Не раз проходил Владимир Петрович мимо церкви, но так и не удосужился зайти туда. Всё было некогда, да и стеснялся, что одет в военную форму. С годами стал больше осознавать, что религия – никакой не опиум для народа, что её законы несут человечеству добро.
За последние годы церковь заметно преобразилась: стала ухоженной, больше появилось прихожан. Стало быть, не потерял народ веру в Бога, хотя утрачены многие религиозные традиции. Никакие запреты властей не смогли отлучить народ от церкви.
Храм остался позади, но как по чьей-то команде Владимир Петрович круто развернулся и быстро пошёл обратно. Поднявшись на крыльцо, вошёл в здание. Внутри всё было необычным: поразила красота убранства, обилие икон и росписи на стенах. С образов на него смотрели лики святых, стоял необычный запах. В душе воцарился покой. К нему подошла старушка в тёмном платке.
- Мил человек, в церкви нужно снимать головной убор, - чуть слышно посоветовала она и вежливо поклонилась, перекрестившись.
Владимир Петрович извинился и быстрым движением руки снял генеральскую фуражку. Вскоре к нему подошёл священник, поинтересовался: « Что привело раба божьего в храм и крещён ли»?..
- Нет, не крещён, у нас в районе и церкви не было, да и время атеизма процветало…
- Обряд крещения можно совершить в любом возрасте и никогда не поздно.
Он согласился со словами священника, но душою к такому событию пока был не готов.
Выйдя из храма, Владимир Петрович заторопился на службу: предстояло ещё много сделать перед отправкой на Северный Кавказ, где он командовал федеральными войсками. Это была уже третья командировка в эту «горячую точку».
…Самолёт плавно набирал высоту. Владимир Петрович смотрел через иллюминатор на удаляющийся город и какая-то тревога и даже страх сковали его душу.
…Самым страшным для него был момент, когда приносили оперативную сводку за прошедшие сутки о положении федеральных сил в республике, где были указаны боевые столкновения с бандитами и потери личного состава. Владимир Петрович внимательно изучал списки погибших, рассматривал их фотографии в документах. Здесь же были фотографии родных, близких: жён, детей, любимых девушек. Тяжёлое чувство овладевало им, когда с фотографий на него смотрели детские глаза, глаза сирот, оставшихся без отцов, которые ещё не знали о страшной трагедии. Сам Владимир Петрович остался без отца ещё будучи курсантом военного училища. Но и тогда отца ему очень не хватало – чувствовал себя осиротевшим. Находясь в «горячих точках», никогда не боялся смерти. Горько и обидно было за тех, кто молодым уходил из жизни, принося родным невыносимую боль утраты.
Его единственный сын служил далеко от этих мест, изредка удавалось созвониться с ним. Связь с женой поддерживал тоже по телефону и уже от неё узнавал о службе сына и семье. Из очередного разговора узнал, что Сергей откомандирован в Чечню.
- Ну и дела! – возмущался он. – Целый месяц с ним рядом, а я ничего не знаю!..
Уточнил место дислокации части. И хотя афишировать родство не было желания, да и не безопасно, всё равно решил во что бы то ни стало повидать сына. И сын, как оказалось позже, держал в тайне свою причастность к командующему. На вопросы сослуживцев с шуткой отвечал, что однофамилец, куда нам до таких.
…Шли проливные дожди. Стояла поздняя осень. Владимир Петрович расположился возле буржуйки, в это время ему принесли сводки о боевых действиях под Ханкалой: в очередной раз бандиты из засады обстреляли колонну. Выслушав общий доклад, он уединился и стал изучать список погибших, их документы. Неожиданно прочитал свою фамилию с инициалами С.В. На какое-то мгновение перехватило дыхание, в глазах зарябило. Первые минуты не мог сообразить: это был его Сергей, единственный сын? Самое дорогое, что было в этой жизни? Из груди непроизвольно вырвалось: «Се-рё-жа». Не поверил своим глазам, стал торопливо искать документы сына, но ничего не видел, глаза застилала пелена слёз. Пытался пересилить себя, но рыдания вырвались из груди, обеими руками сгрёб документы в кучу и повалился грудью на стол.
Через два дня Владимир Петрович летел на «вертушке» к месту гибели сына. Выслушав подробный доклад командира полка, тихим голосом спросил:
- Скажи честно, как командир командиру, мой сын достойно сражался с бандитами?
- По докладу очевидцев, воевал не просто достойно, а героически.
Недаром говорят в народе: «Самое страшное в жизни – это хоронить своих детей». Это страшное грянуло внезапно, как гром среди ясного неба.
Обратно он летел на транспортном самолёте, сопровождая «Груз-200». В голове яркими кадрами вспыхивали обрывки воспоминаний о сыне. Во время полёта пришла мысль: надо отпеть сына в церкви, ведь он был крещёным. «А я вот не крещённый, а жив», - думал он про себя.
Отпевали Сергея в той самой церкви, в которую заходил накануне отъезда Владимир Петрович. На похоронах присутствовал сослуживец сына. После похорон сообщил подробности отъезда Сергея в командировку. Дважды он писал рапорт с просьбой отправить его в Чечню. На первый получил отказ, так как от части не направляли подразделение и командир знал, чей сын Сергей. Через месяц написал повторный рапорт, в котором указал, что свою командировку согласовал с отцом и тот одобрил его решение.
- Наша часть сформирована после войны, не было ещё героических подвигов в истории части, Сергей первооткрыватель. Приказом командира дивизии он зачислен навечно в списки личного состава подразделения.
…Дома долго задерживаться не было возможности, перед отъездом Владимир Петрович зашёл в теперь уже знакомый и дорогой ему храм, поблагодарил священника за отпевание сына.
- Хочу окреститься перед отъездом, - попросил он.
После обряда крещения вышел из храма, ощущая под форменной рубашкой маленький крестик с надписью «Спаси и сохрани» на обратной стороне. На душе стало как-то спокойнее. Придя домой, Владимир Петрович показал жене свой крестик, дорога к которому была длиною более полувека. Взял на руки единственную внучку Сонечку, самое дорогое сокровище, оставшееся после сына, обнял, прижал к груди.
Рано утром в день отъезда, украдкой от жены, съездил на могилу Сергея. Погода стояла тихая, по-осеннему прохладная. Низко, почти над головой, плыли серые тучи. Долго стоял с опущенной обнажённой головой.
Живые цветы на могиле увядали, припорошенные инеем, как сединой. На память пришли слова, услышанные где-то: «Не знаю, какое счастье дети, но знаю, какое несчастье жить без них….». Опустился на колени, с могилы взял землю в обе руки, сжал в ладонях.
- Прости, сынок…..
Из глаз непроизвольно текли скупые мужские слёзы, слёзы страдания отцовского сердца.