Гл. 1 Или так или никак

Игорь Рассказов
                И. Рассказов

               
                1. Или так или никак…
               
Валентин Дормидонтович Пересказкин, сколько себя помнил постоянно приставал к своей родительнице с одним и тем же вопросом: «Кто мой отец?» Мать, как её не крути, простодушная душа со всех сторон, только и делала, что отмахивалась от него, мол, давно это было. А однажды, будучи не в настроении, так ему и ляпнула:
- Да, не помню я.
- Ничего себе… - У Валентина Дормидонтовича глаза полезли из орбит. Спасибо очкам, а то бы выпали.
Мать же продолжала уже без всякого стеснения:
- Я и отчество тебе с потолка взяла.
- Имя тоже там подсмотрела? – Валентин Дормидонтович готов был сию же минуту собрать вещи и рвануть на край земли  - подальше от всей этой правды жизни.
Мать ответила, как на духу:
- Ага, - и добавила: - Я ведь хотела девочку, а тут ты…
- Какие интересные подробности. Вот почему ты меня называешь не иначе, как Валюша?
- Догадливый ты мой… - Мать полезла к нему с поцелуями, по-видимому, решив своё плохое настроение оставить на потом.
- Ой, мама, можно без всего этого? – Валентин Дормидонтович отстранился от её полноватых рук. – Давай договоримся, что с этой минуты ты больше не будешь называть меня так. Вон и мужчины на улице смотрят в мою сторону как-то странно. Мне это неприятно, а тут ещё ты…
- Не буду, Валюша…. Ой, вырвалось… - Мать ладонью прикрыла накрашенный рот.
- Ну, мам?
- Прости старую дуру. Привычка.

Собственно, всё остальное в жизни Пересказкина было на твёрдую «троечку». На работе его ценили, а тем более, ни один уважающий себя мужчина за такую зарплату не будет горбатиться с утра и до самого вечера. Может быть, из-за этой самой зарплаты у него и не ладилась личная жизнь. Когда он расстался со своей третьей женой по счёту, коллектив, где он протирал штаны, с пониманием отнёсся к этой новости. Во-первых, только исключительным личностям приходит в голову три раза подряд бросить свою свободу под колёса семейной колымаги. Во-вторых, несмотря на все эти подробности, Валентин  Дормидонтович выглядел молодцом: что походка, что осанка и лицом был посимпатичнее многих обезьян. И, в-третьих, его терпению мог позавидовать любой в этой стране. Вот-вот, и когда кто-то из коллег пустил слух по их учреждению, что он чуть ли не экстрасенс, Пересказкин даже бровью не повёл. Валентин Дормидонтович вообще всё подобное никогда не комментировал, поскольку ничего подобного за собой не замечал. Вместе с тем и опровергать не пытался, ибо роженицей этой «утки» была сама «общественность», а с ней он не имел желания тягаться в выяснении истины. Одно только его напрягало: к нему шли за советами без всякого уважения его личного права на свободное время. Вот поэтому в условиях демократии Валентин  Дормидонтович считал, что лучше от всего этого держаться в стороне и, особенно от «общественности», которая так и норовила выпрямиться перед ним во весь свой исполинский рост. Как ему это удавалось? Да, никак.
Кстати, первой кому, срочно, что-то потребовалось предсказать, была Катерина Ивановна. В прошлом не совсем успешная акушерка, а теперь ещё и непонятно, как она попала в их систему и что она изображала в их учреждении, ему лично было непонятно. Замечу, что ей, если честно и изображать ничего не надо было из себя, ибо располагала такой роскошной грудью, что когда передвигалась то и дело поддерживала её руками.
Так вот, когда всё это предстало перед Пересказкиным, он даже прослезился от умиления, что вот всё это сейчас дышало в такой близости от него свободой и свободой приличных габаритов. Нет, так-то Валентин Дормидонтович понимал, что женщине всего-то чуть-чуть за тридцать, а в душе её, как не крути, до сих пор сидит ребёнок и ей не составляет никакого труда погрузить свой палец в носовое отверстие и при этом не испытывать никакого дискомфорта. Может быть, вот это её качество и определило ей место в их коллективе. Она была инициатором всевозможных мероприятий, где требовалось при любых условиях соблюдать некоторую последовательность: собрать с людей деньги по списку, купить, откупорить, налить, выпить, а потом… Ну, здесь всё просто – куда кривая выведет.
Судя по тому, что на следующий день ни у кого к ней не было претензий за количество выпитого вчера, ей многое прощалось: и палец в носу, и… всякие другие несуразности. Какие именно? Тут список небольшой и на первом месте стоит её манера одеваться. Во-первых, с её формами носить обтягивающие блузки, да при этом ещё и полупрозрачные – это уже, вызов, а тут к тому же всякие вырезы такие на них, что противоположный пол заливался слюной по полной программе. Во-вторых, всё, что она извлекала из своей головы в виде идей, требовало определённой доработки, но поскольку никто не хотел на себя взваливать этот груз, вся человеческая глупость с инициалами «К.И.» прекрасно уживалась в их коллективе. Пример? А вот хотя бы её появление в их учреждении. Ну, то, что она сразу же обратила на себя внимание, а кто-то даже пустил слух, что с такой грудью как у неё, самое место ей в цыганском таборе – это пустячок. Кстати, тогда стояли неимоверные холода и люди по кабинетам сидели в верхней одежде, а тут вся она такая…распаренная. Так вот Катерина Ивановна выдала, мол, чего мёрзнем, народ? Вот-вот, и предложила включить свет, чтобы прогреть помещения. Тут же кто-то решил расширить тему обогрева и предложил на счёт раз, два, три… всем дружненько пукнуть. Смеялись все, но только не Катерина Ивановна.
Кстати, по поводу её цыганских корней шептались так основательно, что даже Пересказкин поверил в эту чушь. Поверить-то он поверил, а всё равно считал, что национальность продукт вторичный, ставя на первое место всё же человеческие качества, а не оттенки кожи и цвет крови, а заодно и её вкус.
Вот Катерина Ивановна и сунулась к нему за советом по поводу проведения Нового года в стенах их учреждения, чтобы узнать, как всё это провернуть без всяких там последствий.
- А что тут изобретать «колесо»? По накатанной дорожке, чтобы шишек не набить… с перепоя, - произнёс Валентин Дормидонтович, ощупывая могучий бюст коллеги  повлажневшими глазами.
Та, отметив к себе такое внимание, закудахтала как курица-наседка:
- Как это? Как?
- Да не суетись. Ты кто у нас по гороскопу? – Пересказкин всех в коллективе называл на «ты».
- Баран.
- Значит, овен. - Валентин Дормидонтович поправил Катерину Ивановну, а подумав, тут же добавил: - Или, козерог. -  А потом ещё произнес, чуть ли не по слогам: - Или те-лец. На каком варианте остановимся?
- Январская я… В самом начале.
- Тогда козерог. Ну, это совсем просто, поскольку козерог – он и в Амстердаме то же самое, что и везде.
- И? – Катерина Ивановна посмотрела на Пересказкина как на последнюю инстанцию.
Тот почесал пальцем щёку, как это делал легендарный сыщик Томин из сериала «Следствие ведут знатоки» и только после этого произнёс:
- Козероги, они какие? Целеустремлённые особи и если нет отклонений со здоровьем, - Валентин Дормидонтович, в который уже раз за это время упёрся взглядом в откровенный вырез на блузке у Катерины Ивановны и продолжил, пожевав непонятно для чего пересохшими губами: - Ну, тут вроде всё нормально у тебя… Одним словом, чему быть того не миновать. Кстати, жалоб никаких нет? Может, что-то беспокоит?
Та тряхнула причёской, мол, хоть сейчас в строй и для верности даже топнула ногой. Пересказкин ещё подумал, что каково её избраннику каждый раз ложиться к ней в постель. Ещё пришла такая мысль, мол, без молитвы там никак не обойтись бедолаге. Вон она, какая роскошная и раскрепощённая, а такую бабёнку не каждый оседлает в семейной жизни.
Ну, об этом хватит, ибо тема эта бесконечная и если правильно в ней расставить акценты, то можно с уверенностью сказать, что имея всё подобное на вооружении, страну с таким наполнением не победить.
Так вот, получив от Пересказкина  напутствие в мажорной тональности, общественница она же обладательница интересных форм, она же просто Катерина Ивановна, ринулась с места в карьер, только ей известным маршрутом.
Замечу, что Новый год – это не только праздник. Если хорошенько подумать, то это чем-то напоминает то, когда заканчивается старая тетрадь, и мы берём новую - от неё исходит такой специфический запах и все страницы девственны и всё только-только начинается и присутствует во всём этом интрига и в каждой клеточке начинает зарождаться будущее. Эх, хорошо подмечено!
Ну, с лирикой повозились, и будет, поскольку между праздниками балом в нашей жизни правят будни. Как они это делают? По-разному - тут всё зависит от расположения звёзд на небе. Если следовать их указаниям, то можно избежать всевозможных потерь и не потребуется от нас дополнительного капиталовложения, чтобы остаться нам всем на плаву. Здесь мы тоже останавливаться не будем, ибо система, в которой мы с вами находимся, всё предусмотрела: и для большинства, и для меньшинства. Вот-вот, все плакаты и лозунги, со словами «равенство» и «братство», что подразумевает в итоге одинаковое наполнение наших с вами кошельков, предусмотрительно закрыли по чуланам на такие большие смазанные солидолом навесные амбарные замки, после чего одни стали обзаводиться унитазами из чистого золота, а другие… Вот тут какие-то непонятки, ибо жить на суточные не каждый способен. И когда Валентин Дормидонтович всё это пропустил через себя, он на своей странице в Интернете сунул только одну фразу: «Скоро начнётся!» Коллектив, а эти в социальных сетях просиживали лучшие часы своей жизни, тут же разделились на одних и других. Надо отметить ради справедливости, что тех, кто поверил Пересказкину, было всего ничего. Собственно, а что тут такого и потом Новый год на носу, а тут какие-то загадочные предсказания. Кстати, Валентин Дормидонтович речь вёл не о России, а значит, и нечего, заранее запасаться солью, спичками и мылом.
Отдадим должное Пересказкину – он не стал накалять обстановку. Валентин Дормидонтович вообще старался не выделяться, и даже когда их местная юристка снедаемая одиночеством повышала на него голос по всяким пустякам, он всегда находил для неё нужные слова, чтобы та взяла тайм-аут для своих эмоций и немного побыла наедине со своим телом, а заодно и с мозгами. Это была не женщина, а жертва солярия. Вот-вот, рыжеволосая, краснокожая стерва и при этом каким-то образом избежавшая брака, и вдобавок ко всему от неё постоянно пахло ваксой. Можно было подумать, что она ею натирает свои габариты, а особенно живот, который уже не хотел втягиваться, когда на нём останавливались рассеянные взгляды мужчин. Была и другая версия, и она всецело принадлежала Пересказкину, мол, она эта юристка питается этой самой ваксой. Для чего так себя истязать-то? Тут Валентин Дормидонтович объяснял всё по-житейски, что таким способом неудачница пыталась вернуть себе изначальную форму, а заодно и фигуру. Почему неудачница? Так потому, что впереди в её жизни никакого просвета не наблюдалось и потом этот постоянный запах ваксы.
Так вот, когда однажды она решила в очередной раз «обласкать» Пересказкина своим голосом на высоких тонах, он сунул ей в рот отрывной листок календаря с рецептом из мексиканской кухни на обороте. Вы, знаете, помогло… После этой процедуры её будто кто подменил – при встрече с Валентином Дормидонтовичем опускала свои глаза, как говаривали в старину, к долу, что, как ей казалось, должно было расшифровываться так, мол, я хорошая, только замуж никто не берёт. Пересказкин понимающе кивал и даже, если на тот момент у него было настроение приподнятое, мог себе позволить сказать ей что-нибудь обнадёживающее, отчего у юристки начинали запотевать стёкла очков. Ну, вот такой он был, проказник!
Кстати, водитель начальницы их учреждения не один раз предлагал ему на полном серьёзе приударить за этой рыжеволосой девственницей, делая акцент на её габаритах, а заодно, и на четырёхкомнатной квартире, мол, если что случится с ней, то квартиру загребёт государство. Вот-вот, непорядок.
- Ну и шут с ней… с этой квартирой, - отшучивался Пересказкин.
- Слушай, рассуждаешь как ребёнок… Она же прелесть, если…
Валентин Дормидонтович перебивал водителя:
- Если её не будить. И потом, ей уже полтинник…
Тут начинались выкладываться всякие подробности, мол, и хозяйственная, и запах мужчин ей не знаком, на что надо обратить внимание в первую очередь.
- Ну, подумаешь, что ей чуть-чуть за пятьдесят, - не унимался водитель.
- Да, притормози ты. Она не моя масть, - отбивался Пересказкин.
В один из последних разговоров с водителем, Валентин Дормидонтович не выдержал и полез даже в драку. В тот самый день ещё выяснилось, что зарплату им задерживают, а об обещанной премии сказали забыть, мол, в другой раз. Всё это как-то собралось в такой ком, а тут этот говорун и понеслось. Ну, водитель моложе, да и вертлявый такой, а поэтому надавал он Пересказкину и потом долго они с ним даже не здоровались какое-то время.
Конечно, всё это дела житейские, а тем более работа у водителя их начальницы так себе и зарплата сдельно премиальная. Одним словом, скукота, а тут Валентин Дормидонтович и не женатый. Вот-вот, водитель каждый день должен смотреть в глаза своей супруге, и если та не накрашена, хоть из дома беги и ноги у неё кривые, и сама вся она какая-то сухая, как огородное пугало, только без соломенной шляпы. Конечно, завидно, когда рядом с тобой кто-то шествует совсем в другом цвете. И вот как тут не задеть такого острым язычком? Вот он и приставал к Пересказкину.
Когда инцидент был исчерпан и раны на душе у Валентин Дормидонтович затянулись, он и не заметил, как стал опять здороваться со своим обидчиком. Тут и тому что-то понадобилось от Пересказкина, мол, будущее не за горами, а живёт он, видите ли в неведении о том, что его ждёт и надо ли вообще на что-то хорошее надеяться.
Замечу, что заглядывать в будущее Валентин Дормидонтович не умел, а вот людская молва зачем-то взяла и поставила его в одни ряд с теми, кому со всем подобным повезло больше, чем ему. Чтобы водитель от него отстал, Пересказкин не задумываясь ляпнул, что в ближайшие пять лет никакие изменения того не посетят, если не брать во внимание сезонное обострение геморроя. Конечно, того интересовало не это, а благополучие и желательно во всех подробностях, поскольку сознанием он стал понимать, что годы идут, а в кошельке всегда одна и та же сумма. Он вообще благополучие понимал только так – когда в карманах имеются лишние деньги и тёща живёт не через стенку, как в его случае, а на краю земли и даже, если этого сильно захотеть, за пределами этой страны. Когда он всё это выложил  Валентину Дормидонтовичу, тот посмотрел на него так жалостливо, что чуть было у них опять не разгорелось противоборство.
Ну, потом пришлось соврать, мол, всё будет как у всех, а главное жена начнёт погуливать, что внесёт в семейную жизнь некоторое разнообразие. Зачем так-то? А вот надоел до такой степени, что хоть эмигрируй. Интересно то, что водитель поверил каждому сказанному слову. Пересказкин даже засомневался в какой-то момент, а потом махнул рукой и рубанул с плеча так, что у того на носу повисла капля от сосредоточенности. Нет, тут Валентин Дормидонтович лишнего ничего себе не позволил и вообще он в душе ещё тот человеколюб, а поэтому просто сказал вот, это: «На днях жди известие. Возможно, придётся сменить работу с последующим отъездом за границу». Водитель минуты три соображал, а потом смахнул каплю с носа и произнёс: «Болтун».
И вот как с таким балбесом вести разговоры, если он всем нутром прикипел к своему образу жизни и ничего не хочет, кроме того, что уже имеет и до чёртиков ему всё это поднадоело? Жена? Ну, эта мегера в первую очередь. Видите ли, у неё филологическое образование и в семнадцать лет она пользовалась успехом у мужчин. На кой всё это, когда все чувства и навыки утрачены и только остались одни повторения и в быту, и в постели. Бросить жалко и кормить нет желания, да и дохлая она какая-то – будто кто её проклял. Вот-вот, жрёт за двоих, а временами и за троих, а потом всё в унитаз. Круговорот какой-то. Ещё любит стоять перед зеркалом и гладить себя. Странная и бездетная.
Работа? Ну крути себе баранку и всё, если не считать того времени, что проводишь, копаясь во внутренностях машины. А без этого никак. Начальница любит ездить без проблем. Так-то она не ворчливая и на лыжах по выходным мотается в гордом одиночестве по посадке и всё у неё схвачено там наверху. Да, вот счастья нет и от этого иногда так смотрит, будто готова разорвать на месте. От этого и сердце стало работать с перебоями и к концу рабочего дня появляется желание надраться и лечь на свою жену без всякого обещания на результат. Вон и детей у них до сих пор нет. Так-то пережить это можно, да только что-то внутри покусывает и хочется просто взять и однажды умереть.
«И вот про всё это ему сказать?» - подумал про себя Пересказкин и не сказал.
Оказывается, не всем можно говорить правду. Валентин Дормидонтович перед самым Новым годом секретарше начальницы выложил всё, как на духу, мол, в её-то годы надо подумать  о продолжении рода, а не копаться в бумагах с утра и до вечера. Та посмотрела на него и разревелась. Она вся в соплях, а Пересказкин топчется на месте и не знает за какое место её взять, чтобы всё встало на свои места. Так-то и три раза был женат, и всякие там подходы к женщинам изучил, а тут вдруг растерялся. Ну, откуда он мог знать, что эту птаху бросил жених перед самой свадьбой? Какая причина? Поговаривали в коллективе, что у секретарши абсолютно нет зубов – протезы и временами они выходят из строя. Да чёрт с ними – главное чтобы ласковая была. Ага, три раза подряд, а особенно после работы. Вот свяжись с такой особой и будешь к ней записываться на приём. Какой там приколоться по пиву. Забудь, товарищ. С друзьями посидеть? Сейчас, только застрахуйся для начала. Она же всё на карандаш, а потом, как хватит протезами. Наверное, от этого и с зубами у неё проблема. Видно, кто-то уже отреагировал на неё вот такую правильную и вот результат. Бог он ведь ещё тот дока – до всего ему есть дело.
Да, вот так ляпнешь, а потом и не знаешь в какую сторону убегать.
Когда до Нового года оставались считанные дни и Катерина Ивановна, развившая бурную деятельность, вдруг осознала, что у неё нет исполнителя на роль Мистера Икс. А это всегда у нас случается, если всё взваливать на одни и те же плечи. И даже если эти плечи всем на зависть, надо уже отучаться от подобной беспечности. Так вот, она ничего лучшего не придумала, как взять и сунуться с этой проблемой к Пересказкину. Тот выслушал и спросил:
- И чем я могу помочь?
- Так это… надо выйти и спеть.
- У меня нет голоса.
- Так там не песня, а песнюшка.
- И слух у меня того…
- А у кого он есть по сегодняшним временам? Кстати, народ у нас с понятием и пальцами тыкать не будет, если «пустите петуха».
Валентин Дормидонтович пожевал губами, а потом для верности опять почесал щёку пальцем, как это делал легендарный сыщик Томин из сериала «Следствие ведут знатоки» и только после этого кивнул, мол, согласен. Собственно, а что он терял? И потом, все будут заняты рюмками и салатами, а он такой весь в чёрном и как затянет: «Устал я греться у чужого огня…» Красота!
Нет, Пересказкин не был тщеславен. Ещё в детстве решил для себя, что сцена – это не его тема. Так почему он тогда так легко поддался на всё это? А он и сам не знал. Наверное, на тот момент звёзды на небе развернулись как-то неправильно.
Ну, даже если и так, то наша жизнь тем и прекрасна, что в ней то и дело случаются какие-то отклонения. Например, один приятель как-то по пьяной лавочке проговорился Пересказкину, что его любит одна длинноногая особа и что он уже видит себя с ней наедине.  Так-то и ладно, да только, как выяснилось потом, что у неё не все дома. Вот-вот, то каждый день суёт нос в социальные сети и что-то там всё пишет и пишет, а то вдруг возьмёт и удалит все свои параметры, мол, умерла для всех. Конечно, никто ей не судья в этом, а тем более, если речь идёт о «мировой паутине». Там собственно ничего и нет привлекательного для того, кто дружит с головой. Гороскопы? А зачем они нужны, если и так знаешь, что в конце месяца выдадут зарплату? Прогноз погоды? И тут не имеет смысла забегать вперёд. Мы этим самым лишаем себя таких маленьких приятностей. Когда всё известно заранее, уже не хочется ничего. Жить неинтересно. Да и зачем, если знаешь, чем всё это закончится?
Так вот эта сумасшедшая решила его извести. Как? Ну, продемонстрировала ему себя во всех ракурсах без одежды, а у того губы и посинели от такой нечаянной радости. Долго он потом ходил под впечатлением, а она возьми и выйди замуж у него прямо под носом. За кого? Да мало ли праздно шатающихся вокруг? Моего приятеля это так раззадорило, что он хотел с ней уже судиться. Вот-вот, он весь такой в ожиданиях, а она ему прямо по переносице этим фактом, мол, вот тебе назло мой «медовый месяц». Бедолага сразу же к Пересказкину за утешением, а чтобы всё получилось с первого раза, принял на грудь изрядную дозу спиртного. Тот его, когда увидел, перекрестился. Всегда такой опрятный, а тут вдруг бомж и только. Выслушал его и посоветовал забыть эту особь раз и навсегда. Тот полез к Валентину Дормидонтовичу за подробностями, мол, ради чего ему такие траты на эмоциональном фоне? Вот-вот, а у Пересказкина правило - с выпившими экземплярами в дискуссии не вступать. Они же неуправляемы, а здоровье только в количестве одной единицы. А если ему захочется пощупать лицо собеседника руками? Он-то вон, какой упитанный, а Пересказкин весь сухонький. Получается, что зря он ему сказал, как поступить, поскольку инцидент назрел во всей красе.
Да, опасно ходить в предсказателях.

Возвращаюсь к словам Валентина Дормидонтовича о том, что «скоро начнётся». Кода они были брошены и упали в благодатную почву, а тут ещё весь чуть ли не весь мир повернул свои клювы в сторону Украины, Пересказкин первым делом решил посетить врача и измерить себе давление. Пока он любезничал с пожилой докторшей, на Майдане в Киеве народ задрал над головами плакаты с буквами. Удивительно то, что на работе тут же сменился центр тяжести и те, кто был в меньшинстве, за считанные дни уравняли свои шансы быть услышанными. Казалось бы, Новый год вот-вот обрызгает всех шампанским, а людей потащило в политику. Даже Катерина Ивановна, отвечавшая за проведение праздника, и та сбавила обороты. Весь коллектив погряз в обсуждениях об Украине. Одна только баба Паша штатная техничка, а по-простому уборщица, как ворчала на них, так и ворчала, мол, все вы засранцы и засыхи. Ну, ей виднее и потом это она драила туалеты в их учреждении, а значит, и все козыри у неё на руках. И кто после такого будет с ней спорить?
Вообще, баба Паша была ещё тем кадром. Поговаривали, что по молодости она столько дров наломала, что хватило бы на хорошую затяжную зиму. То, что она была на всё это способна, верилось с трудом, да и если так оно и было, то Бог ей судья в этом. Пересказкин, к примеру, считал, что все женщины способны на подобное, поскольку всё, что происходит в их жизни – это результат, так сказать, их природного начала.
Работала в их учреждении одна потерянная особа в возрасте двадцати восьми лет. Тихая, улыбчивая. За ней даже увязалось прозвище – «Солнышко». Ещё её сравнивали с «моторчиком», поскольку целыми днями она сновала по этажам с бумагами и постоянно источала свет, как «лампочка Ильича». Собственно, всё было в порядке вещей, ибо в каждом коллективе отыщется что-то похожее. Стоит ещё добавить, что при появлении таких людей, как-то сами собой перестают жить сплетни и у мужчин всё дурное о женщинах прячется в складки одежды.
Так вот, кто-то нарыл о ней немного негатива, и потом он этот самый негатив заполнил всё свободное пространство в её биографии. Ну, после такого первое желание было – сунуть ей в руки гранату без чеки, чтобы не мучилась раскаянием. Во-первых, по молодости несколько раз влюблялась без видимых на то причин, и как результат - всё заканчивалось для неё плачевно. Во-вторых, приобрела загадочную болезнь, о которой врачи сказали так, что для её психики секс категорически ей противопоказан. А мы какие? Правильно, на всё нам наплевать. Вот она так и сделала. Кстати, страсть свою к постельным сценам она не могла унять. Тут Создатель ей дал отмашку, мол, жми дурёха, а вдруг получится родить? Не получилось. Тут ещё кобель старый привязался. Ему видите ли подавай разнообразие, а она слабенькая и все её фантазии  укладывались на счёт: раз, два, три… Да, не богатый ассортимент. Скоро ей это и самой надоело, и решила она бросить этого старпёра, а заодно мир посмотреть. Решила и оставила его наедине с его надеждами. Кем только она потом не работала, чтобы себя прокормить в чужих краях: и полы мыла, и на кассе сидела, и стены красила, и в диспетчерах значилась. Кстати, там её один касатик и приметил. Всё у них закончилось обручальными кольцами. Ну, когда он протрезвел, понял, что она не его половинка и как давай измываться над ней, да всё с вывертами, отчего она  быстренько с ним развелась и вернулась в родные места. Это ещё хорошо, что так, поскольку с тем диагнозом, который пожаловали ей врачи на вечное пользование, она могла его и убить. Спасибо Создателю, что не допустил до этого.
Так вот, вернулась к мамке, а та вся в себе – на старости лет решила чакры свои открыть. Понятное дело, что сидеть и ждать когда у неё это получится – это непростительная роскошь и поэтому надо как-то устраиваться в этой жизни. Туда толкнулась, там попробовала, а образование у неё так себе. Хорошо, что ещё за последнее время как-то поутихла в своих желаниях, а то бы запросто могла оказаться на панели. Ну, сия чаща её минула и устроилась она в учреждение, где на тот момент тянул лямку Валентин Дормидонтович. Вот-вот, хоть маленькая зарплата, да лучше такая, чем никакая. В коллективе к ней отнеслись с теплотой, и даже, когда поползи слухи об её жизни до устройства на эту работу, «общественность» по-матерински пожурила и оставила всё, как есть.
И вот этой жертве обстоятельств тоже захотелось узнать у Пересказкина о своём будущем. Валентин Дормидонтович не стал её обманывать и только развёл руками, мол, ничем помочь не смогу.
- Почему? – спросила она его.
А что он мог ей ответить? Вот и ляпнул так:
- А вот такой я гад!
- И всё это неправда… Вы хороший… Вы, как луч света…. Вы сами не знаете, какой вы…
Пересказкин, конечно, был польщён, а тем более пропустив через себя целых три брака, а тут вдруг вон, сколько доказательств, да ещё в устной форме, что все они развалились не по его вине. Увы, не мог он ей действительно ничем помочь и выдал следующее:
- Да, мне наплевать на вас… такую славную в кавычках. Если будете настаивать, ни к чему хорошему это не приведёт, поскольку в вашем будущем всё настолько плохо, что…
- Вот видите, а говорите, что не можете помочь, - она улыбнулась и стала расстегивать на себе блузку.
Валентин Дормидонтович поспешил ей напомнить, что он не врач и вообще в его планы не входит осмотр достопримечательностей отдельно взятого тела, пусть даже и женского. Он это сказал, оглядываясь по сторонам:
- У меня совсем другая профёссия.
- А мне уже всё равно.
Дело происходило в коридоре, и каждую минуту кто-то мог на них наскочить. Только Валентин Дормидонтович об этом подумал и вот она Катерина Ивановна и нарисовалась. Первые её слова были такие:
- Репетируем? Молодцы! Сейчас спешу, но потом обязательно все свои наработки покажете. Я вас включу в концертную новогоднюю программу.
Пересказкин попытался объяснить ей, мол, у нас тут это… Увы, Катерина Ивановна только качнула массивной своей грудью на повороте,  крикнув уже из-за угла:
- Всё потом… Убегаю!
Валентин Дормидонтович не стал ждать, когда лаборантка стащит с себя бюстгальтер телесного цвета и ретировался, оставив бедолагу наедине с её мыслями о своём непонятном будущем.
Это потом, когда он уединился в мужском туалете и его взгляд упёрся в отдраенный бабой Пашей унитаз, подумал: «Ну, и как ей помочь, когда всё так плохо? Ещё на Украине вон как закрутило… Быть войне…»

А время летело себе, неумолимо приближая окончание года. Пересказкин с трудом выучил слова выходной арии Мистера Икса. Тут ему всё-таки как-то удалось попасть в тему, а вот всё, что касалось самого пения, наблюдался дискомфорт. Поначалу Валентин Дормидонтович ругал в этом погоду, поскольку зима была в разгаре, а снега на улицах города как не было так и нет. Это потом, когда это не помогло, он сам себя приговорил. Мать, присутствовавшая при этом действии, схватилась за сердце со словами:
- Валентин, так нельзя.
- А как можно? - Валентин Дормидонтович готов был, не сходя с места отправить свою родительницу в дом престарелых, только бы, не выслушивать сейчас её речи, приправленные бальзамом доброты и милосердия. – У меня нет способностей к музыке. Я не создан для сцены.
- А почему так трагично? – не унималась мать.
- Потому, что я провалю весь этот Новый год. Коллектив этого не заслужил, а я вот такой загадочный и не могу пропеть без фальши не единой ноты. Это катастрофа!
- И всего-то? Одной песней больше, одной меньше…
- Ты не понимаешь.
- Куда уж мне! – мать хохотнула. - Вы всем там у себя на работе сбрендили! Да, да! И не перебивай меня. Я - мать! Мне твои все эти искания до одного места. Подумаешь, не поётся ему…
- Если б только это. - Валентин Дормидонтович не по-детски всхлипнул. – У меня м костюма нет, а ведь обещали…
- Ха! Да, наплевать! Выйдешь в том, что есть!
- В пижаме, что ли?
- А почему бы и нет? Что этот Мистер Икс, только в костюме ходил? Абсурд! Вот поэтому тут чистое поле для твоей фантазии.
- Осталось только это самое поле вспахать засеять, да собрать урожай, - съязвил Пересказкин. 
- Легко! – Мать подбоченилась. – Да, мы с тобой такой костюмчик сварганим, что все упадут от восторга!
- Первым в этом списке буду я, - констатировал Валентин Дормидонтович.
Мать замахала руками на него и сказала, перейдя на шёпот:
- При определённых обстоятельствах за считанные дни можно в стране устроить переворот, а тут-то всего речь идёт о костюме.
При этих словах матери Пересказкин вздрогнул и подумал об Украине. Что-то ему подсказывало по этой теме нехорошее и это нехорошее имело прямое отношение к тем, кто сейчас в центре Киева жёг костры, требуя для себя лучшей жизни от власти. Это даже что-то ему напомнило то, как перед бурей начинают сгущаться тучи и ветер, ещё не такой сильный начинает пробегать по кронам деревьев, решая про себя, какому из их числа сегодня достанется больше, чем всем остальным.
Ну, предчувствия это надолго, а вот ария мистера Икса не будет ждать и тут надо что-то придумать. И где-то за день до обозначенного застолья в честь Нового года Валентин Дормидонтович решается на смелый ход и всё в этом опереточном образе ставит с ноги на голову. Во-первых, обещанного костюма из костюмерной местного театра комедии так он и не увидел, а поэтому решил остановиться на оранжевых гетрах, джинсовых шортах и на футболке с надписью: «Not smoke». Во-вторых, на голову вместо полагающегося цилиндра напялил колпачок с кисточкой, а вместо чёрной маски стащил у матери чёрные колготки и их приспособил на своём лице. Когда во всём этом предстал перед ней, у той началась истерика. Чтобы образ получился более содержательным, непонятно для чего взял себе в партнёрши стремянку. Он рассудил так, что одному ему в течение всей арии не выстоять под прицелами коллег, а тут хоть будет не так страшно. Чтобы почувствовать себя ещё увереннее, сам себе приказал, во время выступления рта не открывать, поскольку у Георга Отса петь получалось лучше, чем у него. Ну, что сказать? Верное решение. Мать, когда успокоилась и смогла говорить без эмоций, охарактеризовала всё это, как что-то приближённое к оригинальному жанру.
Кстати, Катерина Ивановна пытавшаяся просмотреть все концертные номера до мероприятия,  так и не смогла добиться от Пересказкина, раскрыться перед ней во всей красе. Он пожелал, чтобы всё оставалось для всех и для неё в перовую очередь эдакой интригой.
И вот настал долгожданный день: салаты были разложены и бутылки откупорены. Катерина Ивановна в роскошном платье с вызывающими вырезами и спереди, и сзади на какое-то время отвлекла внимание присутствующих от выпивки и закусок. У нас же народ всегда голоден до зрелищ, а тут тебе и тут, и там и всё так подчёркнуто. Длилось это недолго, поскольку русская водка не идёт в сравнение ни с какими подробностями вырезов на платьях у женщин и даже таких запоминающихся, как Катерина Ивановна.
Начальница устало отвела торжественную часть, пытаясь привнести в застолье хоть малую искорку хорошего настроения. Сделав акцент в своей речи на кое-каких цифрах. Народ сидел, понуро опустив головы исподлобья разглядывая тарелки и рюмки. Когда цифры закончились, несколько человек из числа самых приближённых к работодателю подобострастно рявкнули: «Ура!» Выпили по одной, стараясь соблюдать достоинство.
Всё это время Пересказкин находился в коридоре, наблюдая за происходящим внутри через щёлочку приоткрытой двери. Он по списку выступающих стоял вторым. Первым номером значилась баба Паша с частушками, которые предварительно были отрецензированы Катериной Ивановной, чтобы не прозвучало ничего лишнего. Фольклор фольклором, а бдительность терять нельзя. Тем не менее, бабе Паше всё-таки удалось ввернуть несколько вольностей в самом конце своего выступления, отчего лицо начальницы покрылось пятнами, а румянец до этого присутствовавший на лице поспешил убраться восвояси. Что касается остальной публики, то тут не обошлось без некоторых подробностей, ибо кто-то успел под шумок выпить чуть больше и теперь аплодировал исполнительнице частушек с таким остервенением, что не было никакого смысла вмешиваться в ход событий. И всё-таки, Катерина Ивановна смогла утащить бабу Пашу с импровизированной сцены и, вытолкав за дверь, прошипела в её морщинистое лицо: «Это вам не Болотная площадь, сказительница вы наша…»
Вторым номером выступал Пересказкин. Когда заиграла музыка, у него ноги стали ватными и захотелось всё с себя снять. Наверное, так оно и случилось бы, но тут в ожидании своей очереди топталась их толстуха – бухгалтер Ниночка. Ей предстояло, имея такие рыхлые формы ещё и станцевать в гордом одиночестве «Краковяк». И кто её надоумил рисковать своим здоровьем под конец года? Никак потусторонние силы решили напоследок порезвиться с этой милой женщиной.
И вот такая картина: Пересказкин на своих ватных ногах в обнимку со стремянкой и эта Ниночка постоянно притопывающая своими ножищами, а там вот-вот должен запеть Георг Отс. Ну, как можно было подвести хорошего пацана? И Валентин Дормидонтович зажмурившись шагнул внутрь. При виде Пересказкина у Катерины Ивановны грудь сама собой перестала колыхаться. Народ за столами разинул рты, а у начальницы пот забрался в такие интимные места, что ей захотелось непременно всё там почесать. Надо отдать должное Пересказкину – музыка звучит, а ноги напрочь отказались ему подчиняться, а тут ещё стремянка и весь его прикид непонятно как вообще всё это могло сочетаться в природе человеческой. В какой-то момент он смог дотянуться свободной рукой до своей ягодицы и сильно ущипнул её – ноги ожили. Он открыл глаза и тут началось. Во-первых, стремянка в его руках превратилась в страстную женщину, которую  Валентин Дормидонтович то подбрасывал над собой, то крутил над головой, то взбирался на неё, чем вызвал у публики восторг. Явно он был в ударе и от этого выбился из темпа, желая только одного, чтобы всё это поскорее закончилось. Вот-вот, а Георг Отс ещё и не приступал ко второму куплету. Ещё промелькнула у Пересказкина такая мысль, мол, кто придумал такие длинные арии? Во-вторых, временами ему казалось, что всё это ему снится, и он не мог вот так взять и выйти перед своими коллегами, да ещё проделывает непонятно что. В-третьих, в какой-то момент вся эта импровизация вдруг вышла из-под контроля, и когда Валентин Дормидонтович оказался на самом верху стремянки и попытался сделать ласточку, ему это удалось только наполовину. Всё произошло мгновенно: он грохнулся прямо на стол, подмяв под себя салаты и чьи-то рюмки. Да, это было эффектно, а тем более неожиданно. В какой другой обстановке это можно было приравнять к успеху и даже при определённом раскладе можно было рассчитывать на повышение в должности, но тут этим и не собиралось пахнуть. Поскольку помещение было небольшое, и столы стояли вблизи импровизированной сцены, то падение имело кое-какие последствия и не только для Пересказкина. Не прошло и минуты, как кто-то бросился тянуть Валентин Дормидонтович за ноги со стола. Можно было расслышать человеческий рёв по закускам, которые Пересказкин накрыл своим телом. Женщины от испуга повизгивали, как ошпаренные свиньи. Правильно, ибо испуг он и в Антарктиде испуг, а тут ещё ничейный мужчина в шортах и при гетрах распластался на праздничном столе.
Самое интересно, что в свалке никто не обратил сначала внимание на то, что начальница запрокинулась вместе со стулом на спину и теперь сучила ногами, призывно приманивая взгляды подчинённых своим нижним бельём. Вот такая примерно получилась демократия, где все уже забыли про Георга Отса, который к чести своей допел арию до конца. А по-другому и не могло быть, да и запись это вам не живой звук.
Первой опомнилась Катерина Ивановна и бросилась растаскивать образовавшуюся кучу из человеческих тел. Вот-вот, только её там не хватало! И вот результат: она почему-то оказалась двумя ногами на грудной клетке начальницы. Незадача и подсказать некому, мол, сойди с работодателя, глупенькая. Тут ещё Пересказкин захотел помочь «доброжелателям» тащившими его за ноги со стола и двумя руками упёрся в тарелки с салатами. Надо заметить, что в этой ситуации только стремянка вела себе спокойно. Объяснение одно – она была в полной отключке.
Когда же народу удалось стащить Валентина Дормидонтовича со стола и баба Паша, воочию убедившись, что закуски изрядно пострадали, выдала такую конкретную тираду, замешанную на высоком слоге устного народного творчества, народ заволновался ещё больше, поскольку нигде не было видно их начальницы. Катерина Ивановна продолжала её топтать, ибо та молчала, а тут сразу столько всего навалилось. Во-первых, вернуть коллективу уверенность в завтрашний день. Во-вторых, подсчитать потери… И тут она сообразила, что здесь что-то не так. Ещё этот Пересказкин скорчившийся так, будто свалился с девятого этажа. Эти мужчины вечно притворяются. Нет, его понять можно, но сейчас не до него, а тем более, после такого номера в самый раз писать заявление «по собственному желанию». Вот-вот, а он тут изображает из себя жертву обстоятельств.
В конце концов, разобрались и даже отыскали начальницу затоптанную Катериной Ивановной. Чтобы убедиться, что это не смертельно, вызвали «скорую помощь». Врач осмотрел и Пересказкина, и начальницу, а потом забрал обоих с собой.
На следующий день коллектив шептался по углам, косо бросая взгляды в сторону Катерины Ивановны. Да, это был прокол. И вот всё это за два дня до Нового года. Лучше всех о случившемся сказал баба Паша: «Вертеп, да и только!» Пытаясь загладить вину, Катерина Ивановна смоталась в больницу к пострадавшим. Узнав, что у начальницы ничего серьёзного, а у Пересказкина сломано только два ребра, она от радости напилась прямо на рабочем месте. Баба Паша только всхлипнула от зависти, обозвав её про себя зачем-то проституткой.

Новый год Валентин Дормидонтович встретил в больнице. Этажом ниже лежала его начальница и, по-видимому, ей там было дискомфортно, а поэтому дежурившие на праздники медсёстры и врачи её невзлюбили, поскольку считали себя частью народа и хотели пусть и  скромненько, но отметить начало новой жизни без помех.
Вот такой финал этой истории, после которого Пересказкина уволили с сомнительной формулировкой, мол, не соответствует занимаемой должности. Нашли крайнего. Катерина Ивановна отделалась строгим выговором в устной форме. Досталось и бабе Паше. Тут вообще было непонятно: её-то за что? Ходил потом слух по их учреждению, что начальницу не долечили, но на большее никто не отважился, поскольку никто не хотел рисковать своим рабочим местом.
                Август 2014 г.