Александр Николаевич вошел в автобус, устроился поудобнее неподалеку от дверей и блаженно вздохнул. Побаливала спина, растревоженная просыпающимся остеохондрозом, гудели руки, успевшие за полдня заштукатурить стену в городской квартире. Ничего, осталось потерпеть всего час, а уж дома можно будет и пообедать, и таблеточку принять, и полежать, от усталости избавиться. Впрочем, что говорить, усталость была приятной: ремонт продвигался достаточно быстро, и их новое жилище, долгое время простоявшее без хозяев, уже радовало проступающими уютом и чистотой. Дел еще, конечно, немало, хорошо, сын Сергей помогает, хотя у него тоже забот хватает.
Автобус притормозил на очередной остановке, в салон ввалился двухметровый детина, слегка навеселе, и начал пробиваться в хвостовую часть. На требование кондуктора оплатить проезд, он через головы пассажиров прокричал:
- Мне до конечной, вы не переживайте, я оплачу!
Александр Николаевич узнал в громкоголосом парне Толика, бывшего одноклассника своего сына. Его родители-инвалиды жили в деревне, держали небольшое хозяйство, периодически оказывая живущему в городе сынку гуманитарную помощь. Сам сынок появлялся в отчем доме не часто и всегда подшофе.
Автобус катил по разбитому шоссе, пассажиры входили и выходили. Вот и последняя перед их деревней остановка. В салоне, кроме Александра Николаевича и пересевшего ближе к выходу Толика, остались две пожилые женщины. Кондуктор, пересчитав выручку, спохватилась:
- Молодой человек, следующая остановка конечная. Проезд оплачиваем!
- Да вы не сомневайтесь, оплачу! Я в этом колхозе всю жизнь прожил. Меня тут все знают, и я всех знаю. Вот только этого мужика не знаю, - Толик кивнул в сторону сидящего перед ним Александра Николаевича и стал шарить по карманам.
Кондуктор отрезала билет, взяла деньги и ушла на свое место, а Толик продолжал беседовать сам с собой:
- Я честный человек, я в жизни никого не обманул. Меня все знают, и я всех знаю. Вот только этого мужика в первый раз вижу.
Уставший Александр Николаевич, больше сорока лет проработавший в деревенской школе учителем физкультуры и поставивший на лыжи, коньки и на путь истинный десятки Толиков, Генчиков, Славиков и других представителей молодого поколения, решил не ввязываться в дискуссию с поддатым выпускником. Но когда пластинка про мужика, которого молодой патриот видит впервые в жизни, заиграла в пятый раз, он не выдержал, обернулся и молча показал детине кулак.
На лице Толика, сменяя друг друга, отразились возмущение, изумление и светлая радость узнавания:
- Ой, Николай Сергеевич! А я вас не узнал, богатым будете. Ой, простите. Сергей Николаевич! Или нет? Как же… Счас, счас, я же помню. А! Вспомнил, точно! Геннадий Александрович!
От напряжения на лбу верзилы выступили капли пота. Казалось, сквозь скрежет и дребезжание деталей потрепанного ПАЗика слышно, как со скрипом шевелятся заржавевшие мозги в его коротко стриженой голове. Сидящие на соседнем ряду женщины, наблюдающие за потугами Толика, начали тихо икать.
- Я помню. Я вспомню. Ну, как же… в школе, физкультуру у нас… на лыжах мы… вот с этой горы… Александр…
«Ну, наконец-то. Вспомнил, сердешный, видать не все мозги пропил», - подумал Александр Николаевич. Но поторопился.
- … Сергеевич!
Сидевшая у самой двери женщина отвернулась к окну, накрылась шторкой и изо всех сил сдерживала истерический смех. А несчастный Толик, вместо того, чтобы бросить свое нелегкое занятие, упорно твердил:
- Нет. Не то. Ну как же так! ВСПОМНИЛ! Серега! Сын Серега! Да! Точно! Александр Николаевич!
И огромная лапища со всего размаха опустилась на стонущую спину пожилого физрука:
- Толик, руки убери, пожалуйста, - тихо попросил Александр Николаевич.
Но пребывающий в эйфории бывший ученик не услышал. Он радостно похлопывал учителя по остеохондрозу и приговаривал:
- Конечно, Александр Николаевич! Я же помню! Я ж говорю, я тут всех знаю!
Наконец, автобус притормозил у первой остановки. С трудом сбросив со своего плеча дружественную длань, Александр Николаевич поднялся. Выходя, он краем глаза заметил выражение счастливого умиления на лице Толика. Как в бреду, тот повторял имя физрука и просветленно улыбался.