Я стояла над морем, на высокой скале и смотрела в небо.
В руках у меня был букет ромашек, которые росли здесь в огромном количестве.
Букет был большой, и я мысленно представляла, как буду искать что-нибудь из посуды, чтобы поставить его на своем столе.
Ваз у меня не было.
Да и к чему хрусталь полевым ромашкам?
Здесь было все гораздо проще.
Гораздо спокойнее.
Гораздо правильнее.
Здесь было лучше, чем в городской суете, именно поэтому я и была сейчас здесь.
Стояла над морем и смотрела в небо.
А в небе плыл клин журавлей.
Тонкие силуэты птиц выделялись на фоне синего неба.
Они летели на юг.
Как всегда.
Как делали это каждый год.
И бесконечное курлыканье доносилось до меня вездесущим ветром.
Прощальные песни улетающих журавлей.
Тоска сдавила мне грудь.
Защемило сердце и я медленно осела на землю.
Букет выпал из моих ослабевших рук.
Я не могла дышать, только смотрела, смотрела не отрываясь в небо, словно оно должно было мне еще что-то сказать, еще о чем-то напомнить, о чем-то прокричать.
Но клин, исчезая вдали, лишь прощально махал крыльями.
Что же было в том курлыканьи?
Что так живо отозвалось во мне?
И почему я не могу подняться на ноги?
И меня снова окатило волной тревоги.
Я оглянулась.
Я была одна на этой скале и вообще на много километров вокруг.
Я сама выбрала это место, когда уехала из города, бросив все.
И стараясь забыть тебя.
Значит, не смогла.
Не забыть, не простить, не понять.
Не смогла.
Боль сидела глубоко внутри, и улетающие журавли вывернули мою душу, достали эту боль и заставили вновь ее прожить.
Что ж. Каждый живет в своем аду.
Ничего не изменить.
Только терпеть.
Постепенно меня отпускало.
Я уже могла дышать и мысли возвращались на круги своя.
Журавли уже давно скрылись за горизонтом, вечер опустился на скалу, окутав меня звездным покрывалом, а непослушный ветер разметал все мои ромашки.
А я все сидела и смотрела в небо.
И ждала.
И знала, что ждать нечего и некого.
Но кто мне мог запретить верить в то, чего просто не может быть?