см. ФОТО: почти все "неформалы" моего взвода.
К восемнадцати часам выдвигаемся в составе взвода к столовой. Наряд нам сдают курсанты четвертого курса морского факультета. Когда мы пришли на объект никого, кроме мичмана, командира ихнего взвода уже не было. Он и то задержался только для того, чтобы формально, при мне, расписаться в журнале приема - сдачи, о том что он дежурство сдал, а я принял.
Я пробежался по объекту. После ужина, по идее старый наряд должен был навести порядок и передать нам все объекты в чистоте и порядке. А также по описи передать инструмент. Ничего подобного! Пальцем нигде ничего не было тронуто. Полный бардак. А уборочный инвентарь просто валялся где попало по всей столовой. Объяснение со стороны мичмана было однозначным:
- А нам некогда. И когда вы доживете до четвертого курса, то будете сдавать наряды таким же образом. То есть, и здесь "дедовщину" никто не отменял.
Там, естественно, был и начальник столовой. Жирный такой боров. По фамилии Трищенко. Внешне очень смахивал на Геринга. Он восседал в диванном кресле огромного, шикарного кабинета. Я попытался было тыркнуться к нему за справедливостью, а в ответ услышал, что ночь впереди длинная, успеете прибраться.
В зале первого этажа построил взвод. Объяснил ситуацию. Те, что послужили на срочной, попытались возмутиться, что они так наряд принимать не будут. Еще раз объяснил ситуацию. С кисло - недовольными рожами согласились. Распределил и закрепил за объектами. В основном, по их собственному желанию. Назначил старших по цехам и этажам. Старшие, в основном, сержанты или рядовые, которые уже прошли разные сроки в срочной службе.
Этим разжевывать по мелочам не надо было. Разошлись. Приступили к работе. А объектов было предостаточно. Даже для солдат срочной службы, которым приходилось ходить в подобные наряды через день, и то это была тяжелая работа. Практически три этажа. Два зала для приема пищи. Два варочных цеха. Четыре посудомойки. Все положенные по штату разделочные цеха. И масса других подсобных помещений. Сачковать даже отъявленным пройдохам было проблематично.
Министерско- генеральские сынки, и те пытались виду не показывать. Здесь не увильнешь. Свои же друганы не поймут. И если что, сразу же заложат. Мне в первую очередь, и пожалуются. Работа кипела. Я носился по парадным и черным лестницам, как белка в колесе. Нужно было следить за качеством работы, потому что некоторые, не буду лишний раз упоминать фамилии, конечно же, пытались халтурить.
Худо- бедно к двадцати четырем часам всю столовую привели в божеское состояние. Под руководством старшины Тригуб отпускаю личный состав наряда в казарму, на ночлег. Со строгим предупреждением, чтобы к шести утра все были на месте. Сам остаюсь коротать ночь в комнате дежурного по столовой. Моя дежурка выходит окном прямо во двор столовой.
Под полом моей комнаты дежурного, косо-наклонный "лифт", для разгрузки продовольствия в холодильные камеры, и в разделочные цеха. Весь поварской состав столовой - гражданские лица мужского и женского полу. Еще вечером повара - мужики пытались заговаривать мне зубы, предлагая остограммиться коньячком. Я вежливо отказался, но усек, что нужно на всякий случай держать ухо востро.
Когда личный состав убыл на ночлег, вышел за ворота с целью прогуляться метров двадцать, туда - назад по улице. Я ведь еще практически не был в городе. Погода для Питера в начале сентября того года стояла изумительная. Тепло, под 25 градусов. Фонари достаточно ярко освещали тротуар, я побрел наугад.
Буквально через метров пятьдесят уперся в гранитный парапет. Передо мною была Нева. От раскрывшейся перед глазами перспективы захватило дух. Вода широкой реки с каменными берегами переливалась, как ртуть в ночных огнях большого города. То что я раньше видел иногда по телеящику, в кино или иллюстрациях, находилось прямо передо мною, в живую.
Чуть левее, по диагонали - Летний сад. От него вправо переливался огнями освещения Эрмитаж, то есть Зимний дворец. Створки Дворцового моста как раз были разведены, и находились в почти вертикальном положении. Между ними проходили корабли. Зрелище завораживало. Больше смахивало на ночной сон. Еще правее в небо упирался сверкающий позолотой шпиль с ангелом на самой верхушке, обрамленный внизу стенами Петропавловской крепости.
А в дали, насколько хватило зрения простирался мегаполис. Так вот ты, какой Ленинград! Вот какую рукотворную сказку создали себе в свое время цари на костях крепостных рабов посреди болота. Так по крайней мере мы тогда изучали в учебниках по истории.
Но времени любоваться красотами ночного Санктъ-Петербурга у меня не было. Пора со сказки снова окунаться в суровую действительность.
Возвращаюсь. Запираю на замок высокую металлическую браму. Выключаю свет и мощусь на голую кушетку, обтянутую коричневым, потрескавшимся дермантином. У меня оставалось 4-5 часов на сон. Несмотря на отсутствие даже самой захудалой подушки и одеяла, вырубаюсь как всегда, мгновенно. Сплю, как заяц. Сквозь остатки сна слышу, какое - то шуршание под полом моей «спальни». Приоткрываю веки, в окно уже заглядывают первые лучи от восхода северного солнца.
Стараясь не шуметь подкрадываюсь к окну. Створки - дверки того самого лифта открыты, а через них вверх кто - то толкает увесистый пакет. Жду. Вслед за пакетом появляется курчавая голова, а затем и туловище одного из поваров. Того, который накануне предлагал мне побаловаться на ночь коньячком.
"О! Это уже становится интересней", - я затаил дыхание. Смотрю, он выползает во двор, а вслед за собою на шнуре вытягивает добычу. Затем подает руку напарнице, одной из девушек - поваров. Вдвоем они несут трофей к воротам. Ну, тут уже и я тихонько пристраиваюсь к ним сзади.
-Далеко ли собрались, голубки? - шепотом произношу я, но для них это прозвучало ударом молнии. Застыли. Пакет уронили. Челюсти от неожиданности у обоих отвисли. Наперебой, заикаясь начали что - то лепетать в свое оправдание. Я посмотрел на наручные часы. Было половина пятого утра.
- Так, подняли и за мной!
Парочка беспрекословно выполнила мою команду. Занесли сверток ко мне в дежурку.
-Свободны.
-А..а..а..мы, а..а что с нами?
-А с вами пусть прапорщик Трищенко разбирается. Мне не до вас. Пшли вон, отседова.
На полусогнутых, понурив свои воровские головушки, поварята побрели прочь, проклиная, видимо, тот момент, когда понадеялись, что молодой, неопытный, замотанный службой прапор будет дрыхнуть без задних ног, а они преспокойно оторвут от рта курсантов без малого( как оказалось), восемнадцать килограммов свиной вырезки. Сна у меня уже как не бывало. И как ни странно, я был бодр и готов дальше нести службу. Закрыл на два оборота ключа свою кандейку.
Прошелся по всем этажам и цехам. Повара уже трудились в поте лица. Кое- кто отворачивал рожу. Остальные заискивающе заглядывали мне в глаза. Ленинградцы херовы. Я делал вид, что мне по барабану все и всё. Еще раз прогулялся по двору. В полшестого позвонил на курс и попросил дневального разбудить Тригуба. Личный состав взвода прибыл. Почти все и почти сразу. За исключением некоторых (тех самых). Они опоздали примерно на полчаса.
Конвеер закрутился по - новой. Курсантские столовые в те времена разительно отличалось от солдатских в том плане, что солдатский стол длинный, на десять человек. Курсантский - квадратный, на четыре персоны. У солдата ложка и кружка. На столе два бака под первое и второе. Плюс десять плоских алюминиевых тарелок под второе и десять глубоких под первое блюдо. Все.
У курсанта стакан и подстаканник. Тарелки все фарфоровые. Кроме ложки еще вилка и ножик столовый на каждого. Бачки алюминиевые под первое и второе, маленькие, с порциями на соответствующее количество едоков за столом. Плюс подставки под бачки, приборы со специями. Умножьте все это на тысячу двести едоков. Я к тому это перечисляю и сравниваю, что все это нужно МЫТЬ. Три раза в день. И еще масса посуды кухонной. Баки, бачки и кастрюли с кастрюльками. Контейнеры и носилки. И это не все.
Еще тысячу пятьсот метров квадратных всей площади, разделенной на залы и зальчики, комнаты и цеха. Кладовые и кабинеты. Еще и территории метров триста, которые нужно подметать и мыть три раза на день. А восемьдесят процентов личного состава наряда, снова повторяюсь, не солдаты срочной службы. А, как - бы это помягче выразиться, о- да, личности! По крайней мере, каждый из них таким себя мнит.
Для некоторых зазорно брать в руки жирную, грязную половую тряпку, а ведь надо. Для некоторых из них я являюсь носителем всего этого зла, которое им приходится претерпевать, потому что я принуждаю выполнять всю эту зловонную работу качественно и в срок. Они, видите ли, вынесли столько мук, чтобы протиснуться в это заведение. Но они предполагали учиться, учиться и учиться медицине, как завещал дедушка Ильич.
А тут такое. Оказывается, что прежде еще надо в первую очередь научиться подтирать огромную, и чужую задницу. А мама с папой этого даже ни разу не говорили. А некоторые мамы даже и не подозревали, что эта работа ожидает их чадо. Но не будем грешить. Худо-бедно работают все. Наука не мудрая. Тон задают имеющие опыт. А сынкам остается только быстро перенимать, а отлынивать не получается. Свои же быстро рыло натолкут.
Но тем не менее находятся, и в край обнаглевшие. Совершая очередной круг по всем этажам и загашникам, заглядываю в т.н. малую раздевалку. А там, укрывшись какими - то старыми попонами, типа шинелей, на узких скамеечках, составленных параллельно, дрыхнет какое - то тело. И это в самый разгар работы! Время около двенадцати дня. Срываю накидку с похрапывающего индивида, и вижу запухшую ото сна рожу по фамилии Секретарев.
Сей маловыразительный тип вел какое - то серое существование. Ни рыба, ни мясо. Не вырывался вперед, а чаще застревал в задних. Он был рядовой, но успел где - то отметиться на срочной службе. Невысокого роста, плотный , губастый. Я взбесился. Пнул его ложе ногой так, что он кувыркнулся рылом в кафельную плитку на полу. Будь это какой - то вчерашний десятиклассник, я бы его пальцем бы не тронул. А этот уже считался матерым в службе.
Добавив еще пару матерных наставлений, поворачиваюсь и выхожу из комнаты. И в этот момент оно запрыгивает мне на спину, захватывает мою шею в замок и начинает душить. Я не могу произнести ни звука, успеваю только сложить из пальцев решетку и показать ему через плечо. И тут до него дошло. Хватка ослабела, и он как мешок сполз на пол.
-Ну жди, ты у меня еще поплачешься, - процедил я ему сквозь зубы. Он схватился и побежал на свой объект.(Забегая наперед. Нет, он не дошел и до третьего курса. Был отчислен. Не помню за что).
Продолжаю обход и натыкаюсь на начальника столовой. И тут этот высокомерный , жирный прапор начал устраивать мне выволочку за то, что где - то там в цокольном помещении, в каком - то углу, мол, полы жирные, и он, дескать, поскользнулся. И чуть было бедолага не ушибся! Ай-ай! Для него это ведь диковинка. Я огрызнулся:
- Еще не успел туда заглянуть. Дам команду, уберут.
И тут Трищенко приглашает меня в свой кабинет. Восседает в своем огромном кресло, как на троне. И начинает стращать, что если я не успеваю, то он мол может прямо сейчас выписать мне ускоритель, с помощью которого я уже до вечера вылечу из ВУЗа. Для этого ему только стоит снять трубку прямого телефона на начальника академии. При этом он кивает на рядом расположенный телефонный аппарат. В голове действительно галопом пронеслись мысли о столь скором финише в моем здесь пребывании...
И тут я вспомнил, что ведь через стенку, в "моей" комнате дежурного, для него протухает жирный подарок, о котором чуть было не забыл.
-Товарищ прапорщик, у меня есть для вас нечто такое, что если я передам его начальнику академии, то и вам не поздоровится.
-Что!? Вы мне угрожаете?
-Никак нет. Пока только намекаю. Идемте, пожалуйста, за мной в дежурку. Покрасневший толстый хохол с трудом вытащил свой задний мост с кресла, а пузо стащил со стола, и поплелся вслед за мною.
Отодвигаю кушетку и показываю ему увесистый пакет. Он раздирает серую упаковочную бумагу и сразу догадывается, что это такое. Это вам от ночной смены поваров. Рожа сразу расплывается в довольной ухмылке. Он больше ничего не говорит и не спрашивает. Даже пожал мне руку. Подзывает через стекло внутреннего панорамного окна кого-то из наряда, и с его помощью уносит вещьдок к себе в кабинет.
Много раз за четыре года я еще был дежурным по этой столовой, но никогда больше этот прапор не сказал мне ни слова. Ни в хорошую, ни в плохую сторону. Правда, он доложил моему начальнику курса, что взвод нес службу по столовой без замечаний. И то уже хорошо.
Прибежал посыльный, дневальный по курсу. Передал, чтобы я по телефону вышел на начальника. Звоню.
-Тов..щь полковник…!
-Озерянин, вы заглядывали в расписание на сегодня!?
-Никак нет, тов..щь пол…!
-А вы знаете, что вам положено накануне предупредить всех преподавателей, занятия которых вы пропускаете в наряде!?
-Никак нет…
-А вы сегодня пропустили первое практическое занятие по анатомии. Два часа педагоги ждали вас! И они зря время потеряли, и вы теперь навлекли на себя их недовольство. Вам это понятно!
-Так точно, - потухшим голосом блею я.
-Вот завтра, изыщите время и ползком, на коленях вымаливайте прощения, и договаривайтесь как хотите, когда вы сможете отработать это занятие .Зловеще просычал шеф.
И на этом бросил трубку.
"Вот и еще нажил проблему на голом месте," - расстроился я.
Но вот время изматывающего наряда подходит к концу. Вижу по курсантам, что все устали. Двигаются в замедленном темпе. Я сам чувствую слабость в своих неутомимых нижних конечностях. Строю взвод и призываю:
- Остался завершающий рывок. Надо навести порядок к сдаче нашей смены. Иначе с нами поступят с точностью наоборот и заставят сдавать его до отбоя.
Вроде все прониклись. Сменщики , третий курс третьего факультета, вроде, особо не придирались. И мы благополучно убыли в расположение. На отбой в этот вечер я не ходил. Все и сами улеглись вовремя.
Продолжение следует.