В принципе, в моей жизни ничего не изменилось. Я не вёл счет дням, что провёл в этом мире. Этот счёт я не вёл и прежде. В парке мне удавалось беседовать со случайными людьми. Это отличалось от моего опыта общения в прошлом. Пока я был заточен в рисунке, единственными моими собеседниками были персонажи, нарисованные моим создателем. Люди же, встречаемые мною в парке, были настоящими и не спешили исчезнуть в белом пятне от ластика. Они покидали меня по своей воле. Я же оставался один. Разговоры по душам, ведущие к застолью, я осторожно сводил на нет. Я помнил, чем это для меня заканчивается. Полной беспомощностью. Я мог наговорить лишнего, не контролируя себя, и впасть в искусственно вызванное зависание.
Неудобство, однако, было: ночи становились холоднее, и вести такой образ жизни было просто опасно. Я понял всю важность существования этих домов с нарезанными кусочками квартир. Там люди прячутся от ночного холода. Ну и, конечно, спят.
Нет, меня не тянуло в комнату, где жил создатель. Я её совсем и не помню. Только последовательность дверей, через которые можно пройти. Я часто думал о той комнате, потому что она была входом в мир, в котором мне было хорошо. Я понял, что могу тосковать и мечтать о возвращении к чему-то. Я думаю, что это человеческое чувство. Оно заполнило пустоту моего существования, и я ждал пробуждения во мне других человеческих чувств.
А пока я спокойно иду, заглядывая в лица прохожих. Они уже меня не пугают. Не пугает даже когда грубо оттесняют плечом в толпе. Временами я чувствовал себя частью этой толпы. Недолго, но это было приятно - иметь что-то общее.
Было раннее утро. Я поднялся со скамьи в парке. Движения болью отозвались в суставах. Нет, я мог долго сидеть, не меняя позы, сколько душе угодно, при этом не опасаясь последствий. Но долгое пребывание на холоде сковывало меня не на шутку. Я понимал, что когда-нибудь я не смогу встать, превращусь в большую куклу, подобную тем, которых я видел на витрине, и меня увезут в машине с мусором в никуда.
А пока я встал и иду. Я знаю, что движение меня согреет и приведёт в норму. Состояние моей одежды оставляло желать лучшего. Я бы не отказался от того, чтобы кто-нибудь стёр ластиком потрепанные и грязные лоскуты моей одежды и заменил их на новую и чистую ткань. Я помню то приятное удивление, когда я разглядывал исцелённую подобным образом руку. Сейчас я бы хотел исцелить части моей одежды. Я стал ловить на себе неприязненные взгляды прохожих. Это отталкивало от беседы. Порой мой вид даже начинал вызывать зачатки гнева. Конечно, можно вовремя уйти. Но что я буду делать, когда эти взгляды будут гнать меня постоянно?
Под влиянием этих грустных мыслей я упёрся во что-то знакомое. Я не могу точно сказать, что меня остановило и заставило посмотреть перед собой. Может, запах моего любимого кофе? Не знаю. Я увидел стул, придерживающий дверь, барную стойку внутри заведения и часть лестницы, ведущей на второй этаж. Я дома? Когда-то я здесь был, и здесь мне были рады. От волнения ноги не держали меня, и я с едва сдерживаемым стоном рухнул на этот стул.
Что дальше? Мне разрешат здесь остаться? Моим мытарствам пришёл конец? Опыт подсказывал мне быть осторожным, и я внутренне сжался в ожидании нападения. Тем временем пытался отдышаться. Да, это именно то место, то кафе. Только вид, что открывался мне, несколько отличался от того, что окружал меня в рисунке. Создавалось такое впечатление, словно кафе вместе с прилегающими окрестностями улицы оторвали от земли и перенесли в другое место. Вместо пустынных улиц - множество парковых аллеек и несколько аттракционов. Пока мой взгляд лихорадочно блуждал по окрестностям, у меня закружилась голова от страха, сковавшего меня. Вдруг всё это было миражом и кафе вот-вот растает, растворится в уличных шумах, в этом большом мире, который окружал меня и это место? Я поспешно обернулся, чтобы проверить, не исчезло ли кафе. Нет, это, определенно, то место, где мерно и спокойно я существовал долгое время. То время, пока мысли о побеге не посетили меня.
Столы в зале тщательно вытирала знакомая с виду девушка. Такое ощущение, что она сейчас обернётся и...
Девушка почувствовала мой взгляд и медленно обернулась. Я ждал и поэтому видел всю гамму чувств на её лице. Первым, что бросилось в глаза, было радостное удивление. Я слился с этими эмоциями, но не показал виду. На моём лице всегда была отстранённая маска вежливости. Секунды её радостного удивления ласкали и лечили мою душу. Но, увы, это длилось недолго. Было видно, что с этим удивлением боролось другое чувство. И это чувство мне не понравилось. Что-то похожее на грустное воспоминание, что ночным холодом убило то чувство, что вселяло в меня надежду. На миг я ощутил себя привидением.
Девушка тряхнула кудрявой шевелюрой и натянуто улыбнулась мне.
— Доброе утро! Что будете заказывать?
Я ласково разглядывал морщинки радости, собравшиеся у её глаз, следы косметики и понял, что прошло какое-то время с момента нашей последней встречи, если таковая могла быть в прошлом. Я явно помнил эту девочку, только тогда она была намного моложе.
— Кофе, пожалуйста. В большой жёлтой кружке с подсолнухами.
Стоило этим словам сорваться с моих губ, как по её лицу скользнули остатки того удивления, так тревожащие мою душу.
— Хорошая шутка, - сухо ответила девушка и прошла за барную стойку.
Всё это пробуждало во мне твердое ощущение того, что когда-то всё это уже происходило со мной. Может быть, в прошлой жизни?
Я понимал, что не имею никакого права тревожить хорошего человека, но мне так хотелось продлить это ощущение домашнего уюта.
— За счёт заведения, - проговорила девушка, - У нас ещё остались такие кружки.
Я смотрел на подсолнухи, ощущая влажную солёную дорожку, перечеркнувшую мою щеку. Следующую слезу я вовремя остановил, но эта больно жгущая глаз кислотой выжигала рубец на лице.
Благо, девушка не заметила. Она спешно поставила кружку на салфетку и растворилась в глубине кафе, оставив после себя шлейф незнакомых духов.
Я пил, и это не то слово. Я священнодействовал. Это именно тот вкус, и он наполнял меня теплом, лечил и делал меня в одно мгновение добрее и сильнее. Доброта должна быть сильной. Я прикрывал от удовольствия глаза и представлял улицы с рисунка. Часы блуждания по ним сделали своё дело. Я помнил их до мельчайших подробностей. До застарелых подтёков на окне квартиры на втором этаже... Я открыл глаза. Дом пропал, и осталась грусть.