Взаимно мучаясь в душе с возлюбленной, оставшейся ждать, Алекс хранил в себе тепло любви среди сражения на полях войны, пожирающей беспощадно сотоварищей. Лишь ночные передышки до первого просветления позволяли выжившим сообщить дорогим в письмах о том, что они ещё с ними. Так и Алекс вкладывал в строки свою живую душу, полную тепла и жажды встречи...
«Здравствуй, улыбка моей души, моя ненаглядная Кэтрин!
Наконец-то, вновь стемнело так, что настало несколько часов набрать сил. Только ты улыбнись там, и я здесь обрету сразу дух на борьбу, одержу победу и к тебе вернусь. Только к тебе, к твоим рукам, только к твоим глазам, губам, только к одной единственной тебе! Жди, храни себя, готовь «да» для меня! Я улыбаюсь тебе! Я люблю тебя и не боюсь ни писать, ни думать, ни говорить этих слов! Это не просто слова. Это — я. Твой! Навсегда твой и с тобой!
Потери вокруг всем тяжелы. Но не плачь, улыбнись. Я вернусь не один, а с твоими братьями, что тоже любят и передают поклоны.
Сообщи, как ты там. Мы тебя любим и вернёмся! Все, как всегда, надеемся на скорую кончину войны.
Шлю песню тебе...
Целую всю тебя!
Люблю навсегда!
Только твой — Алекс — я!»
Слегка дрожащей от усталости рукой он отдал завёрнутое в конверт письмо юному посыльному. Тот сразу умчался верхом с полной сумкой посланий прочь, и Алекс ещё долго смотрел ему вслед:
«Тяжесть от очередных потерь не покидает и не приносит желаемый отдых. Снова слёзы в страдающих солдатских глазах... Они предсказывают завтрашние погибели...
Война беспощадно угрожает сердцам, не разрешая и шагу сделать против, чтобы избежать стоявшей в ожидании смерти. Но виновата ли эта война, когда ею руководят правители, заставляя невинных жителей отвечать за свои промахи и грехи? Почему бы им самим не сражаться и только между собой,... не будет ли это справедливо? Нет...
Им нужны жизни, им нужны наши смерти, им надо продолжать править. Может, они считают, что без них мир не сможет дальше существовать, а, потому, не им надо гибнуть за свою правоту и честь, а простым низшим созданиям...
Будь он граф или простолюдин, он всё равно ниже правителя, ниже этого великого ума, который решает за всех, что и как должно быть. Кто справедлив — даже время не покажет, отдав всё в руки сильнейших.
А пока, кто бы он ни был, но солдат, должен закрыть душу и сердце да следовать долгу...
И снова он мчится на своём коне в кругу товарищей, падающих,... встающих,... или погибающих от взрывов и ножей вокруг.
И снова ему надо успеть перебить врага быстрее, чем холод оружия коснётся пулей или остриём его самого.
И снова за ним следят глаза правителей, желая то удачу, то гибель, жалея и ненавидя его, как и остальных вокруг. И всё, что он сможет исполнить сквозь свои стоны, раны и измождённость, — всё это примут, заберут и... забудут...»
На краю
У жизни вновь стою.
Коса
Смерти размахнулась.
Не плачу я...
Не плачу я...
В те края,
Где будем снова завтра,
В те края
Ведёт судьба нещадная.
Не плачь и ты...
Не плачь и ты...
Плачет весь полк.
Под чёрным солнцем он.
Плачет весь полк.
От слёз знамёна мокнут, но...
На краю,
Неизвестно где, стою.
Прилетели.
Вот теперь и я на прицеле.
Я лечу,
Но не туда, куда хочу.
И известно одно:
Спрячут скоро на холодное дно.
Продолжение - http://www.proza.ru/2014/08/03/1103