Чем могло порадовать лето простое село на юге Сибири? Разве что прийти на пару деньков, разогнать тучи на хмурящемся небе, подсушить немного почву, да погреть тех, кто распластался на этой суровой земле, вгрызся в нее деревянными основаниями бараков и пытается жить по советскому беззаконию.
Сибирская погода переменчива, ее бросает из крайности в крайность. Но зато какие это крайности! Два дня стояло настоящее жаркое лето – и как все изменилось! Поляны и овраги высохли, темная унылая трава обрела прежний сочный цвет и потянулась вверх; вытянули головы и мелкие полевые цветы. Вверх, вверх, скорее расти, пока солнце позволяет, пока еще лето. Сколько оно еще будет здесь? Неделю? Две?
Ребятня радовалась таким денькам неимоверно. Кажется, крики, визги, бахи, бдыщи не стихали ни на секунду с самого утра и до позднего вечера. Далеко детей обычно не пускали, да им далеко и не нужно было. Между селом и лесом пролегала просторная поляна, вся в цветах и зелени. Кое-где на поляне торчали березы и какие-то облезлые кустарники, но в целом пространство просматривалось хорошо. А дальше стеной высился лес, мрачный, величественный, первобытный. Он пугал детей, и они даже думать не могли о том, чтобы бросить вызов тайге.
Гришка впервые за это слякотное лето разулся и быстро зашлепал голыми пятками по тропинке. А то! Друзья заждались! Вон стоят обычные деревенские мальчишки у толстой сдвоенной березы, от нетерпения с ноги на ногу мнутся. Только их выпусти на улицу – через десять минут все грязные как черти и красные как спелые помидоры.
- Нууу, - кричит один, особо нетерпеливый, - Гриха, скорей, а то голить будешь!
И тут же слышится:
- Чур не голя!
- Чур не я!
- Чур не голя. Я первый сказал.
Гришка срывается на бег:
- Чур не голя, чур не голя! – кричит во всю глотку, подбегая к березе.
- Капуша, ты, - говорит веснушчатый. – Кто последний – тот и водит.
Гриша послушно отворачивается к березе и громогласно провозглашает:
- Считаю до двадцати! Кто не спрятался – я не виноват! Рррааааззз…
За спиной слышится только топот, словно разбегаются в разные стороны не дети, а табун лошадей. Гришка пытается лопоухими ушами отследить, кто в какую сторону побежал, а сам смотрит на дом, что стоит прямо напротив сдвоенной березы – это дом мамы веснушчатого Степки, тети Дуни.
Небольшой глинобитный дом явно вырос из землянки, которой когда-то был, но мальчик этого еще не знал и не понимал. Для него дом тети Дуни был обителью чистоты и пирожков. Трудно даже описать, как там все было красиво. Входишь внутрь – и сам готов разуться, ноги с руками чисто начисто отмыть, только бы не наследить и ничего не замазать вокруг.
Мальчишки, как набегаются, все скопом приходят к тете Дуне. Пока немного помогут по хозяйству, она им и ужин поставит. Сидят, уплетают, аж за ушами пищит. Это, наверное, единственное время за целый день, когда не стоит гул детских голосов.
Гришка досчитал до двадцати и обернулся. Никого вокруг не было, только ветер меж веток свистел. Мальчик пошел вглубь поляны: он знал, где здесь можно было спрятаться. Вся поляна была неровной, она была изрыта маленькими ямками, которые шли прямыми рядками. Если в такую ямку нырнуть и присыпать себя травой, считай, что никто не найдет.
Да и Гриша найти бы не смог, так много было этих ямок, потому мальчик решил сам притаиться и следить – вдруг выглянет кто от нетерпения или пойдет перепрятываться. Он нарвал немного травы для маскировки, осторожно залез в овражек пошире, распластался там и занял позицию наблюдателя.
Пока никто не показывался, Гришка заскучал. Его посещали разные мысли одна за другой. Про муравьев, про дом тети Дуни, про уроки по чистописанию и про длинные рядки ямок. «Наверное…» - думал мальчик, - «здесь тренировались солдаты перед войной. Их учили копать окопы. А потом все травой и заросло». И Гришку уносили мысли о том, что он, как настоящий солдат, зорко наблюдает из своего укрытия.
Вот над травой и показалась и чья-то голова.
***
Через несколько лет село потихоньку разрослось вширь. Сначала к той самой полянке начали подступать новостройки, лес потихонечку отползал назад под натиском грозных железных машин и человеческого урбанизма, а то место, рядом со сдвоенной березой, закатали в асфальт, обнесли тоненьким ненадежным забором, поставили фонарь и сделали там танцплощадку.
Гришка помнил, как роптали на это родители, тетя Дуня даже плакала. Взрослые даже как-то собирались группой и ходили к председателю, выносили на обсуждение в сельсовете вопрос по поводу строительства танцевальной площадки. Чем они так были недовольны, ни Гришка, ни другие дети не знали. В ответ на вопросы ребята обычно слышали: «Это взрослые дела».
Площадку все-таки построили.
Детей на саму площадку не пускали, взрослые туда из принципа почему-то не ходили, только головой качали. Танцевала одна молодежь. Да так задорно! Гришке очень нравилось смотреть на танцы. Ему нравилась веселая танцевальная музыка, нравилось, с какими радостными лицами резвились танцующие.
В один такой вечер, когда на улице уже начало смеркаться, но все еще было тепло, мальчик в очередной раз пришел посмотреть на танцы перед тем, как идти домой. Музыкант играл что-то на баяне, а вокруг под быстрый такт резво отплясывали девчонки.
Одна из девушек была одета в синее платье с меленькими красными цветочками, которые будто сияли в темноте, а юбка у платья была такая летящая… От того танцующая девушка выглядела только прекраснее. Все смотрели на нее, как на принцессу и аплодировали ее умелым движениям.
- Гришка, - послышался голос откуда-то сзади. – Гришка, ты чего тут делаешь?! А ну домой – марш!
К Грише приближалась тетя Дуня, которая, видимо, не могла уснуть, пока не стихнет музыка.
- Да я просто, - замялся мальчик, - смотрю вот…
Он в нерешительности мотнул рукой в сторону танцплощадки. Тетя Дуня аж побелела и непроизвольно открыла рот.
- Нравится мне, - попытался оправдаться мальчик. – А что? Всем весело ведь. Хорошо танцуют. Почему вы так против все?
Тетя Дуня закрыла рукой рот, замотала головой из стороны в сторону и неожиданно заплакала.
- Под той сдвоенной березой, - женщина махнула дрожащей рукой куда-то в сторону баяниста. Березы там больше не было, только массивный пень и дальше асфальт. – Под ней вот моя мама похоронена.
Гришка выпучил глаза. Он ничего не мог понять и не мог вымолвить и слова.
- Когда мы, переселенцы, приехали сюда, здесь не было почти ничего – так, пара бараков. И кладбища не было. Когда кто-то умирал, мы оттаскивали их подальше, накрывали тряпками и ждали до весны, пока почва не отмерзнет. И маму мою там схоронили, а земля еще холодная была, много не выкопаешь, ямки небольшие. А теперь я с утра гляну на маму из окон дома да живу дальше.
Тетя Дуня совсем расплакалась, махнула рукой и пошла понурая к дому.
Но Гришку это уже не волновало. Он не замечал, что тетя Дуня уже ушла, не замечал больше танцующих и громкую музыку. Мальчику пока было не понять взрослых, но сам он никак не мог привыкнуть к мысли, что лежал сверху на чьих-то костях, и никто не мог предупредить его об этом.
Рассказ основан на реальных событиях.
Посвящается Д.В.