«Единственное, что я ощущаю – ветер. Здесь он нечастый гость. Отрывистый, потерянный, он уходит в коммуникации, подобно дождевым потокам. Ветер без направления. Будто плавая по бескрайнему эфиру, он иногда сдуру заглядывает в Город. Его живые порывы робко полощут зыбкие тени сухой листвы; ветер теряется и спешит скрыться. И когда его слабые потуги будят затхлый, давнишний воздух, я начинаю нехотя скрипеть суставами.
День начинаю вечером, или как здесь время зовётся… Сумерки – местное постоянство. Вместо романтической предрассветной дымки, плотная серая муть, похожая на техногенный смог. Она почти невидима, но физически ощущается скованностью членов; духотой, не позволяющей дышать.
Из-под неведомых расщелин в асфальте пробивается ощутимый всем телом плотный туман. Несёт перепревшей мерзостью так, что ощутимый комок давит в горле и режет до слёз глаза. Со стороны старой птицефабрики с причмокиванием вытекает неосязаемая жижа. Если бы не так крепко пахло дерьмом, я бы мог подумать, что открыли бройлерные цеха. Господи, копчённая куриная колбаса – всего лишь набитое в кишки трупное мясо.
Единственное светило здесь – расплывающееся ярко-алое пятно с малиновым отливом по кромке. Такое ощущение, что язвенника вытошнило внутренностями. По мне, так лучше сумерки. Отсвет алой блевотины погружал город в тяжёлый вишнёвый мрак. И даже сквозь прикрытые веки вокруг меня расплывался пурпур.
Рубашка мгновенно прилипает к телу, а между ног бегают злые мурашки. У меня так и не появилось привычки ходит голышом. Всюду летает гнус. Я не вижу его, он мельче обычного, похожий на мириады червоточин. От него не скрыться, его не выдавить, не вытравить.
Я давно сошёл с ума, я болен. Тяжёлое психическое расстройство самого себя. На мне можно защищать диссертацию. Но тебе неведомый молодой психиатр я не доверю заглядывать в душу. Поверьте, лежать, связанным в палате и ощущать гнус совсем не то, что чувствовать потерявшийся ветер на воле».
Подпись: Проводник и ссылка на иной ресурс. Обычный опус, напечатанный на волне «мейнстрима». Такой на «Проза.ру» встречается в жанре мистики. Встречается, проглатывается и выблёвывается с комментариями; «в топку» и «афтар трололо».
Андреев ещё раз внимательно перечитал текст, отвлёкся, дал отдых глазам. Текст был набран черным по красному. Дизайнеры его, соответствуя тематике сайта «Клуб самоубийств» (Suicide Club), не прогадали. После первого абзаца начиналось лёгкое расстройство зрительного нерва; астения и полное нежелание знакомиться с дальнейшим содержанием.
Рассказ потенциального безумца с «ником» Проводник впечатления не производил. Но зато по красному была врезана ссылка «в контакте». Он бы не обратил на Проводника внимания, если тот не оказался земляком – жителем Солчанска. В друзьях его числилась девушка Антонида.
Волна самоубийств – явление не новое, но придуманное искусственно журналистами. По сути, необходимо взять три-четыре удачные попытки суицида в одном городе с минимальным периодом времени между ними (лучше, когда счёт идёт на часы, в крайнем случае, день-два). И вуаля, готов стержень для журналистской «чернухи». Отлично, когда тему подхватывают на одном из центральных каналов. Тогда штучную статью можно обратить во «франшизу», серию расследований. Привлечь респондентов, опросить родственников, придумать что-то в духе Эдгара Алана По и лиричной истории из сериала «Женский роман». Появиться бульварный образ какой-нибудь Кати-лимитчицы и Насти-минетчицы. Жестокая судьба, старая как мир сказка и хрестоматийный «аннакаренинский» грех.
На памяти такая волна прошла несколько лет назад. Большую часть истерии тогда сфабриковали не журналисты, но интернет-сообщество. От бордовых марких клякс на асфальте из любительских репортажей на «мобильник» рябило в глазах. И комментарии на U-Tube, подобно прорве, взывали: крови, больше крови. Два миллиона просмотров сюжета о падении девушки с балкона. Момент, когда тело с тошнотворным шлепком отскакивает от бордюра, повторяют по пяти раз. СмачНо! Аффтору респект!
Неизвестно отчего общество сентиментально плачет над эдаким массовым самоубийством нескольких детишек, душа которых была сожжена издевательством этого самого общества. А между тем, сводки по городу за месяц выдают ещё более печальную картину: тридцать четыре удачных попытки суицида. Ну, да это особенность мегаполисов.
В глухомани три-четыре самоубийства – основа для будничного материала в многотиражку, где колонки «чернухи» как раз умещаются в сводки ГБДД и полиции.
В среду к Андрееву подошла редактор и довольно буднично поручила материал о «молодёжном суициде». Её последняя фраза: «Ты сам из их среды, тебе тема ближе», отдавала едва ли скрытым цинизмом. Язык вдруг покрылся гадким налётом, и гаже всего показалась профессия журналиста. Отдаёт фантасмагорией. Именно отдаёт, будто дерьмом пахнуло. И хотя в эссе Проводника ничего особенного не проглядывалось, оно пришлось под настроение. Андреев даже пробежался глазами по сетевому рассказу Александра Шленского «Туалет «Торжество ультракоммунизма». Самое оно и под пиво бы, но пришлось дождаться вечера.
Возвращаться в однокомнатную квартиру и видеть больного отца, можно было только после литра пива. Даже сидя на кухоньке за тонкой стеной он будет слышать кряхтение, слезливые стоны. Но едва побеспокоит старика, на него посыплется град упрёков и бессмысленного ворчания. Отец не переносит дневного марева, и только медицинский свет ночника вызывает у него кратковременную эйфорию. Только там, в палате с белыми стенами, замороженными окнами, без телевизора и радиоточки, с безликими силуэтами медсестёр, уколами и таблетками он чувствует счастье. Не зря твердят: белый цвет – цвет смерти. Но она его не берёт – брезгует. Его чуть не силком изгоняют из стен больничного корпуса, едва тот идёт на поправку. Вечный ипохондрик, он мог бы казаться забавным, но едва ли вызывает сочувствие. Возможно, Андреев сгущал краски, но видеть как умирает тиран и циник, увольте.
Поддавшись молодёжной моде он купил MP-3 плеер и ещё до того как вставлял в замочную скважину ключ, включал любимый трек. Если отец вставал изругать его всласть, Андреев находил Лепса. Под истеричные вопли «Рюмка водки на столе» можно было качать головой и отключать измученный разум. Когда отец был трезв, это был трезвый ублюдок, когда опустошал пол литру – пьяный ублюдок.
На кухне сохранялся стойкий сивушный дух, в который вплетался запах слабосолёной рыбы и чего-то мерзкого из-под неплотно закрытой сковороды. Андреев поставил чайник, наскоро вытер липкий в пятнах стол. Скептически скривился. Ноутбук положил на более или менее сухое полотенце. Пока грелась вода, перекусил всухомятку. Эх, бабу бы сюда, да только она бы отца не стерпела. Старый хрыч не смотря на болезненность ещё падок был на женский пол, хотя неустанно твердил, что все они шлюхи и стервы, и первейшая из них – мать Андреева. Последний как сжимал кулаки, так и безвольно слабел. Мать умерла давно, а хрыч живёт. Но отец не смеет говорить гадости! Лишь раз не помня себя, видя перед собой только чёрные круги, он набросился на отца. В ментовке смотрели на него как на мерзавца: избил больного старика. Отец рябой от кровавой оспы гематом чувствовал себя хозяином. Андреев виниться не стал, а старый пьяница не решился писать заявление. Оставаться одному ему не хотелось. Пил он с недавних пор один – год назад схоронил последнего закадыку. И всё потекло по-старому: он, мучаясь, пил, мучая сына.
Журналист, набив, чем ни попадя рот, вошёл в Интернет. Поисковик выдавал миллионы ответов на «тег» самоубийство. Побегал по сайтам – решительно никакой полезной информации. Суицид, став объектом масс-медиа, обратился в призвание, профессию, со своими особенностями и традициями, о которых не напишут в книжках по психиатрии. Тогда-то и попался на глаза злополучный Suicide Club и безызвестный Проводник. У него в друзьях была та самая Антонида – последняя жертва суицида (их за последнюю неделю было трое).
Судя по страничке «в контакте», Тоня переживала не лучшие дни. Готического в фотографиях превалировало, и записи не внушали покоя.
«Нет, решительно нет смысла жить. Работа пакостная, начальница – «чурка» стервозная, любовь – последний кобель. Цветы – я их видеть не могу. Когда они тухнут, воняют химией. Когда я умру, несите мне на могилу фенечки, игрушки».
«Мать умерла от рака, меня это тоже ждёт. Лучше сейчас, чем прозябать в безвестности. Эй, ребята, есть аванс – прогуляем. Будьте моими секундантами – я сведу счёты с жизнью».
Кое-где ей отвечал Проводник. Это были дежурные фразы, и только под последней записью он предлагал встретиться, обсудить. Это было за пять дней до смерти Тони. Совпадение? Может быть. Андреев, изнывая от недосыпа, наскоро набил в телефонную книжку «мобильника» номер Проводника. Завтра четверг, дел немного, можно и перетереть с парнем. Может получиться история, иначе писать скучный обзор. Хорошенькая работа на выходные.
Четверг в редакции – неофициальный выходной; планёрка – необходимая формальность. После неё сдавались «хвосты» на материал субботнего номера. Он передавался на вёрстку и те, кому позарез нужно было смотаться с работы, объявляли, что идут «добивать материал», брать интервью, встречаются с кем-то. После полудня редакция пустеет.
Выходного у Андреева не вышло. На планёрке редактор, мягкая на вид с кукольным макияжем женщина неопределенного возраста, потребовала у него обзор к утру вторника.
– Постараешься, может и полосу «спецкора» закроем. Начал уже? А то в последнее время ты…
Пришлось сделать честные щенячьи глаза и торопливо кивать:
– Уже, уже. Сегодня с одним человечком встречусь.
Иного выхода не было: пора познакомиться с Проводником. Чтобы не сомневаться, мгновенно сделал дозвон, от души надеясь, что тот не отзовётся. Значит, делаем скучный кабинетный обзор с привлечением должностных лиц, не более.
– Да, – отозвались с приятной хрипотцой в голосе. Неуверенно отозвались, с опаской.
– Здравствуйте, – по привычке бодро без запинки начал Андреев. – Я корреспондент газеты «Наш город» Игорь Андреев. Пишу сейчас статью о волне суицида в Солчанске. На вашей страничке «в контакте» вы переписывались с последней жертвой, Антонидой Брыляковой, за несколько дней до смерти. Как на ваш взгляд она обычно себя вела, какой она была?
– Почему бы не спросить об этом её родителей? – с неуловимой иронией осведомился Проводник.
Ну, да, зло чертыхнулся журналист, сказать им: здравствуйте, я корреспондент такой-то, делаю материал, расскажите про вашу дочь; неужели вы не заметили в её поведении странностей? Сделать этот треклятый звонок нужно, но позже, позже.
– Я ужё говорил с её матерью, – не думая соврал Игорь. – Она…
– Ложь, – без тени эмоций уличил его Проводник.
– Послушайте, – вспыхнул журналист, – не хотите говорить, не надо. Но может Антонида что-то хотела сказать, последнее слово…
Нить разговора терялась. Самое лучшее – сказать: всё равно спасибо, до свидания. Но Проводник продолжил:
– Что же, раз нашли меня, извольте. Можем встретиться сегодня в суши-баре на Карла Маркса. Скажем, через час. Вас устроит?
– Д-да, спасибо… – не веря в удачу, отозвался Андреев.
– Это лишнее, – сухо прервал его Проводник. – Бог здесь не причём.
Обычно, хозяином положения остаётся журналист только потому, что он журналист. Уверен в себе, в курсе дел, со знанием фактов, умением аргументировать, поддержать беседу. Но и на старуху бывает проруха. Проводник оказался не отщепенцем, безумцем, но деловым человеком. Это Андрееву не понравилось. Гораздо лучше общаться с «фриком», неуравновешенным парнем не следящим за речью, способным сболтнуть лишнего. Впрочем, он и не шедевр пишет. Если Проводник лишь колумнист, отвечающий за колонку «безумные рассказы», то и он может что-то рассказать.
Андреев решил пройтись до места встречи прогулочным шагом. Лето шло на убыль. Но небо без единого облачка было сливочным от мазка Солнца. Ветер облегчал дыхание. Был мягким от жара асфальт. От неподвижных теней акации рябило в глазах. Обыватели уютно устроились под тентом летних кафе или на лавочках. Даже машины, которых день ото дня кажется больше, редко нарушали белую тишину. И чего люди с ума сходят? Им, конечно, лучше на море. Там точно такое же небо. Но оно скучное. Ведь под ним застыло море – бирюзовое с соловыми волнами утром и голубое с белоснежными барашками днём. Журналиста передёрнуло от мысли о большой воде.
Чтобы отойти от жары Андреев искусился мороженым. Ел его, не задумываясь, по детски, с причмокиванием. Он расслабится – поддержать разговор будет труднее. Но это не страшно. Несколько раздражало то, что за ним следили. Бывает такое чувство – следят! А тут наблюдали откровенно.
Это был молодой человек, едва ли старше Андреева. Одет он был не броско: серые смятые льняные брюки, растоптанные мокасины, узорчатая рубашка с коротким рукавом. Останавливался, когда журналист замирал, шёл, когда Андреев продолжал путь. Шёл в ногу, не приближаясь и не отставая. И смотрел с интересом, как смотрят на нечто забавное, любопытное. Игорь пару раз порывался подойти и высказаться, но не решался. Так они дошли до суши-бара, вольно-невольно ко времени встречи.
Андреев глянув на преследователя исподлобья, медленно потянулся за «мобильником». Нуль эмоций от незнакомца, всё та же непринуждённая поза. Журналист сделал дозвон, пошли гудки. Мгновение и преследователь оказался рядом. Это было неожиданно – Андреев отшатнулся.
– Привет, Игорь Андреев, – непринуждённо сказал тот. – Я – Проводник.
Явление будущего героя – дешевый эффект. Конечно, местные жители знают журналистов и в лицо, и по именам, благо фотографии печатают над каждым материалом. Кого он надумал пугать? Лишь бы не выслушивать модную как никогда фэнтезийную ахинею. Журналист от души надеялся, что тот не окажется попаданцем, шаманом и, что совсем худо, древним вампиром. «Фрик» – куда ни шло. Материалам об эскапизме, которым больно наше общество, редактор предпочитала суетные бытовые корреспонденции.
В кафе царила махровая Япония: субтропическая духота от дышащих на ладан кондиционеров, самурайские лица посетителей, которым долго не несут заказ и возможность созерцать спину одной из официанток, замершую манекеном с телефоном в руках. Может, оно и к лучшему: сидеть без заказа в кафе не разрешалось, а в суши-баре можно.
Нет, на буйного пациента Проводник не тянул. Субтильный парень, сложением похожий на подростка. Возможно, лишь выражение лица напрягало – он с уловимым омерзением глядел, как едят те счастливчики, что дождались блюд.
– Итак, Антонида Брылякова… – без прелюдий, с нажимом перешёл к делу Андреев, походя включая диктофон.
Собеседник несколько секунд рассматривал заведение, будто японская «развесистая клюква» ему в новинку. Затем, отвлекшись на журналиста, сосредоточился и довольно бессвязно начал рассказ. Ему явно хотелось выговориться и по мере беседы уверенности в его голосе прибавлялось.
– Вы, Андреев… человек критического склада ума… Вам трудно будет меня понять. Да, я знал Тоню. Очень нервная, издерганная девушка. Когда мы в первый раз встретились, она уже начинала привыкать к «дури». Курила «ганжу», понимаете?..
Поскольку он на мгновение замолк, журналисту удалось задать уточняющий вопрос:
– А встретились зачем? Это свидание или попытка помочь, образумить.
– Последнее ближе всего. Образумить, привести в чувство. Глупо конечно. Вообразил себя пророком, эдаким посланником. Но я догадываюсь, отчего Тоня, да и остальные ушли отсюда.
– Они? Вы сказали – они.
– Да-да. Я их всех отводил туда. Думал, это наставит их на путь истины.
Вот теперь умозрительный диагноз мой подтвердился: всё-таки «фрик». Далее будет легче, главное не вспугнуть.
– Знаете, Проводник… Может, всё-таки по именам?
– Ну, называйте меня Сашей. Я своего имени не помню.
– Хорошо, Саша. Как-то разговор наш не клеится. Они, отвёл туда. Хочется конкретики.
Проводник, явно нервничая, заламывая себе пальцы, продолжил:
– Они – две женщины, которых я водил к Мёртвой речке. Это такая местность за городом. Я узнал о ней из Интернета. На одном из сайтов были выложены фото городов-призраков. Ну, Припять не стоит упоминать. Были там Нефтегорск, Курша-2, посёлки района реки Ковы… и наш с вами Солчанск. Блажь, конечно. Судя по дате создания сайта, на это время выпал пик популярности «сталкеров». А это компьютерная «стрелялка», книги, ролевые игры, ореол романтики. Помимо фото автор делал гиперссылки на различные аномалии, характерные для того или иного места. По его сведениям рядом с Солчанском «застыла Мёртвая речка» и если найти её, сесть на берегу, на тебя нахлынет страшная слабость; если вовремя не уйти, то останешься там навсегда. Фото самой речки не было. Но имелись иные. На них местность очень походит на ту, что за недостроенным гаражным кооперативом, аккурат за руинами ТЭЦ.
Я в ту пору дожидался повестки в военкомат. Свободное время, ветер в голове. В детстве кладов не откапывал, так почему бы и не отыскать аномалию. Поспрашивал у старожилов местных, у «ролевиков». Среди них шла дурная молва как раз о тех местах, о которых была информация злополучного сайта. Это ещё больше меня подстегнуло.
Не скажу, что пошёл и нашёл. Я излазил весь ивняк, изгваздался в вонючих болотцах, пару раз спасался от стай бродячих собак, был не единожды съеден мелкой насекомой сволочью. Было бы лучше, чтобы я бухал и трахал девок. Но моё ослиное упрямство не давало покоя.
В тот день я буквально выдохся. Да к тому же заблудился. Шёл к шоссе, но из зарослей выбрался к полуразрушенной часовенке. А может, и не часовенка это, но что-то религиозное точно. В таких строениях человек устраивает себе сортир, бомжи – лежанки. Но часовню разрушило время – ничего более. Вход в виде голбца, двускатной крыши. Внутри полумрак, не смотря на то, что крыша обвалилась. А престол – ну, стол такой – очищен от обломков, но изрядно прокопчён. Но там не было и тени святости, которая ощущается в подобных строениях. Я не входил, меня начинало подташнивать. Обошёл часовенку, вышел к зарослям, там меня вырвало…
– Не подумайте, – вдруг прервал рассказ Проводник, утирая обильную испарину и вновь с каким-то омерзением вытирая ладони о брюки, – что я вам зубы заговариваю и прочее.
– Нет-нет, – торопливо покачал Андреев головой – беседа начала забавлять.
Наконец, подошла официантка и лениво, без интереса осведомилась, будут ли они делать заказ. Андреев, пожав плечами, испросил заварного чая и десерт на её выбор. Проводник отрицательно буркнул что-то неопределённое. Журналисту показалось, что «фрика» подташнивает наяву.
– Вам нехорошо? Желудком маетесь?
– Нет. Порядок. Давайте продолжим… – парень без причины открыто нервничал.
– Там был ручей. Вы знаете, что значит – ручей? Он был как и положено с камешками, узкий. Знаете, почему ручей журчит? Это звук колебания воды. Ну, да это неважно. А тот ручей был из молчунов. Едва перешагнув его, у меня заложило уши. Вот тогда я перетрухнул. Об аномалии, если она вообще была, даже не думал. Первая мысль – отравление. Как-то упустил из виду, что наш завод иногда сбрасывает сточные воды.
– Вы же журналюги знаете об этом, – с нажимом повысил голос «фрик».
– Спокойнее, – неуверенно вставил Андреев дежурное словцо.
– Я в порядке, – Проводник вернул в речь флегму. – А тогда едва не спятил. Побежал, не помня дороги. И без сил свалился в иссохший ил – берег неширокой мутной протоки. Эта вода была полна бусели, но движение её под пленкой чувствовалось всем телом. Я подробно всё описываю, Игорь, потому, что нужно представлять себе что такое Мёртвая речка.
– Так вы её отыскали, – несколько наигранно – легче крикнуть «бинго!» – воскликнул журналист.
Принесли пузатый заварочный чайник и пёстрый сгибок ужасно затвердевшего холодного торта «Панчо». Андреев по-хозяйски разлил чай и широким жестом предложил освежиться рассказчику. Надо было видеть омерзение в запавших глазах Проводника. Чего он ест тогда, раздражённо подумал журналист. Прошло минут пятнадцать, а темы они так и не коснулись.
– Да… то есть… Не знаю, – вдруг безразлично пожал плечами «фрик».
– А Антонида? – навязчиво напомнил Андреев, ковыряясь в десерте.
– Да, это была Мёртвая речка, – невпопад кивнул Проводник. – И ручей этот, и часовенка – одно место. Их я туда и водил. Гадость. Можете не есть?
Андреев с трудом проглотил кусочек торта. Если посмотреть на снедь и полудурка напротив, лучше выбрать первое.
– Благодарю, – хрипло выговорил Проводник. – И простите, что раздражаю. Я просто хочу быть последовательным.
– «Да это была пресловутая аномалия. Тогда я и рассуждать не смел. Думал, что траванулся. И пить хотелось ужасно, только вставать было страшно лень. Устал. Можете ли поверить, но как я выбрался – не вспомню. Пробирался вдоль кирпичной стены, через высохший репейник на железнодорожное полотно к старому кладбищу. Дошагал до дому, сбросил одежду и спать. Не к докторам шёл – домой. А очнулся я больным. Разум помутился…»
Журналист потерял нить разговора. Ему ещё предстояло прослушать запись диктофона. Разумеется, опуская ненужное. А ненужного было – мама-дорогая! Рассказ совершенно для другого материала, лучше не журналистского. Судя по всему, парень начитанный, образованный. Дожидался повестки из военкомата? Его повествование связное. Так не говорит ни «пэтэушник», ни дембель. Так не смог бы изъясняться и сам журналист. Будто диктор на телевидение. А может, это развод?
«… Я и трахаться не мог. Всё воняло падалью. Я мылся, скрёбся, но смрад сводил с ума. И мушки трупные вместо «куриной слепоты». И бесы – отвратительные существа, которым ещё не придумано слово».
– Они здесь повсюду, – перешёл на заговорщический шёпот «Саша», мелко дрожа головой. – А один мучает сейчас девушку у вас за спиной.
В голосе Проводника и всём выражении лица было столько неподдельного страха и омерзения, что журналист невольно обернулся. Девушка как девушка – не бог весть что, но и не пустышка.
«Мученица», будто почувствовав взгляд, коротко стрельнула по Андрееву карими глазами, засмущалась, едва не поперхнулась. Они с подругой захихикали. Гаденько так, исподтишка. Ничего более, но склера самого Проводника нездорово блестела. Он спрятал лицо в ладонях и совсем уж конспиративным полушёпотом продолжил:
– Мерещатся. Это я уже потом понял, что всё, что нас окружает – плод моего больного воображения. А выход – Мёртвая речка. Этот город залит багрянцем, и только ветер здесь настоящий, да, может, Интернет.
Да-а, протянул про себя Андреев, откидываясь на спинку стула, этот человек для материала не годится, это пациент иной муниципальной службы. Это даже не «фрик».
– Только эта Мёртвая река, – продолжал бормотать Проводник. – Там дыра отсюда. Настоящая. Там нет этого багряного мира.
– А девушек вы отводили туда? – с деланной заинтересованностью осведомился журналист. – И они шли дурёхи.
– Они сами приходили, – вдруг вернул в беседу серьёзный, уравновешенный тон Проводник. – Я только водил их через реку.
– И что там? Выход?
– Долина тени. Пустая долина, полная теней. Только там я обретаю покой. Но уйти не могу.
– А Антонида, – голосом доброго психиатра резюмировал Андреев, – и те две девушки пришли, отравились, наверное, увидели наш ужасный мир и покончили с собой?
– Да, – тихо отозвался Проводник, опустив глаза.
Андреев кротко вздохнул, в мгновение ока проглотил торт и выдул чай. Промах, жирный промах. Этот психопат может и общался с Тоней, не больше. «Курила «ганжу» – многое объясняет. Тревожность, например.
– То, что вы рассказали, – между делом потянулся Андреев за бумажником, – очень любопытно. Кое-что пойдёт в материал…
– Вы придете в Долину, – резко подался вперёд Проводник. – Вы меня нашли по Сети. Значит, можете видеть.
– На нас внимание обращают, – с напускным хладнокровием сказал Андреев, вставая из-за стола. – Но мне ещё статью делать. Свяжусь с вами, если что-то будет непонятно. Идёт?
Дежурно улыбнулся. Внутренне напрягаясь, – лишь бы не двинулся следом – приблизился к барной стойке. Одна из официанток, мельком глянув, откуда встают, протянула чек. Андреев оглянулся и с облегчением выдохнул – Проводник исчез (как раз хлопнула входная дверь). Давнишняя девушка что так напугала «пациента» продолжала болтать с подругой. Её профиль в свете дневных ламп показался дурно вычерчен, а из-под сальной причёски выбивалось немало волос, похожих на шерсть; она подъедала вишнёвый конфитюр десерта, отчего рот её окрасился алым. Мелочь, но неприятно. Андреев, распрощавшись, вышел вон.
В следующий четверг вышел обзор. Материал Андреев набрал за полтора дня. Немалая часть – сводки и комментарии полиции, несколько скучных ответов психолога; остальное – архивный материал, «ушитые» рассуждения об изменение психики общества, душещипательные истории о «жертвах суицида». На планёрке о материале высказались кратко: обычно, можно и лучше.
Лишь Проводник некоторое время не шёл из головы. Журналист не сомневался в диагнозе, но некоторые факты, полученные от знакомого «опера» не давали сбросить психа со счетов.
Знакомый легко отзывался на прозвище Сэм и был добродушным увальнем, розовощёким, с порядочным брюшком. В форме и с погонами в чине капитана он смотрелся нелепо, и вид его часто вызывал недоуменную улыбку. Едва ли подобное могли заметить при аресте, когда ста пятидесяти килограммовая туша нависала над подозреваемым. Полезное знакомство состоялось, когда Андреев собирался сделать в газете серию репортажей о буднях полиции. На задор молодого журналиста глядели косо, но так как в дела следователей он вмешиваться не собирался, скинули его на балагура Стаса Семёнова. Они неплохо сошлись – начальство обоих работников глядело на них с высокой колокольни. Никто не мешал Сэму травить байки, а Андрееву сбегать с работы под предлогом встречи с «опером». К слову, на первых порах материала в газету набиралось немало: «глухари», странные дела и откровенная «чернуха» – было что разгрести.
Утро понедельника началось со звонка в местное РОВД.
– Сэм, я материал накатал, там пара твоих реплик, ничего?
– А мне чё, – зевая, отбояривался капитан. – Я его не веду, это следаков дело.
– Дело? – искренне удивился журналист. – А разве его заводят?
– Ну… – вдруг замялся Стас, с хрустом расчёсывая запущенную щетину, – если не для прессы: пытались. Но это не орешек разгрызть.
– О чём это ты?
– Да, вроде, был там кто-то на момент самоубийства. Интересует, загляни.
Нехорошие мысли закрались в голову моментально и журналист, только соображая, озвучил мысли вслух.
– А такого парня, Проводником кличут, не проверяли?
– Как? Проводник? Чё-то не припомню. Смахивает на "никнейм". И страницы в сети глядели – никого похожего. Чё раскопал, журналюга?
Пришлось промямлить что-то невразумительное, но Сэм, вымученный утром понедельника, не наседал. Тем не менее, журналист живо отыскал в Интернете страницу Антониды – ссылки на Проводника не стёрты. Наверняка, следователи бы взяли того на заметку, если бы завели дело. Впрочем, узнать по странице о недавнем знакомом не представлялось возможным. Ни фото, ни продвижения, ни подробной информации о парне не было. Был ли рядом с Тоней Проводник? Андреев пожал плечами, отгоняя наваждение. Дел, кроме материала о суициде, оставалось немало.
Продолжение:http://www.proza.ru/2014/08/24/988