Рыжий мальчишка лет двенадцати усердно растирал рысака жесткой щеткой. Жеребец всхрапывал и повернув голову, норовил ткнуть влажными губами мальчишке в плечо.
- Но, не балуй – свирепо одергивал его мальчишка, не прекращая работы. Рядом, сидел на корточках Митька, наблюдая и давая наставления, Все трое выглядели весьма довольными.
После вчерашней выездки, попадаться Митьке на глаза как-то не хотелось, поэтому Дмитрий Сергеевич осторожно попятился, намереваясь покинуть конюшню, но Митькин голос остановил его.
- Ты, Семка, одно сообрази – поучал Митька. – Племенной жеребец, это тебе не ездовая лошадь. Он, я тебе скажу, все равно, что дитя малое, да неразумное.
- Вон возьми Авдея, он на Гнедке с Рыжухой аж в самую Казань съездил, еще и вернулся в тот же день.
- Это, когда новый барин приехал? – вмешался мальчишеский голос.
- Не перебивай – сердито ответил Митька. – Да, когда новый барин приехал. Так я тебе втолковать хочу, вот что. Сколько верст лошади прошли, почитай целые сутки в дороге были. И что им от этого? Да ничего. Гнедка, на следующий же день, куда-то запрягали. А, все потому, что лошадь она свое понятие имеет, и силы свои бережет.
- А племенной то, что нешто хуже? – в голосе мальчишки слышалось нескрываемое сомнение.
- А, почитай, что и хуже – степенно отвечал Митька. – Этот, особенно когда в стойле застоится, он, как рванет с места, так и будет скакать, пока либо не остановится, так что и с места его не сдвинуть, либо совсем пасть может. Так то. Поэтому его время от времени и надо выезжать. Да только умеючи. Где-то и придержать надо, где то и попустить. Так, чтобы он лишнюю силу то поизрасходовал.
- А, вот барин наш, вчера, чуть не загнал Серого – вставил мальчишка.
Послышался звук подзатыльника и вслед за ним обиженное хныканье.
- Ты мне тут. про барина то больно не болтай – голос Митьки был по настоящему сердит. – А то, я тебя и близко к конюшне не подпущу.
Очевидно, это была самая страшная угроза для мальчишки . Он захныкал.
Подслушивать дальше было совсем уж нехорошо, и Дмитрий Сергеевич нарочито громко зашуршав соломой, подошел к стойлу рысака.
- Кто там? – вскинулся, было, Митька. – А, это Вы барин.
- Как он? Дмитрий Сергеевич кивнул головой в сторону рысака.
- Да все хорошо с ним – Митька с деланным равнодушием пожал плечами. – Вот и Cемка за ним присматривает. Знатный конюх растет.
Митька потрепал рыжие космы. От похвалы Cемка расплылся в улыбке во весь свой щербатый рот
- Конюх, это хорошо – сдержанно похвалил Дмитрий Сергеевич мальчишку. – А ты Митя, вот что, запряги-ка мне кого поспокойнее, проедусь я.
- В двуколку прикажете? – осведомился Митька
- Да, нет. Лучше в тарантас. - Чуть подумав, распорядился Дмитрий Сергеевич. Двуколка, слишком уж напоминал страшный вчерашний день.
Через несколько минут Гнедко, хорошо знакомый нам по описанному мною ранее возвращению Дмитрия Сергеевича в родные пенаты споро покатил не менее знакомый нам тарантас по направлению к Черному озеру. Собственно, Дмитрий Сергеевич не намеревался ехать именно туда, но раз ух Гнедко так решил, то, в конце концов, какая разница. Просто хотелось побыть одному. Обдумать вчерашний день, да пожалуй, и ночь, тоже. Да, и ночь. Беспокойную, жуткую, Когда этот неприятный, пугающий озноб не только нервно пробегал по спине, но и казалось, охватывал все тело, а привычная ночная тьма была наполнена непонятным, необъяснимым ужасом. Впрочем, сейчас при свете дня, ночные ощущения значительно утратили свою остроту, и отошли на второй план
Поведение Евгении, разум напрочь отказывался рассматривать с позиций мистических. Скорее всего, прав таки, милейший Антон Тихонович, страдает дамочка, какой-то редкой формой невменяемости. Возомнила себя ведьмой и вживается потихоньку в вымышленный образ. Все это было объяснимо, как впрочем, и ночные страхи тоже. Возбужденные нервы и всякое такое. Бывает.
Единственное, чему Дмитрий Сергеевич решительно не мог отыскать никакого объяснения, это своей реакции на перстень Евгении.
Гнедко, тем временем, словно почувствовав настроение хозяина, проявил инициативу, заключающуюся в том, что он сменил свою и без того, неторопливую рысь, на медленный, ленивый шаг. Тарантас стало меньше трясти, что позволило Дмитрию Сергеевичу, кстати, даже не заметив своеволия лошади, еще более погрузиться в размышления.
Ну, хорошо, размышлял он, совпадение действительно удивительное, одно и то же изображение на медальоне, по случаю купленному вообще невесть где, в Париже и точно такое же на перстне у заурядной помещицы в средней полосе России.
Удивительно? Да, удивительно, даже очень. Но и вызвать этот факт, по логике, должен был только удивление. Пусть сильное, даже крайнее, Наконец, даже совсем несоразмерное. Но удивление и ничего более. Откуда эта неожиданная истерика.
Посоветоваться бы с кем. Но с кем? С няней? Но, Аграфена Михайловна вряд ли чем поможет. С Вольфом Ивановичем обсуждать эту тему казалось совсем уж несообразным. Съездить к Азаровым? Но Петр Миронович, разве, что сочувствие выразит, да и то, наспех. А, уж Елизарий Евстафиевич… Дмитрий Сергеевич только рукой мысленно махнул. Может быть Антон Тихонович? К нему съездить? Да это было бы в самый раз. Разговорчив, все новости местные знает. Опять же и диагноз безумия Евгении, не колеблясь, поставил. Но, почему-то и это решение энтузиазма не добавило. Говорить о событиях вчерашнего дня не хотелось ни с кем.
Между тем Гнедко, почувствовав себя вправе принимать любые решения, увидев полянку красного клевера, густо растущего у дороги, остановился совсем, и стал, не спеша, его пощипывать. Дмитрий Сергеевич, на этот раз, заметивший самовольство своего четырехногого друга, не стал предпринимать каких либо действий, а просто откинулся на спинку тарантаса. В конце концов, в данной ситуации, это решение было ничем не хуже любого другого.
Таким образом, Дмитрий Сергеевич пролежал в тарантасе около часа, безмятежно разглядывая проплывающие мимо облака и ни о чем не думая, видя полную тщетность этого занятия. Однако, не стоять же здесь до бесконечности, да и клевер Гнедко похоже весь общипал.
Тогда Герой нашей повести, находясь в позе знатного патриция, возлежащего на пиру, театрально поднял руку и голосом, громкостью своею, вспугнувшим двух любопытных трясогузок, провозгласил. – Вперед, мой верный Росинант, неся же меня навстречу битвам и подвигам, дабы смог я, наконец, сразиться со всеми великанами, ведьмами и прочими ветряными мельницами.
Гнедко повернул назад голову, взглянул недоуменно и заспешил навстречу всему, что предрек ему Дмитрий Сергеевич, в порыве воодушевления.
Местом сражения и подвигов, Гнедко выбрал то самое место на берегу Черного озера, где они с Митькой останавливались в день, столь неудачной охоты.
Не привязывая, Гнедко, Дмитрий Сергеевич спустился к озеру, быстро нашел знакомую прогалину. Сейчас при ярком солнечном свете, поверхность озера совсем не казалась черной. Она была серой, или даже, скорее темно-серой. Вода была абсолютно непрозрачной. Вспомнились слова няни – да, кто же по доброй воле в эту черную жуть полезет.
Действительно, купаться в нем, несмотря на изрядную жару, почему-то, совершенно не хотелось. Вместе с тем, озеро, хоть и не выглядело привлекательным, но казалось, ну скажем так, безобидным. Было оно, скорее всего не глубоким, о чем свидетельствовали многочисленные островки камыша, разбросанные тут и там по его поверхности, порой достаточно далеко от берега.
Обычное лесное озеро, каких тысячи на бескрайних просторах средней полосы России и поэтому, было совершенно непонятно, что могло породить те звуки, которые, сливались в грустную мелодию, столь тревожно звучавшую в ту ночь.
Дмитрий Сергеевич медленно побрел вокруг озера. Верный Росинант покатил вслед за ним свой, видавший виды, тарантас.
Не стану утверждать, что герой повествования нашего вознамерился обойти все озеро кругом, скорее всего он даже вовсе не имел такого намерения, Но зато с полной достоверностью могу сообщить, что, где-то, через час неспешной ходьбы уткнулся он в непреодолимую преграду, представляющую собой изрядной ширины затон. Неширокая, но вертлявая речка Свияга, подтопив низко опущенный в этом месте берег, образовала невероятно живописный уголок. Затон, оба берега которого поросли редким старым сосняком уходил далеко вдаль, окаймляя, поросшее кувшинками мелководье, которое ближе к озеру образовало неширокую полосу прозрачной воды, с берегами, устланными удивительно чистым желто - бельм песком.
Но самым главным украшением этого, поистине сказочного местечка, была живописнейшая избушка, по-видимому, охотничья заимка, стоящая чуть поодаль от берега затона. Заимка, вовсю напоминала собой домик из слышанных в детстве сказок, Низкая, приземистая, как бы вросшая в землю. Единственное окно ее, опустилось едва ли не до земли, крыша крыта соломой, которая уже изрядно перепрела, а местами и вовсе обвалилось.
Дмитрий Сергеевич дернул за ручку. За спиной жалобно и, явно протестующе, заржал Гнедко. С чего бы это он, подумал Дмитрий Сергеевич, с новой силой пытаясь открыть дверь. С пятой или шестой попытки, перекошенная дверь, наконец, поддалась, открывшись с неприятным скрипом. Внутри ничего интересного не было. Пара чурбаков, один из которых, судя по всему, должен был изображать собой стол, другой, тот, который поменьше, соответственно предназначен был служить стулом. К этому следовало бы упомянуть еще о полуразрушенной печи, и топчане, накрытом дырявой овчиной, дабы у Вас сложилось полное впечатление о внутренне убранстве заимки. Добавлю лишь, что все это было покрыто таким слоем пыли, что Дмитрий Сергеевич незамедлительно захлопнул дверь.
Тем более Гнедко всем своим поведением демонстрировал, как ему здесь не нравится. Он испуганно ржал, дрожал всей кожей и попытался даже вскинуться на дыбы. Правда, оглобли, да и прочая сбруя помешали этому непростому упражнению. При всем этом верный Росинант, как и подобает боевому коню, упорно не желал покидать своего хозяина. Но лишь только, Дмитрий Сергеевич сел в тарантас и взял в руки вожжи, неустрашимый Росинант, он же Гнедко, поспешил покинуть не понравившееся ему место, с неожиданной для него поспешностью. Это было весьма кстати, поскольку и сам Дмитрий Сергеевич, совершенно против воли своей, безотчетно разделял беспокойство своего четырехногого друга.
Впрочем, при достаточном удалении от озера, беспокойство прошло и домой наши путешественники вернулись в самом прекрасном расположении духа. При этом, как раз, успели к обеду, чем необычайно порадовали Аграфену Михайловну.
- Ну, вот, наконец-то пообедаешь нормально – ворчливо сказала она, не скрывая радости в глазах.
Да и Гнедко. Никогда Дмитрий Сергеевич не ласкал прежде лошадей, полагая, что это ни к чему. А, тут вдруг, совершенно непроизвольно, взял да потрепал его по морде. Гнедко потянулся в ответ, настойчиво тычась влажными губами и в руки и в плечо, пытаясь даже дотянуться до лица, но от этой ласки Дмитрий Сергеевич благополучно увернулся. Присутствующий при этой сцене Митька улыбнулся с удивлением, достал из кармана штанов горбушку ржаного хлеба и потихоньку сунул ее в руку Дмитрия Сергеевича. Горбушка эта тут же была с подчеркнутой осторожностью слизнута с подставленной ладони, и с благодарностью съедена.
И вот странное дело, почувствовали они друг к другу какую-то необъяснимую симпатию. Два столь непохожих существа. Блистательный молодой барин, образованный, воспитанный, интеллигентный. И старый ленивый мерин, обычная рабочая лошадь, заурядная, ничем не приметная.
Надо же, трудно поверить, но, выходит и такое бывает.
С тех пор, стоило Дмитрию Сергеевичу подойти к конюшне, как Гнедко из самой глубины ее, приветствовал его радостным ржаньем. Да и Митька с тех пор строго следил, чтобы Гнедка, кроме как в тарантас Дмитрия Сергеевича, никуда более не запрягали.
Впрочем, что-то я начинаю забегать вперед. Только, Вы не подумайте, что делаю я это, потому, что хочется мне поскорее закончить свое повествование. Нет, совсем нет. Уверяю. Вас. И помысла такого в голове не держал. А в подтверждение этого, далее продолжим нашу повесть по порядку следования в ней событий.