Старенький, пыльный, маленький школьный микроскоп. В него практически ничего не видно, кроме самых общих черт. Крошечных живых капелек и точечек в расплющенной стёклышком капле воды. Пальцы тянутся к колёсику. Поворот. Чуть чётче. Чуть ближе.
Наблюдаю. Подглядываю за чужой жизнью. В скрытом, крошечном и одновременно огромном мире. Как жаль, что так плохо видно. Что же происходит там на самом деле? Куда ты плывёшь…
Иногда бывает интересно, каково это — жить, не сознавая? Питаться, размножаться, двигаться в тишине. В темноте. Без конкретных ощущений, кроме, может быть, боли. Кроме тяги к жизни. К жизни? Есть ли тяга к жизни у туфельки-инфузории? У амёбы? У зелёной эвглены?
Что такое жизнь для существа без духа? Что такое эта жизнь? Такая жизнь. Это лишь строительный материал? Осколки, мусор, остаток и щепа. Песчинки в замке, соринки в небе, беспечно смахнутые со стола объедки.
Может быть, это как несуществование. Несознавание себя? Но насколько можно себя осознать, чтобы понять, прочувствовать жизнь? Понимать, что ты живёшь. Нужно ли для этого дышать? И как? Гоняя воздух в лёгкие? Или поглощать кислород из окружающего мира через единственную мембрану крошечного тела. Можно ли насладиться вдохом и выдохом или же достаточно впитывать жизнь из вод?
Насколько же нужно быть… Быть. Быть живым? Что это значит на самом деле? Быть может, мы — инфузории-туфельки. Живём бессознательно, дышим, едим. В темноте, тишине, питаемся всем по пути. На ощупь встречаемся, прощаемся. Столкнувшись, расходимся, сходимся, всё поверхностно, мимолётно. Исчезаем в беспамятстве. Разлагаемся в бездействии.
Быть может, мы все инфузории-туфельки. Для кого-то. Не сознавая жизнь, мысль о сознании несём как во сне. Глухие, слепые, немые частицы конструкта. Быть может, мы все лишь заплатки и винтики, шпунтики, гвоздики или… пылинки. И, быть может то, что мы составляем, тоже живёт в бессознании.
Коллективное бессознательное...
Бывают ли проблески об осознании жизни у таких, как они? Как мы. Как у нас? Таких же частиц… Бывает ли страх? Бывает ли боль? Бывает влечение? Такое похожее или чужое? Совсем другое, непонятное? Быть может, не такое многообразное? Быть может, не такое уж сильное? Одномерное. Быть может…
Уровень мышления, уровень ощущения. Чувства. Забавно, наверное, вдруг когда-нибудь осознать, что до этого был бревном, которое не живёт и даже не ощущает, что в его коре завелись личинки. Ой. Фу.
Я оторвался от микроскопа, потирая рукой измученные от усиленного вглядывания в мелкоту глаза. Откинулся на жёсткую неудобную спинку. Повернул голову, и взгляд невзначай скользнул к окну. Луна. Такая большая. Полная. Как давно я не смотрел на луну?
Нижняя полка в шкафу с зеркальной дверцей. Помятая коробка. Тоже пыльная. Тоже старая. В ней телескоп. Любительский…
Я вернулся к окну, высовываясь чуть ли не по пояс, направил его в небо, всматриваясь в её лицо. Помятое. Испещрённое временем. Луна… Как жаль, что так плохо видно. Не разглядеть, что происходит там. Далеко… Колёсико. Поворот. Чуть чётче. Чуть ближе.
Быть может, где-то там, откуда-то издалека, смотрит чьё-то око. Око того, кто задаётся теми же вопросами. И я для него — инфузория, вдыхающая воздух в свои примитивные лёгкие и мыслящая вперёд лишь на несколько кратких мгновений. А быть может, это око близко. Очень близко. Настолько что… быть может, оно даже во мне. И видит меня изнутри. Такого примитивного. Такого неживого. Бессознательного.
Я опустил телескоп и посмотрел на далёкий отсвечивающий шар и на бесконечно далёкие редкие звезды. Быть может, какая-то из них уже давно умерла. Какое печальное величие жизни. Ощущаю себя примитивным.
Приборы отправились на свои места в зеркальном шкафу. Телескоп на нижнюю полку, микроскоп на крышу. Вдох…
Осознанно-бессознательный.