Кряхтя и держась за поясницу, бабка Акулина брела из магазина домой. Эх, и долгой стала эта дорога! Раньше, бывало, за пять минут добегала, а теперь и улитка ее обгонит. Нет, с одного разу не дойдет, надо сделать передышку.
Она села на дворовую скамейку с облупившейся краской, сняла выцветшую панамку, поправила волосы, собранные в кичку. Где толстенная коса русых волос, что парней с ума сводила? Время-то пролетело, что воробышек скакнул – еще вчера в кадрили каблуки сбивала, а, вон, уже не до пляса – на первый этаж бы подняться, от косы три волосинки остались, от талии – токма лишь название да поясок от свадебного платья. Сейчас его трижды надставить, и то не обернет, потому как самое стройное место на ней – шея.
Бабка Акулина пристроила очки на лоб – вдаль в них глядеть несподручно, а посмотреть было на что. Во двор въехал белый лимузин с кольцами на крыше и лентами через капот. Кого ж такой пароход привез? Неуж эту козу дрыгоногую Гальку из соседнего подъезда? Привстав, бабка Акулина приложила козырьком руку ко лбу – от жеж солнце проклятое! Светит, что станционный прожектор, цельный месяц жарит, як адово пламя. До сентября далеко, а трава-то уж пожухла, так и шепелявит под ногами.
Батюшки! Из парохода с кольцами Анька-учительша вышла. А платье-то на ей! Не подол – пена прибойная морская, корсаж переливается, что снег под луной. Эх, хоть разок бы примерить такое! Ейное-то свадебное платьишко из ситчика было – на груди оборочка, по вороту кружавчики, рукава-фонарики. Так и лежит в сундуке, завернутое в холстину. Достать штоль, молодость вспомнить? Налезь – не налезет, а ежель поодаль от зеркала встать да приложить… и лучше по сумеречной поре… Эх, она по молодости любую девку за пояс затыкала, парней взглядом уводила, бровью вела – гармонист про кнопочки свои забывал. Бабка Акулина выпрямилась, надела панамку. Зайти, штоль, рюмочку за здоровье молодых выпить?
Анька-то хороша! Не идет – плывет, будто волна ее несет… этой… доской, без паруса которая – вчерась по телевизору показывали. Да черт с ей – ой, прости Господя! – с Анькой, от платья глаз не оторвать! Прежде о таком и мечтать не могли, а теперича – хочь белое, хочь красное, хочь как у принцессы заморской.
Посмотрев вслед невесте, бабка Акулина взяла пакет с хлебом и молоком. Глянула по сторонам – нет ли шпанят с водяными стрелялками, перекрестилась и гордо поплыла к подъезду, забыв про больную поясницу. «Ни одно платье счастливой не сделает, коль сама не расстараешься! – усмехнулась она. – А поздравить зайду. Анька – добрая, почитательная, такой и счастье пожелать не грех».