«Шелест ветра по траве, горький дым костров, тишина-покой кругом.
Над когтями серых скал догорает день, покрывая землю сном.
Над кострами, в вышине черный ворон рассекает неба твердь,
Он кричит и в крике том жаркой битвы звон. Черный ворон чует…»
(рок-группа «Назгул Бэнд»)
«… Подумаешь, пилот вертушки – летает, небо коптит! Все, вроде, ему обязаны по гроб жизни. А вот как свалится он с того неба, или свалит кто, что тогда?! Тогда сидеть ему в яме, а то и на колу остром! А кто, скажите, его из ямы вытаскивать будет? Мы - группа экстренной эвакуации! А то, вон, смотри, сидит оператор «Нойда» - ни страха, ни жалости, «жги-дави». Думает, дурак, раз в железную ходилку залез, то сам гад ему не брат и гадова бабушка не сестра! А как подловят его, дурня железного, да как повалят и начнут разными способами донимать, вот тогда и закричит, болезный: «Ратуйте, люди! Хэлп ми, а то хана!». И кто ж его спасать от мартышек будет, чтоб те не превратили «найдеца» в мертвеца? Мы, группа экстренной эвакуации!
А во, во, во, во, смотри! Чудо природы! Видишь, в уголке сидит, винцо потягивает? Лонгер – офицер науки. Придумают же – офицер! Шляпу островерхую нацепил, под Гэндальфа, видно, косит. Гонору и спеси как у эльфа! Конечно, в каждом кармане штанов по страшному секрету и чудовищная тайна за пазухой… Вот попадется ему чародей попроворнее, а еще хуже – магичка-мейстра. Поймает в ловушку хитрую, да и захочет узнать: а чтой-то у нашего уважаемого Лонгера внутри черепной коробки? Мейстры, они, знаешь, бывают какие…любопытные? И начнет она его по полвершочку пилкой стальной… Он, понятно, маячки-жучки разные включит, если успеет, конечно…
И кто ж его спасет? Маги? Эльфы? Шишь! Мы - группа экстренной эвакуации…»
Пламенная речь эвакуатора меня, признаюсь честно, уже достала, но и послать я его не мог, я ж не самоубийца… Не то что б он слишком пугал меня, но чувствовалось в этом подвыпившем, почти лысом крепыше нечто такое, что лучше его не перебивать. К тому ж у моего нового навязчивого друга была крайне нехорошая привычка держать руку на рукоятке «Беретты». Моя рука, правда, тоже лежала на ребристой рукоятке «восемнадцатого Глока». Ну, это здесь традиция такая у «внешних», у тех, кто еще жив, руку держать на чем-нибудь удобном для стрельбы… Эвакуаторы – ребята славные и работу свою знают, и работа у них очень даже нужная - нас, несчастных, спасать. Да только и их, бывает, режут, и даже больше, чем остальных, и их из ям да из петель вытаскивать приходится, не все ж им других спасать…
В данный момент меня больше занимала беседа, происходившая в другом конце обеденного зала огромного рубленого терема, сделанного явно нечеловеческой расой, потому что человеческой расе таких размеров не нужно. В громадном здании из гигантских стволов сосен под островерхой его крышей пировали сто тридцать наемников «внешних», и еще душ сто разного сброда, а могли пировать сто тридцать Нойдов и столько же скальных троллей… А беседа была такая…
- Я и говорю, задача легче легкого, - рассказывал парень с длинными волосами, заплетенными в «хвост» на затылке. – Берем на мушку, крошим и все. А только не вышло. Портал открылся прямо у нас перед носом, а из него три зарриканки – прыг! И давай среди нас крутиться-вертеться, только саберрами своими чак-чак-чак-чак… Мы «мама» сказать не успели, а нас уже из тринадцати – трое!
- А потом, потом? – спросили из толпы.
- Потом, - продолжал рассказчик, - Эдвин, кореш мой, гранату взорвал, игольчатую.
- Значит, и сам того?..
- Ясен день, но и двоих этих девах с собой взял, накормил иглами на всю жизнь! А третьей я из «глока» в затылок, она как раз голову Панкрату, второму моему дружку, сносила. Вот такой рассказ.
Толпа слушающих загудела.
- Портал среди «внешних»? Обычный чародей вряд ли, если только мейстра…
- Так и мейстра не смогла бы… наверно?
- А если гелла-мейстра?!
- Брехня, откуда? Последней великой геллой была Тиссайя дэ Врие, так это, почитай, триста лет назад.
- Нет, последней геллой была Филиппа Эйльхарт, незадолго до смерти «Филиппа Серая» стала геллой,- вступает в разговор рыжая девчонка с раскосыми глазами. Миниатюрная, в большом кевларовом панцире, она выглядит черепашонком, вставшим на задние лапы. Однако за плечами у нее «Баст», а на поясе «глок» - черепашонок умеет кусаться!
- От смерти Филиппу это не спасло! – говорит парень с хвостом волос на затылке.
- От смерти, братец, ничего не спасает, даже кевлар! – смеется девчонка-черепашонка…
Я вновь поворачиваюсь к своему слегка пьяному собеседнику, Грегори:
- Слушай, Грег. Есть одно дельце, где можно славно заработать и весело сплясать с «трещеткой», ты как?
- Всегда за! А на кого пляшем?- говорит он.
- На Старика, так что пляска будет удалая, – отвечаю ему я.
- На Старика согласен хоть к черту! – смеется он в ответ.
- Сколько вас всего? – уточняю.
- Я и еще трое.
- Надежные?
- Эвакуаторы, блин! – вскрикивает он.
- Понятно. А еще мне нужны снайпер и корректировщик, только хорошие чтоб, - говорю я.
- Есть и это. Вон за тем столом сидят две кисы, блондинка и рыжая, Виктория и Шериз – всегда, типа, вместе, пока смерть, ха-ха… Так вот, Виктория снайпер – «Палец Господа», а Шериз – корректировщик- «Орлиный глаз». Любят хвастаться, что уложили больше, чем «Бич Катрионы» и Дийкстра, вместе взятые. Хотя имеют всего шестьсот сорок подтвержденных целей и еще несколько сотен неподтвержденных, - объясняет Грегори.
- Пойду познакомлюсь, - говорю я. И пошел…
За столом, заставленным бутылками и разной едой, сидели две миловидные девушки лет двадцати трех, красивые, если можно считать красивым, скажем, японский меч. Обе в безрукавках и мешковатых штанах, одна в кроссовках, вторая в тяжелых ботинках «грэм». Обе стриженные «под Свету», слегка пьяные, но начеку.
- Здравствуйте, девочки! – сказал я, подойдя к ним.
- Здравствуй, мальчик! – ответила рыжая Шериз.
- Для мальчика, ты, Эндрю, староват, – сказала Виктория.
- Эндрю? Тот самый, что один, с пулеметом, остановил сотню нильфгаардских карателей на мосту в Брэмме? – удивленно спрашивает Шериз, и я вижу в ее глазах что-то, похожее на уважение.
- Вроде того, – говорю я.
- С пулеметом и дебил сможет, попробовал бы так! – смеется Виктория.
- Если хочешь предложить нам дело, а я вижу, хочешь, - говорит Шериз, - то учти, у нас железное правило. Викки не «шьет» женщин, даже «мартышек», не «шьет» и все, понял?
- Понял. Значит, какая-нибудь дамочка когда-нибудь всадит ей стрелу в бок, - говорю я.
- На этот случай есть кевлар… и я с двумя «глоками»! – смеется Шериз.
- На чем играете, милая Викки? – интересуюсь.
- На двенадцатимиллиметровой флейте «Шайтан 400/14» с боеприпасом «эксплозив-гидрошок»: входное – с палец, выходное – полспины! – объясняет она.
- Это хорошо, это правильно… - говорю я.
И вот уже сидим вместе за одним столом: Викки, Шериз, я, мой новый друг Грег и три его приятеля – Эргель, Крут и Ангерд, люди вида грозного и отчаянного, хотя и размягченные местным алкоголем.
- Пилот нужен, – говорю я.
- Два, – говорит Грег.
- А у вас что, своего пилота нет?! – удивляюсь.
- Наш помер недавно, – вздыхает Грег.
- Разбился?
- Нет, повстречал какого-то мага-алхимика, а тот ему предложил сварить «вечное топливо», чтоб летать, значит, и не заправляться, - говорит Грег. – Леха, пилот наш, всегда на чудеса падок был, а тут такое – «вечное топливо»! Сварил магик свою смесь, залили в баки, сел Леха в «Скорпион», включил зажигание и ка-а-ак… - Вообщем, умер вместе с вертушкой! – печально заканчивает свой рассказ Грег.
- Значит, двух пилотов искать, - говорю я.
- Один есть! – говорит Шериз и кричит на всю таверну - Кира! Кира!
- Я здесь! – к нам величаво подходит девушка вида прекрасного, похожая на поэтессу или художницу. Большие глаза, длинные ресницы, тонкие черты лица. В левой руке - бокал из тончайшего, невероятно дорогого стекла, наполненный не дешевым пойлом, а изысканным белым вином. В правой – нет, не роза и не лилия, а «глок-17».
- Дорогая Кира, есть возможность славно полетать! – говорит Шериз.
- Да, и пострелять тоже, - говорю я, - только нужен второй пилот, желательно с вертушкой.
- Если есть возможность полетать и палить вволю, так это я завсегда готова, - смеется Кира, подмигивая мне. - А насчет второго пилота, так вот он, под столом спит пьяный вдрабадан. Нет, он когда трезвый, летает как Бог на своем «Скорпионе», а когда нетрезвый, тоже «летает», но без вертолета! – смеется Кира.
- Так это Онгерд! – кричит Грег, - тот самый чудак, что таранил в лоб ослизга своей вертушкой.
- Ну и что, - возражает Кира, - если боезапас обоих пулеметов закончился, а скользкая тварь не отстает, так он подумал: «пускай подавится!» и вышел на нее в лоб.
- Это с него ботинки снимают два молодых низушка? – спрашивает Крут.
- Может, врезать по ним из «Мозберга», - предлагает Эргель, дергая затвор дробовика.
- Не надо, - говорит Кира, отпивая из бокала. – Это за долги, потом отработает, отлетает!
- Что ж, уважаемые кириес ке кирии, - говорю я. – Дело такое, Старику нужен Тери!
- Э-ээ… Тот самый Тери, что сидит в Башне из слоновой кости?! – уточняет Грег.
- Тот самый, - говорю я.
- А вот Луну с неба или философский камень Старику случайно не надо? – смеется Кира.
- Нет, Старику нужен Тери, причем живой и непотресканный, а еще он нужен ложе «Матерей-Чародеек», тоже живой, а вот мы не нужны живыми. Так что, господа и дамы, ждут нас стены высокие, ловушки хитрые, сотни стрел, тысячи пуль, «мартышки» с арбалетами, «внешние» с пулеметами, хитроумные мейстры, ведьмаки с ведьмачьими мечами, ну и еще чего-нибудь… Вообщем, полный комплект. Будет интересно, обещаю! – говорю я.
- Может, не будем Онгера будить, пусть спит счастливым?! – предлагает Кира.
- Будем! – уверенно говорю я, - второй пилот очень нужен, иначе никак!..
Так вот и сложился наш странный союз. У эльфов такой отряд называют Ганзой (союз друзей,объединенных общей целью), у краснолюдов – ватагой, у коблинай – Оравой, у «мартышек» - Бригадой, а у нас, «внешних» - Ударно-штурмовой группой…
Через две недели, в дождливый и пасмурный день Грег смотрел в сорокакратный бинокль на белоснежные стены, уходящие в облака, и на крепкие ворота, украшенные магическими рунами, говоря при этом: «Здоровая, зараза!»
- А ты думал, тебя на штурм детского сада позовут? – возражал я.
- Нет, я не против, просто… Здоровая, зараза! – отвечал он.
- У меня для тебя подарок, Грег, - «Бэркэт» ! – говорю я.
- Что?! «Бэркэт»?! Откуда такое чудо?
- Вот, понимаешь, Грэг, шел по лесу, нес пирожки любимой бабушке, вдруг гляжу – «Бэркэт» стоит на поляне, полный бак и ключи в замке! Взял, конечно, а кто б не взял?! Вот и ключи, кстати. С «Бэркэтом» совладаешь?
- Обижаешь, Эндрю, «Бэркэт» - это же моя любимая игрушка детства! – говорит Грег.
- Ну, значит, сажай своих в машину, и выноси ворота сходу, а мы с вертушек дадим жару всем, кто не разбежится от страха! – говорю я.
- Ворота? Вышибем ли?! Больно грозные!
- Перед вами пойдет «Стайнер», двойная боеголовка на дистанционном управлении. Первый взрыв очень сильный, проникающий удар, а потом второй…как!!! Даст, чтоб Фольке в аду жарко стало! – уверяю его я.
- Откуда?! – недоумевает он.
- От Старика. «Стайнер» - он ведь к «Бэркэту» прилагался. У «мартышек» свои штучки, а у нас свои «примочки»! – говорю я. Свист лопастей и бешеный свист злого ветра, скорость и страх – от него не отделаться так просто.
- Вижу траверс атаки! – кричит Грег сквозь шипенье помех в наушниках коммуникатора…
- Давай! «Мисла» пошла-пошла! Четыре секунды до встречи с целью! Алиллуйя! – кричу я в ответ.
Пилот выпускает три неуправляемые ракеты. Последние, больше нет. Внизу разрывы огненных цветов, красиво и страшно… Прыгаю вниз, в горящую черноту. Земля больно бьет по ногам, падаю, перекатываюсь вперед через правое плечо, вскакиваю и сразу бью короткой очередью из «Баст». Кто-то падает с криком, ему не повезло… Длинная оперенная деревяшка больно клюет меня в грудь, прямо посредине кевларового бронежилета. Падаю, перекатываюсь назад, еще одна стрела срывает кевлар на моей полусфере.
- Викки, Викки! Нас прижали лучники, помоги! Покажи местным Леголасам, что такое «Шайтэк»! – кричу я.
- Не дрейфь, Эндрю. Мама с тобой! – слышу в ответ. Вскакиваю и бегу навстречу летящим стрелам.
Десять лучников – десять выстрелов, каждого в брызги! Действительно, Викки – Палец Господа! Если выживу, расцелую ее в губы по-братски, надеюсь, Шейриз не возревнует…
Движение, быстрое и смертоносное, свист и удар, уворачиваюсь чудом, острая сталь в сантиметре от моего лица! Хлопок, фонтан чужой липкой горячей крови. Длинный узкий меч моего врага вместе с правой рукой отлетает прочь, большая часть груди в патоку разорвана взрывом. Это привет от Мамы-Викки! Беловолосый убийца падает навзничь. А теперь от меня – короткая очередь, три в башку, три в оставшуюся часть груди. Спи спокойно! Сегодня повезло мне!.. Хорошо, что есть верная «Баст» и Мама-Викки – где-то далеко за правым плечом! Вперед, вперед, некогда расслабляться…
Из-за угла выскакивает бородатый детина с огромным топором , в глазах ярость, в руках сила, прет на меня как кабан, крича : «Умри, демон!». Короткая очередь поперек живота… В глазах здоровяка – удивление. Верхняя часть туловища вместе с топором падает назад, ноги пробегают чуть дальше и валятся вперед. Это «Баст», детка!
Молниеносное движение позади, разворачиваюсь, нажимая на курок «Баст» - мимо! Рыжая, коротко стриженная Зерриканка с затейливой татуировкой во все лицо, свист Саберры, ныряю под клинок, вскакиваю, короткая очередь. Мимо! Свист стали, ухожу вправо, прикрываюсь прикладом штурмовой винтовки. Сверхтвердый углепластик сносит словно фанеру! Бью стволом прямо в татуированную мордашку. Мимо! Свист клинка, верхняя часть полусферы отлетает прочь, вместе с частью моего скальпа! Кровь густо заливает лицо и плексигласовые очки. Бью «Баст», словно дубиной, наугад. В ответ удар ногой вниз живота! Оглушенный болью, падаю под ноги победительницы…
- Псиги су, Фаэхи гья мэна! – радостно кричит она, взмахивая Саберрой.
«Глок»! Первая пуля – в колено, вторая в живот! И вот мы оба на земле… Говорить меньше надо!
Еще два выстрела в прекрасную головку Зерриканки. Это «Глок», детка!
Очки долой, проклятая кровь, как же ее много во мне!.. Где-то внизу слышны выстрелы и крики. Где-то вверху свист лопастей «Скорпионов» и злой хохот их пулеметов. Трое, нет, четверо, нет, больше, поднимаются по лестнице, у первых двух – арбалеты. Меня не видят, или думают, что я мертв. Две милые игрушки, действительно похожи на елочные украшения, сферические гранаты «Марк Уоллесс 4», эльфы их называют «слезы огня», ох уж эти эльфы, все бы им поэзия! Начинка у игрушек хитрая, четырехмиллиметровые шарики, снабженные молекулярной памятью металла, при попадании в тело сами начинают двигаться к сердцу, печени и мозгу жертвы. Это еще называют «моргульский эффект». Два маленьких злых солнца вспыхивают в темноте, шестьсот шариков, снабженных «моргульским эффектом», сильно обижают тех, кто поднимался ко мне. Вскакиваю и без разбора стреляю из «Глока» в корчащиеся тела… Слепящий след прожектора бьет по глазам, слышен характерный треск «Баст». Стреляю в ответ дважды, обойма пуста. Пронзительная боль обжигает левую руку, пуля порвала кевлар на плече, разорвала мясо – по скользящей, не страшно. Надо сменить обойму!
- Живым! Этого только живым! Не стрелять! – слышен чужой, незнакомый голос.
Мое уставшее тело валится на колени, кровь опять заливает глаза. Надо сменить обойму, надо сменить… Свет гаснет, прожектор лопается как воздушный шарик, плиты и ступени крошат пули, кто-то истошно кричит, давясь болью! С неба хищной птицей падает вертолет «Скорпион», садя из обоих бортовых стволов. По всему днищу машины - надпись огромными светящимися буквами: «Кира - Убийца ласточек».
Белая полоса стремительно разрезает небо, и в небе расцветает прекрасный огненный бутон, а из него падают горящие лепестки – то, что раньше было «Скорпионом» Киры… Здание сотрясает мощный взрыв. В наушниках коммуникатора Голос Грега:
- Эндрю, здесь полная засада, «внешних» как грязи, все с «трещетками». Мы сваливаем, ты тоже драпай!
И сразу же другой голос, голос Онгерда, пилота «Дикой Кошки»:
- Эндрю, вижу тебя на стене, через две секунды буду рядом, пройду боком, левая дверь открыта, прыгай!..
Вскакиваю, шатаясь, бегу к краю стены, - здесь действительно недалеко, внизу площадь двора, горят беспорядочные костры, видны лежащие тела. «Скорпион» появляется как призрак и несется, словно бешеная лошадь! Критический крен вправо, левая дверь полностью открыта. Секунда, две... Бьется сердце, утереть кровь с лица! Где-то внизу наверняка целятся из ПЗРК, хотя, может, перезаряжают? В Зеррикании это называется «Прыжок Веры», а у нас просто – «безумие»!
Полет с сорокаметровой высоты на гладкие плиты двора или круг стремительно вращающихся лопастей?! Говорят, незадолго до смерти Геральт видел во сне зубы, он думал, что умрет от зубов, от того, что загрызет его какой-нибудь монстр, или гад, что, в общем, логично. А оказалось, что его подняли на вилы, ведь вилы тоже имеют «зубы»… Мне часто снится клинок, наверно, я умру от меча, саберры или палаша?.. Хотя лопасть «Скорпиона» - это ведь, в сущности, тоже «клинок», вращающийся быстрее взмаха крыла ласточки!
***
Тупая, кривая игла пронзает мою плоть, тащит за собой шовную нить, снова вонзается в кожу.
- Везет тебе, Эндрю, шкура у тебя крепкая, крепче кевлара, и башка титановая, - говорит Шериз, делая очередной стежок. Нить стягивает края раны.
- Башка у меня не титановая, а чугунная! – говорю я.
Сознание меркнет под действием анастафина, мысли тонут в тумане фисштеха, тонкие полоски на зеркале оставьте романтикам-поэтам, для нас – полная горсть прямо внутрь раны, остальное – втереть в десна… Боли нет, страха нет, смерти нет!.. Есть только тупая игла, пронзающая кожу, и нить лигатуры, стягивающая края раны…
- Не вырубайся, Эндрю! Мне еще твою черепушку штопать, - говорит Шериз.
- Я смотрю, ты, Эндрю, в монахи записался, - кричит Онгерд, повернувшись в пилотском кресле.
Действительно, страшная скальпированная рана на моей макушке похожа на тонзуру католического монаха, только багровую от запекшейся крови…
- Господа, а вот друг мой – Сепсис, меня не догонит потом? – вопрошаю я.
- Будь спокоен, Эндрю, в тебе сидит, думаю, кубов триста «депадакса», так что любая зараза сбежит из твоего тела с паническими воплями. «Депадакс» - штука серьезная, так что за беспокойство можешь не беспокоиться! – отвечает Викки.
- Как вы ушли? – спрашиваю я.
- Просто, - говорит Викки, - заманили погоню в танатодромос – минный коридор. Верное средство сделать несметное войско врага гораздо менее несметным. А потом – в вертушку, и давай Бог ветер в крылья!
- У тебя близкие есть? – спрашивает Онгерд.
- Есть, любимая моя ждет меня – с большим кушем! – отвечаю я.
- Не дождется! – говорит Викки.
- Ну, почему, дождется, только Эндрю вместо куша принесет ей свою башку подмышкой! – уверяет Шериз.
- Нет, не всю башку, пол-башки, в самый раз! – говорит Викки.
- Спасибо вам всем! – говорю я, медленно падая на рифленый пол «Скорпиона». Время течет как мед из свежих сот, а жизнь пролетает быстрее взмаха крыла ласточки… В ушах, в затуманенном наркотиком и фармацеей сознании - песня, пришедшая из далекого детства, из забытых снов…
« Мы искали рая, ты привел нас в Ад!
Тихо умирая, шепчет мой солдат.
Души улетают в небо сентября,
И все это, родная, зря!
Русские, как тени, без красивых фраз,
Мрут как приведенья, унося и нас.
Души улетают в небо сентября,
И все это, родная, зря.
Я и мой Мюрат, растерянные львы,
Я кормлю солдат останками Москвы.
Сломленный в борьбе, стою среди руин,
И все это тебе, о Жозефин!»
( П. Кашин «Жозефин»)
- Держись, Эндрю, еще поживем! Вот заштопаем твою черепушку, а потом покажем гадам, где раки зимой обретаются! – говорит Шериз, вдевая в иглу новую нить.
- Покажем!.. – говорю я, сознание окончательно тонет в тумане беспамятства. Боль и страх позади, впереди – новые свершения и новые дела, жизнь летит вперед быстрее взмаха крыла ласточки…
19.06.13