И вот спустя почти 22 года я стою перед той самой горкой, в том самом парке. Столько лет я старался обходить это место стороной. Но в последний год стал настоятельно убеждать себя сюда вернуться. Время совсем не изменило парк. Только появился железный забор и видеокамеры. Парадный вход всё также украшает огромный бюст писателя Островского с надписью о том, что жизнь надо прожить так, чтобы «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». И мне не было больно, хотя этой жизни, думается, я не пересёк и экватор. По крайней мере, я на это надеялся. (В этом месте мысленно ставлю смайлик). Детская железная дорога тоже работала. Мимо меня только что с грохотом пронеслись веселые детские вагоны, выкрашенные яркой краской.
Подойдя поближе к железному сооружению, я не удержался и потрогал рукой. Подушечки пальцев чувствовали железо. Сразу нахлынули воспоминания, как тогда, давно….
Сколько мне было точно лет, я не помню, но судя по тому, что с лёгкостью пешком проходил под огромной, как мне тогда казалось, горкой, говорит о том, что лет 6-7. В школу я тогда ещё не ходил. Наверное, это было перед ней последнее лето. Мы ходили гулять с дедушкой, я и два моих двоюродных брата-близнеца, которые были почти на год младше меня.
Детская память проносит через жизнь определенные воспоминания, которые сохраняются до гробовой доски. Помню точно, что дедушка был в шляпе, как у ковбоев (мне так тогда казалось, но недавно я сам её померил, была немного не такая, но очень похожая, с полями). Он брал нас троих за руки, переводил через дорогу, и так отправлялись на прогулку. Как раз через эту дорогу мы и жили. Сейчас это натыканное припаркованными автомобилями пространство, а тогда – уютный и цветущий дворик обычной советской пятиэтажки. Когда у деда была пенсия, он покупал нам «ситро». Газированный шипучий напиток с красителем, просто потрясающего вкуса. Сейчас такого нет. Дедушка отправлял нас на горку, а сам садился на лавочку напротив неё и курил. Очень часто. Одну за одной. Сигареты «Ростов» с фильтром. Как сейчас помню. Поджав одну ногу к груди.
Обычно на том месте было огромное количество детей. У родителей, наверное, она считалась лучшим аттракционом. А главное – бесплатным. Два или три часа, почти каждый день, мы там точно были. Взбираешься по ступенькам, потом к самому спуску, обитому железом так, что на заднице от швов оставались синяки, а на руках раны. Но всё равно катались. Летели вниз. Скорость казалось просто огромной. Ветер так приятно обдувал лицо. За день мы с братьями скатывались примерно по 30 раз. Иногда всячески извращались: задом, на пузе, на коленках, на ногах. За это дедушка на нас всячески дистанционно орал, но я ещё и отгребал небольшой подзатыльник, так как был старше своих двоюродных братьев и, типа, главный из нас троих.
Когда надоедало спускаться – играли вместе с другими детьми в лова. Помню, у нас водил всегда какой-нибудь неуклюжий маленький жирдяй, от которого все с лёгкостью убегали. А мы прятались под горкой. Через все железные пруты, служившие основанием, он бы точно не пролез. Весь интерес у нас был в том, что кто-то вылезал наружу и смотрел где толстяк, и не пытается ли он добраться до нас. У конструкции было три уровня. Самые смелые добирались до самого верха, оттуда наблюдали за ситуацией. А если к ним приближался лов, пока он поднимался по ступенькам, прыгали оттуда на второй «этаж» и быстро скатывались по горке. Игра кончалась, когда мальчику-толстяку надоедало бессмысленно за всеми бегать, он психовал и уходил, часто со слезами. Тогда мы опять просто начинали спускаться. Снова и снова. Уходили мы по команде. Вернее по свистку. По свисту дедушки, который громко издавал этот пищащий звук и махал нам рукой, мол, всё, пошли.
Тогда бутилированную минералку на каждом шагу не продавали. И прежде чем пойти домой, мы пили воду из фонтанчика. Напор всегда был такой слабый, что кран нужно было зажимать пальцем, чтобы добиться пригодной для питья струи. Мы попили, дедушка уже встал со скамейки, как нам вслед крикнула какая-то девочка:
- Что, вас уже загоняют? Завтра придёте?
Один из моих братьев ответил утвердительно. Это девчушка, как и мы, жила неподалеку, и каждый день приходила сюда гулять со своей мамашей с огромными буферами. Мы даже знали её имя. Мама называла её Геля и Ангелина. Она часто кричала дочери, чтобы та была аккуратнее.
На следующий день мы пришли на горку часов в 6. Когда только начала спадать жара. К нашему удивлению вокруг неё стояли 2 машины «скорой». И просто огромное количество взрослых. Наш дедушка поинтересовался что случилось. Ему ответили, что какая-то девочка упала с самого верха и сильно ударилась головой. В толпе, внутри её, мы увидели ту самую Гелю, она была вся в ярко красной краске, которая почему-то текла у неё из головы. Это была кровь. Мои глаза, спокойные глаза, встретились с её страшным взглядом. В тот год мы тайком на кассетном «видике» посмотрел американский фильм ужасов «Зубастики», вот у меня после него было что-то подобное. Ангелина не отводила от меня взгляда, хоть и находился я далеко. Я всё видел, тогда моё зрение было как у орла. Это сегодня оно «ушатано» компьютером и просмотрами фоток в «Одноклассниках». Она рыдала, губы содрогались, по ним читалось, что она повторяет слово «помогите». Через минуту её поместили на носилки и занесли в карету скорой помощи, которая включила громкую сирену и быстро уехала. Народ постепенно стал расходиться. Всё стало как всегда. С горки начали опять со смехом спускаться дети.
С того случая прошло несколько недель. О нём, признаться, все уже забыли. Всё шло своим чередом, пока мы, как и всегда, спрятались от лова под горку. Оттуда-то там оказалась и Геля. На голове у неё была всё ещё запекшаяся кровь, да и сам видон был «не фонтан». Вся грязная, в какой-то земле и пыли. На коже проступали сине-зеленые пятна, от неё исходил резкий вонючий запах.
- О, привет! – крикнул я и подошёл к ней. – Давно тебя тут не было!
Мои братья тоже с ней поздоровались. Но та в ответ промолчала. Долго смотрела на нас троих. Потом вдруг спокойно сказала:
- Я умерла. Вы не видите?
Каждый ребёнок думает, что он бессмертен. Нас её слова как-то не напугали и даже не тронули. Мы просто не знали, что они обозначают. Это потом, через много лет, я тысячу раз прокручивал эту фразу, интонацию и тембр в голове. В тот момент под горкой я вошёл в какой-то транс. Как загипнотизированный. Отдалённо слышался голос девочки. «Тебе со мной будет хорошо. Ничего не бойся. Родители не накажут».
Очнулся я уже на самом верху металлического сооружения. Стоял на третьем уровне, подошвами на перилах, за которые обычно держатся руками, чтобы не упасть. В сознание меня вернул громкий женский крик, скорее даже писк. Было очень высоко. По крайней мере мне тогда так казалось. Моё детское тело напоминало канатоходца, который вот-вот упадёт, но из последних сил пытается удержать равновесие. Но меня на долго не хватило. Я начал заваливать вперёд…. В последний, финальный момент меня кто-то схватил. Это был мой дедушка в почти ковбойской шляпе. Он держался за мой шкварник, как дед Мазай зайцев. В тот момент 6-7 летний мальчик в моём лице услышал от него «очень плохие слова», как называла их мама. На перилах продолжала стоять Геля и улыбалась очень милой улыбкой. Её никто не собирался спасать, так как её никто не видел. Кроме меня и моих братьев, которые стояли внизу (это они мне потом подтвердили).
В парк после этого случая мы ходить перестали. Именно в то время нам была куплена приставка «Денди» со множеством оранжевых картриджей с играми.
Сейчас я хожу по той самой горке и вспоминаю. Теперь всё кажется намного меньше чем тогда. И высота, с которой чуть не спрыгнул (да-да, у меня хватило сегодня смелости забраться и туда). Жалко только под горку, где мы всегда прятались, мне не забраться. Она стала мне по пояс. А раньше свободно заходил пешком.
01.08.2014