНИНА Не думала об этом… Но почему цыгане?
ПАВЛУША Раздастся стук в дверь, вы не будете знать, вы, разумеется, не будете знать, что это они, а это они, поверьте, Ольга Витальевна, их будет не удержать, никому еще не удавалось их удержать, и всё!.. тишины как не бывало. (Шепотом.) Если они уже не здесь. (Многозначительно указывает на потолок.)
Пауза.
ТЕНИНА Подожди, подожди, о чем ты?..
ПАВЛУША Цыгане, медведи…
Пауза.
ТЕНИНА Павлуша, я что-то запуталась…
ПАВЛУША Хорошо, пусть не теперь, пусть позже… Я понимаю, Ольга Витальевна, вашу растерянность. Вы не сталкивались с ними так часто как я. Я же с ними сталкивался часто. Одно время – каждый день. У нас в богадельне во дворе целый табор стоял.
ТЕНИНА Где?
ПАВЛУША В богадельне… Я ведь к вам прямиком из богадельни.
ТЕНИНА Что это, богадельня?
ПАВЛУША Большой розовый дом с садом. Там племянники живут. Много. А во дворе как раз…
ТЕНИНА Подожди, какие племянники?
ПАВЛУША Другие. Тоже пострадавшие от инфекций, разрухи… и просто пострадавшие… чрезвычайные положения, и прочее. Это неинтересно. Я же о цыганах хотел…
ТЕНИНА Чьи племянники, Павлуша? Павла Анисимовича племянники?
Пауза.
ПАВЛУША Я не задумывался… Вообще нужно было поинтересоваться… Как интересно… Я разузнаю…
ТЕНИНА Нет, нет, это обыкновенное любопытство. Это так, к слову.
ПАВЛУША Нет, нет, не обыкновенное любопытство…. не исключено, что озарение… Может быть, я жил с родней и не знал об этом?
ТЕНИНА Нет, нет, у Павла Анисимовича единственный племянник, который погиб в раннем детстве, это – ты. Больше никого нет.
ПАВЛУША (Задумчиво.) Да, так много людей погибает… Инфекции, Помпеи, Титаник, русско-японская компания… катаклизмы… а тут просто кирпич на голову упал. Уж сколько анекдотов об этом. Но, представьте себе, Ольга Витальевна, среди нас, а нас там не так уж много, по сравнению с населением города Москва, скажем, это чтобы проще было сравнивать, так вот, среди нас четыре, вдумайтесь, дорогая Ольга Витальевна, не два, не три, а сразу четыре племянника, которым на голову упали кирпичи. Спроста ли это?.. А вы говорите, что у Павла Анисимовича в нашей богадельне больше и не может быть никого из родственников. (Переходит на шепот) Я не удивлюсь, если у него там и более близкие, чем я родственники имеются.
ТЕНИНА (Машет рукой.) Да что ты, Павлуша, Христос с тобой!
Пауза.
ПАВЛУША (Долго смотрит на потолок, прислушивается, затем обращается к Тениной.) А не знаете, не было у дяди Павла среди родственников цыган?
ТЕНИНА Нет. Это я знаю точно.
ПАВЛУША Я вас умоляю! Никто ничего не знает. Это уже я знаю точно… А цыгане? Что, цыгане? Цыгане – это, доложу я вам… Утром, бывало, проснешься, выглянешь в окно, они тут как тут. Стоят. Костры жгут… Стоят – иносказание, разумеется. На самом деле они лежат, сидят, но очень громко, очень громко. Жгут костры. Улыбаются. Смеются. Громко. И строят планы. Планы посещений. Визитов всевозможных. Тишины у нас, практически не случается. Как у меня в голове. У меня в голове практически не бывает тишины. Цыгане, медведи, женщины… А так бы, конечно… так я, не сомневайтесь, смог бы настроиться. Знаете как? Посмотрел на фотографическую пластинку и настроился… Так я умею настраиваться. Почти что как фотоаппарат… Так что я вам завидую. Хорошо, радостно завидую. Очень хочется тишины… А то ходят, кашляют. Смеются, строят планы...
ТЕНИНА Павлуша, вот планы меня несколько настораживают… А какие планы, Павлуша? 
ПАВЛУША Сами посудите. Много людей. Держатся вместе. Семья, практически. Возможно, несколько семей. В полном составе… Кстати, они могут быть и не цыганами. Кем угодно могут быть… Рано или поздно, при том, чем занят Павел Анисимович, они будут здесь… Они, другие не важно. Придут. Приведут медведей. Или, вот еще, принесут шампанского… что практически одно и то же.
ТЕНИНА Павел Анисимович не пьет.
ПВЛУША Тогда – водки.
ТЕНИНА Павел Анисимович не пьет.
ПАВЛУША Не переживайте, это пройдет. При том, чем занят Павел Анисимович, рано или поздно начнет прикладываться... Кстати, медведи тоже любят водку.
ТЕНИНА Нет.
ПАВЛУША Да.
ТЕНИНА Нет, он не станет прикладываться. Спиртное не переносит… У него другая страсть… Он женщин любит…  Молоденьких.

Павлуша смеется.

ПАВЛУША (Угомонившись.) Плохо…много хуже прочего. Уж лучше бы он пил водку и водил дружбу с цыганами… У нас в богадельне жила одна молоденькая…
ТЕНИНА Пожалуйста, Павлуша, не нужно подробностей. Я плохо переношу истории про молоденьких, я и Павла Анисимвича всегда прошу не рассказывать мне историй про молоденьких. Он порывается, а я умоляю его не делать этого…
ПАВЛУША Ясно дело, порывается. Про молоденьких женщин всегда интересно рассказывать. Они такие забавные… Вот, к примеру, та, что жила у нас в богадельне… (Закатывается от смеха.)
ТЕНИНА Павлуша, прошу...
ПАВЛУША (Смеется, пытается что-то рассказать, но связной речи у него не выходит, сквозь смех пробиваются отдельные фразы) …как собачка… птичка… совсем уже…посреди двора…

Смех обрывается. Пауза.

ПАВЛУША Я с вами совершенно согласен, Ольга Витальевна. Это очень  грустная история.
ТЕНИНА Вот видишь?
ПАВЛУША Тем более, что она в детстве тоже перенесла инфекцию. (Пауза.) А что, Павел Анисимович ни одну из молоденьких не приводил сюда?
ТЕНИНА Нет.
Пауза.
ПАВЛУША Я  не стану больше называть его дядей Павлом.
ТЕНИНА Почему?
ПАВЛУША У той, нашей молоденькой, тоже был дядя… Он умер… Они с дядей так и не смогли увидеться… Она где-то раздобыла его телефон. Долго искала, нашла, наконец, позвонила ему. И он сразу же умер… Ей сказали – буквально только что, вот как только раздался ваш звонок, ваш дядя чрезвычайно напугался и упал замертво… Упал и умер… Сердце разорвалось на кусочки, как лампа дневного освещения… Вам когда-нибудь приходилось видеть, как разрываются лампы дневного освещения? На кусочки… как гранаты или ракеты наземного базирования... Хотя у них, наверное, совсем другое предназначение… Она только что и успела спросить – дядю Павла можно к телефону? И все… Ей сказали – буквально только что… (Плачет.)
ТЕНИНА Успокойся, Павлуша.
ПАВЛУША (Сквозь слезы.) Может быть, не позвони она…
ТЕНИНА Успокойся, Павлуша, тебе, наверное нельзя расстраиваться.
ПАВЛУША (Сквозь слезы.) Ни в коем случае.
ТЕНИНА Ну вот, видишь?
ПАВЛУША (Враз прекращая плакать, вытирая слезы.) Мы отвлеклись.
ТЕНИНА Я испугалась за тебя.
ПАВЛУША (Смеется.) Как видите, Ольга Витальевна, придумывать истории у меня определенно не получается.
ТЕНИНА (С облегчением.) Так ты все придумал?
ПАВЛУША Да. Мне хотелось немного развлечь вас. Хоть как-то отблагодарить.
ТЕНИНА Ты испугал меня.
ПАВЛУША Плохой выдумщик. 
ТЕНИНА Нет, вовсе не плохой. Я поверила.
ПАВЛУША Правда?
ТЕНИНА Да.
ПАВЛУША Это приятно. (Пауза.) На самом деле его звали дядя Сережа.
ТЕНИНА Кого?
ПАВЛУША Ее дядю.
ТЕНИНА Чьего дядю?
ПАВЛУША Ну, той молодой женщины, что жила у нас в богадельне. (Смеется.) И теперь поверили?
ТЕНИНА Да.
ПАВЛУША Вот, вы еще больше побледнели. Плохи дела.
ТЕНИНА Вечереет.
ПАВЛУША О, кажется зашел разговор об освещении? Я в освещении знаю толк… Я знаю об освещении практически все. Или почти все… Так говорят, когда хотят подчеркнуть свою скромность – «все, или почти все»…  Когда я открою вам свой секрет, вы сразу же поймете, откуда мне все известно об освещении… Никогда не получалось выдумывать. А с вами вот получилось. Спасибо… Секрет чуть позже… Спасибо… Так что, вы говорите, Ольга Витальевна, Павел Анисимович молоденькую женщину не приводил сюда?
ТЕНИНА Не хочет. Хотя я просила его об этом.
ПАВЛУША Что? вы просили его об этом?!
ТЕНИНА Конечно. Я, хотя и занята другим делом, остаюсь его женой. Глубоко уважающей его женой. И мне не безразлично как он будет выглядеть. Ему ведь уже не двадцать. У него есть свой дом. Приличный дом. Сам видишь. Свои комнаты. Он должен чувствовать себя хозяином.
Пауза.
ПАВЛУША А вы хотели увидеть ее?
ТЕНИНА Можно и не видеть…
ПАВЛУША Хотели. Признайтесь, хотели…
ТЕНИНА Я гоню эти мысли от себя.
ПАВЛУША Ага, значит, эти мысли все же посещали вас?
ТЕНИНА Я гнала их…
ПАВЛУША Значит, вы хотели заманить ее в ловушку?
ТЕНИНА Нет, я не хотела заманить ее в ловушку. Я хотела, чтобы она сама…
ПАВЛУША А последствия? О последствиях вы думали?
ТЕНИНА Какие последствия?
ПАВЛУША Которые не замедлят…
ТЕНИНА Какие последствия?
ПАВЛУША Не думаете же вы, что она, эта молоденькая женщина, одна на белом свете?.. как вы, да я…
ТЕНИНА Я не одна.
ПАВЛУША Хорошо, пусть, как я…
ТЕНИНА Да. Наверное. Вероятнее всего…
ПАВЛУША Вот вам и цыгане. Вот и конец тишине. Все! Тишине конец! Прекрасной мерцающей тишины как не бывало!

Павлуша вновь принимается за варенье.

ТЕНИНА Ты сочувствуешь мне, Павлуша?
ПАВЛУША Конечно.  Вы угостили меня малиновым вареньем. Я никогда не ел так много малинового варенья сразу. Сладкого малинового варенья в мягкой комнате. 
ТЕНИНА (Грустно.) И всего лишь?
ПАВЛУША Вы оценили мои способности выдумщика.
ТЕНИНА И только?

Павлуша смеется. Смех обрывается. Каждый раз его смех обрывается внезапно.

ПАВЛУША (Серьезно.) Мы с вами оба больны. Только вы одеты не должным образом. Больного человека может понять и поддержать только такой же больной, как и он сам. Больше никто, поверьте, кто бы что не говорил. Я это знаю наверное.
ТЕНИНА Да, но я…
ПАВЛУША Была бы моя воля, простите меня, конечно, Ольга Витальевна, забрал бы я вас в охапку и увел к нам, в богадельню. Когда был бы физически и морально крепче. И решительнее был бы когда.
ТЕНИНА Да, но я…
ПАВЛУША Раздел бы вас, подвел к зеркалу и сказал – Вот вы, Ольга Витальевна. Вот это, теперь, вы… И увидел бы улыбку вашу. Уж это – не сомневайтесь… И другие улыбки, пусть не такие значительные, как у ваших знакомцев, но искренние и сердечные. А сердечности то вам как раз здесь и не достает. Оттого и аллергия, и прочий страх.
ТЕНИНА Да, но я…
ПАВЛУША Я знаю, что вы хотите мне сказать. Не нужно скрывать от меня болезнь. Мне будет казаться, что вы сомневаетесь во мне, а я пришел к вам с чистым сердцем.
ТЕНИНА Да, но я…
ПАВЛУША Хорошо. Открываю секрет. (Пауза.) Представляю себе, как, хотя вы и не подаете вида,  вам не терпится узнать мой секрет… Я, действительно, фотограф. Настоящий фотограф.

Павлуша  вставляет на обозрение сумку с железками, единственной узнаваемой из которых является сложенная тренога.

ПАВЛУША Настоящий фотограф. Именно. В отличие от многих других. Милостью Божией, как говорят о таких людях. Сам не знаю, как у меня это выходит… Самый лучший фотограф из тех, кто на сегодняшний день называет себя фотографом… Удивлены?.. Не похож я на фотографа?.. Просто мне не на что купить костюм фотографа с помочами, чернильным беретом и красным шарфом. Чернильный берет – главное. Как видите, я в курсе даже и таких деталей… Удивлены?.. Сам не знаю, кто дал мне все эти знания. Вернее, я догадываюсь, кто, но не упоминаю, как многие, этого имени всуе… Удивлены?.. Да. Мне удается делать снимки  того, чего, как бы это лучше объяснить, чего вроде бы и нет на самом деле. Понимаете?
ТЕНИНА Не очень.
ПАВЛУША Настоящие снимки. Не те, что в каждом ателье вам предоставят за час. Другие. Настоящие. Снимки, на которых изображена суть. Вот почему еще я заинтересовался вашей тишиной. (Переходит на шепот.) У тишины могут оказаться вполне реальные черты. Да, и если честно, я заинтересовался ею даже больше, чем малиновым вареньем. Хотя в богадельне нам малинового варенья не давали никогда. Понимаете?
ТЕНИНА Не совсем.
ПАВЛУША Примеры? Вам хотелось бы примеров?
ТЕНИНА Не знаю.
ПАВЛУША Вот вам пример… Все же мне никак не получается обойтись без той самой молоденькой женщины из нашей богадельни. Вы простите меня, Ольга Витальевна, я в последний раз упомяну о ней… Разумеется, меня подмывало сфотографировать ее. Еще бы. Молоденькая женщина. А надобно сказать, что, не взирая на обилие лекарств, обеспечивающих мою жизнедеятельность, волнение при виде женщин, все же посещает меня. Я так думаю, что это связано с некоторой задержкой развития, подтверждаемой документально, а стало быть, хронической юношеской сексуальностью… Отвлекся… Так вот. Молоденькая женщина. Не урод. Она исполняла всяческие вольности, вовсе не стесняясь нас, племянников… Бывало… не буду, не буду… Так или иначе, я решился сфотографировать ее. На этот раз она что-то надолго задержалась во дворе. Занята она была, кажется, разглядыванием окон. Мы все там, в богадельне, любим разглядывать окна. Это у нас любимейшее занятие. И она любила разглядывать наши окна, таким образом, обращена она была прямо ко мне, в свою очередь разглядывающему ее из окна. Мы по-дружески, демонстрировали друг другу языки. Как я уже заметил вам, продолжалось это достаточно долго, так что я, между тем, смог установить камеру, что тоже не десятиминутное дело и, не спеша сделать несколько снимков. При этом я размышлял о ней. Когда я делаю снимки, я размышляю. Иногда фантазия уводит меня далеко… Фотографирование сути длительный процесс… Но не буду утомлять вас деталями. Резюме. На проявленных мною, особым, разумеется, составом пластинках оказалась, кто бы вы думали?.. Девочка лет пяти с леденцом в виде петушка. Теперь таких леденцов не продают, а прежде, когда я был маленьким, продавали и много. Девочка, лет пяти, в платьице, тоже из прошлых времен с леденцом… Теперь таких леденцов не делают… Да и девочек таких теперь нет.
Пауза.
ТЕНИНА А ты не показал ей снимки?
ПАВЛУША Нет. Этого нельзя.
ТЕНИНА Почему?
ПАВЛУША Это могло ее расстроить.
ТЕНИНА Что же в них такого, что может расстроить?
ПАВЛУША Каждый человек видит себя по-своему. И не желает, чтобы кто-то увидел его другим. Где гарантия, что она не представляла себе, будто бы она, скажем, сиамская кошка? Кстати у нее – голубые глаза. И некоторые повадки… Но это – детали… Уж, во всяком случае, она-то представляла себе, что она – взрослая женщина. Пусть молоденькая, но все же – взрослая женщина. (Смеется.) Доктор (Смех.) Наш доктор получился на фотографии с мокрыми штанами. (Смех прерывается.) Простите, Ольга Витальевна. Это было лишним. Но из песни слов не выбросишь… Вообще я редко снимаю людей.
ТЕНИНА Почему? Ты их не любишь?
ПАВЛУША Не в этом дело. Люди, после того, как я делаю эти снимки, меняются. Постепенно, не сразу, но становятся другими.
ТЕНИНА Лучше?
ПАВЛУША Не знаю, лучше или хуже. Да и как нам узнать, что нам лучше, а что хуже.?.. Другими… Не сразу. Постепенно… Например, наш доктор бросил пить. Этому никто, и он, в том числе, не может дать сколько-нибудь вразумительного объяснения. Никаких оснований бросать пить у него не было. Все шло как заведено, удача сопутствовала, пьянки сходили с рук. И вдруг, этот счастливейший из смертных, как-то посерьезнел и остановился. Некоторое время нервничал, конечно, гневался на всех, а затем как-то успокоился и… неожиданно увлекся астрономией… Я ему построил подзорную трубу из подручного материала… Теперь он рассматривает звезды и угадывает их имена… Так что съемки людей, как видите, накладывают на меня определенную ответственность. Но это не главное… Не так уж я, признаться, и боюсь ответственности. Тем более, что думаю я о людях, как правило, только хорошее. Во всем и всяком угадываю прелесть какую-нибудь, но это не главное…  А вот что главное. Чаще всего, когда я снимаю людей, у меня получаются интерьеры… Да, да, интерьеры… Скажем, сидит себе человек в кресле, вот так же, как и мы с вами. А на снимке оказывается только кресло… Да еще и другого цвета… Другая обивка… А случается, что и вовсе без обивки. Грубая деревянная конструкция с клоками поролона, или какими-нибудь перьями… Неприятные снимки… Или вот еще – стены с обоями, которые были прежде новых… или вовсе газеты на стене, или какая-нибудь надпись, хорошо, если приличная… Но, зато, если я снимаю интерьеры! Ах, интерьеры, любовь моя и страсть моя! Какие расчудесные чудеса происходят! Выбрав по своему усмотрению интерьер, я населяю его такими людьми! Необыкновенными, чистыми. Случается, Ольга Витальевна, что и в эполетах… Скажите, любите вы военных тех времен?.. Однажды в складском помещении мне удалось сфотографировать Михаила Васильевича Ломоносова... Только он был с бородой. Но я очень просто объяснил себе это. Попробуйте-ка угадать, дорогая Ольга Витальевна, где тут закавыка?.. Не знаете?.. А задайтесь простым вопросом, да и ответьте на него – сколько уже времени он не имел возможности бриться?..
Пауза.
ТЕНИНА Сфотографируй Павла Анисимовича.
ПАВЛУША (Делая вид, что не расслышал слов Ольги Витальевны.) Когда я снимаю интерьер…
ТЕНИНА Павлуша, милый, сфотографируй Павла Анисимовича!
Пауза.
ПАВЛУША Зачем вам это?
ТЕНИНА Мне нужно. Нужно и все… Просто, мне хочется иметь его фотографию… И все.
Пауза.
ПАВЛУША И все?
ТЕНИНА И все.
Пауза.
ПАВЛУША И мне не надобно делать его другим?.. Что же вы молчите?
ТЕНИНА Нет. Он и так хорош… лучше всех.
Пауза.
ПАВЛУША А если у нас выйдет интерьер?
ТЕНИНА А он после этого не пострадает?
ПАВЛУША Да как же он может пострадать, если выяснится, что его просто нет?
Пауза.
ТЕНИНА А что, такое может быть?
ПАВЛУША Но это же фотография. Когда бы я был художником, и мог бы изображать все, что придет мне в голову, любые вольности – одно дело. Но когда речь идет о фотографической пластинке, практически, документе, всякая самодеятельность, Ольга Витальевна, исключается. А потому, если Павел Анисимович существует, как нам кажется, как ощущаем мы его в звуках, производимых с верхнего этажа… если это, конечно, не медведь, и не экзотическое животное… он не замедлит проявиться. Если же его нет - не обессудьте.
Пауза.
ТЕНИНА Да как же такое может быть? Разве такое бывает?... Я же его знаю, как.. как себя знаю! Да мы с ним прожили…
ПАВЛУША Всякое случается, Ольга Витальевна... Михаила Васильевича Ломоносова вы тоже знаете с детских лет. Да что о Ломоносове говорить? Вы знаете, что я, племянник ваш, погиб в нежном возрасте, а я – вот он, перед вами. Да еще с фотографическим аппаратом. Ем бабушкино малиновое варенье в ласковой комнате… А ведь я, как вы изволили выразиться, погиб… что, кстати, не далеко от истины…
ТЕНИНА Но это счастливая случайность, находка…
ПАВЛУША А кто сказал вам, что если Павла Анисимовича не окажется на самом деле, это не станет для вас счастливой случайностью?.. Разве пропав раз и навсегда не станет он вот уж настоящей находкой? 
Пауза.
ТЕНИНА (Потрясена.) Вы можете такое сделать?
ПАВЛУША Нет. Это, разумеется, вне меня… Все, что происходит в процессе моего фотографирования, произошло бы все равно, и вне меня, только позже. Быть может значительно позже, быть может уже после нашей жизни… Однако, получается что я, как бы это лучше обозначить, я как бы запускаю карусель… карусель космической правоты… Это такой сложный механизм… лучше об этом не задумываться… когда я задумываюсь об этом, у меня случаются припадки.
Пауза.
ТЕНИНА Как страшно!
ПАВЛУША Забудем об этом. Забудем и все… А что? правда, Ольга Витальевна, поедемте к нам в богадельню. Там хорошо. Там ласточки случаются. Вы любите ласточек?
ТЕНИНА Оставь, пожалуйста, эту странную идею, Павлуша! После того, что ты рассказал…

Пауза.

ПАВЛУША Вы и теперь поверили мне?
ТЕНИНА Да разве можно такому не поверить?
Пауза.
ПАВЛУША Но я должен вас предупредить, может оказаться, что Павел Анисимович на самом деле существует.

Шаги наверху.
Затемнение.

ИНТЕРЬЕР ВТОРОЙ

Перемонтировка  интерьера первого в интерьер второй. Рабочие сцены. Пока мы видим только двух мужчин. Они негромко  переговариваются, слов не разобрать. Иногда звучат скандальные нотки, смех. 
Павлуша завершает сборку фотографического аппарата. Когда бы изначально мы не знали, что это фотографический аппарат, когда бы не характерная тренога в его основании, нам бы и в голову не пришло, что нагромождение очень и не очень ржавых, легких и тяжелых, сверкающих  и тусклых  металлических деталей, невообразимо складываемых Павлушей в единую конструкцию, может выполнять такую, с детских лет  знакомую нам функцию.
Тенина несколько растерянно наблюдает за всем происходящим.

ПАВЛУША (Копаясь в аппарате, радостно.) Не жаль интерьерчика? Ласковый был интерьерчик. (Смеется.) Однако, изволите видеть, Ольга Витальевна, назад пути нет. Сперва Павел Анисимович, коль скоро я вам, обещал, а потом, не обессудьте, тишина, что вы мне обещали… Не передумали, Ольга Витальевна?.. Что-то вы бледненькая какая-то. Как будто встревожены. Не болеете? 
ТЕНИНА Нет, нет, все в порядке, я… я просто наблюдаю…
ПАВЛУША (Копается в аппарате.) Ах, какое хорошее слово вы вспомнили, Ольга Витальевна! Ах, какое хорошее слово, «наблюдаю»! Редко кто теперь умеет употребить такое слово.  Нынче такое слово только в минувшей литературе встретить можно. Да вот, доктор наш в богадельне, я вам про него рассказывал, иногда это слово использует. По роду новой своей деятельности… Еще мне знаете какое слово нравится?.. Созерцание… А вам нравится слово «созерцание», Ольга Витальевна?
ТЕНИНА (Думая о своем.) Хорошее слово.
ПАВЛУША (Копается в аппарате.) Редко кто теперь умеет употребить такое слово.
ТЕНИНА Хорошее слово.
Пауза.
ПАВЛУША (Копается в аппарате.) Мне, Ольга Витальевна, вот какая мысль сейчас явилась – созерцание возвышает человека над.
ТЕНИНА Как?
ПАВЛУША Созерцание, Ольга Витальевна, возвышает человека, Ольга Витальевна, над.
Пауза.
ТЕНИНА Человека над?
ПАВЛУША Именно. Человека над.
ТЕНИНА А хорошо ли это?
ПАВЛУША А вот этого я вам не могу сказать с уверенностью. Могу только что передать свои ощущения. А мои, Ольга Витальевна, ощущения таковы. По мне уже лучше оказаться человеком над, нежели, скажем, взобраться по этой вот лестнице, да и оставаться там безвылазно, невесть чем занимаясь… и носа не казать… пусть хоть и племянник приехал… И если мы с вами, Ольга Витальевна, в силу сложившихся обстоятельств, оказываемся людьми над, Павел Анисимович, опять же в силу сложившихся обстоятельств оказывается кем?.. каким человеком? 
Пауза.
ТЕНИНА Человеком… под?
ПАВЛУША Точно. Мы с вами, Ольга Витальевна, понимаем друг друга с полуслова. Я редко встречаю людей, с которыми нахожу понимание с полуслова…. Сдается мне, Ольга Витальевна, что из вас тоже мог бы получиться неплохой фотограф. (Смеется.) Хотя мне это невыгодно. В таком случае вы сами смогли бы запечатлеть тишину, а, получается, оказался бы вам не нужен.
ТЕНИНА Ну зачем же ты так?
ПАВЛУША Шучу, шучу, Ольга Витальевна… Знаете, не смотря на скудное житье свое, люблю иногда, ненароком, пошутить… Из шуток, подчас вырождаются совершенно неожиданные вещи. Вещи, совсем, казалось бы к шуткам этим дурацким не имеющие отношения… Однажды вот так шутя, я раскрыл, Ольга Витальевна, преступление.
ТЕНИНА Преступление?
ПАВЛУША Самое настоящее преступление… Однажды я, с тем, чтобы несколько оживить осеннюю обстановку… осенью у нас в богадельне, довольно скучно… полез на чердак, чтобы пожечь немного бумаги… ну, там, бумаги, пластмассы… такая старинная шутка, пожар… все кричат, в окна выбрасываются, оживление одним словом… Кстати,  у вас, случаем,  нет берета? Но, сразу же оговорюсь, берет должен быть чернильного цвета, непременно чернильного цвета. 
ТЕНИНА Нет. Так ты не закончил.
ПАВЛУША Не закончил?
ТЕНИНА Ну да, ты начал рассказывать о том, что раскрыл преступление.
Пауза.
ПАВЛУША А, это когда я на чердак лазил?
ТЕНИНА Не знаю, наверное.
Пауза.
ПАВЛУША Зачем вам это, Ольга Витальевна? вы и так неважно себя чувствуете… А что именно в моем рассказе показалось вам интересным?
ТЕНИНА Просто ты начал, думала, может быть, закончишь…
ПАВЛУША Чердак?
Пауза.
ТЕНИНА Что, чердак?
ПАВЛУША Чердак вас заинтересовал?..
ТЕНИНА Не знаю… Не знаю, что сказать…
Пауза.
ПАВЛУША Так нет у вас чернильного берета?
ТЕНИНА Нет… Не помню.
ПАВЛУША О чем вы все время думаете, Ольга Витальевна? Вы даже не услышали моего вопроса. 
Пауза.
ТЕНИНА Нет.
ПАВЛУША Что, нет?   
ТЕНИНА Павел Анисимович не может быть человеком под… Как хочешь… Не получается.
ПАВЛУША Что не получается?
ТЕНИНА А вот что. Фактически мы внизу, а он – наверху… Внизу-то мы с тобой, Павлуша… чего нельзя сказать о Павле Анисимовиче… Когда бы Павел Анисимович был человеком под, внизу должен был бы находиться он, а не мы. Но дело обстоит, как видишь, не так, а ровным счетом наоборот. Мы внизу. А он, Павел Анисимович, как раз наверху… Если бы Павел Анисимович был внизу, мы бы с тобой видели его, поскольку находились бы в одном помещении, рядом. Но мы его не видим. Только слышим его шаги и его дыхание…
ПАВЛУША Вы рассуждаете, Ольга Витальевна, с точки зрения человека под. Прискорбно. Весьма прискорбно… Если вы способны к такому стилю мысли, что же, мне остается только развести руками... С точки зрения человека над, все обстоит совсем по-другому… Вам, Ольга Витальевна, жизненно необходимо взглянуть на вещи иначе… Ведь до чего вы дошли в своих умозаключениях?.. Вы дошли до того, что нам, в качестве объекта созерцания, или, того хуже, вместо созерцания нужен сам Павел Анисимович? Но это же нелепость! Этак вы можете договориться до того… простите великодушно, Ольга Витальевна, простите и забудьте тотчас же мои слова, если они вас больно ранят… этак вы можете договориться до того, что Павел Анисимович для вас значим в не меньшей степени, чем созерцание!.. Можете договориться до того, что для вас Павел Анисимович и первостепенное взаимосвязаны!.. Подумайте же хорошенько: Павел Анисимович и первостепенное… Первостепенное… и некий Павел Анисимович… фактически невидимка…  Этак вы можете договориться до того… простите, простите, простите… договориться до того, что Павел Анисимович, а точнее его отсутствие и есть тишина!.. Я потрясен до глубины костей!..  Ну, ничего, мы все исправим, я все исправлю. Я сфотографирую и тишину, и Павла Анисимовича, точнее суть тишины и суть Павла Анисимовича… сфотографирую и представлю вам… Интуиция подсказывает… а моей интуиции можно верить… интуиция подсказывает мне, что апофеоз будет не менее триумфальным, чем мозаики Ломоносова или пожар на чердаке… Только бы снимки получились!
ТЕНИНА (Плачет.) Боже мой! Я ничего не понимаю!
ПАВЛУША Это прекрасное, светлое чувство, когда человек ничего не понимает… Когда человек ничего не понимает и не стесняется признаться в этом, он прекрасен! А человек должен быть прекрасен. Как… как триумф Везувия… как парад планет!.. как мы с вами, Ольга Витальевна!
Пауза.
ТЕНИНА Уже я не та, Павлуша.
ПАВЛУША Та! Только не видите себя!.. Вы прекрасны! Вы - лучшая!..  И я прекрасен. И не стесняюсь в этом признаться… Я часто стою перед зеркалом и рассматриваю себя. Мне нравится всматриваться в себя… И я не вижу в этом ничего зазорного… Как вы полагаете, Ольга Витальевна, есть ли что-нибудь предосудительное в том, что человек рассматривает себя в зеркале? Не с тем, простите, чтобы выдавить прыщ, а с тем, чтобы узнать себя поглубже. Чтобы в очередной раз удивиться себе, и не столько себе, сколько Создателю… Я никогда не забываю его поблагодарить… Благодарю и удивляюсь… И вот в тот самый момент, в тот момент, когда знак вопроса обозначен в моих глазах, знак растерянности или, если хотите, пустоты, я ощущаю – прекрасен, я прекрасен… я почти что совершенство!.. И не в том дело, что я как-то уж особенно сложен, или имею пышную шевелюру, или нос с горбинкой, а именно в том, что в глазах моих растерянность… Как у вас сейчас… И в данную минуту прекраснее вас нет никого!.. А доводилось ли вам видеть, Ольга Витальевна, не побоюсь этого слова, клинических идиотов?
ТЕНИНА Ты смеешься?
ПАВЛУША Ничуть не бывало. В вопросе моем нет и намека на смех. Так отвечайте же, только оговорюсь, речь идет не о тех идиотах, которых мы по привычке и незнанию называем идиотами тридцать семь раз на дню…  Вот, кстати, число тридцать семь… казалось бы, случайно выскочившее у меня число, а ведь и оно что-нибудь, да значит? Как думаете, Ольга Витальевна?.. Извиняюсь, отвлекся.  Нет, не об иносказательных идиотах речь, а о настоящих, самых, что ни на есть клинических идиотах?! Встречали ли вы их, Ольга Витальевна?.. Не спешите с ответом.
ТЕНИНА Думаю, что нет. Вероятнее всего, нет.
ПАВЛУША Они прекрасны! У них чистые, светлые глаза, крылья их носа вдохновенны, они… вам будет трудно поверить… но они источают аромат… как будто жасмин или пионы. Ольга Витальевна, это – правда. Это – чистая правда. Я видел их. Я много раз видел их, поверьте мне.
Пауза.
ТЕНИНА Вот ты говорил сейчас, Павлуша, так трепетно, так сердечно, а я вспомнила твоего дядю… Напрасно, Павлуша, ты сердишься на Павла Анисимовича.
ПАВЛУША Вовсе я не сержусь на Павла Анисимовича.
ТЕНИНА Нет, ты сердишься, а это – плохое.
ПАВЛУША И вовсе я ни на кого не сержусь.
ТЕНИНА Ведь ты, Павлуша, не знаешь, какой он трудолюб.
ПАВЛУША Это он-то трудолюб?.. И это говорите вы, женщина, созерцающая мерцание тишины?.. Это тишина трудится, Ольга Витальевна, вы вместе с нею трудитесь, Ольга Витальевна. Это вы, с позволения сказать, трудолюбы, Ольга Витальевна! 
ТЕНИНА Вот видишь? сердишься. А это плохое… Он, Павлуша, трудолюб… Великий трудолюб. В своей любви к труду он дошел неизвестно до чего… Он высох. Мне кажется, он болеет, только не говорит об этом. У него нет времени на разговоры… Совсем высох… Стал таким маленьким, Павлуша, ты даже и представить себе не можешь. (Слезы на глазах.) Мне думается, что мы и на людях не стали бывать потому, что он стесняется находиться рядом со мной. Люди могут подумать, что он – мой ребенок… Если наблюдать нас с ним издалека, складывается впечатление, что идет женщина, а с ней ребенок лет шести, не больше… лет шести, семи, не больше… А знаешь, Павлуша, почему он никак не может закончить ремонт?..

Рабочие сцены усаживаются на пол, извлекают вино, снедь, принимаются обедать. Рабочие сцены вовсе не обязательно находятся все время на площадке. Они могут уходить и возвращаться, возвращаться и снова уходить.

ТЕНИНА … Он не может закончить его по той простой причине, что уже не дотягивается и до середины стены. Даже когда подставляет табурет… А денег, чтобы нанять работников, у него нет. У него совсем нет свободных денег. Все его деньги – коллекция… У нас даже не на что купить покушать. Если бы не малиновое варенье, не знаю, чтобы мы делали. Просто умерли бы с голоду… Прошу, не сердись на него.
ПАВЛУША Вовсе я не сержусь на него.
ТЕНИНА Разве мог он знать, что ты приедешь? Ведь ты сам обозначил – как снег на голову.
ПАВЛУША (Очевидно испытывает неловкость, копается в аппарате) Я не сержусь. Да и не могу я сердиться теперь… Когда я подготавливаю себя к творчеству, чувства оставляют меня… Я немею и цепенею…
Пауза.
ТЕНИНА Если ты будешь держать обиду на Павла Анисимовича во время фотографирования, сам знаешь, что может получиться… И что я буду потом делать? (Плачет.) Вообще, имеешь ли ты хотя бы малейшее представление о том, какие чувства испытывает женщина при виде маленького?.. не важно, маленького ребенка или маленького Павла Анисимовича?   
Долгая пауза.
ПАВЛУША Я не сержусь на Павла Анисимовича… дядю Пашу... Прежде – да! Прежде сердился, а вот, когда вспомнил идиотов, сразу же все и прошло…  Я о нем теперь только хорошее думаю… Сам себе удивляюсь. Что-то такое произошло… Наверное, начинает устанавливаться контакт.
ТЕНИНА Какой контакт? с кем?
ПАВЛУША С ним, с ним конечно, Ольга Витальевна. Вы своей скорбью затронули во мне что-то такое… Кажется я начинаю его чувствовать. Его или его отсутствие. Пока не знаю… Хотя, за вас, Ольга Витальевна, все еще очень обидно!  За ваше, Ольга Витальевна, одиночество. (Улыбается.) У меня, признаться, нет ни одной фотографии родственника… Кроме племянников, разумеется. Уж их то я наснимал. Там и кролики и свиньи. (Смеется.) Шучу. Нет там никаких кроликов, конечно… Только птицы. Что-то наподобие голубей, но не голуби… Экзотические птицы. Эти птицы обитают исключительно в нашей богадельне. Больше нигде… Их даже в Африке нет…
Пауза.
ТЕНИНА Я, Павлуша, жить с ним хочу... с твоим дядей.
ПАВЛУША Странное желание.
ТЕНИНА Ну вот, снова ты сердишься. (Пауза.) Не нужно ничего фотографировать… Просто отдыхай. Отдыхай, ешь малиновое варенье…
ПАВЛУША Нет, нет, я не сержусь. Да и не могу я сердиться теперь… Когда я подготавливаю себя к творчеству, чувства оставляют меня… Я немею и цепенею… Вам знакомо это чувство, Ольга Витальевна?.. Не молчите, а не то я подумаю, что вы разлюбили меня…
ТЕНИНА Что-то наподобие созерцания?..
ПАВЛУША Ах, созерцание. Воистину благородное занятие… (Смеется.) Без созерцани’я не вынешь и рыбку из пруда… Это я не над тем, что вы мне сейчас наговорили, это я над рыбкой в пруду, Ольга Витальевна… Рыбкой над. (Смеется.) А не напоминают ли вам, Ольга Витальевна, наши хлопоты рыбную ловлю?.. Ну как же? Мы с вами как будто рыбаки. Только прорубь не внизу, как обыкновенно бывает, а наверху. (Смеется.) Судя по звукам, рыба крупная. (Смеется.) С другой стороны, если принять во внимание ваш последний монолог, напротив – мелкая. Так стоит трудиться, или нет?.. Коль скоро рыбешка мелкая… дрянь рыбешка-то, Ольга Витальевна.
Пауза.
ТЕНИНА Как грубо… Хорошо, я скажу тебе кое-что, но это останется между нами, договорились?.. Тема очень интимная, но ты мальчик смышленый… Я скажу тебе только потому, что ты единственный близкий родственник Павла Анисимовича… Павел Анисимович – девственник…  На самом деле Павел Анисимович робеет перед женщинами… Он большой поклонник их красоты, галантный кавалер, все такое, но… робеет. Нет, не робеет, здесь требуется другое слово… Он, Павлуша,  боготворит их… И меня, Павлуша, боготворит… Именно по этой причине у нас нет детей…
Пауза.
ПАВЛУША (Потрясен, бубнит под нос.) Наследственное…
ТЕНИНА Что?
ПАВЛУША …передается по наследству…
ТЕНИНА Павлуша, я не могу разобрать, что ты говоришь?
ПАВЛУША …потрясающее совпадение…
ТЕНИНА Да что ты бормочешь?
ПАВЛУША (Громко.) Я – тоже девственник! (Пауза.) Интересно, какой фокус-покус ждет моих птичек?
ТЕНИНА Каких птичек, Павлуша? 
ПАВЛУША Тех, что обыкновенно вылетают из объектива?.. Как, я вам не докладывал об этих своих птичках?! Это вы меня своей тишиной разволновали. Птички, вот – истинная моя гордость и слава!..  У иных фотографов птички вылетают по одной и мелкие, невзрачные, прямо скажу, птички. У меня же вылетают целыми стаями. Жирные, как голуби у церкви. Но не голуби… Кстати, я никогда не задумывался над тем, что эти и те, экзотические из богадельни очень и очень похожи между собой… Похоже на открытие… Извиняюсь, отвлекся. Много мыслей одновременно. Простите… Своими фотографическими птичками я, Ольга Витальевна, дорожу. Очень дорожу! В большей, Ольга Витальевна, степени, нежели даже собой, Ольга Витальевна! Я их кормлю. Холю и лелею. И дорожу каждой, не всеми сразу, как знаете, бывает, дорожат всеми сразу, всей богадельней, а каждой дорожу, по отдельности… У каждой есть имя и свой каприз. И свой испуг у каждой. Так что, прежде чем заняться съемкой, в не меньшей степени, чем аппарат, или интерьер, я на съемку настраиваю птичек. Чтобы испуга, как вы правильно понимаете, не было… Так что фокусов-покусов никаких нам не надо… А фокус-покус возможен, очень даже возможен, Ольга Витальевна. Сами посудите – звуки, что раздаются над должны принадлежать очень крупному человеку… или существу. Павел же Анисимович, с ваших слов миниатюрен… Не складывается, Ольга Витальевна, подозрительно не складывается… Тут либо что-то одно… либо – совсем, совсем другое… Страшно даже представить, что это может быть. Во всяком случае фокус-покус гарантирован… Что ждет нас с птичками?.. И уместен ли в предлагаемых обстоятельствах героизм?..
Пауза.
ТЕНИНА (Неуверенно.) Да, Павел Анисимович невелик… но только в том случае, когда не учитывается его значительность… (Увереннее.) Да, если не учитывается его значительность… которую никуда не денешь… (Уверенно.) Да, если не учитывается его значительность… которую никуда не денешь даже и со смертию его!.. (Убежденно.)  Конечно, если не учитывается его значительность, которая присутствовала, присутствует, и будет присутствовать, чем бы он не стал физически!.. Ведь что такое шаги, Павлуша? Разве шаги это только фигуры ног, шаги – в известной степени положение. Прежде всего положение, а уже потом фигуры ног. Разве не так?.. Лежащий человек, при соответствующем статусе, шагов вроде бы не производит, однако продолжает широко шагать, уж если речь идет о значительном человеке…
    
Наверху раздается невообразимый грохот.
Фотоаппарат искрит: языки пламени и едкий дым. Звуки сорвавшейся с места птичьей стаи, самих птиц не видно.
 Тенина кричит от неожиданности.
Павлуша кричит в восторге.
С лестницы, под дружный хохот рабочих сцены, рискуя упасть, почти что скатывается с великой небрежностью в одежде, если не сказать больше, не то плачущая, не то смеющаяся молодая женщина, внешне очень напоминающая цыганку – рабочая сцены. Она прижимает к себе ворох тряпья.

ПАВЛУША Контакт! Есть контакт!.. Первый звонок, Ольга Витальевна!.. Жизнь и смерть! Только что вам было явлено ничто иное, как новая человеческая жизнь… Видали, какой дым?!  А дым – смерть… во всяком случае, в моей трактовке, а я никогда не ошибаюсь… Жизнь и смерть. Мыка о двух головах, маленькой и большой. Угадайте, чья голова больше?  Есть пробный снимок!.. Не стану объяснять, это долго, скажу одно – есть контакт. И есть первый пробный снимок! Ура!
Пауза.
ТЕНИНА И можно посмотреть?
ПАВЛУША Что посмотреть?
ТЕНИНА Снимок.
ПАВЛУША Ни в коем случае. Говорю же, снимок пробный. Для служебного пользования. (Подходит к аппарату, прикладывает ухо, прислушивается.) Что, устали, бедные мои? (Раздается нечто, напоминающее воркование.) Устали. Тяжелая работа… У меня даже голова заболела… И это несмотря на малиновое варенье… У нас теперь с вами все получится, Ольга Витальевна! Непременно получится! Это, Ольга Витальевна, редкое везение, чтобы такой вот контакт!.. Это – потому что вы хорошая, Ольга Витальевна!.. А Павел Анисимович?! Каков выходит Павел Анисимович-то?! Совсем не то, совсем не это… Воистину девственник, всем девственникам девственник!.. Поздравляю, от всей души! Выходит, мы с вами не ошиблись… Вы не ошиблись, Ольга Витальевна! Его надобно снимать, непременно… дорогой, дорогой Павел Анисимович!.. Девственник, золото!
ТЕНИНА Кто девственник? Павел Анисимович девственник?  Да ты смеешься  надо мной?

Рабочая сцены подходит к Тениной и начинает переодевать ее в просторную ночную сорочку. 
 
ПАВЛУША (Ошеломлен.) То бишь, что бишь?
Пауза.
ТЕНИНА Что ты говоришь?
ПАВЛУША То бишь, что бишь? То бишь, что бишь? То бишь, что бишь?..
ТЕНИНА Не понимаю, что ты говоришь!
ПАВЛУША А как же?..
ТЕНИНА Что?
ПАВЛУША Наследственность...
Пауза.
ТЕНИНА Павлуша, вот что я тебе скажу. Ты должен быть счастлив тем, что дурная наследственность Павла Анисимовича не передалась тебе…
ПАВЛУША Дурная наследственность? Не понимаю, Ольга Витальевна, честное слово, о чем вы.   
ТЕНИНА О чем?.. Попадали тебе в руки, Павлуша, когда-нибудь, открытки непристойного содержания?
ПАВЛУША Не знаю что и ответить. На мой вкус, так все открытки непристойны по своему содержанию.
ТЕНИНА Пожалуйста, не играй словами. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Те самые, те открытки, с мужчинами и женщинами, которые…
ПАВЛУША Не нужно об этом.
ТЕНИНА …которые.
ПАВЛУША Я не хочу об этом!
ТЕНИНА Ты уже взрослый.
ПАВЛУША И все равно не понимаю, как появляются дети. Не понимаю и всё. Много думал, ничего и не придумал. И не хочу больше думать об этом. 
ТЕНИНА Довольно молоть чепуху, Павлуша.
ПАВЛУША И потом, та неловкость, что я испытываю в нескромных ситуациях… Если бы я даже и увидел их, если бы даже кто-то навязал бы мне такой просмотр…
ТЕНИНА Павел!
ПАВЛУША Да, я рассматривал их! (Закрывает лицо руками.) Да. да, да! Я рассматривал их! (Открывает лицо) Но, честное слово, я ничего не понял, Ольга Витальевна.
Пауза.
ТЕНИНА Как же, в таком случае, ты собираешься снимать Павла Анисимовича?.. Он, Павлуша, как раз и есть те открытки.
ПАВЛУША Нет.
ТЕНИНА Да.

Павлуша снимает с себя плащ, накрывает им аппарат,  затыкает пальцами уши.

ТЕНИНА Нет, не затыкай уши! Ты должен знать! Ты – моя надежда, а потому ты должен знать все!

Павлуша отнимает пальцы от ушей. На его глазах слезы. 

ТЕНИНА Знаешь, что Павел Анисимович сказал мне однажды?.. Знаешь, что он сказал мне однажды, затащив в свою комнату?.. Знаешь, что он сказал, затащив в свою комнату, где зеркала, зеркала, и еще зеркала… и он… и еще темно… много темнее чем обычно... и мы в этих зеркалах смотрим в разные стороны… и каждого из нас много и каждый из нас нехорош собой… потому что каждый из нас знает, что произойдет через несколько минут... Знаешь, что он сказал мне через несколько минут?..  через минуту?.. Он сказал – Смотри, не порви мне ремень! Это память об армии, об эскадрилье, о моих братьях-летчиках! Смотри, не порви мне ремень, животное!.. Кто знает, наверное, в тот момент я и вправду была похожа на животное? Да, в тот момент я была животным...   
ПАВЛУША Нет!
ТЕНИНА А потом хлынула кровь. Все стало покрываться кровью. От этого даже как будто сделалось светлее… Не то слово, комната наполнилась ярким светом, как будто кто-то направил в окно прожектор… Вот именно, как будто кто-то направил прожектор, вот сколько было крови. И тогда твой дядя, Павел Анисимович закричал. Такого громкого крика я не слышала никогда. Кричал от радости. Дядя Павел радовался крови. Вытирал руки о свои кальсоны и кричал, твой дядя, Павел Анисимович.
ПАВЛУША Нет!
ТЕНИНА Да!
ПАВЛУША Нет!

Обряд переодевания завершен.
Без чувств Ольга Витальевна валится на пол.
Долгая пауза.
Наконец, Ольга Витальевна собирается с силами, встает, подходит к столу с чайными принадлежностями, понемногу успокаивается, даже пытается улыбнуться Павлуше.

ПАВЛУША Я бы умер, Ольга Витальевна, я бы, честное слово, умер.
ТЕНИНА (Очень спокойно.) А кто тебе сказал, что я не умерла? (Пауза.) И хватит об этом. Давай, расчехляй своих птичек…

Павлуша  снимает плащ с камеры, надевает на себя.

ПАВЛУША Как хорошо, что я накрыл их, правда?
Пауза.
ТЕНИНА Вот, теперь ты знаешь все. Или почти все… У меня есть малиновое варенье. Любишь, Павлуша, малиновое варенье?.. Давай пить чай… С малиновым вареньем…

Затемнение.

ИНТЕРЬЕР ТРЕТИЙ

На сцене муляжи диковинных птиц, чем-то напоминающих голубей, но несколько большего размера. Подле каждого из них блюдечко с малиновым вареньем.
На Тениной что-нибудь будничное, может быть брюки, свитер. На Павлуше – чернильный берет. Он счастлив. Попивает чай.
О рабочих сцены. Довольно скоро справившись с задачей перемонтировки интерьера, так скоро, что у зрителя может сложиться ложное впечатление, будто спецификой его является не философская простота, а небрежность, эти милые люди вдохновенно и живописно отдыхают, например, играя в карты.. 
 
ПАВЛУША Я знал! Я чувствовал, когда направлялся к вам, я знал, у вас не может не быть этого берета! С этим беретом… да что тут говорить, с этим беретом, теперь, все пойдет совсем по-другому! Да знаете ли вы, Ольга Витальевна, что с этим беретом… теперь, когда настроение мое совершенно переменилось, и все, все переменится. И дело даже не в том, что вы подарили мне его, а не просто уступили на время съемок, а в том вообще, что он явился на свет Божий, так сказать, уже по назначению. И когда я буду подле своих птичек в таком вот берете, любой поймет и оценит, что это за птички, любой поймет, что это не просто птички, а особые птички, так сказать, судьбоносные птички… И у вас теперь начнется совсем другая жизнь. И всё, буквально всё, поверьте мне, Ольга Витальевна, случится само собой. Знаете, как это бывает, когда дело заладится? Уж если дело заладилось – всё, буквально всё складывается одно к другому, одно к другому, одно к другому… Вы действительно с легким сердцем расстались с беретом?
ТЕНИНА (Смеется.) Конечно.  Я его не разу и не надела.
ПАВЛУША Зачем же покупали?
ТЕНИНА Сама не знаю. Остановилась около витрины. Смотрела, смотрела на него, а потом, взяла, да и купила. Сама не знаю, зачем… Даже не задумывалась, пригодится он мне или не пригодится когда-нибудь, взяла и купила… Легкомысленность… Удержаться никаких сил не было… Еще подумала тогда, легкомысленный поступок… Никогда легкомысленной себя не считала, а тут – на тебе… И Павел Анисимович меня легкомысленной не считал никогда… Да я и повода не давала. Если уж мною приобреталась какая-либо вещица, то мы оба знали, с какой целью она приобретается… Всегда старалась советоваться с ним, прежде чем купить что-нибудь… Даже малость какую-нибудь, такую малость, что другой бы просто и голову ломать не стал бы, стоит покупать или нет, взял бы, да и купил… если конечно есть свободные деньги… Это если есть свободные деньги, а когда их нет? Когда не только что свободных, никаких денег нет? И вдруг – на тебе, берет!.. Вот я сейчас смотрю на него и размышляю про себя, я ли это была, когда покупала его?

Павлуша несколько растерян, снимает берет.

ТЕНИНА Зато, теперь, когда я вижу, что он просто необходим, что ему так рады, я просто счастлива.

Павлуша вновь надевает берет, улыбается.

ПАВЛУША Вы рады, что я вытащил вас на прогулку?
ТЕНИНА А ты вытащил меня на прогулку?
ПАВЛУША А вы и не обратили внимания?..  А так и должно быть. Что же хорошего в прогулке, если к ней готовишься, настраиваешь себя, подбираешь соответствующее лицо? При такой подготовке сама прогулка уже не может быть изящной. Именно, что изящной, когда не хочется ни о чем думать, когда себя не чувствуешь… малиновое варенье, чай, птицы, и мы с вами, дорогая, дорогая Ольга Витальевна…. Итальянский дворик. Не хватает фонтанчика… У нас в богадельне в итальянском дворике был фонтанчик. Но я не любил хаживать туда. Угадайте, почему?.. Угадайте, угадайте, угадайте, угадайте, угадайте почему?
ТЕНИНА Откуда же мне знать?
ПАВЛУША Но это же очень просто. Вам совсем не нужно думать. Скажите первое, что придет вам в голову… Первое, что придет в голову, не задумываясь…
Пауза.   
ТЕНИНА Павел Анисимович.
Пауза.
ПАВЛУША При чем здесь Павел Анисимович?
ТЕНИНА Я сказала первое, что пришло мне в голову.
Пауза.
ПАВЛУША А кто это, Павел Анисимович?
ТЕНИНА (Принимает игру.) Да так, один человек.
ПАВЛУША (Серьезно.) Кто он?
ТЕНИНА (Игриво.) Один человек. Больше и добавить нечего. 
Пауза.
ПАВЛУША Я не любил хаживать в итальянский дворик, потому что у меня не было такого берета.
ТЕНИНА Но теперь-то он у тебя есть. Теперь ты сколько угодно можешь гулять в итальянских двориках.
Пауза.
ПАВЛУША Кто это, Павел Анисимович?
ТЕНИНА Так, летчик один.
Пауза.
ПАВЛУША Ничего себе!.. И вы молчали?! Вы знакомы с настоящим летчиком?! Уф! (Утирает пот.) Даже в жар бросило.
ТЕНИНА Бывший летчик.
ПАВЛУША Летчики, как и алкоголики, по определению, Ольга Витальевна, не бывают бывшими. Это люди над. Вы, наверное, думаете, Ольга Витальевна, что они однажды прекращают свои полеты? Вы думаете, что полет – это тот ритуал с ревом и сутолокой окружающих, с крутыми пике и одинокими холмиками могилок? Ничего подобного. Полет – это навсегда. И конкретный человек, с его головной болью и элегантностью на старте, имеет к этому весьма опосредованное отношение… Где он теперь, летчик Павел Анисимович?
ТЕНИНА (Указывает на потолок.) Там.
ПАВЛУША Верно. Он там. И будет там всегда!
ТЕНИНА Нет, не всегда. Он обещал мне спуститься. Ему хочется чаю.
Пауза.
ПАВЛУША Он говорил об этом?
ТЕНИНА Да.
ПАВЛУША Когда?
ТЕНИНА Да вот, совсем недавно.
ПАВЛУША Но я ничего не слышал. Ни единого слова.
ТЕНИНА Я понимаю его по шагам.
ПАВЛУША Он разговаривает с вами посредством шагов?
ТЕНИНА Шагов, дыхания.
Пауза.
ПАВЛУША И что он сказал?
ТЕНИНА Скоро спущусь. Хочется чаю.
ПАВЛУША Так просто?.. Такой человек и так просто изъясняется?
ТЕНИНА Да. Иногда он кажется мне совсем простым человеком. Таким как все.
ПАВЛУША А кто эти все?
ТЕНИНА У тебя философское настроение, Павлуша, а я, не обижайся, что-то устала от головоломок.
Пауза. 
ПАВЛУША Так что он сказал?
ТЕНИНА Скоро спущусь. Хочется чаю.
ПАВЛУША (Задумчиво.) Может быть и так. Даже если и летчик, почему нет?.. Почему бы летчику не захотеть чаю? Тем более, что, как вы подчеркиваете, он совсем простой человек… Просто хочется чаю, просто хочется простого чаю… А что, может быть и спустится… Что спустится? Физическое тело. Сам-то он там навсегда…   
ТЕНИНА Это может случиться в любую минуту.
ПАВЛУША И что?.. Что в связи с этим я должен сделать?.. Мне уйти?.. Я помеха вашему свиданию?.. Могу пойти поискать себе другой итальянский дворик? Например тот, в богадельне, с фонтанчиком?.. С тем самым фонтанчиком, в котором… (слезы.) в котором одна из моих птичек… конечно, вы не могли этого знать, но мне-то не легче… с фонтанчиком, в котором одна из моих птичек… из любопытства… по причине любопытства, свойственного фотографическим птичкам… из любознательности утонула навсегда!.. Действительно, почему бы мне, вслед за фотографической птичкой не проявить любознательность? Почему бы не заглянуть в фонтанчик без дна? нерукотворный фонтанчик, что сам по себе образовался в богадельне однажды утром… что сам по себе образовался в таком неблагородном месте, в лежбище идиотов? Почему бы не заглянуть в него вслед за птичкой с головой?!
Пауза.
ТЕНИНА Прости, я не знала.
ПАВЛУША Чего уж?
Пауза.
ТЕНИНА Прости, я не знала.
ПАВЛУША Забудьте, этого никто не знает. Это никому не интересно. 
ТЕНИНА (Прижимает Павлушу к себе, как маленького ребенка.) Успокойся, успокойся. Не нужно расстраиваться, тебе вредно расстраиваться.
ПАВЛУША (Всхлипывает.) После всего, что вы наговорили мне про Павла Анисимовича…
ТЕНИНА Успокойся, маленький, не нужно сердиться.
ПАВЛУША (Всхлипывает.) Это он – маленький. Это он – такой маленький, что его можно положить в рот…  А я большой… большой и глупый!
ТЕНИНА И он маленький, и ты – маленький.
ПАВЛУША Прежде чем рассказывать мне такое, вы обязаны были подумать о том, что мы родственники!.. Мы ведь похожи!.. Даже если я и хуже, даже если я всего лишь карикатура на Павла Анисимовича, злая, нехорошая карикатура… даже если я и не так значителен… Но я ведь еще так молод…
ТЕНИНА (Гладит его по голове.) Все будет хорошо.
ПАВЛУША Да как же может быть хорошо после того, что вы рассказали?
ТЕНИНА Ты же все изменишь?.. Ты же будешь фотографировать его?.. Его, потом тишину… Забыл?
ПАВЛУША Боюсь, что из этого ничего не выйдет… Боюсь, после всего, что вы мне рассказали, рука у меня может дрогнуть… Боюсь, после всего, что вы мне рассказали, я сделался другим.
ТЕНИНА И в чем это заключается?
ПАВЛУША Не знаю. Не знаю как сказать… Мне кажется… Боюсь, что я вобрал все в себя… Впитал как губка… Всё и всех… включая Павла Анисимовича, дядю – летчика, не исключено, что и его ремень, и даже… его самолет… Ой, сдается мне, Ольга Витальевна, сейчас прозвучит страшное для вас, но я не смогу удержаться… Сдается мне, что я… понял его… понял Павла Анисимовича… понял и полюбил… вот таким, каков он есть… Это кровь? Это родная кровь?..  Это взыграла родная кровь?
ТЕНИНА Ты пугаешь меня, Павел.
ПАВЛУША Вот и на вас я теперь смотрю немножечко другими глазами.
ТЕНИНА Ты пугаешь меня.
Пауза.
ПАВЛУША Пожалуй, откажусь я от фотографирования. Чернильный берет у меня теперь есть. И дядю жалко.
ТЕНИНА Что?
ПАВЛУША Дядю Павла жалко! Павла Анисимовича, летчика, вашего мужа.
Пауза.
ТЕНИНА И ты сможешь предать меня?
ПАВЛУША Очень жаль летчика, мужа вашего, дядю Павла.
Пауза.
ТЕНИНА Нет, ты не можешь предать меня. (Осторожно забирается к Павлуше на колени.) Нет, ты не можешь предать меня. (С наигранной страстью целует его в губы.)
ПАВЛУША (Вырывается из ее объятий.) Что вы делаете?.. И что же это вы проделали надо мной, Ольга Витальевна?
ТЕНИНА Ничего.
Пауза.
ПАВЛУША И что же это вы проделали надо мной, Ольга Витальевна?
ТЕНИНА Сфотографируешь Павла Анисимовича?
Пауза.
ПАВЛУША Голова ватная…
ТЕНИНА Ты расслабился, Павлуша.
Пауза.
ПАВЛУША Это есть.
ТЕНИНА Тебе надо собраться.
Пауза.
ПАВЛУША Что это вы проделали надо мной, Ольга Витальевна?.. Что-то во мне щелкнуло и перевернулось… Не колдовство?
ТЕНИНА (Улыбается.) Нет.
ПАВЛУША Поработили меня?
ТЕНИНА (Улыбается.) Нет.
ПАВЛУША Слава Богу!.. Расслабился, да… Верно вы подметили, расслабился… Думаю, что это хорошо… Когда человек расслабляется, Ольга Витальевна, он по-другому видит мир, видит его прекрасным, а мир отвечает ему безнаказанностью…Вы никогда не задумывались над тем, почему Создатель хранит поэтов и пьяниц?.. Да потому лишь, что при виде их удивительного благодушия и доброжелательности ему, Создателю, тоже хочется улыбнуться… Расслабился… Хорошо…  Но, увы, Ольга Витальевна, это пройдет… На меня, случается, находит, но потом проходит. Те, кто подпустил меня к себе поближе, племянники, например, знают эту мою особенность… Там, в богадельне, я могу не выходить из своей комнаты двое, трое суток, неделю. В это время я лежу и смотрю в потолок. Иногда позволяю себе выпить глоток воды, но больше ничего. Никакой пищи, никакого умывания и всё такое... Однако в это время со мной весьма полезно побеседовать. Очень полезно, Ольга Витальевна. В это время у меня открывается ясновидение. Я угадываю такие точные вещи… ну, например, я угадывал запои доктора, когда он пил, а это не так просто было сделать. У доктора никогда не было точной системы. Да, то, что он пил, знали все, но когда именно у него случится запой, точно предсказать мог только я…  Я же предсказал, что у цыганской медведицы Мадлен, которая была нашей гордостью, ввиду врожденного косоглазия, как раз в день почитаемого у нас католического святого Валентина родится медвежонок с пятью лапами, символизирующими пять континентов… Комета Галлея приближается, сказал я однажды, хотя и представления не имел, что есть такая комета, и называется она комета Галлея, и что она действительно приближается. Через пару дней об этом уже говорили все… Как думаете, я не идиот?
ТЕНИНА (Улыбается.) Нет. Ты фотограф. Ты самый лучший фотограф, и сделаешь мне снимок.
ПАВЛУША (Очень грустно.) Зачем вы меня просите об этом, Ольга Витальевна?
ТЕНИНА Ты знаешь.
ПАВЛУША Нет, не знаю… Вы развратница?.. Вы развратница, вот что. Вот оно что… Что с вами женщина, молоденькая женщина? Да, вы все еще молоденькая женщина, хотя годитесь мне в тетки!.. Лжете, как все молоденькие женщины? Лжете?.. Изолгались вся, молоденькая развратница?..  Что, не ожидали увидеть меня таким? А я могу!... Могу, умею, могу, умею, могу!.. Удобно видеть во мне странного человека, странника? Человека в чернильном берете? Куда как удобно! Не сомневаюсь!.. А мне каково, подумали?.. А, может быть, вы восхищаетесь мной? Гордитесь мной, игрушка?.. Игрушечная женщина!... Нацеловываете, точно я медведица вам цыганская!.. Думали, если прикормили малиновым вареньем, я так и останусь племянником? Так думали вы? Отвечайте!.. Или я не догадаюсь, о каком летчике идет речь?.. Или я не догадаюсь, о каком полете идет речь?.. О полете летчика, угадал?.. Что молчите?.. Целовали меня! Поцелуйчики! Не родственные поцелуйчики-то!.. Не по-родственному целовали! Или по-родственному? Отвечайте!.. Сейчас же отвечайте, у меня кончаются силы!.. Скорее, Ольга Витальевна! Сейчас у меня начнется припадок, и я не услышу ответа! Ну же!.. Отвечайте! Вы убили его?
ТЕНИНА Кого?
ПАВЛУША Дядю Павла, кого же еще?
ТЕНИНА Павла Анисимовича?
ПАВЛУША Да, да, да, да, Павла Анисимовича, кого же еще?!
ТЕНИНА А разве я убила его?
ПАВЛУША Не знаю… убили?
ТЕНИНА А его следовало убить?!
ПАВЛУША Безусловно.
ТЕНИНА А зачем?
ПАВЛУША Из ненависти.
ТЕНИНА А разве можно его убить?
ПАВЛУША Его нельзя не убить!
Пауза.
ТЕНИНА А разве я не любила его?
ПАВЛУША Вы не могли любить такого человека!
ТЕНИНА Да? А мне казалось…
ПАВЛУША Так. Вы сделали это или нет?.. Отвечайте, пока я не убил вас!
ТЕНИНА Павлуша, перестань, пожалуйста… Мне эта твоя игра не нравится.
ПАВЛУША Мало ли что кому не нравится?   
ТЕНИНА Ты больше не любишь меня?
ПАВЛУША Люблю, из любви и убью.
ТЕНИНА А разве можно меня убить?
ПАВЛУША Нет. Но я сделаю это.
ТЕНИНА Хорошо… Только Павла Анисимовича тоже сфотографируй. 
ПАВЛУША Если вы покажете, где он лежит.

Комната наполняется особенным голубоватым свечением, что наблюдается в поездах, после того, как отключают большой свет. Явственно слышны тяжелые шаги. Все ближе и ближе. Фотоаппарат искрит. Муляжи фотографических птиц, совершая однообразные механические движения, принимаются клевать из блюдец малиновое варенье.

 
ТЕНИНА Да вот он сам.


Затемнение.

 
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ИНТЕРЬЕР ЧЕТВЕРТЫЙ.

Интерьер четвертый установлен еще до начала действия.
Сцена как будто стала просторнее. Много просторнее. Звуки лета, запах цветов. Хорошо, когда можно было бы услышать запах цветов.
Ольга Витальевна в белом воздушном платье, с венком из ромашек, с белым же солнечным зонтом в плетеном кресле за плетеным же столиком с чашечками. бокалами,  бутылью малинового вина, неподалеку от чудовищного самовара, по причине самодостаточности, установленного отдельно,  позирует стоящему чуть поодаль, у фотоаппарата, Павлуше. Павлуша в полной экипировке фотографа с помочами, чернильным беретом и красным шарфом.
Тенина жеманничает, улыбается, принимает позы.
Единственная из рабочих сцены – молоденькая женщина в таком же платье и с таким же венком, что и у Тениной картинно возлежит в гамаке.
К живописной и радостной этой группе, высоко поднимая ноги в траве, приближается Павел Анисимович Вирхов. Это среднего роста коренастый мужчина с соломенного цвета бородкой, и сказочно румяными налившимися щечками. Он, так же, как и Тенина, в белом. Белый летний костюм, соломенная шляпа и огромный букет, состоящий из веток жасмина и пионов.
При виде Вирхова, Тенина делается неподвижной. Улыбка сходит с ее лица.   
 
ВИРХОВ (Радостно.) Наконец-то, Оленька! Насилу отыскал тебя. Где ты все время скрываешься? Мы стали совсем редко видеться… Ты была на верхней террасе? Только посмотри, что за чудесный букет я составил для тебя!

Вирхов припадает на одно колено и осыпает Тенину цветами.

ВИРХОВ (Усаживается в кресло напротив.) Оленька! Я так рад видеть тебя!.. Сколько же мы не виделись?.. Недели две? Три?.. Месяц?.. Где ты скрываешься? Мне тебя не хватает. Так хочется хотя бы иногда увидеть тебя… Был сегодня на верхней террасе…  Только что оттуда. Там дивные цветы! Вот, составил для тебя букет! Нравится? Как же я рад тебя видеть!    
ТЕНИНА Зачем ты пришел?
Пауза.
ВИРХОВ Я знаю, есть люди, что могут и вовсе не видеться со своими женами. Эти, с позволения сказать, мужья считают главной своей задачей таким образом построить свой день, чтобы как можно удачнее схорониться от них… Не знаю, что толкает их на подобное безумие. Поиск новых увлечений? Но это временно… Век мужчины короток. Короче века… Каламбур… Срок, отпущенный пусть и великолепно здоровому мужчине,  короче века даже безнадежно больной жены. Так что, если быть объективным, поводов у мужчины для веселья, как видишь, не так уж и много… Друзья? Но друзья по большей части корыстны,  только и делают, что норовят урвать у тебя кусочек… Я так разумею, от друзей, Оленька, надобно подальше… И ты, Оленька, старайся подальше держаться от тех, кто норовит тебе в друзья прошмыгнуть. Поверь, они это делают не бескорыстно… И, конечно, зависть. Ах, какое неблагодарное и сильное чувство!.. Завистники. Всегда испытываю за них неловкость…  Мне зависть видится подсолнечным маслом. Оно и на вид неприятно, чего уж там греха таить, и, поскользнувшись не нем, разбиться легко в кровь… а то и насмерть. Люди завистливые проливают это масло ненамеренно. Они, быть может, и не желают того, но ничего не могут поделать с собой. Зависть – это своего рода талант наоборот… А к чему это я всё о зависти?.. А вот к чему. Никому не завидуй, Оленька. Нам с тобой хорошо, лучше не бывает, нам с тобой лучше всех, Оленька!.. Но знай, если начнешь баловать, творить житейские глупости, знай, я глупости не люблю и пресекаю…  Но уж если баловство подкатит, всякое случается в твоем возрасте, лучше заведомо мне скажи… А баловство подкатит, непременно подкатит – вон сколько завистников вокруг… Так уж ты скажи мне непременно… От греха подальше… Уж я, как человек осторожный, придумаю что-нибудь… Да что это мы все о дурном? Взгляни, сколько хорошего вокруг? Вот, хотя бы этот букет. Я составил его для тебя на верхней террасе. Там чудно!..   Хочешь, пойдем туда? Прямо сейчас пойдем?.. Правда, самые хорошие цветы я оборвал, но кое-какое великолепие все же осталось. Ну, что скажешь?
ТЕНИНА Зачем ты пришел?
ВИРХОВ Я… пришел к тебе… То есть, как зачем? Зачем обыкновенно мужья приходят к своим женам?
ТЕНИНА Не знаю.
Пауза.
ВИРХОВ (Наигрывает легкость.) К любимым, заметь, любимым женам… Не просто к женам, которые и не слышали никогда, что они любимы, а к женам, которые действительно любимы, действительно желанны… которые слышали, что любимы и желанны, многократно слышали… А ты то сама-то как думаешь, зачем?
ТЕНИНА Не знаю.
ВИРХОВ Спускаются с террасы над…
ТЕНИНА Над?.. С террасы над?
ВИРХОВ Над? Что «над»? (Не сумев разрешить предложенную головоломку.) Принес цветы… С верхней террасы… Только посмотри, что за чудесные цветы!.. Очень жаль, Оленька, что ты никогда не бываешь на верхней террасе…
ТЕНИНА Зачем?
ВИРХОВ Хотя бы затем, чтобы увидеть цветы. Там очень хорошо, там…
ПАВЛУША Там нет ласточек.

Вирхов не видит и не слышит его.

ТЕНИНА Зачем ты пришел, Вирхов?
ВИРХОВ Хотел поговорить с тобой. 
ТЕНИНА О чем?
ПАВЛУША Их не может там быть. 
ВИРХОВ Просто так поговорить. Ни о чем… Просто поговорить, как мы обычно разговаривали прежде… помнишь? Никак не могли наговориться… С вечера сядем, бывало, все говорим, говорим. Не замечали, как и утро наступало… бывало… прежде.
Пауза.
ТЕНИНА Я принимала участие в этом безумии?
Пауза.
ВИРХОВ В каком, прости, безумии, я, кажется, не совсем понял.
ТЕНИНА В полуночных беседах с тобой.
ВИРХОВ В полуночных беседах?
ТЕНИНА Ну да, да, полуночных беседах, беседах с вечера и до утра?
Пауза.
ВИРХОВ В наших чудных разговорах?
ТЕНИНА Ну да, в наших чудных разговорах с вечера и до утра?
ВИРХОВ Да, и ты, и ты тоже, иногда…
ТЕНИНА О чем?
Пауза.
ВИРХОВ Прости?
ТЕНИНА Ну о чем, о чем?
Пауза.
ВИРХОВ Что «о чем»?
ТЕНИНА Ну о чем, о чем мы говорили-то все время, до утра?.. О чем, не затыкаясь, говорили-то мы с тобой? О чем?!
Пауза.
ВИРХОВ Да я уже и не помню, о чем говорили. Просто так говорили… Ни о чем особенном не говорили… Но, знаешь, это было полезно. У меня и теперь осталось ощущение значительности и полезности этих разговоров… Мы развивались… Духовно... Взаимно… В то время как другие часто проводят время в праздных разговорах, наши разговоры отличались потрясающей содержательностью… Иногда ты просила, и я рассказал о какой-нибудь монетке из нашей коллекции. О полушке какой-нибудь… Ты слушала, как будто в полусне… Извне могло сложиться впечатление, что тебе это совсем неинтересно… Но это не так… Если я пытался переменить тему, прикоснуться к чему-нибудь более нравственному и поучительному, ты немедленно просыпалась, прерывала меня и просила, лучше о монетке… Очень монетки тебя интересовали… полушки, пятачки… И я снова рассказывал, а ты слушала, закрыв глаза. Как ребенок, как маленькая девочка, которой, ты уж прости меня, которой еще леденец в пору сосать, а она уже вон что… уже жена… Еще раньше, в самом начале ты читала стихи… Ты писала стихи, помнишь?.. Коротенькие такие, коротенькие, но очень живые… Без рифмы и содержания. Очень красивые… И, что больше всего мне нравилось – не о любви… Я, бывало, еще и слова не успевал сказать, а ты уже мне стишок в ответ... Да громко так! Старалась перекричать… Меня в то время трудно было перекричать. У меня в то время помнишь какой голос был? Иерихонская труба, а не голос… Я сразу же умолкал. Умолкал и слушал… С наслаждением… Мне нравились твои стихи… Вообще нравилось слушать тебя… Еще о чем-то беседовали, не помню… Какие-то офицеры в эполетах. Вспоминала их по именам… Говорили, говорили и не могли наговориться. 
ТЕНИНА Зачем?
Пауза.
ВИРХОВ Зачем говорили?
ТЕНИНА Да, именно. Зачем мы говорили-то все время?.. Как я понимаю, без умолку говорили?
ВИРХОВ А ты совсем не помнишь?
ТЕНИНА Нет.
ВИРХОВ Просто так. Просто хотелось разговаривать. Нам хотелось разговаривать…
ТЕНИНА Зачем ты пришел?
Пауза.
ВИРХОВ Там, на верхней террасе… только взгляни…
ТЕНИНА Стоп!.. А можешь ты, Павел Анисимович, вспомнить случай, когда бы мы с тобой просидели долго, да нет, пожалуй, не долго даже, а хотя бы какое-то время в тишине?
ВИРХОВ В тишине?
ТЕНИНА Да, в полной тишине... Молча… Ни слова не говоря друг другу… Просто так, слушая тишину?
Пауза.
ВИРХОВ Ты снова слушала тишину?
Пауза.
ТЕНИНА Кто рассказал тебе про тишину?
ВИРХОВ Что значит?..
ТЕНИНА Кто, кто, кто рассказал тебе про то, что я слушаю тишину?!
Пауза.
ВИРХОВ Даже не знаю?.. Кто рассказал? Да, никто не рассказал. Ты же сама и рассказала.
ТЕНИНА Когда?
ВИРХОВ Да вот только что.
ТЕНИНА Но ты употребил слово «снова».
Пауза.
ВИРХОВ Хорошо…. Оленька, я не стану делать вид, что впервые слышу о тишине, и все такое. Я все вижу. Каждый день наблюдаю тебя в этом мертвенном состоянии. Каждый Божий день, Оленька.
ТЕНИНА Ты целый месяц не спускался ко мне!
ВИРХОВ Мы видимся каждый день. Просто ты не замечаешь меня. Каждый день ты пребываешь в мертвенном состоянии.
ТЕНИНА В мертвенном состоянии?.. «В мертвенном состоянии» сказал ты?.. Ты стал выражаться их терминами?.. Ты с ними за одно!
ВИРХОВ Они лечат тебя. Они хотят облегчить твои страдания… Знаешь, если уже разговор зашел о медицине…
ТЕНИНА Нет никаких страданий. Запомни. Ничего нет. Только равновесие. Страдания ушли, как будто их и не было никогда.
Пауза.
ВИРХОВ Насколько я понимаю, ушла любовь.
ТЕНИНА И не мечтай!.. Никакой любви в том смысле, что ты вкладываешь в это понятие, не было. Никогда. И заруби это себе на носу.
Пауза.
ВИРХОВ Грустно.
ТЕНИНА Грустно?
ВИРХОВ Грустно.
ТЕНИНА Что же ты себе не выпишешь доктора?
ПАВЛУША О, да здесь, как я посмотрю, запахло докторами! Знаем мы докторов! Большая опасность! 
ВИРХОВ Они делают все, чтобы тебе было лучше.
ТЕНИНА Исключено.   
Пауза.
ВИРХОВ (На глазах слезы.) Ты прости меня, Оленька, я – подлец… Все время в делах…  Дела, дела. Даже и поговорить толком…
ТЕНИНА Да, ты подлец! Но это не ты, я первая сказала тебе об этом. А потом уже ты подхватил… А что, удобно быть подлецом, Вирхов?
ВИРХОВ Пожалуй, что да… Пожалуй иногда это единственный способ не сойти с ума.
Пауза.
ТЕНИНА Все же кто рассказал тебе про тишину?
ВИРХОВ Я придумал.
ТЕНИНА Придумал что?
ВИРХОВ Все придумал… Прости. Я сейчас уйду. (Встает.) 
Пауза.
ТЕНИНА Зачем приходил-то?
ВИРХОВ Не знаю… Цветы принес вот… Чаю хотел, кажется… Да, хотел чаю. Точно. Теперь вспомнил… Теперь не хочу…  Прости, мне нужно идти. У меня много дел. Прости. Прости.
ТЕНИНА Чай остыл. Но это ничего. Я согрею.
 
Рабочая сцены, молоденькая женщина, будто очнувшись ото сна, проворно выбирается из объятий гамака, забирается на стол и садится сверху на самовар.

ТЕНИНА Подожди. Сейчас будет горячим. (Кричит.) Не уходи! Попей чаю, слышишь?!
 
Вирхов неохотно возвращается в кресло.

ПАВЛУША (Тениной.) Поинтересуйтесь, Ольга Витальевна, много ли у него племянников?
ТЕНИНА Да подожди ты, Павлуша!
ВИРХОВ Что же, подожду… раз уж пришел.
ПАВЛУША Справьтесь, Ольга Витальевна, о племянниках справьтесь. Это его немного отрезвит.
ТЕНИНА Не спеши, Павлуша.
ВИРХОВ Ты как-то забавно стала называть меня… Павлуша. Почему Павлуша? Приятно, конечно…
ТЕНИНА Хочешь вина?
ВИРХОВ Вина?
ТЕНИНА Малинового вина. Из малинового варенья. Очень замечательное вино! Просто прелесть, что за вино!.. От мамы осталось… От твоей мамы осталось… Помнишь еще свою маму? Она все время варенье малиновое готовила, хорошая была мама…
ПАВЛУША Ольга Витальевна!
ТЕНИНА (Укоризненно.) Павлуша!
ВИРХОВ Почему ты называешь меня Павлуша? Это что-нибудь значит?
ТЕНИНА  (Смеется.) Нет, просто так… Ты так трогательно играл сейчас у меня в ногах… Как будто большая птица… Как будто голубь, но не голубь… Как будто ребенок… Как будто у нас с тобой родился ребенок, мальчик. Очень хороший ребенок, на тебя как будто похож… Как две капли воды… Просто удивительное сходство… в честь тебя и назвали, как будто…. Чудн’о! Нарвал цветов на верхней террасе, принес, уселся в ногах и играешь.
ПАВЛУША Отлично! В самую цель!
 
Павлушу затевает возню с фотоаппаратом. Камера отвечает отдельными выстрелами искр. Вирхов не видит этого.
 
ПАВЛУША Ах, дядя Павел, дядя Павел, как с вами всё сложно! 
Пауза.
ТЕНИНА (Вирхову.) Так как насчет вина?
ВИРХОВ Ты же знаешь, что мне нельзя вина.
ТЕНИНА А что с тобой?
ВИРХОВ Оленька, что с тобой? Ты и этого не помнишь? После отравления…
ТЕНИНА После отравления? У тебя было отравление? Ты отравился?.. А когда ты отравился?.. И сильно ты отравился? А чем ты отравился? Тебя отравили? Насмерть?
ВИРХОВ (Раздражен.) Нет, Оленька, меня спасли. А вот печень спасти не удалось.  Так что вина я не пью.
ТЕНИНА (Не обращая внимания на раздражение Вирхова.) Ну что же, тогда чай. Чай, уже согрелся.

Молоденькая женщина покидает самовар и возвращается в гамак.
Вирхов видит ее.

ПАВЛУША (Копается с фотоаппаратом.) Все. Теперь, как говорится, вы уже на мушке, Павел Анисимович! Теперь вам, как говорится, некуда деться. (Передразнивает Вирхова.) Дела. Какие уж теперь дела, Павел Анисимович? Теперь исключительно интерьеры.

Вирхов наблюдает за молоденькой женщиной в гамаке, которая в свою очередь улыбается ему и делает ручкой.

ТЕНИНА (Вирхову.) Куда ты смотришь? Ты что-то увидел?
Пауза.
ВИРХОВ Да, вот, кстати, Оленька, почему ты никогда не попросишь у меня денег?
ТЕНИНА (Вскакивает в необычайном волнении.) Что?! Что ты сказал?!
ВИРХОВ Отчего ты никогда не попросишь денег?
ТЕНИНА Денег?!
ВИРХОВ Ну да, денег!
ТЕНИНА Ты сказал «попросишь денег»?!
ВИРХОВ Да, почему бы и нет?! Наверное, тебе нужно что-нибудь?
ТЕНИНА Да нет, это тебе что-то нужно, не угадала?
ВИРХОВ (Как будто не слышит ее слов.) Что-нибудь приобрести… 
ТЕНИНА Неужели я произвожу впечатление нуждающегося человека?.. Неужели ты думаешь, что после того богатства, которое оставила мне в наследство твоя мама я могу в чем-то нуждаться?... Давно ли заходил ты в подпол, Павел Анисимович?  видел ли ты, сколько там малинового варенья?.. Почему бы тебе не заглянуть как-нибудь в подпол?.. С тех пор, как твоя мама умерла, ты, кажется, так ни разу там и не был? Загляни как-нибудь в подпол… Пол под.
ВИРХОВ Пол под?
ТЕНИНА Именно. Под! 
ПАВЛУША В самое яблочко!
Пауза.
ВИРХОВ Ты знаешь, я не был против того, чтобы у нас был ребенок.
ТЕНИНА Мальчик.
ВИРХОВ Мальчик, девочка, какая разница?
ТЕНИНА Это был мальчик.
ВИХРОВ Все равно… Я не возражал… Ты не хотела детей… Наверное, я был бы неплохим отцом… Наверное золотым отцом был бы… Я – золотым отцом, ты - золотой матерью… И сынишка, стало быть, был бы у нас из чистого золота.
ПАВЛУША Да что же вы такое говорите?! Да как вы можете даже обсуждать такое?! Разве вы не знаете, что бывает с золотыми детьми?! Вы отлично знаете, что бывает с золотыми детьми потом! Вы прекрасно знаете, что бывает с детьми от золотых родителей потом! Вы знаете, что дети от золотых родителей всю жизнь потом бродят в поисках итальянского дворика! Именно итальянского дворика, потому что случайные люди не знают о существовании итальянских двориков и не заходят туда просто так! Только там золотые дети могут избежать встречи со случайными людьми, которая для золотых детей, как вы понимаете, смертельна! А если все же, если все же, несмотря на исключительность этого события, если все же, несмотря на невозможность этого события, такая встреча происходит, можете вы себе представить, как умирает золото! Какие лица с какими языками появляются в окружающих эту смерть окнах, и какие лица у кружащих над этой смертью птиц! 
Пауза.
ТЕНИНА Ты же знаешь, что бывает с золотыми родителями.  И ты знаешь, что бывает с родителями детей, рожденных не в любви? Ты же знаешь, что таким родителям раньше или позже приходится платить по счетам?
ВИРХОВ Что ты имеешь в виду?
ТЕНИНА Ах, как ты оживился при упоминании знакомого слова! Счета. Счета – это твое.
ВИРХОВ Что ты имеешь в виду?
ТЕНИНА Такие золотые родители однажды превращаются в нечто наподобие итальянского дворика.
ВИРХОВ Итальянского дворика?
ТЕНИНА Да, да, итальянского дворика, знаешь, такого с фонтанчиком и мертвой птичкой на усыпанном монетками дне. Полушками, гривенничками или другими монетками, не важно. Итальянского дворика, что живет, единственное, ожиданием. Ожиданием своих золотых детей. А вместо них, Павел Анисимович, вместо них являются совсем другие дети. Чужие дети. Взрослые и сильные…  А знаешь, Павел Анисимович, зачем они заходят туда?.. Они заходят туда всего лишь помочиться… Золотой дождь! А?! Павел Анисимович! Знакома вам эта забава?! (Серьезно.) Почему ты стал предлагать мне деньги?
ВИРХОВ Что?
ТЕНИНА Почему ты стал предлагать мне деньги?
ВИРХОВ Ах, деньги?.. Распродал коллекцию… Все. Больше ничего нет… И потом… я ухожу от тебя.

Появляются  рабочие сцены. Начинается  перемонтировка четвертого интерьера. 

ВИРХОВ Ухожу от тебя… Завтра.
Пауза.
ТЕНИНА К ней?
ВИРХОВ Кого ты имеешь в виду?
ТЕНИНА Молоденькую женщину, кого же еще? Молоденькую женщину, похожую на самовар, потому что она только и думает о том, чтобы кто-нибудь ее обрюхатил. Молоденькую женщину, которая, собственно, и родит тебе ребеночка, которому ты, в свою очередь станешь золотым родителем.
ВИРХОВ Грубо и глупо…  Но не лишено здравого смысла…  Прости, но ты, как мне показалось, недолюбливаешь меня…   В тебе совсем не осталось солнца…
Пауза.
ТЕНИНА Что медлишь? 
ВИРХОВ Нужно собраться.
Пауза.
ТЕНИНА Много вещей?
ВИРХОВ Да нет, не особенно. Возьму только самое необходимое.
Пауза.
ТЕНИНА (Фальшиво смеется.) А меня не возьмешь?
ВИРХОВ (Пытается шутить.) Только золото.
Пауза.
ТЕНИНА Я больше не золото?
ВИРХОВ (Подходит к гамаку с молоденькой женщиной, кладет руку ей на грудь.) Вот – золото.
ТЕНИНА (Не видит молоденькой женщины.) Гамак?
ВИРХОВ Гамак.
Пауза.
ТЕНИНА (Зажмуривается, открывает глаза, вновь зажмуривается, вновь открывает глаза.) Ну вот, шум вернулся. Такая тишина была, а ты все испортил…  Прислушивается.) Черт бы его побрал, этот шум! (Будто проснувшись, бодро.) Ты давно здесь, Вирхов?
ВИРХОВ Что?
ТЕНИНА Давно пришел, я спрашиваю?
Пауза.
ВИРХОВ (Зачем-то оглядывается по сторонам.)  Я не пойму…
ТЕНИНА Я спрашиваю, давно ли ты пришел?
Пауза.
ВИРХОВ (Недоуменно.) Давно.
ТЕНИНА (Поднимает цветы.) Боже мой, цветы! Откуда такие цветы?
Пауза.
ВИРХОВ С верхней террасы.
ТЕНИНА Для меня собрал?
ВИРХОВ Да.
ТЕНИНА (Подходит к Вирхову, целует его в щеку.) Спасибо… Ты хороший, Вирхов.
ВИРХОВ (В полном недоумении.) Что с тобой?
Пауза.
ТЕНИНА Ничего. Просто сегодня я не могу бороться с хорошим настроением. Знаешь, о чем я думала весь день? Все утро и весь день думала? И знаешь о чем?.. У меня нет ни одной твоей фотографии.
ВИРХОВ Зачем тебе моя фотография?
ТЕНИНА Ну как же… Зачем жене может быть нужна фотография мужа?
ВИРХОВ У тебя есть моя фотография.
ТЕНИНА Нет ни одной.
ВИРХОВ А та, где я в форме летчика?
ТЕНИНА Она улетела.
ВИРХОВ Как улетела?
ТЕНИНА Очень просто, взяла и вылетела. (Смеется.) В трубу.
Пауза.
ВИРХОВ Ты потеряла ее?
ТЕНИНА Да ничего я не потеряла. Просто на фотографии изображен не ты.
ВИРХОВ А кто же?
ТЕНИНА Ну, не знаю. Другой человек. Кажется, совсем другой, не знакомый мне человек. Я хочу фотографию тебя нынешнего. Пополневшего, вот с этой бородкой. С этими румяными щечками. (Треплет его за щеку.)
ВИРХОВ (Отстраняется.) Перестань.
ТЕНИНА Не перестану. (Пытается ухватить его за бородку.)
ВИРХОВ Да что с тобой?
ТЕНИНА Балую.
ВИРХОВ Балуешь?
ТЕНИНА Балую… Говорю же, не могу бороться с хорошим настроением… Вот что, Вирхов. Можешь ты ответить мне на один вопрос?
ВИРХОВ Не знаю. В свете твоей дурашливости…
ТЕНИНА Видел ли ты когда-нибудь, Павел Анисимович, не побоюсь этого слова, идиотов?
ВИРХОВ Ну вот, а я уж было подумал…
ТЕНИНА Так видел или нет?
ВИРХОВ Смеешься?
ТЕНИНА Ничуть не бывало. Вполне серьезно. Настоящих, клинических идиотов?
ВИРХОВ Нет, конечно.
ТЕНИНА А знаешь ты, что они пахнут цветами?
ВИРХОВ Глупость какая.
ТЕНИНА Ничуть не глупость. От них исходит точно такой же запах, что и от цветов.

Тенина не выдерживает и разражается смехом. 
Вирхов смеется вместе с ней.

ТЕНИНА А много у тебя денег?
ВИРХОВ Почему ты спрашиваешь?
ТЕНИНА Ты же предлагал мне деньги?
ВИРХОВ Когда?
ТЕНИНА Ну, как-то давно. Я уже и не припомню когда.
ВИХРОВ Почему ты спрашиваешь?
ТЕНИНА Ты давно не катал меня на карусели. Хватит у тебя денег на то, чтобы прокатить меня на карусели?
ПАВЛУША Ах, карусель! Мечта моя! Как же я мог про карусель-то забыть?!
ВИРХОВ Карусель? 
ТЕНИНА Это мой сюрприз!
ВИРХОВ Карусель – сюрприз?
ТЕНИНА Конечно. Бьюсь о заклад, ничего подобного ты от меня ожидать не мог!
ВИРХОВ Уж не знаю...
ТЕНИНА А ты не помнишь, как мы с тобой когда-то катались на карусели? Давно, совсем давно? В Пороховом парке. Не помнишь?.. Карусель была сломана, и на ней было запрещено кататься. Но мне очень хотелось. Мне очень, очень хотелось. И ты был внимателен ко мне. Ты уговорил сторожа, заплатил ему какие-то деньги, и мы все равно стали кататься… Она страшно пела на каждом повороте. Звук такой, как будто ребенок плакал. На каждом повороте… А потом сторож никак не мог остановить ее. А она все набирала и набирала обороты. Набирала и набирала обороты. И пение становилось все громче. Все громче и громче!.. А потом вдруг наступила тишина… Абсолютная тишина… Ватная тишина… И она мерцала, эта тишина…  Мерцающая тишина. Помнишь?
ВИРХОВ Давно это было.
ТЕНИНА Очень давно.
Пауза.
ВИРХОВ Я вот о чем подумал сейчас, а ведь мы с тобой уже старенькие, Оля.
ТЕНИНА Да. Пора платить по счетам. (Смеется.) Ну, так что? Хватит у тебя денег на три билета?
ВИРХОВ Три билета?
ТЕНИНА Три. А сколько же?
ВИРХОВ Но нас двое.
ТЕНИНА Двое?
ВИРХОВ Да. Ты, да я.
ТЕНИНА А Павлуша?
Пауза.
ВИРХОВ Какой Павлуша, Оленька?
ТЕНИНА Ой, да что же это я? Совсем забыла! Так редко вижу тебя, что когда, наконец, ты возник, забыла о главном. Я же не познакомила тебя с Павлушей! Вот, дура бестолковая!
ВИРХОВ Кто такой Павлуша?
ТЕНИНА Наш сын.
Пауза.
ВИРХОВ Кто?!
ТЕНИНА Наш сын. Павлуша.
Пауза.
ВИРХОВ Какой сын? 
ТЕНИНА Тот самый сын. Он вернулся. Он теперь будет жить с нами. Павлуша, да где ты?.. Где ты прячешься?.. Выходи, не стесняйся. (Вирхову) Стесняется очень.

Павлуша остается у фотоаппарата.
Он не может двинуться с места.
Он не может поверить, что все происходящее не сон.

ВИРХОВ (Шепотом.) Оленька.
ТЕНИНА Павлуша, да где же ты!
ВИРХОВ (Шепотом.) Оленька!
ТЕНИНА Сейчас, сейчас!
ВИРХОВ (Шепотом.) Оля! 
ТЕНИНА Ну, что? 
ВИРХОВ (Шепотом.) Ты сделала аборт.

Некоторое время Тенина немигающим взглядом смотрит на Вирхова, но затем вновь принимается за свое.

ТЕНИНА Павлуша!
ВИРХОВ Перестань. Это становится невыносимым! Долго ты еще намерена взращивать этот ад?.. За что, за что ты мстишь мне?! Разве сделал я что-то плохого тебе?!
ТЕНИНА Павлуша!
ВИРХОВ И прекрати кричать! Мне, в конце концов, становится страшно, просто страшно!
ТЕНИНА Павлуша!
ВИРХОВ Это закончится больницей, Оля! Ни ты, ни я не хотели бы этого.
ТЕНИНА (Уже в слезах.) Павлуша!
Пауза.
ВИРХОВ Ну вот, теперь ты убедилась, что никакого Павлуши здесь нет?
 
Павлуша оставляет фотоаппарат и выходит на самое освещенное место. Его лицо излучает счастье. Однако просто освещенного места ему недостаточно. Это его звездный час. Он берет одно из плетеных кресел и взбирается на него.

ПАВЛУША (Как будто про себя, но достаточно громко, чтобы быть услышанным.)  Хотя бы какое то время побыть человеком над… Что ни говори, особые ощущения… Ничего удивительного в том, что все стремятся туда. (Указывает наверх.) О, Павел Анисимович, теперь я понимаю вас. Ах, как я понимаю вас!.. Отсюда все видно!.. И верхнюю террасу, и богадельню… и Москву!.. Боже мой! Как понимаю я вас теперь, Павел Анисимович!.. Однако голова кружится… Это у меня, больного человека, кружится. Чего уж говорить о здоровых?.. из тех, что забирается так высоко…  Для них это просто смерть… Вот – карусель, и никакого малинового вина не нужно… Определенно, так высоко может и должен находиться исключительно больной человек. Племянник. В идеале – идиот.      
ВИРХОВ (Видит Павлушу, Тениной.) Кто это?
ТЕНИНА Это – Павлуша.
ПАВЛУША (Спускается с кресла.) Разве вы не узнаете меня, Павел Анисимович?
ВИРХОВ Я вижу вас первый раз в жизни.
ПАВЛУША Что это вы меня на ты? Я не привык. Я привык, чтобы меня на ты называли… Видите ли, у нас в богадельне…
ВИРХОВ (Тениной.) Так кто же это?
ПАВЛУША Разве вы не слышали ответ этой благородной женщины, Павел Анисимович?
ВИРХОВ Я не с вами разговариваю.
ПАВЛУША И совершенно напрасно. Разве вы не знаете, что она не в себе? Кому как не вам знать это?
ВИРХОВ (Павлуше.) Хорошо, отвечайте вы. Кто вы?
ПАВЛУША Вообще-то я – ваш племянник. Ваш родной племянник. Но, пожалуй, не имеет смысла принимать во внимание мое заявление, ибо то время, что мы с вами не виделись, Павел Анисимович, а не виделись мы никогда, не позволит мне изыскать сколько-нибудь убедительных доказательств, кроме нашего с вами необычайного внутреннего сходства. Понадобится срок, чтобы убедиться в нашем родстве, а коль скоро срока такого нам с вами не отпущено, а так же, принимая во внимание скоротечный уход ваш из семьи, позвольте мне отрекомендовать вам себя просто и без затей. Павел. Фотограф. Из богадельни… Вообще-то все, обыкновенно, называют меня Павлушей.
Пауза.
ВИРХОВ У меня нет племянника.
ПАВЛУША А потому, Павел. Фотограф. Из богадельни. Лучший фотограф. Специалист по интерьерам... Знаком с Ломоносовым. Михаилом Васильевичем. Лично.
Пауза.
ВИРХОВ У меня, действительно, был племянник, но он погиб. В раннем детстве.
ПАВЛУША И его, так же как и меня, звали Павлуша?
ВИРХОВ Его звали Павлик.
ПАВЛУША Ах, простите. Это, конечно, меняет дело. Это – прямое доказательство моего самозванства. Впрочем, не важно. А важно, Павел Анисимович, другое. Вот я обратил внимание на то, что в нашем, в вашем, простите, роду, дети, преимущественно, умирают в раннем возрасте…  Что-то им не климат… Почему?.. Верно, никто, кроме Создателя не сможет дать точного ответа на данный вопрос… А вообще, всякая семья – трагедия… Кроме того,  мне думается, что, по большому счету, еще ни один человек, не простил своему партнеру или партнерше близости… Таковы мои наблюдения. Я очень наблюдательный человек. По-другому и быть не может, коль скоро ваш покорный слуга – фотограф… По-моему, не ударил в грязь лицом – галантная речь. Что скажете, Павел Анисимович?   
Пауза.
ВИРХОВ Зачем вы здесь?
ПАВЛУША Совсем не трудно догадаться, принимая во внимание мою профессию… С тем, чтобы сделать несколько снимков.
Пауза.
ВИРХОВ Вас кто-то пригласил?
ПАВЛУША Нет, я пришел по собственной инициативе… Мне нравится у вас.
ВИРХОВ А это уже наглость.
ТЕНИНА (Вирхову.) Не смей! Не смей! Я пригласила его! Нет, не просила, умоляла придти и остаться! Навсегда! Простить нас, придти и остаться навсегда!
Пауза.
ПАВЛУША Ольга Витальевна накормила меня изумительным малиновым вареньем. Бабушкиным вареньем. Выясняется, что бабушка… ваша, Павел Анисимович, стало быть, мама… готовила варенье выше всяческих похвал.
ВИРХОВ Вы не похожи на мальчика из богадельни.
ПАВЛУША Гены, Павел Анисимович, гены. И, разумеется, итальянский дворик. С фонтаном.
Пауза.
ВИРХОВ Если я правильно вас понял, Павел из богадельни, немедленно покинуть нас вы  не собираетесь?
ПАВЛУША Собираюсь. Но не сразу, и не один.
Пауза.
ВИРХОВ Оленька…
ПАВЛУША Говорите, лучше, со мной. Что даст вам беседа с этой сумасшедшей?

Вирхов пытается броситься на Павлушу с кулаками, но Тенина удерживает его.
Павлуша невозмутим.

ВИРХОВ Пошел вон!
ПАВЛУША Пользой от моего длительного пребывания в богадельне является то, что я привык относиться к таким и подобным фразам философски, и каждый раз, трактовать  сообразно ситуации. «Пошел вон» в вашем исполнении я трактую так - мне бы очень не хотелось, дорогой племянник, тратиться на то, чтобы катать вас с Ольгой Витальевной на карусели. Вполне можно обойтись и без этого…. Но, хотелось бы заметить, Павел Анисимович, что вы еще не знаете, какого уровня фотографии вы получите в результате дружбы со мной, дружбы, которая,  не смотря на болезненность привыкания ко мне, что, за исключением, разве что Ольги Витальевны, прослеживается сплошь да рядом, непременно вспыхнет у нас с вами. И произойдет это в тот момент, когда вы, наконец, поймете, какую выгоду можно извлечь из такой дружбы… А давайте-ка, выпьемте-ка с вами вина, что ли? И Ольге Витальевне нальем. (Разливает вино по бокалам.)

К столику устремляются рабочие сцены.

ПАВЛУША С одного бокала с вашей печенью ничего не будет. Опять же, избавиться от меня будет проще, когда я захмелею… Открою секрет. Когда я захмелею, меня непременно потянет домой. Человека, который всю жизнь провел в богадельне, хоть утопи в золоте, все равно в богадельню тянуть будет.  И это правильно, что нас таких, не особенно-то выпускают. Мы на воле дуреем. Если, конечно, можно так выразиться, учитывая специфику нашей болезни… И еще. Замечательная, вечная, самая лучшая и всегда актуальная, лучшая из всех фраз, когда-либо произнесенная человеком – Я тебя породил, я тебя и убью – именно к нашей с вами ситуации, как раз и не подходит. Вернее подходит, но со знаком минус…. Не поленюсь объяснить, что это значит… что это значит и как будет звучать в нашей с вами ситуации… Применительно к нашей ситуации фраза будет звучать приблизительно так – Я тебя убил, я же и верну тебе жизнь…  Согласен, звучит несколько коряво, так как я не Гоголь, но суть отражает…  Ибо, чего уж греха таить, на данный момент не только я, но все мы немножечко мертвы… Мне в голову периодически приходит вопрос, навязчивый вопрос, вопрос, от которой чрезвычайно трудно избавиться… Такой вопрос, разумеется, может явиться только сумасшедшему… А вопрос такой - А где, собственно мы все теперь находимся?.. Где сей момент вершатся наши судьбы и прочее все вершится?.. Уж, не на том ли мы самом дне фонтанчика в итальянском дворике, что так живописала обожаемая Ольга Витальевна?... Впрочем, Павел Анисимович, и это, и то не имеет значения, когда впереди нас ждут чудеса и большое счастье… Ваше здоровье, Ольга Витальевна! И ваше здоровье, Павел Анисимович. Будьте счастливы все, живые и мертвые! (Подносит бокал к губам.)
ТЕНИНА Не пей, вино отравлено!
ПАВЛУША Из какой-то постановки. Я видел. (Пьет.)
 
Ольга Витальевна вслед за Павлушей выпивает свое вино и, смеясь,  разбивает  бокал.
ПАВЛУША Ну, что же вы, Павел Анисимович? Героический человек, не мальчик, но муж. Что же вы не пьете?.. Вообще-то Ольга Витальевна для вас старалась… Ну, смелее… Дважды не умирают, Павел Анисимович!

Вирхов вслед за Ольгой Витальевной выпивает вино и тотчас падает без чувств. Рабочая сцены склоняется над ним и принимается стенать. Павлуша бросается к фотоаппарату.

ПАВЛУША Человеческая комедия. Безутешность. Страсть. Кто, если не я запечатлеет это?
ТЕНИНА Что ты наделал, Павлуша?

Рабочая сцены ложится на бездыханное тело Вирхова, целует его, гладит его волосы. Фотоаппарат изрыгает звуки и пламень.

ПАВЛУША Сколько чувства, только посмотрите, Ольга Витальевна! Умели вы так любить Павла Анисимовича? Только  честно!
ТЕНИНА (Видит рабочую сцены.) Кто это?
ПАВЛУША Не знаю. Но она вернет его к жизни, не сомневайтесь.
Пауза.
ТЕНИНА Кто это, Павлуша?
ПАВЛУША Судя по всему молоденькая женщина.
Пауза.
ТЕНИНА Откуда она взялась?
ПАВЛУША Из гамака… Не подумайте, это не та молоденькая женщина из богадельни, что, помните показывала язык… мы вместе показывали язык друг другу и я фотографировал ее… помните, я рассказывал?..  Это я так сказал, на всякий случай, потому что вы случайно могли сопоставить и вообразить, что та молоденькая женщина, и эта молоденькая женщина – одно и то же лицо… могли вообразить, что это я привел ее с собой… на малиновое варенье...
Пауза.
ТЕНИНА Он умер… У него практически нет печени… Скоро и мы умрем.
ПАВЛУША Что вы, Ольга Витальевна? Исключено. Здесь столько любви! Обратили внимание, как искрит моя железяка?.. Вы думаете, отчего она искрит? От любви, Ольга Витальевна… Любовь сильнее смерти, намного сильнее… Ну, что, можете меня поздравить! Кажется, снимочек получился!
ТЕНИНА И что там, на снимке?
ПАВЛУША Не поверите!.. Ах, какая удача! Я так и знал… Вот и снова я не ошибся, Ольга Витальевна! Быть мне оракулом!
ТЕНИНА Что, что там?
ПАВЛУША Карусель.

Грохот, топот. Пространство заполняется цыганами. С ними медведь.
Все приходит в движение. Цыгане поют, пускаются в пляс.
Рабочая сцены оставляет Вирхова и с восторженным криком бросается на шею одному из цыган.
Вирхов приходит в себя, пытается встать. 

ВИРХОВ (Приходя в себя.) Я не умер?
ТЕНИНА (Кричит.) Говори громче, ничего не слышно!
ВИРХОВ (Кричит.) Я не умер?
ТЕНИНА (Кричит.) Не знаю!
ВИРХОВ (Кричит.) Мне нужно знать!
ТЕНИНА (Кричит.) Зачем?
ВИРХОВ (Кричит.) Дурацкий вопрос!
ТЕНИНА (Кричит.) Согласна!
ВИРХОВ (Кричит.) Павлик!
ПАВЛУША (Кричит.) Слушаю вас, Павел Анисимович!
ВИРХОВ (Кричит.) Можешь звать меня дядя Паша!
ПАВЛУША (Кричит.) Слушаю вас, Павел Анисимович!
ВИРХОВ (Кричит.) Павлик, я не умер?
ПАВЛУША (Кричит.) Медведицу звать Мадлен!
ВИРХОВ (Кричит.) Как?
ПАВЛУША (Кричит.) Мадлен, дядя Паша!

Ослепительный фейерверк.
Затемнение. 
 

ИНТЕРЬЕР ПЯТЫЙ

На сцене муляжи диковинных птиц, чем-то напоминающих голубей, но несколько большего размера. Птиц значительно больше, чем в интерьере третьем.
Установлена карусель. В открытых кабинках Тенина, Вирхов, Павлуша, цыгане, рабочие сцены, медведица Мадлен.
У молоденькой женщины в руках леденец в виде огромного петушка.
Действующие лица неподвижны. Они смотрят на нас, как будто позируют невидимому фотографу.
Карусель движется медленно и бесшумно.
Мерцающая тишина.