ВОСКРЕШЕНИЕ И МОЯ КРОВНИЦА
Все растения отзывчивы на благоприятные условия своего пребывания, в плохих условиях выглядят угнетёнными, в хороших – вырастают красивыми и обильно плодоносящими.
А культурные растения, созданные умом и трудом человека (в результате селекции) и, в частности, мичуринские сорта яблонь особенно отзывчивы на людскую заботу о них.
ВОСКРЕШЕНИЕ.
В нашем дачном саду в посёлке Крюково росли в основном росли яблони всевозможных сортов, были также груши и вишни, наш отец предпочитал выращивать яблони, начиная от скороспелок и кончая зимними сортами, были ещё у нас и несколько обильно плодоносящих китаек (на душистое варенье).
Ещё он привёз с Дальнего Востока несколько диких яблонь, которые впоследствии так красиво и густо цвели розовыми цветками, что ими приходились любоваться наши соседи. К тому же, к ним прилетало множество пчёл и питающихся нектаром насекомых, чего и хотел отец для улучшения перекрёстного опыления всех остальных растений на нашем садовом участке.
Недалеко от нашего домика, напротив одного из его окон росла молодая яблоня «белый налив», каждую осень она нас радовала своими крупными, ребристыми (с одной стороны), и редкой белизны своими сочными яблоками.
Но вот, мы надумали к нашему домику пристроить обширную веранду. Приехавший со стройматериалами поздней осенью грузовик, въехал на наш участок через разобранный для этой цели забор (ворот у нас не было), и по недосмотру шофёра, наехал одним задним колесом на эту красивую яблоньку.
Когда мы с отцом подошли к тому, что осталось от нашей любимицы, то долго смотрели на её сломанный ствол и покорёженные ветки, после чего отец с сожалением сказал, что придётся весной на этом месте сажать уже новую яблоньку, и постарается достать опять такой же сорт, «белый налив».
Мне было так жалко смотреть на эту сломанную яблоню, что мне никак не хотелось смириться с её гибелью.
Я попросил разрешение у отца попробовать её выходить и дать мне на это некоторое время, на что получил его «добро», хотя он откровенно не верил в возможность такого воскресения из мёртвых, настолько безнадёжной выглядела эта яблоня после автомобильных колёс.
Первым делом, я стал мастерить «шины» для наложения на переломанный ствол яблони, и крепко примотал их грубой холстиной к тщательно подогнанным поломанным частям ствола яблони, потом, воткнув рядом крепкие подпорки, крепко примотал к ним выпрямленный и обмазанный садовым варом ствол искорёженного деревца.
Некоторые ветви у яблони были полностью отломаны, другие частично, особо крупные ветви я вернул в исходное положение и перебинтовал полосками простой грубой материи.
Зная, что весной через искорёженный ствол яблони от корней к её веткам будет поступать намного меньшее количество питательных веществ, отчего она может просто засохнуть или же на её ослабленных ветках вырастут лишь редкие листья, я по новому сформировал её крону, проредив и обрезав особенно длинные ветки, отчего она приобрела значительно меньший общий размер.
Отец, искренне считал, что из моего воскрешения из небытия этой яблони ничего путного не получится, и каково было его удивление, когда весной эта яблонька обильно зацвела всеми своими оставшимися ветками и осенью на ней были яблоки, естественно меньше чем раньше.
Для стимулирования отрастания у неё новых веток и дополнительного питания её корневой системы я выкопал по четырём её сторонам (в пределах её кроны) небольшие шурфы, куда я уложил перегной, перемешанный с мелкими кусками дёрна.
На следующий год она превзошла себя, и белого налива на ней было даже больше, чем до её трагической поломки. Вот как может простое деревце изо всех своих «растительных сил» вернуться к жизни и затем отблагодарить обильным урожаем того, кто приложил максимум усилий к её возвращению в наш прекрасный зелёный мир.
МОЯ "КРОВНИЦА"
Однажды, я был приглашён в гости к моему товарищу Юрию Шиханову на его дачу в посёлке Калистово. После обильного угощения хозяева дачи повели меня смотреть на всё растущее у них.
Как у всех образцовых дачников, вдоль садовых дорожек росли красивые розы и их плодовые деревья состояли из нескольких вишен, слив, но преимущественно из яблонь мичуринских сортов.
Когда они меня подвели к растущему рядом с соседским забором большому кусту крыжовника сплошь усыпанного крупными (тогда ещё зелёными) ягодами, говоря про его редкую родословную, я обратил внимание на полу засохшую яблоню, находившуюся посередине между кустом крыжовника и дачным домиком.
я спросил их, почему она в таком плачевном состоянии, они пожали плечами и сказали, что собираются её спилить, чтобы осенью на её месте посадить новую яблоню. Внимательно осмотрев её ствол, я предложил моим гостеприимным хозяевам её не спиливать, и дать мне возможность попробовать её спасти от дальнейшего полного засыхания.
Как большинство яблонь в наших подмосковных садах, эта яблоня была мичуринка, они обычно хорошо плодоносили, но плохо переносили суровые зимы. Если осенью предварительно не укутать их стволы утепляющими материалами и потом уже зимой нагрести на них дополнительно снега, то их нежная кора начинает от сильного мороза трескаться и отставать от основного их ствола, впоследствии отмирая и засыхая.
Самыми уязвимыми местами, при этом, обычно бывают места на их стволе в местах контакта подвоя с привоем, поэтому требуют особого внимания после их выхода из зимней спячки.
Не надо забывать, что мичуринские сорта яблонь были выведены в средней полосе России, где практически не бывают сильные морозы, как это часто происходит в Московской области и севернее её.
А весной питательные вещества из их корневых систем уже не могут в полном объёме достичь всех своих веток и лишь под уцелевшей частично корой в небольшом количестве поступают лишь к ещё живым веткам, остальные же просто засыхают.
Я упросил моих друзей дать мне шанс попробовать спасти эту яблоню от грозящей ей неминуемой гибели от полного засыхания и банальной пилы. Вначале я удалил с её ствола большим садовым ножом всю сухую мертвую кору вплоть до оставшихся ещё живыми её отдельных частей, по которым ещё продолжали поступать из корневой системы питательные вещества. Обнажённые садовым ножом эти части коры я щедро обмазал садовым варом.
Потом попросил у хозяев стремянку и, поднимаясь по её ступенькам, стал секатором отсекать все засохшие части веток так, чтобы их оставшиеся части были ещё в живом состоянии. Толстые сухие ветки секатор не брал, и их приходилось отпиливать ножовкой.
Когда я поднялся на предпоследнюю ступеньку, то мне стало сложнее отпиливать сухие ветки и поддерживать своё равновесие.
При отпиливании сухой верхушки этой «безнадёжной» яблони, которая при этом сильно раскачивалась, при последнем окончательном её отпиливании, сжимавшая ножовку моя правая рука с размаху опустилась на торчащее остриё секатора, находившееся в моей левой руке.
Насколько глубоко проник секатор в тыльную сторону ладони, я осознал, только спустившись со стремянки на землю. Секатором была рассечена главная артерия и кровь, с каждым ударом сердца, как из маленького фонтанчика, выходила из неё, и моя ладонь быстро набухла от обильно поступающей под кожу крови.
Мать моего приятеля быстро плотно перевязала мою руку выше кисти, чтобы остановить вытекание крови из искалеченной секатором кисти руки.
Праздничное настроение вмиг исчезло у всех присутствующих и все стали меня собирать в обратный путь в Москву, вылив весь наличный у них запас йода на кровоточащую развёрнутую рану, и замотав кисть руки всем находившимся у них количеством бинта, проводили до калитки, с напутствием как можно быстрее добраться в Москве до своего травмпункта.
Мой трамвпункт (по месту жительства) находился в при больнице №20, где к моему появлению уже была солидная очередь из людей с перебинтованными головами и руками на перевязи, так, что мне ещё пришлось ждать больше часа, пока не открылась дверь к врачу и лично для меня.
Врачом была относительно молодая женщина с усталым лицом, которая разбинтовав мою руку, и взглянув мне в лицо, неожиданно спросила, мужчина ли я? Удивлённый таким вопросом, я естественно ответил утвердительно, тогда она сказала, что будет мне зашивать, к этому времени широко раскрытой, рану без заморозки (как потом я сообразил, для экономии её врачебного времени).
Достав большую кривую иглу и вдев в её большое ушко толстую нить, она вонзила её в край моей пульсирующей раны, и, ещё раз взглянув на оторопевшее таким началом лечения моё лицо, вывела остриё иглы во внутреннюю часть другой стороны кровавой раны.
Потом, вывела эту нить уже наружу, и начала ею стягивать края моей раны, пока они не сблизились друг с другом, и потом завязала сверху первый узел.
В дальнейшем, у неё дело пошло быстрее, протыкая с двух сторон раскрытую рану и завязывая очередной узел, она даже, с каким-то непонятным внутреннем весельем смотрела на моё лицо, которое стало ещё бледнее, чем по приходе сюда. К сильной боли в ране теперь добавилась боль от протыкания иглой моей живой плоти и, протягивания через проделанные ею отверстия медицинской толстой нити.
Прошло время, и однажды мне позвонил мой приятель Юрий и сообщил, что та яблоня, с которой я возился у них в Калистово прошлым летом, и которую я ненароком окропил своей кровью (он назвал её моей кровницей) порадовала их большим урожаем яблок.
Всё его семейство хочет, чтобы я непременно к ним приехал на дачу и убедился в не напрасности своих «мичуринских» усилий.
А ведь они откровенно не верили в успех моих усилий по возвращению к полноценной жизни их яблоньки после суровой зимы, и только из уважения ко мне, к моему труду с секатором и ножовкой (и моему ранению) они оставили её в покое, и потом были ею благодарно вознаграждены за своё долготерпение!
.