МОИ БРАТЬЯ
Когда моя мама в юности была в Доме отдыха, где познакомилась с отцом, ее поразила одна женщина: фигура, как у молодой девушки, а лицо все в морщинах, лицо старухи. Женщина рассказала, что она сделала более 30 абортов, и это ее так состарило. Когда отец предложил моей маме выйти за него замуж, то она сказала: я не сделаю ни одного аборта. Не думаю, что отца это очень обрадовало, но он любил Розалию, хотел быть вместе с ней и был согласен на все.
Но, наверное, в Высших сферах распорядились по-своему: нас у мамы было только четверо («Нас мало, нас, кажется, четверо…»*): три сына и я. Разница в возрасте между моим старшим братом и мной составляет 17 лет.
ФЕЛИКС – ЗНАЧИТ СЧАСТЛИВЫЙ
Известие о смерти брата Феликса было подобно грому среди ясного неба. В то время я работала вместе со своим вторым братом Вячеславом в городской газете «Хроника», и это был один из лучших периодов в моей жизни: хорошая газета, хороший редактор, который позволял мне писать на любые темы. Нам дали сутки, но на следующий день мы должны были появиться в редакции. Мы поехали в Свердловск ночным поездом, в плацкартном вагоне. Конечно, ни о каком сне не могло быть и речи.
Я думала о своем покойном брате и никак не могла представить, что его уже нет среди нас. Феликс был сама жизнь. Я вдруг поняла, что ничего не знаю о нем. Ведь когда он, после окончания школы, уехал учиться в УПИ (Уральский политехнический институт), я только родилась, и поэтому мои знания о его биографии, со слов мамы, были обрывочными и неполными.
Феликс был не только первый среди нас, но и самый-самый: самый красивый, самый талантливый, самый умный, самый благополучный. Он даже родился, в отличие от нас, не в Челябинске, а в Москве. Мама познакомилась с отцом в 18 лет, а через год, в Москве, родился Феликс, и хотя жил он там только первые три года, но с полным правом мог называть себя москвичом. Все раннее детство он вместе с родителями «путешествовал»: после Москвы был Алма-Ата, потом Челябинск, затем Киев и снова Челябинск. В Челябинске Феликс окончил школу и уехал в Свердловск, где поступил в УПИ. После окончания института он какое-то время жил и работал в Магнитогорске, там же женился, там же у него родился сын Саша (названный в честь нашего отца?). Первый брак продержался недолго: у Феликса завязался роман на стороне, и жена подала на развод. Но, собственно, из романа все равно ничего не вышло, и Феликс уехал в Свердловск, вернулся в родной УПИ. Там он работал на какой-то полузасекреченной кафедре, но мы ничего не знали о его работе, и когда нас спрашивали о старшем брате, то мы говорили, что он физик и химик. В Свердловске Феликс закрепился, с этим городом была связана вся его последующая жизнь. Он работал и учился сначала в аспирантуре, а затем и в докторантуре. Наш старший брат был доктором наук и профессором, и он, как я думаю, никогда не был в стесненных обстоятельствах.
Но, к сожалению, все эти биографические данные не дают никакого представления о том, каким человеком был мой брат. Как передать то состояние восторга, которое охватывало меня, когда я узнавала, что Феликс приезжает к нам погостить. Я открывала дверь в ответ на его нетерпеливый звонок, и он громогласно заваливался в квартиру, таща две огромные набитые дорожные сумки. Тут же начиналась «раздача слонов»:
- Эй, Нинка, ты где? Ты посмотри, что я тебе привез! – подарками, которые были в первой сумке, одаривались все. Потом подходило время для распаковывания второй сумки, в которой находились продукты. Феликс привозил все: курицу, колбасу, сыр, конфеты. В Свердловске все стоило гораздо дешевле, чем в Челябинске, а главное все можно было свободно купить в магазине.
- Знаешь, - говорил Феликс, - у нас со снабжением порядок, благодаря Первому секретарю обкома. Ну и мужик, я тебе скажу. Борис Ельцин, запомни.
Я запомнила. И, думаю, запомнила не только я. Весь Урал и вся Сибирь проголосовали за Ельцина на президентских выборах. Говорят, что именно благодаря этим голосам он стал первым президентом России.
Обычно Феликс приезжал к нам в свой отпуск, чтобы отдохнуть, почитать литературные новинки и навестить старых друзей. Его приезд означал, что хотя бы раз в году мы соберемся все вместе, всей семьей. Мой второй брат Вячеслав тоже рано ушел из отчего дома и давно жил отдельно от родителей. Но этот особенный день всех нас объединял. Мы с отцом готовили праздничный стол: отец нарезал тонкими ломтиками сыр и колбасу, а я накрывала на стол. Сейчас я понимаю, что наш, так называемый, «праздничный стол» был очень скромным: бутылка вина, колбаса, сыр и неизменная банка шпротов в масле. К чаю – шоколадные конфеты, на десерт – яблоки. Но дело было не в еде, конечно. Мы были вместе, мы говорили друг с другом и подсознательно, я думаю, мы понимали, как мы друг друга любим и как мы друг другом дорожим. Так было при жизни отца. Когда отец умер, все как-то изменилось, и Феликс приезжал к нам все реже, а после смерти мамы эти встречи прекратились совсем.
Да, эти нечастые и недолгие приезды всегда были похожи на праздник. Но не только Феликс приезжал к нам, несколько раз и я навещала Свердловск. Мне нравился этот город, который назывался когда-то Екатеринбург (как называется и теперь). И когда мы с Феликсом гуляли по его широким проспектам, я понимала, почему именно Свердловск называют столицей Урала. По сравнению с ним Челябинск казался донельзя провинциальным. Феликс показывал мне место, где была расстреляна царская семья, а я задавала наивные вопросы. Может, теперь мои вопросы показались бы тебе, брат, менее наивными. Мы шли по мосту через широкий пруд. Мне он казался гораздо шире нашей городской реки Миасс, но возможно все дело было в том, что вода в нем была чище, а берега не засыпаны горами мусора. Я училась тогда на филологическом факультете в Челябинском пединституте и приехала в Свердловск, чтобы перевестись на журналистику в Уральский университет. В то время Феликс жил со своей второй женой Галиной в маленькой однокомнатной квартире. Он с гордостью показывал мне великолепные книги по искусству, которые он стал тогда собирать. Я мечтала жить в Свердловске, рядом со старшим братом, и учиться любимой профессии. Но что-то тогда не сложилось в судьбе, карты легли иначе. Вызов, посланный из университета, потерялся по дороге. И когда брат позвонил мне и прокричал в трубку: - Ты чего там сидишь?! Тебе же выслали вызов, - его звонок уже никак не мог повлиять на мое решение остаться в Челябинске…
…Поезд мягко толкнулся и остановился, и брат Слава тронул меня за плечо. Мы прибыли на место. Я была усталая, голодная и бледная как смерть. Кроме того я умудрилась чуть не потерять сознание от слабости, чем страшно напугала брата. Но все обошлось. Должно быть, включился какой-то защитный механизм, и я весь день была вполне спокойна, даже слишком спокойна, и, возможно, люди, глядя на эту отстраненную от всего женщину, не проронившую ни одной слезинки, думали, что перед ними бесчувственная кукла. Сначала мы поехали к последней жене Феликса, Марине. Там мы немного перекусили, а затем нас повезли в траурный зал, где был выставлен гроб с телом Феликса. Большой зал был до предела заполнен людьми, а люди все шли и шли, чтобы проститься с нашим старшим братом. Казалось, здесь был весь город. Мы со Славой, прижатые к стене, чувствовали себя лишними и ненужными. Конечно, все эти люди знали Феликса гораздо лучше, чем мы, вся его жизнь прошла здесь, а к нам он приезжал только изредка, чтобы подарить радость. Тело, лежащее в гробу, уже не имело ничего общего с нашим жизнерадостным братом.
Как же он любил жизнь! И все эти его женщины, о которых судачили и сплетничали, я думаю, что это тоже шло от его жадности до жизни и всего прекрасного. Он любил женщин, а женщины любили его. Да и как его было не любить? Все мои братья похожи на мать: смуглые, черноволосые, но у Феликса были голубые отцовские глаза, а до 17 лет, по словам мамы, пепельные волосы. Плюс ко всему - темперамент сангвиника, остроумие и редкостное обаяние. Стоит ли удивляться его бешеному успеху у женщин? И начал он рано, в седьмом классе уже встречался с пионервожатой. После первой магнитогорской жены, он в Свердловске женился еще три раза. Две его жены имели одно имя, и мы, чтобы не запутаться, звали их: Галя первая и Галя вторая. Уходя от своей очередной жены, Феликс все ей оставлял, и всякий раз ставки увеличивались. Так, когда Феликс ушел от своей второй жены, то он ей оставил квартиру и шикарную библиотеку. У его следующей жены, Гали второй, была своя квартира, но мой старший брат так привык чувствовать себя мужчиной, что он купил дом в деревне, где часто проводил свободное время. Он вдруг стал называть себя фермером, хотя никогда раньше не испытывал влечения к огородно-садовым занятиям. Когда отец ушел на пенсию, он приобрел небольшой садовый участок. Помню, как однажды мы с Феликсом туда приехали, и, стоя посреди этого малюсенького участочка (всего две сотки), Феликс говорил:
- Слушай, Нинка, ну, не люблю я это все и не понимаю, нет, знаешь, это не мое, - и подхватив удочки, удалился на рыбалку.
От Гали второй Феликс тоже ушел. Ей он оставил дом в деревне и свое «фермерское хозяйство». Где он потом жил, я не знаю. Помню, что приехав в этот период к нам, он попросил у меня зубную щетку.
- У тебя что, и зубной щетки нет?
- У меня ничего нет,- ответил он.
Может показаться странным, что мой старший брат так легко отказывался от нажитого. Ведь ему ничего не доставалось даром, все зарабатывалось трудом. Но я не могу представить, чтобы он занимался со своими женами разделом имущества и прочими разборками. Он был истинный мужчина, и, находясь с женщиной, он все ей отдавал, а уходя от нее, все ей оставлял. Но подолгу он в холостяках не засиживался. Тогда же он стал мне рассказывать про свою будущую жену Марину. Показывая ее фотографию, он сказал:
- Она всего на пять лет старше тебя, думаю, что вы подружитесь. – Я посмотрела на своего старшего брата с искренним сожалением и спросила:
- Слушай, тебе еще бабы не надоели?
- Знаешь, Нинка, я сопротивлялся, - также искренне ответил он, - а потом думаю: и чего я, дурак, сопротивляюсь?..
…Мой старший брат… Вдруг вспомнилось, как в свой последний приезд он сказал: «Интересно было бы побывать на собственных похоронах». Траурный зал, в котором мы находились, имел высокий потолок, а на стенах имелось нечто, что можно было назвать настенными колоннами. Скользя взглядом по этим колоннам, я вдруг увидела на одной из них, высоко, под самым потолком, три силуэта: два силуэта стояли за спиной первого и плохо просматривались, а первый силуэт был четче и крупнее. Его чуть опущенная голова создавала впечатление, что он пытается рассмотреть происходящее внизу. «И тебе привет, брат» - мысленно сказала я.
Когда мы вышли из зала, люди уже садились в машины, чтобы ехать на кладбище. К Марине подошел самый близкий друг Феликса. К сожалению, я не помнила его имя, но я помнила, как много лет назад Феликс нас знакомил. Он очень изменился, постарел, поседел, его глаза были красными от слез:
- Извини, сказал он Марине, - но на кладбище я не поеду, не могу…
Кладбище помню смутно, но хорошо запомнилось то, что было потом. Нас повезли на поминки. Опять был очень большой зал, столы, поставленные рядами, и много людей. Мы сидели в первом ряду, среди самых близких Феликсу людей. В основном, это были те, с кем он работал. Марина пригласила на похороны всех бывших жен Феликса. Первая жена не приехала, но обе Галины пришли. Правда, после похорон Галя первая ушла, а Галя вторая осталась на поминки, и так случилось, что она сидела напротив меня. Сидящий во главе стола заведующий кафедрой, на которой работал Феликс, поднялся и слегка постучал по стакану, призывая народ к тишине:
- Мы собрались здесь, - сказал он, - чтобы помянуть Феликса Александровича Рождественского, - Феликс – означает счастливый, и он действительно был таким. Мы звали его Фел. И вы помните, что когда кто-то приходил к нему в лабораторию, а лаборатория внизу, в подвале, там всегда стоит жара, и он открывал дверь, стоя в одних плавках, красивый, как Аполлон, и говорил: заходи! – и он рассказывал анекдоты, и он смеялся, и никогда, никогда не говорил он о своих проблемах, а ведь они у него были… И то, что он умер мгновенно – да, он действительно был счастливый человек… - после небольшой паузы завкафедрой продолжал с улыбкой, - Рождественский считал, что если он переспал с женщиной, то он должен на ней жениться, - легкий смешок пробежал по залу, - что ж, такой это был человек.
Галя вторая стала плакать:
- Я не понимаю, - бормотала она, - почему он от меня ушел. Я так его любила. Я говорила ему, что нужно следить за здоровьем, а он отвечал: я и смерти не замечу.
(И ведь действительно не заметил, - отметила я про себя).
- А вы, простите, кто? – с легкой усмешкой спросил мужчина, который сидел слева от Гали второй.
- Я его жена.
- А, простите, какая? – с такой же усмешкой спросил мужчина, сидящий справа.
Мы с братом переглянулись.
- Знаешь, - сказала я, - мы, кажется, с тобой не туда попали.
Тут откликнулся мужчина, сидящий около меня:
- Вы не понимаете, - и он слегка обнял меня за плечи, - просто мы – такие!
Наверное, я что-то ела, что-то пила – не помню, провал. Помню, как люди стали расходиться, зал опустел довольно быстро, остались самые близкие. Марина разговаривала с завкафедрой и его женой, а мы с братом сиротливо стояли поодаль. Мой сосед по столу подошел к нам и, широко улыбаясь, сказал: Ребята! Вы даже не представляете, как вы все похожи!
Жена завкафедрой, маленькая женщина с большими испуганными глазами, отвела меня в сторону и стала торопливо говорить:
- Мы с Феликсом Александровичем вместе работали. У меня все хорошо: муж, семья работа – все в порядке. Но если бы Феликс Александрович сказал мне: Брось все и иди со мной… я бы все, все бросила и пошла бы… хоть на край света!
У меня вдруг возникло странное чувство, что мы с братом Славой присутствуем в качестве зрителей на спектакле «Похороны старшего брата», и участники спектакля рассказывают нам, как актеры зрителям, о самых тайных струнах своего сердца. Потом мы и еще несколько человек поехали к Марине домой. Я обратила внимание на молодого человека, который был среди нас. Мне сообщили, что это Игорь, любимый студент Феликса, и что через неделю у него свадьба. Мы сидели за круглым столом, в центре которого стояла черно-белая фотография Феликса. Марина сказала, что выбрала это фото для памятника. Хорошая фотография. Феликс на ней был такой, как в жизни: веселый, красивый. Он смотрел на нас и смеялся. Губы Игоря задрожали:
- Почему, почему вы все говорите, что он умер?! – срывающимся голосом закричал он, - я не верю! Он жив! – И он выбежал из комнаты.
Что ж, это была хорошая концовка для спектакля, красивая. Мы с братом поднялись с мест.
- Останьтесь, - сказала Марина,- отдохните, вы устали. - Слава объяснил, что утром мы должны быть на работе…
Снова ночной поезд, снова плацкартный вагон и снова мысли о Феликсе. Как выяснилось, мы действительно многое не знали о нем. Не знали, например, что у него было онкологическое заболевание, и за год до смерти он перенес операцию. Но операция прошла успешно, и умер он не от рака. У его жены Марины была прекрасная трехкомнатная квартира в хорошем районе и садовый участок за городом, который она обожала и куда всегда ездила работать летом по выходным. Феликс, помнится, не любил все эти садово-огородные работы. Должно быть, когда он покупал дом в деревне, то смотрел на это, скорее, как на отдых и приятное времяпровождение. Но он ездил со своей женой в сад, хотя и без особой радости. Думаю, что в этом тоже сказывалось его мужское начало: он не мог допустить, чтобы его жена работала , в то время как он отдыхал. Наверное, впоследствии Марина будет винить себя в смерти мужа. Ведь она знала про два его инфаркта (не говоря уж об операции), и эта работа на солнце, летом, в его уже далеко не юном возрасте… Впрочем, для моего неистово-жизнелюбимого брата любые обстоятельства могли стать причиной для скоропостижной смерти, просто так уж все совпало в тот злосчастный день, когда они поехали за город. Феликс не жаловался, но несколько раз сказал, что чувствует себя не очень хорошо. Однако он «отработал вахту» и они вместе вернулись домой. Марина открыла дверь ключом, переступила порог и услышала шум падающего тела. Смерть была мгновенной. И то, что Марина кинулась звать соседа, который перенес Феликса на диван и, лихорадочно набрав номер скорой помощи по телефону, кричал: Пожалуйста, помогите, мужчина, совсем еще молодой, красивый, пожалуйста… - уже ничего не могло изменить. Приехавшие медики констатировали смерть…
…В шесть утра мы были в Челябинске.
- Ты еще успеешь позавтракать, - сказал брат. Мы пришли на работу вовремя, даже на оперативку не опоздали. Но в тот день почему-то стали разбирать какую-то мою заметку, кажется, не слишком удачную. Я совершенно не помню этот свой материал, но помню, что в тот момент со мной что-то произошло и я, сорвавшись с места, выбежала из кабинета. Пустяковый повод распахнул закрытые шлюзы, и из них хлынула вода. В этом здании кроме редакции было полно всяких учреждений, и как же я была благодарна Высшим силам, что в эти минуты они оградили меня от посторонних глаз. Одна, в пустом коридоре, прислонившись к окну, я рыдала, задыхаясь и захлебываясь от слез. В эти минуты пришло осознание Ухода. Мой замечательный, самый старший брат ушел навсегда, оставив нам свою летящую по ветру улыбку.
И так оплакивала я его в пустынном редакционном коридоре, в тишине одиночества, и только судорожные волны моих слез нарушали эту тишину…
*"Нас мало, нас, кажется, четверо" - цитата из стихотворения Андрея Вознесенского
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ