Музыка: Fabrizio Paterlini – Finale
-1-
Даже в Иллинойсе зимы бывают по-настоящему суровыми: снег валит так, что уже на расстоянии метра впереди ничего не видно. Но Чикаго не может сравниться с Москвой в январе, когда мороз пробирает до костей, оставляя в стынущем сознании одно-единственное желание - укрыться в тепле.
- Мистер Гарсия, - послышался, давно ставший привычным, голос медицинской сестры, - Доктор Раферти просил вас зайти в его кабинет. Вы слышите меня?
Конечно, он ее слышал. Но – Боже! – как в этот момент он хотел бы стать глухим.
Глухим, слепым и ничего не чувствовать…
Сестра постояла в дверях минуту, глядя на его худую спину, застывшую перед окном. Она хотела что-то добавить, но передумала и неслышно, как это могут делать только медицинские сестры, вышла из палаты, прикрыв дверь. Комната снова погрузилась в полумрак. Он продолжал стоять перед окном, не двигаясь, слушая собственное сердце, отбивавшее один за другим редкие глухие удары.
Две недели – достаточный срок, чтобы сойти с ума.
Две недели – достаточный срок, чтобы прозреть.
Понять, что был идиотом.
Понять, что потерял лучшее в своей бессмысленной жизни.
Он перестал замечать время, когда понял, что оно со скоростью кометы проносится мимо этой серой комнаты, перестал есть, почувствовав, что еда больше не питает, перестал брить бороду, потому что раньше она смеялась, дергая за неё. Он ждал, что вот-вот она откроет глаза, увидит его бороду и засмеется…
Его звали Хоакин.
Ее – Натали…
-2-
«Питер Раферти. Доктор медицины» - гласила табличка на матовой стеклянной двери. Прождав полчаса в кабинете, заставленном стеллажами с медицинскими справочниками, он решил отправиться в палату №12, там уже две недели находились восьмилетняя девочка – жертва автомобильной катастрофы, и ее отец.
В палате было темно, поэтому он не сразу заметил одинокую худую фигуру возле окна.
- Жуткая погода, не правда ли?- проговорил Раферти, выдвигая из-за стола небольшой металлический стул больнично-белого цвета.
Ответа не последовало.
- Улицы заставлены брошенными автомобилями,- продолжил врач, – не понимаю, как люди рискнули на них поехать. Вот я, например, с самого начала снегопада перемещался по городу только на метро. Удобно и абсолютно безопасно, вы не находите?
Собеседник продолжал молчать и даже не пошевелился.
Чувствуя, что зря тратит время на светские беседы, Раферти перешел к делу:
- Мистер Гарсия, я понимаю, вам сейчас нелегко. И, поверьте, искренне сочувствую…
В это мгновение мужчина, до того стоявший, словно каменное изваяние, пошевелился и передернул плечами.
- Мы сделали все, что могли, но травма оказалась слишком тяжелой.
Гарсия глубоко и шумно втянул в легкие воздух, но выдыхать не торопился, словно ждал продолжения монолога врача:
- Её сердце бьется, но мозг, к сожалению, необратимо мертв.
Мужчина сжал ладони в кулаки, но не обернулся и не произнес ни слова.
- С моей стороны было бы не этично поддерживать в вас ложные надежды. Ваша дочь…
- Натали, - внезапно проговорил Гарсия.
Раферти от неожиданности подпрыгнул на стуле.
- Что, простите?!
- Мою дочь зовут Натали, - по слогам ответил мужчина, продолжая смотреть в окно.
- Да, Натали, - пробормотал врач.
Собеседник снова отгородился от него глухой стеной отчужденности и молчания.
- Мистер Гарсия, я считаю своим долгом сообщить вам, что Натали никогда не очнется. Мне очень жаль. Система искусственного жизнеобеспечения не вернет вашу дочь к нормальному состоянию. Было бы гуманно прекратить ее страдания.
Ответом ему была прежняя тишина.
- Прошу вас, подумайте о моих словах, - вздохнув, закончил врач, поднялся со стула и направился к выходу.
- Нет! - услышал он, открывая дверь.
- Простите? – не понял Раферти.
- Мой ответ - нет! - твердо произнес мужчина.
-3-
«Снегопад сходит на нет», - подумал Хоакин, когда снег за окном перестал идти сплошной стеной, и за ним стали отчетливо проглядываться соседние дома. Его внимание привлекла забегаловка напротив, над входом которой сияла алыми буквами надпись «У Теда». В то же мгновение из нее вышли несколько молодых людей в белых халатах. Заметив их, Хоакин поморщился и прикрыл ладонью глаза. Голова болела невыносимо, и во всем теле чувствовалось невероятная тяжесть, будто на него повесили дюжину гирь.
Устало вздохнув, он впервые за последние часы отвернулся от окна, но сразу же потерял равновесие и упал на пол. Хоакин хотел встать, но не мог – ноги перестали его слушаться. В ушах звенело так, будто он сидел в самолете, с ревом летящем в пропасть.
Мужчина тихо застонал и прижался лбом к холодной стене возле окна. Он безумно устал, но не мог спать – не было сил. И смелости… Хоакину казалось, если он уснет, то, очнувшись, обнаружит, что Натали больше нет в ее кровати, что они ее убили или того хуже – забрали для опытов. Он ничего не знал об этих опытах и с трудом представлял, кто такие они, но все равно смертельно боялся.
Хоакин не хотел ее потерять.
Только не это!
Не сейчас, когда он, наконец, обрел ее!
Свою любимую девочку…
Что бы там не говорила Марина, Натали была и остаётся его дочерью. Хоакин больше не тот дурак, что поверил бредням жены и позволил обмануть себя. Она хотела его ранить, отомстить за развод, знала, что суд будет на стороне мужа и ни за что не отдаст ребенка женщине, которая развлекалась со своим любовником в то время, когда маленькая дочь играла в куклы под дверью.
Хоакин не мог простить себе того, что сдался и фактически отказался от девочки. Марина знала, что так будет, потому что хорошо знала его. И вот теперь ее нет. И Натали тоже почти нет.
Это «почти» почему–то согревало душу, наполняя ее надеждой. Нет, он им не позволит. Он никогда и никому больше не позволит отнять у него Натали.
В палату вошла медицинская сестра. Увидев Хоакина сидящим на полу, она бросилась к нему.
- Я помогу вам встать, - предложила она, взяв мужчину за локоть, отчего краска стыда покрыла его бледное худое лицо.
- Спасибо, - смущенно пробормотал Хоакин, поднявшись.
- Вы ничего не ели несколько дней, - добавила сестра, - позвольте мне принести из кафетерия немного еды.
- Я не голоден, - негромко ответил он, отвернувшись.
- Выпейте хотя бы стакан сока, - настаивала она.
- Нет, - вздохнув, ответил Хоакин.
- Это неправильно...
- Хватит! – мужчина почти грубо прервал ее. – Пожалуйста, оставьте нас в покое.
- Простите, - прошептала она и направилась к двери.
- Сестра, - окликнул Хоакин, женщина обернулась, и он добавил,- простите меня. Спасибо вам за все…
- Меня зовут Кармен, - произнесла она и вышла из палаты, оставив на столе стакан апельсинового сока.
-4-
Кармен.
Кажется, сотни девушек в Штатах носят это имя.
Вот и у официантки из бара, где он был завсегдатаем, на груди красовалась табличка с этим именем. Хоакин сидел за стойкой и в очередной раз напивался, когда по новостному каналу телевизора, висевшего прямо над ней, стали транслировать репортаж с места автомобильной аварии в Чикаго.
Внезапно мужчина потерял способность дышать. Его сердце, и без того едва бившееся под действием алкоголя, остановилось, а мозг отказался принять увиденное: из разбитой машины санитары извлекли тело маленькой девочки, в которой он безошибочно узнал…
«Натали!»
«… произошло столкновение двух легковых автомобилей, один из которых, Тойота, оказался на встречной полосе и столкнулся с грузовиком. Водитель Тойоты, женщина, скончалась на месте. Пассажир, девочка восьми лет, в тяжелом состоянии доставлена в Чикагскую мемориальную больницу…»
Неведомая сила сорвала его с места и бросила к машине. Хоакин не заметил, что забыл в баре куртку и остался должен по счету.
Натали!
Его малышка!
Любимая девочка!
Имя дочери неотступно преследовало его.
Что она делала в Чикаго?
Как очутилась на дороге?
Хоакин мчался по обледенелому шоссе на предельной скорости, надеясь, что в госпитале получит ответы на свои вопросы.
Ещё долго после торможения его джип кружил по дороге. Он выкручивал руль, пытаясь избежать столкновения с другими автомобилями, и едва не стал виновником новой катастрофы.
В приемной царил хаос: люди в белых халатах носились по коридору среди спасателей и пациентов. Пара полицейских пересекла коридор, выводя на улицу молодого азиата в наручниках.
Хоакин стоял посреди коридора, не зная, что делать и куда идти. Внезапно мимо него промчался спасатель с каталкой впереди.
«Натали!»
Он бросился следом.
Но пожилой мужчина в белом халате преградил ему путь.
- Том, что у нас? – спросил он спасателя.
- ЧМТ , множественные переломы…
- Господи! – взвыл Хоакин.
- Вы были за рулем? – спросил его врач.
- Нет, женщина, погибла при столкновении, - ответил спасатель вместо Хоакина и добавил, обращаясь к нему, - мне очень жаль, сэр.
«Марина…»
Хоакин ничего не ответил.
- Девочка сидела на переднем пассажирском, - продолжил спасатель, - и не была пристегнута ремнем безопасности…
Вдвоём с врачом они переложили Натали на стол.
- Кармен! – прокричал он, - Вы нужны мне здесь!
Из соседнего помещения выбежала молодая женщина в халате, перепачканном кровью, и принялась резать ножницами одежду на Натали.
- Что вы делаете? – испуганно спросил Хоакин, - Что вы делаете с моей дочерью?
- Пытаемся помочь, - ответила женщина, - пожалуйста, подождите в коридоре.
Она выразительно посмотрела на стоявшего рядом спасателя, после чего тот начал осторожно оттеснять мужчину к двери.
- Пожалуйста… - прошептал Хоакин, глядя ей прямо в глаза.
Она кивнула.
-5-
Несколько лет назад Кармен едва не сломалась, стоя на пороге морга госпиталя, в котором теперь работала медицинской сестрой. Бесконечные месяцы борьбы, редкие минуты ремиссии, отчаяние и страх завершились в одночасье за дверью морга, после чего наступила абсолютная пустота.
Критические ситуации и всеобщий хаос давно не удивляли её – они были неотъемлемой частью работы в госпитале. В такие моменты всё вокруг замедлялось, краски тускнели, звуки становились тихими и приглушенными, словно удары сердца, что вот-вот должно было остановиться.
Сердце Натали остановилось без пяти минут восемь.
В восемь часов пять минут оно билось вновь.
Десять минут.
Полная смерть мозга.
Маленькая девочка.
Маленькое, круглое и бледное лицо.
И багровая масса из грязи, крови и осколков стекла вместо головы.
Кармен сидела за столом, погрузившись в свои мысли, и не сразу заметила подошедшего Раферти.
- Как дела? – устало спросил он, потирая глаза – до конца смены оставалось шесть часов.
Услышав его голос, женщина вздрогнула.
- Мистер Гарсия отказывается покидать палату, ничего не ест, а сегодня я обнаружила его в полубессознательном состоянии на полу, - ответила Кармен, складывая медицинские карты в одну стопку, - боюсь, скоро у нас станет одним пациентом больше.
Врач глубоко вздохнул, убрал стетоскоп в карман и направился к палате №12. Кармен последовала за ним.
Когда они вошли в комнату, и Раферти включил верхний свет, Хоакин спал, сидя на стуле возле кровати, на которой лежала его маленькая дочь, и сжимал в своих ладонях её крохотную бледную ладошку.
-6-
Ему снился сон.
Москва.
День, когда он встретил Марину.
Был конец января, тридцатиградусный мороз, стеклянный воздух и высокие сугробы.
Хоакину понадобилось около минуты, чтобы понять, что куртка, какой бы теплой она ни казалась, в Москве может способствовать только сильнейшей простуде. Первое, что он сделал, попав в свой номер в отеле, - бросился под душ. Простояв полчаса под огненными струями, мужчина почувствовал себя значительно лучше. «Насморка не избежать», - подумал он, набрав номер помощника.
- Виктор, мне нужна теплая русская куртка, или что здесь носят в такую погоду, - сказал Хоакин, - иначе я пневмонию подхвачу.
- В такой мороз тебе ничего не поможет, - смеясь, ответил тот, - подумаю, что можно сделать.
Когда спустя некоторое время в дверь постучали, Хоакин, облачившись в деловой костюм, пил кофе и смотрел новостную программу на одном из русских каналов. Он не понимал ни слова, но вид телеведущей – красивой блондинки с короткой стрижкой – радовал глаз.
Виктор принес огромный красный пакет, в котором лежала мужская дубленка. Посмотрев на безукоризненно одетого помощника, Хоакин едва сдержал улыбку. Со стороны боссом казался скорее Виктор, чем он сам – обладатель тощей долговязой фигуры, длинных вьющихся волос и бороды, торчавшей в разные стороны. Его легко можно было принять за богемного персонажа, если бы не строгий дизайнерский костюм и кожаный портфель. Хоакин был не слишком красив, но умен и уверен в себе.
Вечером на одном из благотворительных мероприятий он впервые увидел её.
Марину.
Балерину Большого Театра - Марину Астахову.
На сцене пела оперная дива Мария Гулегина. «Аве Мария». Хоакин понимал, что пение её просто было божественным, но едва слышал его. Всё внимание мужчины было приковано к прекрасной балерине.
«Огненная Марина». Так прозвали её таблоиды, пестревшие заголовками статей о личной жизни красавицы, которая была более насыщенной, нежели творческая. Последние годы выступала она нечасто.
Для Хоакина это не имело никакого значения. С той минуты, как его взгляд остановился на лице незнакомки – абсолютно идеальном, в обрамлении ярких рыжих волос, а затем встретился с насмешливым ответным взглядом её зеленых глаз, весь окружающий мир перестал существовать.
Вскоре Марина сообщила Хоакину о своей беременности, и они плакали от счастья и планировали долгую совместную жизнь. В Соединенных штатах. Втроем. Тогда он еще ничего не знал о ней. Он не имел ни малейшего представления о том, что за женщина стала его женой…
-7-
«Папа», - Хоакину на мгновение показалось, что он слышит знакомый тоненький голосок. Он обернулся. И оказался в другой комнате. Все в ней было настолько белоснежным, что у него защипало в глазах. Мужчина невольно зажмурился.
«Папа», - Ему стало страшно. Хоакин начал думать, а не сошел ли он с ума – разве доктор не сказал, что Натали уже никогда не очнется.
«Папа», - настойчиво повторил голос. Хоакин почувствовал, что кто-то или что-то тянет его за рукав рубашки. Он набрался смелости и открыл глаза.
«Натали!»
Хоакин упал на колени и крепко прижал девочку к себе.
Несколько минут он тихо плакал, не веря своему счастью.
Она очнулась!
Его девочка снова была рядом.
Самая красивая на свете девочка.
На её лице и руках не было синяков и ссадин, а на голове, вместо повязки, смешно топорщились рыжие кудряшки, собранные на затылке в небрежный хвост. Натали не любила причесок и платьев. Его Натали была самым настоящим сорванцом.
- Я так тебя ждала, - проговорила она.
Хоакин снова посмотрел на дочь. Она изменилась. Кожа Натали стала бледной, почти прозрачной, со щёк исчез привычный румянец, черты лица заострились, а красивые зеленые глаза выглядели слишком большими для такого крохотного лица и лихорадочно блестели.
- Почему ты не пришел на мой день рождения? - печально спросила она и отстранилась.
- Прости меня, солнышко, - сквозь слезы ответил он, - я так виноват перед тобой…
- Не надо плакать, - Натали погладила его по щеке своей маленькой ладошкой, - ты же пришел сейчас…
- Да, - он снова прижал её к себе, зарывшись лицом в волосы дочери и пытаясь уловить знакомый фруктовый аромат детского шампуня, который та очень любила, - я больше никуда не уйду.
- Папа, - сказала девочка спустя минуту, - я хочу к маме.
До Хоакина не сразу дошел смысл её слов.
- Ты отведешь меня к маме? – спросила Натали, глядя ему в глаза.
Он хотел что-то ответить, но слова комом застряли в горле.
- Я нужна ей, - продолжила она, - мама боится быть одна.
Из горла Хоакина вырвался свистящий хрип.
- У неё нет никого, кроме меня.
- А как же я? – прошептал он, - как я буду без тебя?
- Я всегда буду с тобой. Я - твоя. С первой минуты жизни. Помнишь?
Хоакин непонимающе покачал головой.
Она улыбнулась спокойной, недетской улыбкой, взяла его за руку и потянула за собой.
- Пойдем.
И он пошел…
-8-
К трем часам ночи схватки для Марины стали просто непереносимыми. Она кричала так, что Хоакин тысячу раз проклял себя за то, что стал виновником её страданий. Он держал жену за руку, гладил по щеке и шептал ободряющие слова, хотя сам был на грани обморока. Вскоре родильная комната наполнилась криком младенца, и маленький багровый комочек оказался на столе перед ними. Измученная Марина едва посмотрела на дочь, в отличие от Хоакина, который глядел на неё во все глаза.
Мужчина пытался разобраться в своих чувствах. С одной стороны он сердился на малышку за то, что доставила столько страданий матери, но с другой – девочка была такой прелестной, что сердце его в ту же минуту исполнилось бесконечной любовью к ней.
Хоакин принял дочь на руки. Она сразу же успокоилась и принялась внимательно изучать его лицо.
- Чувствует, что вы – её папа, - с улыбкой проговорила медицинская сестра.
«Папа», - повторил он про себя.
-9-
Хоакин спал, когда сердце Натали перестало биться.
- Мистер Гарсия, - его разбудил настойчивый голос Кармен, - что нам делать?
Еще до того, как открыть глаза, Хоакин понял, что все закончилось. Бесконечный звуковой сигнал и прямая линия на мониторе подтвердили его мысль.
- Ничего, - ответил он и поцеловал дочь в лоб, - ничего…
Комната погрузилась в тишину…
Хоакин бесконечно долго сидел возле постели Натали. Он хотел прочесть молитву, но не сумел вспомнить ни одной.
Вскоре должны были прийти санитары и увезти его маленькую дочь.
Он понял, что больше никогда не увидит Натали, не услышит её голоса…
Кармен поставила рядом стул и села.
- Мне очень жаль, - тихо проговорила она, - если я могу чем-то помочь…
- Почему вы здесь? – спросил он, не поворачивая головы.
Она на секунду задумалась. Потом глубоко вздохнула и ответила:
- Потому что три года назад в этом госпитале умер и мой ребенок…
«Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою;
благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус.
Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных,
ныне и в час смерти нашей.
Аминь».
Моему отцу Александру, с любовью, посвящается.
2005 год (правка 01-03.08.14 г.)