Глава 18. ЛИНИЯ ЖИЗНИ
Наверно, от звона в голове он просто неправильно понял. Или это шутка такая жуткая? Внутри все мгновенно выжгло. В пустом пространстве грудной клетки трепыхалось сердце, подвешенное на вибрирующем нерве. Марина Сергеевна что-то говорила, но он не понимал, смотрел сумасшедшими глазами и не верил. Откуда-то нарастал гул, забивая другие звуки.
- Не понял, – голос хрустнул под лавиной эмоций.
- Позавчера похоронили.
- Этого не может быть. Не может!
- К сожалению, Антоша, это правда. Таня спрыгнула с шестнадцатого этажа новостройки. В понедельник вечером.
- Что?! – его пробила боль – словно удар тока вдоль позвоночника.
- Она погибла сразу… Ой, не могу, жалко как девочку! Ведь всего двадцать шесть Танечке было, как тебе. Ей бы жить да жить, детей рожать… Рита сказала, она последнее время сама на себя была не похожа. Молчала, никому ничего не говорила. Сядет возле телефона и сидит часами, словно ждет звонка. Когда родители сообразили, что с ней что-то не так, уже было поздно. На Риту смотреть страшно – почернела вся, высохла. Помнишь, какой пампушкой она была? Сейчас скелет, обтянутый кожей. Не дай Бог такое пережить! Не дай Бог… – качая головой, Марина Сергеевна ушла в комнату.
Антон хотел двинуться и не мог. Перед глазами проносились обрывки воспоминаний.
Девятый класс. Он только что вышел после болезни и сразу угодил на контрольную по алгебре. Таня ловит его взгляд утопающего, усмехается, подмигивает. Через какое-то время украдкой протягивает листок в клеточку. На нем решение задач из его варианта. В итоге – четверка.
Десятый класс. Первое мая. На улице тепло и ветрено. Антон гуляет под окнами дома Тани. Во дворе замечает ее. Она стоит возле дерева, смотрит вверх и кого-то зовет. Подошел. Понятно, котенок убежал и от страха залез на самый верх. Несколько минут, и Антон спускается с ним в руке. Таня смеется и протягивает руки. В глазах слезы благодарности.
Одиннадцатый класс. Закончился последний урок, она собирает сумку, наклоняется за упавшим учебником. Из-под короткой юбки он видит ее трусики – нежно-сиреневые с кружевами. Заметив его взгляд, Таня бросает привычное «дебил!» и убегает.
Гостиничный номер. Ночь. В неярком свете, разметав кудрявые русые волосы, спит Таня после безудержного секса. Спит, похожая на выброшенную на свалку куклу.
Их последняя встреча в кафе. Таня, ссутулясь и положив руки на стол, как школьница-отличница, смотрит на него. Дрожащие губы. Пальцы сучат салфетку. Во взгляде боль, отчаяние, безысходность и мольба, похожая на тоску в глазах брошенной голодной собаки. Такой он и запомнил ее.
Антон не знал, как оказался в комнате. Огляделся – сидит за столом и держит Танино письмо, поглаживая мятую бумагу. Почему он решил, что она собралась уехать? Ответ прост. Потому что так ему хотелось думать, так было удобнее. Ну написала письмо, что тут особенного? Раньше доставала звонками и ожиданиями возле подъезда, потом этот, вот, конверт. Он же не мог предположить, что Таня решила покончить с собой. А ведь она ждала какое-то время, давая ему возможность принять правильное решение. Он, наверно, мог что-то сделать, чтобы удержать ее от страшного шага с крыши. Нет, не наверно, а мог. Это его звонка она ждала, просиживая часами возле телефона. Все можно было решить как-то по-другому. Может, встретиться еще раз, поговорить, успокоить… Да хрен его знает, что можно было сделать! Теперь-то что об этом думать? Теперь поздно. Правильно же говорят – лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал.
Таня. Симпатичная одноклассница с русыми кудряшками. Больше она уже никогда его не побеспокоит – всё, как он хотел. Только почему так рвет душу крик? Почему сознание того, что он больше никогда ее не увидит, сжимает горло судорожным всхлипом? Понимание, что из-за него погиб человек, доводит до судорог в челюсти. Как?! Как с этим жить?!
Шок, который испытал Антон, был настолько силен, что он отказывался от встреч с Асей, ссылаясь на занятость. Приходя домой после работы, закрывался в своей комнате и часами лежал на диване, уставившись мертвым взглядом в потолок. Он видел, как переживает за него мама, но поделать с собой ничего не мог.
Однажды вечером дверь в комнату распахнулась:
- Тэкс. Понятно. Обуреваемый тоской по ушедшей любви, он с каждым днем все больше погружался в болото своей вины, придуманной им самим. Я правильно описываю ситуацию?
Ева стояла рядом и насмешливо морщила нос. Сложив руки на груди, притоптывала ногой, даже не пытаясь скрыть раздражение.
- Ты?! – Антон вскочил от неожиданности. – Ты как… откуда?
- Собирайся. Пойдем прогуляемся.
- Не хочу.
- А я разве спросила – хочешь или нет? Ты когда-то обещал мне помощь в одном щекотливом деле. Помнишь? Это время пришло.
- Слушай, мне не до этого! – ему хотелось вытолкать ее из комнаты и запереть дверь. А еще лучше просто вычеркнуть из жизни. Достала! Как же она его достала, избалованная шлюха!
- Зато мне до этого, – в голосе знакомый металл, льющийся оловом на его волю. – Собирайся, я сказала. Жду тебя возле подъезда. Да! И сопли подбери.
Он не хотел, но пошел. Держать свое слово – это было первое, чему его научил отец. Отступать поздно. Выйдя из подъезда, Антон поежился – после теплой квартиры ему было зябко.
- Наконец-то, – Ева взяла его под руку. – Тут недалеко я видела кафе. Пойдем, там посидим. По такой погоде меня что-то не очень тянет гулять.
- Тогда зачем позвала? – он пожал плечами.
- Затем. За чашкой кофе поговорим.
- У меня нет денег.
- Не ври. Тебя повысили в должности, и я даже знаю, какой ценой. Да ладно, не тушуйся, дело житейское. Я рада, что ты умело пользуешься тем, чему я тебя научила. Но…
- Можешь не продолжать. Пришло время платить по счетам. Ты это хотела сказать?
- Угадал. Только давай без эмоций. Делаешь дело и можешь катиться на все четыре стороны.
- А говорила – мы друзья.
- Говорила, пока твою чувиху не увидела. Я понимаю, была бы красотка, а то так, ни то, ни сё.
- Давай не будем это обсуждать.
- Ага, связь с соперницей ты не отрицаешь. И то хорошо.
- Ева, какая соперница? Мы с тобой расстались, я – свободный человек.
- Разве? А я думала – ты пошутил насчет своего ухода.
- Ошибаешься.
- А зачем тогда ты меня от Шишкина вызволял?
- Я думал – мы друзья, а друзей в беде не бросают.
- Понятно. Кстати, по поводу Гордеевой. Хочу тебе прояснить маленькие тонкости жизни. Тоже как друг. Твоей вины в том, что с ней произошло, нет и никогда не было. Если она решила свести счеты с жизнью, это ее дело. Слабым – флаг в руки и с моста в реку. Естественный отбор.
- Замолчи.
- Еще чего! Ты посмотри на всю эту ситуацию с другой стороны. Вот встретились вы с Татьяной, провели ночь в гостинице, а ты бы оказался обыкновенным уставшим парнем из переполненной «хрущёвки». Стала бы она за тобой собачим хвостом виться? Можешь не отвечать – и так ясно, что в этом случае ты бы ей нафиг был не нужен. Переспала – и забыла. А тут вдруг у нее такая любовь бешенная проснулась. Я бы сказала – патологически бешенная. Ни с того, ни с сего, на пустом месте. Столько лет не любила, не замечала, и вдруг – бабах! – любовь нечаянно нагрянула и снесла крышу. Тебе самому не смешно? Нет? Ну и дурак. Странно, что она пропустила этап шантажа. Знаешь, как это выглядит? Примерно так: если ты меня бросишь, я повешусь, застрелюсь, утоплюсь, спрыгну с крыши, порежу вены, наглотаюсь яду, умру с голоду, закопаюсь в землю, убьюсь током. Наверно, поняла, что с тобой это не сработает. А как насчет прощального письмишка? Не было, часом? Нет? Чего молчишь? Значит, было. Это она в тебе комплекс вины решила разбудить. Чтоб ты всю жизнь мучился, что она из-за тебя с крыши спрыгнула.
- А ты откуда знаешь, что спрыгнула?
- От верблюда, – грубо ответила Ева и больно сжала ему локоть. – Обычно этап шантажа бывает очень длинным. И слабак соглашается на условия вымогателя, а потом всю жизнь пляшет под его дудку. Знаешь, сколько таких несчастных? Пруд пруди! Вот ты бы согласился жить с этой Танькой? Детей от нее иметь? Только честно отвечай – здесь врать не перед кем. Согласился бы?
- Нет.
- И она это знала. Ты думаешь, она тебя любила? Чушь собачья. Если б любила, была бы жива, нашла другого мужика, вышла замуж, родила ребенка. И с крыши она спрыгнула не из-за тебя. Куда проще себя порешить, чем над собственной жизнью потрудиться. Это ж сколько сил надо приложить! А так – фигак – шагнула – и нет проблем. Пусть мучаются те, кто живой. Мать с отцом, друзья. Так что это была не любовь, а жалость к себе, бедненькой.
- Я не понимаю, откуда в тебе столько цинизма? – Антон остановился, выдернул руку. – Она умерла! Умерла, понимаешь? А ты тут…
- Заткнись! А ведь письмишко ее ты получил до того, как она спрыгнула. Верно? Не после, а до! Значит, она давала тебе возможность согласиться на ее условия.
- Как ты можешь?
- Легко. Да, бывает, что человек от отчаяния накладывает на себя руки. Это другой случай. Но здесь – спектакль одного актера. В главной роли – Т.Гордеева.
- Прекрати. Пожалуйста!
- Я хочу, чтобы ты понял раз и навсегда. Если бы ты ее остановил в этот раз, был бы второй, третий, десятый. Антон, очнись, наконец! У каждого своя линия жизни. А ты нюни распустил: из-за меня погиб человек. Только что волосы на себе не рвешь. Смотреть смешно… Чего встал? Заходи в кафе. Вон, в углу столик на двоих.
Антона раздирали противоречия. С одной стороны, он соглашался – Ева права. Вон, Лёва, еле отделался от такой шантажистки – своей первой жены, столько потом понарассказывал – жуть. С другой стороны… Был какой-то момент, этический, наверно. Он не понимал, как можно обсуждать погибшего человека. Не зря же говорят – о покойнике либо хорошо, либо никак. Но слова Евы странным образом вытащили его из состояния прострации, в котором он почти неделю не жил, а существовал. И да, она права – комплекс вины в нем с каждым днем пух, словно тесто на хороших дрожжах. Другой бы рукой махнул, плюнул, а он начал в себе копаться. Выходит, Таня его достаточно хорошо знала.
- Ну что, легче стало дышать? – спросила Ева, устроившись на крохотном диванчике. – Тьфу, терпеть не могу, когда столешница сделана из мозаичной плитки. Казёнщиной отдает.
- Разве? А мне нравится.
- Фигня. Сервис здесь, похоже, оставляет желать лучшего. Где официантка? Официантка! Ничего, что мы тут сидим? Вы не торопитесь, мы, конечно же, подождем, пока вы договорите по телефону.
К ним подошла девчонка, лопоухая, с пунцовыми щеками и растрепанными волосами, небрежно собранными цветной резинкой:
- Извините, пожалуйста.
- Эспрессо и черный чай с сахаром, – Ева произнесла это через губу, не посмотрев на официантку.
- У нас очень вкусный штрудель.
- А крамбл с вишней есть?
- Да, и с вишней, и с клубникой.
- Два с вишней. Счет сразу.
Она подождала, пока официантка отойдет, посмотрела на Антона:
- Продолжаем разговор, как говорил Карлсон. Я придумала, как отомстить Ромке Миланину.
- Кому?
- Второму козлу, который надо мной издевался.
- Ты все-таки решила продолжить?
- Естественно. Разве ты не понял, что я коней на переправе не меняю?
- Понял.
- Так вот. Ромка – известный в определенных кругах педик. У него смешная кликуха среди них. Как же? Черт, забыла. А! Крем-брюль.
- Как?
- Крем-брюль. Сладенький мальчик.
- Я больше не буду трахать мужиков.
- И не надо. Твоя задача в другом.
Слушая Еву, Антон мрачнел. Если бы дело касалось только этого педика, он бы долго не думал. Но то, что она придумала…
- Не слишком жестоко? – Антон скривил губы.
- Посмотри на меня! – Ева приблизила лицо с бешенными глазами. Казалось, она уже смакует то, что должно произойти. – Из-за этого козла у меня никогда не будет детей, а у него они будут. У этого педика могут быть дети, а у меня – нет. Ты считаешь – это справедливо?
- Разумеется, нет.
- Один из моих друзей уже сошелся с Ромкой. Сделать несколько качественных фоток их страстной любви – не проблема. Твоя задача – подсунуть снимки Ромкиному отцу. После обеда он каждый день заходит выпить кружку пива. Подсядешь, то да сё, пожалуешься, что тебя обманывает любовник, оставишь на столе фотографии и сваливаешь. Дальше наблюдаешь со стороны. Если эффекта не будет, придумаю что-нибудь другое. Но Ромкин отец… он ярый противник однополой связи. Понимаешь, о чем я?
- Да. А что потом?
- А потом эти фотки попадут во все соц.сети.
- Жестко.
- Под меч и ножны, как говорила тетя Женя.
- И когда ты хочешь, чтоб я это сделал?
- Как только будут фотки готовы. Думаю, через пару дней.
- А, может, ограничиться только интернетом?
- Нет. Все будет так, как я сказала. Или струсил?
Антон не ответил. Он жевал пирожное, не чувствуя вкуса, пил чай, обжигая губы, но ему было все равно. Ева еще долго говорила, рассуждая о деталях и превратностях жизни, пока не заметила, что он ее не слушает.
- Все. Домой.
Она смотрела, как он отсчитывает деньги, кладет их на стол. Ее взгляд походил на взгляд сумасшедшей.
- А что стало с тем, кого ты у Морозовых подставила? – поинтересовался Антон.
- Со Стасиком? – ее улыбка выглядела жутко. – Ничего. Полежал в больнице, залечил задницу и уехал куда-то на Дальний Восток. Хочешь ему написать?
- Чего ты заводишься? Я просто так спросил.
- Его и Ромкины фотки появятся в сети одновременно. Посмотри, там такси не приехало?
Антон надел куртку и вышел на улицу. Вроде, не так, чтобы холодно, а его колотило. Он не ожидал, что после слов Евы гибель Тани так быстро выветрится из головы. Зато теперь мысли хаотично метались вокруг другой проблемы. Рассказывая очередной план мести, Ева напоминала умалишенную, случайно оказавшуюся в кафе за одним столиком с Антоном. Она подрагивала от возбуждения, смаковала каждый крохотный эпизод придуманного сценария, расписывала пошаговые действия. Он хотел отказаться, но кто знает, до чего может дойти женщина, так люто мечтающая о мести? А если у него получится хоть немного смягчить возможные последствия? Только ради этого Антон согласился. Но был еще один момент, о котором он предпочитал не думать. Зная взрывной и безбашенный характер Евы, стоило позаботиться о своих родных. С такими финансовыми возможностями она способна заставить крутиться вокруг себя мир, если не весь, то значительную его часть. И кто знает, что в такой круговерти может произойти с теми, кого он любил?
Ева позвонила в среду, когда Антон торопился подготовить отчет – до совещания у Юли оставалось полчаса. Отклонить вызов у него не поднялась рука.
- Да, слушаю.
- Привет. Я заеду за тобой после работы. Ты же заканчиваешь в шесть? Кое-что обсудим, заодно можем где-нибудь поужинать. Идет?
- Договорились.
- А, понимаю, не вовремя позвонила. Должность обязывает, – хмыкнула Ева. – Как тебя встретила начальница?
- Нормально. Как начальник – подчиненного.
- Ну, да. Представляю ее оживленно-сексоожидательное лицо! – она засмеялась, и Антон невольно улыбнулся.
Ева была права. Когда он появился на работе, Юля чуть не прыгала на него, не стесняясь сотрудников, звала в свой кабинет, десять раз заходила к нему, как бы случайно наклонялась, демонстрируя отсутствие нижнего белья. Казалось – у нее поехала крыша на почве сексуального желания. Пришлось изображать из себя жутко раненного, постанывать при движениях и мучительно прикусывать губу словно от боли. Кажется, до нее дошло, что он ее не хочет. Во всяком случае, если судить по взгляду, который она бросила, выходя из его кабинета – выделенного перегородками закутка.
После звонка Евы настроение испортилось. Антон надеялся, что в последний момент она передумает. Передумает? Если бы речь шла о чем-то другом, Ева могла поменять решение, но месть… «Месть – дело святое!» – как-то сказала она, сжав кулаки. Тогда это показалось смешным. Сейчас пугало. Как он умудрился вляпаться в такое дерьмо? За все надо платить, он понимал, но цена…
Звонок мобильного телефона вывел его из ступора. Мельком посмотрев на дисплей, улыбнулся:
- Ася.
- Антоша, привет. Слушай, я уезжаю в командировку на два-три дня, максимум – на неделю.
- Опять? – он нахмурился. Вообще-то у них билеты на завтра в кино. Ася уговорила его сходить на супермодный боевик.
- Я буду тебе постоянно звонить.
- Куда едешь?
- В Ростов, с проверкой. Оказывается, Шишкин таких дел наворотил – за месяц не разобраться.
- Может, помочь?
- Спасибо. Но это дело конфиденциальное. Ты ж не хочешь, чтоб меня уволили за несоответствие?
- За несоответствие? Нет, не хочу. Но если бы ты нашла другую работу, думаю, обрадовался бы очень.
- Анчи, не грузи. Ладно? Мне нравится моя работа, и менять ее я не собираюсь. Во всяком случае, пока. Кроме того, мне за нее очень хорошо платят.
- Ась, я же пошутил, а ты сразу в бутылку.
- Нервничаю. Это будет моя первая самостоятельная проверка.
- У тебя все получится. Ты – умница, я уверен!
- Да? Твои слова да Богу в уши. А вообще спасибо за поддержку. Это, оказывается, очень важно.
- Когда ты уезжаешь?
- Через пару часов. Подожди ругаться, – в ее голосе Антон услышал улыбку, – сама только что узнала. Я сейчас домой за вещами, и сразу на поезд. Такие дела.
Будь его воля, Антон настоял бы, чтобы Ася поменяла работу. Ну что это за дело для девчонки – экономическая безопасность? Ей бы бухгалтером работать или обычным юристом, а она мотается по городам и весям, под здоровенных дядек копает. Надо будет с ней серьезно поговорить. Хотя, если честно, Ася не из тех, кто сворачивает с избранного пути. Ее целеустремленности можно только позавидовать. А еще у нее есть одно замечательное качество – она до последнего остается дипломатом в отношениях с людьми…
- Антон! – голос Юли пробил его размышления об Асе, как стрела – мишень: он забыл, что находится на совещании. – Судя по улыбке, ты думаешь не о работе. Что у нас с денежными потоками? Остатки по счетам готов озвучить?
- Разумеется. Вот сводный отчет, – Антон протянул ей папку. – На второй и последующих страницах – план оплат на эту и следующую неделю.
- Кстати, мы с генеральным обсудили твое предложение и нашли его интересным. Коллеги! – Юля встала, прошла по кабинету, встала за спиной Антона, положила руки ему на плечи. Сотрудники, сидящие за столом, понимающе переглянулись и захихикали, но она этого не заметила. – С сегодняшнего дня меняется система расчетов с поставщиками. Требования на оплату вы будете заполнять по утвержденной форме и согласовывать платеж с финансовой службой. Без визы начальника отдела или назначенного им человека бухгалтерия ничего оплачивать не будет. Прошу довести эту информацию до сведения своих подчиненных.
Антон сидел как на иголках. Женские пальцы больно сдавливали плечи, дыхание щекотало затылок. Он спиной чувствовал Юлино желание. Ну, уж нет. Он не подписывался ублажать тетку, у которой муж оказался слишком стар, чтобы поддерживать в ней пламя. «Видать, дровишки отсырели!» – усмехнулся про себя Антон и развернулся к Юле:
- Можно воспользоваться флипчартом ?
- Конечно, – она была вынуждена отпустить его плечи и вернуться на место.
- Я объясню, для чего понадобилась эта форма и покажу, как ее заполнять, – поднялся Антон.
После совещания он вышел из кабинета первым, чтобы Юля не успела его остановить.
- Ну ты, брат, молодец, – хохотнул Тигран Мурадян – симпатичный молодой мужик, из армянской внешности в котором были только черные волосы и трехдневная небритость – и подтолкнул его локтем. – Выкрутился да так деликатно, что комар носа не подточит. Видать, у нашей боссихи муж совсем одряхлел, раз она на парней кидается на глазах у всех.
- Слышь, Тигран, – остановился Антон. – Придержи язык. Имей уважение к женщине и руководителю, даже если тебе не все в ней нравится.
- Правильно, Тоха. Это он тебе завидует! – поддержал кто-то, и народ заржал.
- Кехцавор ! – зыркнул на Антона Тигран и хлопнул дверью.
- Кажется, Тоха, тебя куда-то послали, – взрыв хохота снова понесся по коридору офиса.
Ожидание становилось невозможным. Время то тянулось, как в замедленной съемке, то вдруг сразу перескочило почти на час вперед. Теперь встреча с Евой приближалась со скоростью курьерского поезда. Антон увидел ее сразу, как только вышел из офиса – она стояла возле своей машины.
- Ты решила сесть за руль?
- У меня сегодня было слишком много дел и дальних поездок. Садись. Мы поужинаем возле твоего дома.
- Могла бы сама что-нибудь приготовить.
- Еще чего! Стоять у плиты – это дело куриц.
- Вообще-то борщ у тебя получался знатным, при этом курицей тебя никто не считал.
- Забудь. Проехали. Мне некогда готовить. Да и не для кого.
Ева вклинилась в поток лениво ползущих автомобилей. Остановившись на красный сигнал светофора, открыла бардачок, протянула Антону папку:
- Посмотри. Там фотки и кое-какая информация о Ромке – где он бывает, с кем проводит время и так далее. Вкратце расскажу про его отца.
- А мать?
- Мать давно уехала и живет другой семьей в Новосибирске. С сыном и бывшим мужем не общается. Отца Ромкиного зовут Юрий Петрович. Военный пенсионер. Гордится сынком до невозможности – он про него на каждом углу рассказывает. Ненавидит геев, лесбиянок, чинуш и коммунистов.
- Ну да, это сейчас модно – коммунистов не любить.
- Каждый день ровно в пятнадцать часов он приходит в пивнушку под названием «Карусель», кстати, вполне приличное заведение, как оказалось. Берет большую кружку пива, садится у окна. Как правило, один. Его там все знают, не трогают. Сидит около часа и идет домой. Твоя задача – подсунуть ему фотографии. Все, больше ничего от тебя не требуется. Остальное произойдет само.
- Ты хочешь их поссорить, я так понимаю.
- Я хочу, чтобы папашка выгнал сынка из дома. А именно это случится, когда он узнает, что сыночек – педик. Для Ромки отец – это святое, он ему в рот всегда заглядывал. Это будет удар ниже пояса. Я хочу, чтобы именно такой удар ты и нанес.
Антон посмотрел фотографии, передернул плечами. Снимки отличного качества. Да, парню не отвертеться, не сослаться на фотомонтаж – вон он, во всех позах, лицом в камеру, губешки кусает от страсти и кайфа. Ну, и не только губешки. И не только кусает. Тьфу!
- Чего морщишься? Сделаешь дело – гуляй смело! – захохотала Ева. – Завтра полтретьего ты должен быть в «Карусели» и сидеть за нужным столиком. Схема, адрес – все в бумагах. Да! Не вздумай провалить мне дело. Я буду рядом наблюдать за спектаклем. Понял? А потом мы с тобой встретимся и поговорим о Тарасове.
- Ты ж сказала – он один воспитывает ребенка.
- Тем хуже для него. Да не боись, никого мы красть не будем. У меня более хитрый план… О, свободное место на парковке. Отлично. Сейчас поужинаем, еще раз обговорим детали – и по домам. Что-то я устала.
- Может, тебе лучше такси вызвать?
- Когда ты так обо мне заботишься, у меня возникают сомнения относительно нашего расставания. Так что давай без телячьих нежностей. Угу? Чего сидишь? Вылезай из машины. Пошли хавать.
Ночью выпал снег, и ударил мороз. Антон сквозь грязное окно пивбара рассматривал улицу. Утром город казался белым, отстиранным от грязи и пыли, а к обеду дороги превратились в слякотное месиво. Очарование снежного кружева безбожно порвали автомобильные шины, забрызгав черным белое полотнище.
- Новенький что ли? – услышал Антон возле себя и вскинул брови.
Возле него стоял прилично одетый мужчина лет сорока пяти – пятидесяти. В одной руке он держал вязаную шапку, в другой – кружку пива. Лицо его было попорчено многочисленными короткими шрамами. Обширная лысина обрамлялась ежиком седых волос. Глубоко посаженные глаза смотрели тускло, без огонька. Косматые брови придавали вид терьера.
- Спрашиваю – новенький что ли? – повторил он, усаживаясь за тот же стол.
- Ну?
- Не запряг, не нукай. Это мое место. Все знают! – голос у мужчины оказался низким, слегка гнусавым, словно у него был заложен нос.
- Кто первый встал, того и тапки.
- Не, парень, так дело не пойдет. Это мое место. А для тебя, вон, сколько пустых столов, – повел он рукой.
- Вам надо, вы и пересаживайтесь. А мне и здесь хорошо.
- Я ж потому и спросил – новенький? – примирительно спросил мужчина. – Местные знают, что мое место.
- Дядя, не мешайте тоске предаваться, – Антон хмыкнул и отвернулся к окну.
- Слышь, по-хорошему тебя прошу – пересядь, а? Не люблю я в компании пиво пить.
- Так не люби. Я тоже много чего не люблю. Что мне теперь, плакат на грудь повесить со списком чего не люблю?
- Шутка юмора такая? Уважаю. Ладно, сиди, только молча сиди.
- Вы больше меня говорите. Я вообще в окно смотрю.
- Ну и смотри… – он положил шапку на стол, провел ладонями по лысине, словно приглаживая несуществующие волосы.
Теперь они чинно и молча сидели и смотрели в окно, изредка отхлебывая пиво.
- Тебя как звать? – мужчина взглянул на Антона с любопытством, наверно, не привык, что его так лихо игнорируют.
- Антон.
- А меня Юрием Петровичем. И можно на «ты». Скажи-ка мне, Антоша, ты с этого района?
- Нет.
- Понятно. А в Бухалове как оказался?
- В чем?
- Это мы так нашу забегаловку называем – Бухалово.
- Смешно. Только мне не до смеха. Я сюда в гости приехал. К любимому человеку… – Антон постарался вплести во взгляд боль. – Вот скажи мне, Петрович, ты жизнь прожил, а мне, мне-то как теперь жить?
- Э, паря, поясни для примера – ты про что вообще?
- Тебя когда-нибудь любимый человек предавал? Вот так, чтобы нагло, в глаза? – Антон залпом допил пиво. – Я еще возьму. Тебе взять?
- Возьми кружечку, раз такое дело.
- Девушка, нам два пива и сухариков на блюдце, – заказал Антон и повернулся к собеседнику. – Я ж со всей душой! На курорты дорогие возил, цацки дарил, в прошлом году машину купил «Инфинити».
- О, дорогая машина-то.
- Да не в деньгах дело…
За второй кружкой последовала третья. Антону было противно то, что он сейчас делал, но отступать было уже поздно. Ведь нормальный мужик, только сын у него козел и сволочь, небось, не рассказал папаше, как они с приятелями Еву покалечили.
- Вот, смотри, что за змею на груди я пригрел! – Антон вытащил из кармана фотографии и кинул на стол. Они легли веером, как карты. Петрович взял их, всмотрелся:
- Тьфу ты черт! Да тут же педики сплошные. Что-то я не понял. Ты тоже из них? – Ответить Антон не успел. – Подожди-ка… А этот… тоже из ваших?
- Ромка-то? Так он и есть мой любимый человек. Вернее, был. Я его Крем-Брюль называл. И среди наших его так называют. Он же сладенький мальчик с розовой попкой. Эти фотки мне его любовничек новый сделал. Я ж для Ромки всю душу выложил вместе с кошельком, а он… Э-эх!
Антон поиграл желваками на скулах, схватил куртку и выбежал из бара. Заскочив в продуктовый магазин по соседству, встал возле окна. Сколько ждать придется, одному Богу известно. Но Петрович вскоре вышел. Вид его был ужасен. Куртка расстегнута, по небритым щекам текли слезы, в одной руке шапка, в другой – фотографии. Пошатываясь и бормоча «Крем-Брюль», он побрел вдоль домов. Прохожие, бросив в его сторону настороженный взгляд, шарахались с ворчанием: «Нажрался уже!» Антон шел поодаль, но Петровичу было не до него. Он зашел в нотариальную контору, провел там долгое время, а когда появился на крыльце, Антон вздрогнул – там, на цементных ступенях, под навесным козырьком стоял трясущийся старик. Он шел по улице, слепо натыкаясь на прохожих. Свернув к подъезду высотного дома, рухнул на покрытую снегом скамейку, хватая ртом воздух и прижимая левую руку к груди. Антон увидел, как в окне первого этажа замаячило женское лицо и тут же пропало. Через мгновение из подъезда вышла старушка в нелепом вязаном берете и потрепанном временем пальто.
- Петрович! – она наклонилась, потрясла его за плечо. – Эй, Петрович! Ты что тут уселся, а? Такой морозище, а он уселся! Ой, батюшки, да ты, никак, помирать собралси? Родненький, Петрович, да ты чего надумал-то, а?
Тот поднял на нее перекошенное от боли и страданий лицо:
- Мартыновна… мой сын… Крем-Брюль… Мой сын педик и предатель… – прошептал он, но больше сказать ничего не смог, изо рта вырывалось только судорожное рыдание. – Как... с этим жить? Позор…
Петрович захрипел и, вытаращив глаза, стал заваливаться на бок.
- Свят, свят! – запричитала старушка, зажала рот рукой и отступила, озираясь и шаря в карманах. – Батюшки, телефон-то я дома оставила. Люди! Люди, да помогите же кто-нибудь!
- Что с ним? – подскочил к ним Антон.
- «Скорую», сынок, вызывай! – крикнула она и запричитала. – Ой, помирает Петрович! Ой, быстрее, родненький!
«Скорая» приехала через десять минут. Петрович был мертв. «Как же?.. Как же это?.. – шептал Антон, вцепившись в спинку скамейки посиневшими пальцами. Челюсти его лязгали, крупная дрожь била тело, словно разряды тока. – Я же не хотел… не хотел… Я же не хотел… Су-у-ука!» Он смотрел вслед уехавшей машине и плакал.
- Кто он тебе? – тихо спросила старушка, плотнее запахивая пальто.
- Что?
- Я спрашиваю – кто он тебе? Родственник?
- Нет.
Качая головой и шатаясь, словно пьяный, Антон брел по городу. Казалось, мир замер. В глазах прохожих он читал брезгливость и презрение и вжимал голову в плечи. Он метался по улицам, не замечая холода. Пережитый ужас не давал осесть в кафе, срывал, как последний листок с дерева, и снова гнал туда, где нет людей. Антон боялся остаться один и хотел этого больше всего на свете. Кажется, есть место, где он сможет принять решение.
* * * * *
Антон стоял на крыше высотного дома. Холодный ветер обжигал лицо и путал волосы. Руки, спрятанные в карманы, сжаты в кулаки. Он впервые смотрел на ночной город с такой высоты, но ему не было страшно. Наполовину опустошенная бутылка водки мерзла рядом в снегу. Антон пихнул ее и равнодушно глядел, как пропитывается вытекающей влагой белое крошево. Сегодня из-за него погиб человек. Нет, не из-за него. Из-за нее! Из-за твари, для которой чужая жизнь – разменная карта, мелочь, брошенная в стаканчик нищенки. Быстрый взгляд вниз, в бездонную черную пропасть. Нет! Он не собирался кончать жизнь самоубийством. Тогда что привело его сюда? Антон огляделся. Он пришел сюда, чтобы понять, стоя на краю бездны – у него полно дел в этом мире. Он еще многое может исправить!
Горизонт опутался черной мглой, перемешав небо и землю в сумасшедшее месиво. Равнодушно мерцали звезды, чуть смазанные ретушью городского свечения. Антон прикрыл глаза, прислушиваясь к завываниям ветра. Казалось, где-то неподалеку неопытный музыкант играл на волынке, обрывая неровные звуки на самой высокой ноте.
За спиной ржаво скрипнула дверь. Антон обернулся.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/08/04/3