Гвозди

Реймен
       В Кронштадте стояла небывало  холодная зима. За окнами казармы метель и мороз за двадцать. В Финском заливе двухметровые сугробы.   
       Отдавая «священный долг», в числе еще полутора тысяч молодых курсантов, я четвертый месяц  обучался в отряде подводного плавания - в/ч 09990, именуемом на местном жаргоне «Тридевятым царством».
       Из нас готовили рулевых сигнальщиков, торпедистов, химиков и коков, для дизельных подводных лодок.
       Три месяца пролетели как один день.
       Подъем в шесть, пятикилометровый кросс с зарядкой, обливание холодной водой, завтрак. Потом занятия с перерывами на обед  и ужин до 20.00,  чистка снега на плаце,  вечерняя прогулка и отбой.   И так  каждый день. До упора.
       Сначала  мы думали, что помрем, как двое в самом начале, но затем привыкли.
       Неожиданно появилось личное время,  мы стали все успевать и даже удивились.
       В один из субботних вечеров  рота отправилась в кино, а я остался,  имея намерение написать письмо домой.  Закончив и  опустив его в почтовый ящик,   решил немного размяться.
       Помимо четырех кубриков, в которых мы обитали, а также  иных служебных помещений, в роте имелся небольшой зал для занятий спортом.
       В нем были шведская стенка, перекладина, брусья, штанга и гири.
       Проваливаясь после отбоя в сон, мы нередко слышали, как там занимались старшины. Были они рослыми на подбор,  крепкими и мускулистыми.
       Зайдя в зал, я обнаружил там   инструктора нашей смены Захарова, который усиленно занимался штангой.
       Вес у нее был изрядный и работал старшина профессионально.
       Я хотел было ретироваться, но заметив меня, Захаров приказал остаться.   
       - Интересуешься? - кивнул   на штангу.
       - Да нет, я  больше гирями, товарищ старшина. Они  пластичней.
       - Тогда давай потягай их немного,- благодушно пророкотал Захаров, растирая грудь махровым полотенцем.
       Накачан он был великолепно. Мышцы шарами перекатывались под кожей. На левом предплечье татуировка - подводная лодка в «розе ветров». И надпись  «ДКБФ 1969 -1972». Годы службы.
       - Давай, давай, не стесняйся, - бросил он   мне. - Физкультура дело хорошее.
       Стащив рубаху с тельником, я подошел к гирям. Они  были для меня привычными.
       До службы, обучаясь в горном техникуме, а затем, работая в шахте, я активно занимался гиревым спортом и гимнастикой в спорткомплексе внутренних войск МВД, расположенном рядом с домом родителей.
       А еще  имел  разряд по лыжам, увлекался стрельбой и плаванием.    
       Размявшись, выполнил традиционные упражнения с пудовой, а затем и двухпудовой гирями. Выжав «двойник» по  десятку раз каждой рукою, перешел  к одинарной.  Побросал ее с  вращением  вперед и назад, после чего бухнул на помост.
       За спиной послышались возгласы одобрения, и я обернулся.  Рядом с Захаровым стояли  замкомвзводы  - Сомряков с   Лайконеном, и с интересом на меня пялились
       -  Как ты ее вертишь, не понял? -  вопросил прибалт. - Будто в цирке.
       - Много будешь знать, мичманом станешь! - рассмеялся  Захаров.
       - Чем еще порадуешь, шахтер?-  обратился ко мне. - Давай, показывай.
       Я подошел к параллельным брусьям  и намелил руки. Из свободного виса, за несколько махов вышел в стойку на предплечьях, а затем и руках. Зафиксировав ее, выполнил свой коронный соскок набок.
       - Недурно,-  переглянулись Сомряков с Лайконеном. -  Впечатляет.
       - А то, - пробасил  Захаров,- у меня  в смене*   даже кмс*  по боксу есть, не то, что у вас. Половина отморозков.
       Между сменами существовало негласное соревнование за лидерство, что всячески поддерживалось старшинами, офицерами и самим командиром.
       - Айда, помоемся, -   предложил  мне Захаров. - А вы, братва  подумайте над своей физподготовкой,- иронично взглянул на коллег. - Стыдно, в роте  курсанты  здоровее.
       Когда мы поплескались в умывальнике,   инструктор пригласил меня в комнату старшин. Там сидел дежурный по роте, старший матрос Бахтин и что-то напевая, чертил   схему.
       Это  был удивительно трудолюбивый и увлеченный всем, что касалось минного оружия, инструктор. Бахтин постоянно возился с  минами и торпедами  в учебных кабинетах,  совершенствовал действующую систему торпедных аппаратов, имевшихся на цикле, самозабвенно проводил с курсантами практические занятия по стрельбе из них сжатым воздухом. 
       В то же время он хронически ненавидел все,  что было связано с изучением уставов и строевыми занятиями. Старший матрос -  был заменой Захарову. Тот весной увольнялся  в запас, закончив срок службы.    
       - Все «малюешь», Витя?  -   обратился Захаров к Бахтину.
       Тот молча кивнул взъерошенной головой, продолжая орудовать рейсфедером.    На столе лежала схема постановке реактивных мин, выполненная на нескольких листах плотного ватмана цветной тушью.
       - Передохни, и организуй чаю покрепче, - с интересом разглядывая чертеж, хлопнул его по спине  инструктор.
       Через несколько минут мы втроем  пили дегтярного цвета чай с баранками, и Захаров расспрашивал меня о себе. Я рассказывал. При этом выяснилось, что он   в прошлом  тоже горняк и родом  из Сибири.
       - А фортели на брусьях и с гирями, ты выделывал знатно, жаль, тебя Бахтин не было,-   изрек  старшина, прихлебывая из блюдца и отдуваясь.
       - Еще что - нибудь, такое же умеешь?
       - Могу зажатым в ладони  гвоздем пробить   «сороковку», - сказал я.
       - Не трави,  -  усмехнулся  Захаров. - Такого не бывает
       - А торпеду хреном перебить не можешь? - съехидничал Бахтин.
       - Не, торпеду не могу, только доску.   
       - Так, найди ему доску и гвоздь, - приказал инструктор к старшему матросу.         
       - Щас,  -  поднялся с банки* тот и  вышел из каюты.
       Захаров пытливо  взглянул на меня, но я  был спокоен.
       Дело в том, что этот трюк я знал давно и в совершенстве. Научил ему меня отец,  за год до призыва.
       Потом за дверью   послышался   шорох и сопенье. Вошел Бахтин, а за ним  баталер Ясинский, несущий тонкую, около дюйма, трехметровую рейку.
       - Вот дерево,-  кивнул на баталера старший матрос, - а это крепеж,- достал из кармана  пару гвоздей среднего размера.
       - Пойдет? - вопросил  Захаров.
       - Нет, товарищ старшина, рейка тонкая, а  гвоздь нужен большой, «стопятидесятка».
       - Может тебе, карась, притащить шпалу и костыль!  - наклонился ко мне  Бахтин. 
       - Ничего не понимающий Ясинский стоял с открытым ртом, тупо переводя взгляд с инструктора на меня, а потом на Бахтина. Наверное, думал, что у нас плохо с головою.
       - Ясинский!  - рявкнул Захаров.
       - Я, товарищ старшина!
       - Забирай Ковалева  и найди    что приказано. Время -  пошло. Выполняйте!
       Вместе с перепуганным баталером отнесли  рейку в каптерку. Там  как раз шел  ремонт  стеллажей и  было полно разных брусьев, досок и фанеры.
       Я выбрал обрезок сосновой нужной толщины и несколько подходящих гвоздей.   
       Все это время Ясинский с сожалением смотрел на меня, затем достал из какого-то рундука   кусок копченой колбасы и сунул мне в руку.
       - Подрубай, земеля,  полегчает.
       Есть очень хотелось, но недосуг. Определив колбасу в карман, мы взяли гвозди, доску и потопали в старшинскую. Кроме Захарова с Бахтина там уже  были Сомряков и Лайконен.
       - Свободен, - бросил кто-то из них, и Ясинский испарился.
       - Ну, давай, шахтер, показывай, публика ждет зрелищ,-  прогудел Захаров.
       - Спорим, не пробьет? - нарушил тишину Сомряков, внимательно осмотрев   доску.
       - Мои новые клеша против твоих часов, - указал  на волосатую руку инструктора.   
       Захаров вопрошающе взглянул на меня,  я  кивнул  головою.
       - Принимается, - сунул он руку замкомзводу, и Лайконен разбил их сцепленные ладони. 
       Опустив обрезок доски на  массивную банку*, я извлек из кармана  носовой платок и, сложив его в несколько слоев, угнездил на шляпку гвоздя, которую плотно  зажал в кулак левой.
       Затем примерился  и с приседом  нанес удар.
       - Тр-рах!- Гвоздь пробил доску вместе с сиденьм, выйдя из него на пару сантиметров.
       Взглянул на старшин. Сначала они оторопело молчали, а потом окружили банку с прибитой к ней доской и  обменялись репликами.
       - Ну, ты, бля, даешь!  - хлопнул меня по плечу Бахтин, - давай ко мне в лаборанты.
       - Ага, давай, будете вместе к минам доски прибивать,- рассмеялся Лайконен.
       Сомряков с Захаровым молча осматривали банку. 
       - Да-а, а клеша-то твои, тю-тю,- ухмыльнулся  инструктор, расшатывая гвоздь, и с натугой вытаскивал его из доски.
       - Давай еще раз, -  покосился на меня  замкомвзвода. - Это  какой-то фокус. 
       Я повторил, с той лишь разницей, что на этот раз гвоздь пробил только доску. За дверью раздался шум и топот многочисленных ног. Это из клуба вернулись курсанты в сопровождении старшин, ходившие смотреть фильм.
       - Рота, приготовиться к построению на вечернюю поверку! - послышался вопль   дневального.
       - Ого, да уже без четверти одиннадцать,-  взглянул на наручные часы Бахтин.
       - Давай,  Ковалев, на построение,- подмигнул мне  довольный Захаров.
       Я быстро покинул старшинскую.  Представление закончилось.
       С того вечера  старшины прониклись ко мне чем-то вроде уважения, а спустя неделю взяли   с собой после отбоя в роту коков, где под «гвоздевой» трюк, на пари выиграли у местных командиров ящик сгущенки и несколько бутылок  портвейна «Три семерки».
       

Примечания:

Смена -  подразделение в морском учебном отряде.
Двойник  - гиря весом 32 кг (жарг.)
Сороковка   - доска толщиной 40 мм.
Кмс - кандидат в мастера спорта.
Банка - табурет.