Владимир Голдин
Глава шестая. Балин. Книжный вариант
Публикации: Балин С. «Декада», - Свердловск-Москва, - Уралгиз, 1932. – 95 с. Балин С. «Город» – Свердловск, Уралгиз, - 1934. – 126 с., а также в журналах «Рост», «Штурм», - 1930-1935 гг.
Если посмотреть на послужной список жизни Сергея Тимофеевича Балина, то его происхождение по отношению к требованиям власти, победившей партии, было идеально. Его биография не затуманена, ни каким темным прошлым, ни какой собственностью, ни какими порочащими родственными связями или иной партийной принадлежностью. Перед партией большевиков и пролетарским классом Балин был чист, как уральский горный хрусталь.
Он был самым молодым прозаиком своего времени. Типичным выходцем из Уральской ассоциации пролетарских писателей, мобилизованным из масс. 17-и летний Балин учился на курсах пролеткульта, а если читатель вспомнит, что в начале 20-х годов делались неоднократные попытки создать свою пролетарскую литературу, то это те годы, которые посещал курсы Сережа Балин.
В 1923 году, была сделана, очередная неудачная попытка создать литгруппу «Мартен». Несложно догадаться, что его литературный интерес проснулся именно в годы учебы на курсах. Балин примкнул к группе «На смену». Его талант пустил ростки и развивался под влиянием творчества С. Васильева, В. Макарова, Е. Петрова.
7 января 1930 года в кабинете начинающего писателя, группой пролетписателей «На смену» был устроен вечер литературного молодняка, где читали свои произведения А. Коновалов, П. Кузнецов, С. Балин. В том же году в журнале «Рост» появляется его первая публикация.
Сергей Балин активный член группы «На смену», его уважают товарищи. Сергей Васильев написал стихотворение «Тоска» и посвятил его Балину. Сергей подписывает обращение первой творческой бригады группы «На смену». После исключения С. Васильева из РАПП – Балина назначают руководителем этой группы.
С 1930 по 1935 год имя Балина постоянно фигурирует в числе руководящих работников писательской организации области.
С. Балин в эти годы проявляет себя, как организатор и творческий работник. Вот некоторые моменты из его биографии.
1931 год – Балин член редакции журнала «Рост», заведующий оргмассовым сектором УралАПП, член правления и секретариата.
29 ноября 1931 года на заседании секретариата УралАПП С. Балин дважды выступает с докладами: «О созыве конференции новостроек» и «Утверждение плана работы сектора». 19 декабря вновь доклад Балина: «Итоги призыва УралАПП по Уралу». В 1931 году в Свердловске создается радиожурнал «За Урало-Кузбасс» - ответственным редактором назначается - Балин. В этом же году его принимают в члены ВКП(б).
В 1931-1934 гг. с некоторыми перерывами Балин член редакции журнала «Штурм». В 1934 году С. Балин, один из 18 человек, которые были утверждены членами Союза писателей. Панов тогда был принят только в кандидаты.
В июне 1935 года – Балин организовывает и проводит соревнования по стрельбе «Ворошиловский стрелок», за что был поощрен мелкокалиберной винтовкой. Как руководитель «Общества содействия обороне», Балин вместе с руководителем писательской организации Новиком и ответственным секретарем Пановым подписывает письмо в адрес: первому секретарю обкома ВКП(б) – Кабакову, руководителю ССП - Горькому, председателю ЦС ОСО – Авиахима – Эйдеману и наркому внутренних дел - Ягоде.
7 июля 1935 года С. Балин избирают председателем ревизионной комиссии Свердловского отделения Союза советских писателей.
В августе того же года правление Союза писателей отмечает полную бездеятельность секции драматургии, меняет руководство секции и назначает руководителем И. Келлера, организатором секретарем - Балина.
Но в этом же году С. Балин выведен из состава правления писательской организации, это было в тот момент, когда Н. Харитонова освободили от должности председателя. В феврале Балин выходит из редакции журнала «Штурм».
7 июня 1935 года председатель ревизионной комиссии Балин сделал заявление о том, что бывший председатель, отказался явиться для дачи разъяснений ревизионной комиссии о преступном расходовании средств.
Создалась конфликтная ситуация, которая в дальнейшем стала развиваться не в пользу С. Балина.
В чем же причины дальнейших неудач писателя Балина?
Это, прежде всего отсутствие знаний и стремления их пополнять. Занятия по повышению квалификации среди свердловских писателей в 30-е годы проводились редко, но даже такие курсы Балин не посещал. Есть документы, подтверждающие работу таких курсов на даче писателей на Шарташе в марте 1935 года. Среди слушателей С. Морозов – староста группы, Панов, Куштум, Астахов. Но среди этой группы писателей нет Балина.
Много в русской литературе громких имен, не имевших дипломированного специального образования. Но люди стремились к знаниям, они учились у великих русских писателей, у русского народа, они постигали жизнь и ее правду. Сергей Балин родился и развивался, как писатель в другую эпоху. Русская классическая литература была поставлена под сомнение.
Опубликовать литературное произведение с видением проблемы автором было невозможно, все издаваемые газеты и журналы были поставлены под контроль партийной цензуры. Профессиональное развитие было однобоко направленным. Это было значительным тормозом в развитии личности.
Сергей Балин талантливый писатель. Его повести и рассказы, оставленные нам наследникам, читаются легко, написаны чистым русским языком. В повести «Город» можно много узнать о Екатеринбурге начала ХХ столетия: революция, гражданская война, борьба классов. Герой повести инвалид одноногий сапожник Клест мечтает о городе светлом, чистом, сытом. На этом строится сюжет. В повести события заканчиваются победой революции. Клест говорит братьям Пичугиным Коле и Павлу:
« - Вот – он, зеленый город, в нем нет богачей, мы его хозяева…».
Писатель во многих рассказах подмечает то новое, что привнесла революция в мысли поступки людей, их сомнения по отношению к решениям советской власти (рассказ «Наместник»). Это правда, тех лет – многие сомневались.
Но от писателя требовали партийной правды – звонких побед и восторженных оценок. С. Балин был честный человек, он не понимал, как можно писать о деревне другую правду, когда в его родном селе Балинском к посевной в мае 1933 года готовили не только лошадей, сбрую, инвентарь, но и 86 коров научили ходить в запряжке, а больше всего, затрачено времени на подготовку людей.
Те же проблемы возникали на фабриках и заводах: снижение расценок за выполненный труд, ударничество, нерасчетливый энтузиазм, аварии на производстве в результате не продуманных поспешных действий, все это было, поэтому в рассказах С. Балина мы видим правду. Через столкновение нового энтузиазма и старых рабочих традиций показывает Балин зарождение советских основ производства, рассказы: «Паровоз ЕФ №1-35», «Первые ласточки», «Герои выявляются». Сюжеты рассказов Балина созвучны с проблемами, поднятыми В. Вересаевым в романе «Сестры».
В рассказах Балина есть свои, присущие только ему одному нюансы, в этом ценность писателя, но есть и недостатки, у кого их нет, но если их постоянно выпячивать и при этом искажать смысл написанного, то человека с любыми нервами можно вывести из равновесия.
При этом Балин вступил в конфликт с Харитоновым, под контролем которого находилась издательская база журнал «Штурм» и газета «Уральский рабочий». Повесть Балина «Сергей Городнов», публиковавшаяся в журнале «Штурм» в трех номерах так и не была до конца напечатана.
Недостатком писателя Балина был не только малый уровень знаний, но и небольшой жизненный кругозор. Дальше Перми и Оренбурга он, по-видимому, не выезжал, общался с очень узким кругом людей.
Сравним Сергея Балина и Алексея Маленького. Последний всего на два года старше, но учился в гимназии, знал два языка, здесь сказалось происхождение. Маленький из мелкобуржуазной семьи, Балин из крестьян-бедняков. В 16 лет Маленький на комсомольской работе: секретарь райкома, затем общегородского комитета, секретарь Укома и член Губкома. Балин ученик слесаря.
В 18 лет Маленькиий член Сиббюро ЦК ВЛКСМ, редактор краевой комсомольской газеты. Балин только слесарь. В 19 лет Маленький не только член ВКП(б) уже три года, но и исключен из этой организации, талантливый журналист по оценке товарищей по работе, заместитель редактора областной газеты «Путь молодежи» в Новосибирске. К 24 годам Маленький объехал всю Сибирь, Якутию, плавал по Лене, ему знаком Дальний Восток. Он общался с троцкистами, артистами, печатался в журнале «Настоящее» и приехал, хотя и не добровольно, покорять Урал.
Балин к этому времени имел первую публикацию и квалификацию – слесарь.
Это совсем не мало. Это не унижает достоинство Балина, но отставание по образованию и жизненному опыту у Балина на лицо. Это была проблема всех пролетарских писателей того времени.
Пролетарским писателям, выходцам из малообразованного класса нельзя останавливаться в творческом и жизненном росте, они оказались в положении догоняющего. Остановка равна отставанию от пассажирского поезда, который ушел без тебя, а ты остался на перроне в одних тапочках, без багажа и денег.
В такой ситуации человеку нужна поддержка. У Сергея Балина такой поддержки не оказалось. Писатель Балин остался без привычных уже для него руководящих должностей, сменил место работы, литературный журнал «Штурм» на отраслевую газету «Путевка».
Критика в его адрес не прекращалась, а усиливалась. Критиковали жестко, передергивая содержание рассказов. Присваивали автору, как его собственное мнение, слова отрицательных героев. Получалось так, что писатель Балин, а не отрицательный персонаж рассказа отзывался о советской власти отрицательно. Честному по жизни человеку приписывали контрреволюцию.
Сергей Балин не выдержал сложившейся вокруг его ситуации. Сорвался. Запил.
14 января 1936 года на общем собрании партийной группы Свердловского отделения союза писателей был заслушан творческий самоотчет писателя Балина, где он на обсуждение представил черновой вариант романа «Счастье» и пьесу.
Это был черновой вариант, это только «болванка», как говорят профессионалы, и представленные произведения нужно было обсуждать по товарищески, дать дельные советы. Не получилось по-товарищески. Обсуждали как готовую к печати работу.
Вот три мнения по этому поводу.
Н. Куштум: «Мне не нравятся ни пьеса, ни роман».
П. Бажов: «Роман и пьеса не находятся в соответствии с основными лозунгами советской литературы – социалистический реализм». Жестко. Это не только творческая, но и политическая оценка.
И. Панов: «Балин – автор мелких рассказов о производстве и быте рабочих. Когда он пришел в литературу, был более интересен в творческом отношении. Пьеса плохая. Я думаю, что Балин согласится в том, что над пьесой не надо работать, это неудачная работа. Над романом нужно работать еще много».
Сергей Тимофеевич защищал свой труд, не соглашался с оценкой оппонентов. Вел себя как творческий человек.
После собрания каждая сторона, судя по постановлению, осталась при своем мнении.
Постановили: «1. Тов. Балин недостаточно учел и понял ошибки и недостатки, о которых говорилось на партсобрании.
2. Исправление указанных ошибок и рост Балина, как писателя, возможен только при условии, если Балин серьезно включится в партийную, общественную работу и будет серьезно учиться.
3. В мае заслушать план переделки романа «Счастье».
После этой партийной встречи Сергей Балин почувствовал, что он в литературной жизни совсем один, поддержки нет, и не будет.
Действительно в дальнейшем правление союза писателей занималось только персональными делами писателя Балина.
23 мая 1937 года. Выписка из протокола заседания правления Союза советских писателей. Слушали: «Заявление т. Балина, в котором он осуждает свое поведение, свои хулиганские, антиобщественные поступки в частности дебош и хулиганство в ДЛИ 22 февраля 1937г.
И. Панов. Балин, видимо, забыл указания А.М. Горького, что «от хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа…». В нашей организации живучи традиции богемы, Балин один из ярких носителей их…».
Газета, в которой работал Балин, так же откликнулась на это событие 1 июня 1937 года: «Гнилые, подозрительные люди нашли теплый приют в редакции газеты «Путевка», получили свободный доступ к острейшему орудию партии. Так называемый «писатель» Балин работающий в редакции и пишущий статьи о культуре и правилах социалистического общежития, сам в пьяном виде бьет стекла и учиняет дебош в ДЛИ».
Сергея Балина исключили из членов союза писателей 17 октября 1937 года. С такой формулировкой, которую огласил И. Панов:
«Член Союза советских писателей С. Балин является ярким представителем мелкобуржуазной богемы. Он своими антиобщественными поступками (пьянство, дебош) дискредитирует звание советского писателя. Его творчество, не говоря уже о том, что находится на чрезвычайно низком художественном уровне, носит враждебные тенденции (рассказ «В тупике», «Хороший тон», последний роман «Счастье»). Считаю необходимым исключить С. Балина из членов ССП».
Так оборвалась связь с организацией, которая призвала мальчишку Балина в свои ряды, в которой он познал радость общения с людьми, до тех пор для него загадочными. Испытал радость первой публикации, когда увидел под типографским текстом свою фамилию, которая практически сделала его человеком, раздвинула горизонт жизни, но не дала ему взобраться на саму гору. Он сорвался, поднимаясь на литературную вершину. Трагедия. Но трагедия не одного писателя Сергея Балина, трагедия многих пролетарских писателей 20-30-х годов, мобилизованных в литературу.
Значит, бывший писатель Сергей Балин и союз писателей г. Свердловска расстались, чтобы больше не встречаться?
Это было бы слишком просто для гражданина Балина.
Сергея Тимофеевича Балина арестовали 26 апреля 1938 года, по оговору, ранее арестованного заведующего партийным отделом редакции газета «Путевка» Миславского Либерия Михайловича. Миславский назвал не только Балина, он назвал имена свыше двадцати человек. На основании этого оговора начальник дорожно-транспортного отдела управления государственной безопасности по железной дороге им. Кагановича (раньше так называлась Свердловская железная дорога - В. Г.). Капитан Арров и его подчиненный лейтенант Штамберг сочинили постановление и арестовали Балина. В постановлении было записано, что Балин С. Т. достаточно изобличается в том, что «он является участником антисоветской организации правых, по заданию которых проводит подрывную работу в дорожной газете «Путевка».
Работники НКВД на транспорте сразу определили, что Балин подлежит обвинению по статьям 58-7-8-11 УК РСФСР. Это экономическая контрреволюционная деятельность, террористические акции и участие в контрреволюционных группировках. Каждый пункт статьи 58 подводил Балина под высшую меру наказания.
Сотрудники НКВД знали страх людей перед их организацией, страх людей перед физической болью, они знали, как арестованные легко поддавались на их угрозы и лесть. В лице Балина они видели очередную легкую жертву.
Балин решительно отвел все обвинения, отказался подписывать заявление о своей виновности. Его посадили в карцер. Балина не сломили ни лесть, ни запугивания, ни физическое воздействие. Он требовал, чтобы ему предъявили обвинение по всем правилам юридической практики.
Это разозлило следователей. Нужно было или отпускать арестованного, или держать дальше. Конечно, НКВД принимает второй вариант и обращается к вышестоящим инстанциям с просьбой «о продлении срока ведения следствия, так как Балин упорно отрицает свое участие в антисоветской организации правых и скрывает участников. Для окончательного изобличения Балина в контрреволюционной деятельности требуется проведение ряда следственных действий, срок ареста продлен до 5 августа 1938 года».
Семьдесят девять дней Сергей Тимофеевич отказывался признать себя виновным бездоказательно.
13 июля 1938 года следователи пошли на хитрость, поставили перед арестованным простой и вместе с тем коварный вопрос: «Назовите ваших знакомых?».
Балин назвал пять человек из союза писателей, не давая знакомым ни каких характеристик, знакомство которых невозможно завуалировать. 1. Панов Иван Степанович, секретарь союза писателей, сосед по квартире, с которым не раз обменивались визитами, человек, который был редактором книги «Город». 2. Савчук – заместитель Панова. 3. Куштум – член ВКП(б). 4. Корольков – писатель, знаком по работе в редакции «Штурм». 5. Анчаров Михаил Афананасьевич, знаком с 1928 года.
Балин даже не говорит, что Анчаров был его соавтором. Они написали вместе несколько пьес, но только одна имела успех: «Красная эстафета». Пьеса в 13 картинах. Дети в гражданской войне и в социалистической стройке. Была издана в Свердловске отдельной книгой.
Еще назвал пять имен из редакции газеты «Путевка», но твердо подчеркнул, что знаком только по службе.
В тот же день у Балина был еще один допрос, но он вновь заявляет: «Виновным себя не признаю. Участником организации правых я не был и контрреволюционной работы в газете «Путевка» не проводил».
Балина хотят сломить на очной ставке с Миславским в этот же день.
Осведомитель Миславский, подготовленный специально следователями уверенно лжет, заявляя, что «мне было известно, что Балин занимался пьянкой, был исключен из союза писателей за разложение и за протаскивание контрреволюционных высказываний в его трудах. На партийной группе редакции «Путевки», дважды стоял вопрос о поведении Балина, это все дало мне возможность решить вопрос о привлечении его в организацию правых, как не устойчивого человека, и в ноябре месяце в редакции, беседуя с Балиным, я перед ним поставил вопрос о его поведении в редакции и заявил ему, что благодаря этого он может поставить себя, поставить так, что будет уволен из редакции и исключен из партии… После этого Балин дал мне согласие на участие в организации правых».
Следователи и провокатор рассчитывали на пьянчужку со слабым характером, но наткнулись на решительный отпор.
«Отрицаю, - заявил Сергей Тимофеевич, - участником организации я не был. Ни каких разговоров на эту тему с ним не вел. Ни каких заданий не получал».
Кого сломила эта очная ставка? Покажет время.
Балина обрабатывали подставные «колуны» и «старосты» в камере в течение двадцати дней. Двадцать дней работали следователи со свидетелями, готовыми дать показания против Балина. Многое, как говорят, осталось за кадром. Многое стало известно сейчас после рассекречивания документов НКВД.
Двое из пяти названных Балиным знакомых писателей согласились быть свидетелями: Анчаров и Панов.
Последнего мы оставили в предыдущей главе в очень неуютной позе, заявив, что «под Пановым уже качалось кресло председателя правления Свердловского отделения советских писателей».
В резолюции общего собрания писателей Свердловского отделения отмечалась в резкой форме засоренность организации «врагами народа», между тем, - констатирует документ, - руководство Союза советских писателей в лице т. Панова ничего не сделало, чтобы обеспечить перелом, оживить работу организации… Демократичные методы руководства, коллективная работа, были подменены единоначалием, канцелярщиной, бюрократизмом. К мнению писателей руководство не прислушивалось, писательская общественность игнорировалась. Ни одно решение собрания писателей не было проведено в жизнь.
Ревизия Правления ССП СССР установила факты без хозяйственного расходования Пановым, представленных в распоряжение союза государственных средств, дело передано в прокуратуру для привлечения к уголовной ответственности».
Это резолюция об «успехах и результатах» руководящей работы Панова для внутреннего пользования и она не была известна широкой публике.
Допросы и очная ставка Балина были проведены 13 июля, а 30 июля 1938 года в «Уральском рабочем» появилась статья Т. Журкина «В стороне от жизни», имевшая областную аудиторию читателей. Случайно ли появление в прессе подобной статьи? Нам представляется, нет. В этой статье дается оценка работы Панову, Анчарову, Куштуму.
Почитайте, какие оценки работы звучали в этой статье и задумайтесь.
«Анчаров, штамповавший много лет тому назад так называемые «каркасы» для «Синей блузы», за последние годы написал лишь один рассказ, который он неизменно посылает, пользуясь какой-либо датой в редакции и который так же неизменно бракуется. Куштум за целый год не дал ничего нового. Гранин все еще «не нашел тему» для своего произведения.
Свердловским отделением Союза советских писателей до последнего времени руководил Иван Панов. Он «состоит» в писателях уже 15 лет. За это время им написаны давно забытая повесть, сборник никчемных рассказов о севере и серый роман «Урман». Все эти произведения не нашли широкого читателя. Это относится к характеристике Панова – писателя. Характеристику И. Панова как руководителя, могут составить изложенные нами факты полного бездействия организации».
Кресло под Пановым уже не качалось, а трещало: это и «уголовная ответственность», это и политическая сторона дела и творческая и семейная. Статья была явно рассчитана на психологическое воздействие людей перечисленных в статье. Это были не шутки, это было серьезное предупреждение – задуматься. Учитывая значение печатного слова того времени и внутриполитическую обстановку, каждый, кто упомянут в статье, мог собирать вещи «в дальнюю дорогу».
Следователи, поставленные в тупик принципиальной позицией Балина, ищут свидетелей не только в писательской организации, но и в редакции газеты «Путевка».
Прошло двадцать дней. 2 августа 1938 года. Допрос:
- Вы как участник организации правых проводили вредительскую работу в редакции «Путевки», скрывали острые сигналы рабкоров разоблачающих вредительскую деятельность врагов народа. Признаете вы это?
Следователь знал, в каких условиях содержался арестованный. «Двадцать дней, да мы за этот срок десятки людей сломали, - думал следователь, смотря на Балина с презрением, - и тебя сломаем, ты у нас получишь сполна за свое упрямство».
- Ну! – выкрикнул следователь.
- Отрицаю! – был ответ исхудавшего, страдающего жаждой человека.
Следователь напирал.
- Вам предъявляется акт экспертизы от 28 июля о враждебной вашей работе в редакции «Путевка». Подтверждайте факты в акте экспертизы?
- Ознакомившись с актом экспертизы комиссии, даю следующее замечание.
1. Подтверждаю, - услышав это слово, следователь весь напрягся, теплая волна торжества потекла от головы в ноги: «Сдался зараза, что я говорил!»
Подтверждаю, - продолжал Балин, - что я действительно работал в редакции газеты «Путевка» с 1 августа 1936 по 26 апреля 1938 года и за этот период три раза подвергался партийному взысканию: в первый раз за пьянку и дебош в доме литератора, мне было поставлено на вид; второй – за пьянку, 19 августа, был объявлен выговор, и третий раз был объявлен строгий выговор за пьянку и дебош.
2. Считаю не правильным утверждение о вражеском окружении меня Жуховицким, Харитоновым, Принцмитулом и другими. (Принцмитул – числился в 20-е годы в литературном активе УралАПП. Затем работал в редакции журнала «За магнитострой литературы». До ареста возглавлял редакцию газеты «Путевка». Арестован 23 ноября 1937 года, признал себя виновным в том, что являлся участником контрреволюционной организации правых. Расстрелян 13 августа 1938 года).
Со стороны Жуховицкого и Харитонова в течение ряда лет со страниц газеты «Уральский рабочий» проводилась систематическая травля меня».
Балин, зная о судьбе Харитонова и Жуховицкого, не называет их врагами народа, не дает им ни каких кличек, не мстит в отчаянии за прошлые их поступки по отношении к нему.
Далее он по пунктам опровергает акт экспертизы от редакции газеты «Путевка» и делает вывод: «считаю выводы комиссии в том, что я проводил вражескую работу в редакции «Путевки» ничем не обоснованные».
Побуревший от злобы и бессилия следователь орал, что было сил: «Увести!».
Сергей Балин исчезает в тюремной камере еще на две недели. У следствия еще есть аргументы, и они хотят ими распорядиться умело.
16 августа 1938 года. Допрос:
- Следствием точно установлено, что вы в своих произведениях протаскивали явную контрреволюцию.
- Я это категорически отрицаю.
- Вы говорите неправду. Вам предъявляется показание Анчарова, который вас изобличает, что вы действительно в своих творческих трудах протаскивали антисоветские контрреволюционные взгляды.
- Показания Анчарова мне прочитаны и предъявленное мне обвинение Анчаровым я отрицаю».
Снова тюремная камера. Еще десять дней мук, борьбы и сомнений. Нет, Сергей Балин не сомневался в своей правоте, иначе бы давно погиб.
26 августа. Коллективное давление на арестованного продолжается:
- Вам предъявлен акт экспертизы комиссии по проверке ваших художественных произведений, где вы пропагандировали вражеские взгляды. Признаете вы это?
- Ознакомившись с актом экспертизы комиссии по проверке моих произведений, выдвинутые мне обвинения в акте отрицаю».
Следствие зашло в тупик. Следователи исчерпали всю свою фантазию, накопленную на допросах «врагов народа», которые сами на себя наговаривали, сами себе готовили приговор, а здесь особый случай.
Как же вели себя на допросах бывшие коллеги Сергея Балина Иван Степанович и Михаил Афанасьевич Анчаров.
Анчаров на трех страницах изложил все, что от него требовали. Конспективно это свелось к пяти «грехам» совершенным бывшим писателем Балиным:
- Будучи членом партии, морально разложился – пил.
- Жена Балина допускала антисоветские высказывания, – арестованный на это не реагировал.
- Клеветал на результаты творческой работы Балина.
- В 1931 году Балин три месяца служил в Оренбургском летном училище, уволен по болезни. Анчаров трактовал это как не желание служить в армии, как симуляцию болезни.
- Жил не по средствам, приобретал дорогие вещи, это дает основания делать вывод, что деньги, которые он имел не всегда чистые. Аргументов Анчаров не приводит, одни домыслы.
Анчаров (1885 года рождения) нам интересен как свидетель по делу Балина. В Государственном архиве Свердловской области сохранилась протокольная запись его выступления, на одном из собраний Анчаров говорил о своем творческом методе и о совместной работе с Балиным.
Слово Анчарову: «После того как театр распался (Анчаров работал в театре до 1930 года – В. Г.), я продолжал писать по инерции так же, как писал раньше. Раньше выражались о моем писании «печет как блины». Мне тогда казалось это очень замечательным. Писал я о Доброхоте, о Добролете, о морском подводном флоте, о сберкассе, о страхкассе и т.д. Но шло время, меня начали понемногу ругать. Параллельно с культурным ростом широких культурных масс и их культурными запросами росло и поругивание моих произведений. Это заставило меня призадуматься. Я пересмотрел все свои произведения и увидел, что, как правило, они в большей части плохи. Я понял, почему они плохи.
Во-первых, тут была спешка, я никогда не думал о глубоком содержании того, что я пишу. Самое главное – я почти не знал то, о чем пишу. Я писал о заводе, который видел с птичьего полета. Заходил в тот или иной цех минут на пять на десять и после этого писал. Писал и о лесе, а лес знал только потому, что собирал в нем грибы и ягоды. Угольную промышленность я знал только в том смысле, что шахтеры замечательные люди, что, вылезая из шахты, имеют выпачканные в угольной пыли руки и лицо.
Это не знание того, о чем я писал, – было моей бедой и виной".
Это, так сказать, творческое лицо свидетеля по делу Балина. Прав был автор статьи в «Уральском рабочем», когда критиковал его, но как ошибался Сергей Балин, когда пошел на совместную работу с Анчаровым.
Представляем еще раз слово Анчарову.
«Для примера возьму своего соратника, с которым я прошел, надеюсь последний и, мягко выражаясь, печальный этап моего творчества. Фамилию этого соратника, в крайнем случае, я могу назвать.
Почему последний? – кто-то выкрикнул с места.
Я надеюсь, что так писать больше не буду.
Как же мы с Балиным сошлись и что мы с ним сделали? Балин, как он мне сказал после, соблазнился моими театральными знаниями, а я соблазнился знаниями его деревни, леса и прочее. В результате мы написали ряд пьес, но, несмотря на то, что я писал не первую пьесу и, несмотря на то, что я знал театр, а Балин знал деревню, только одна из наших пьес кое-как прошла. Я сказал «кое-как» потому, что в ней было очень немного хороших мест и очень много плохих. Остальные пьесы не прошли.
Почему это получилось? Я объясняю это тем, что мои знания театра вчерашнего, а знания Балина деревни и леса вчерашнего оказались весьма и весьма недостаточными, чтобы создать вещь о сегодняшней деревне, о сегодняшнем лесе, для сегодняшнего театра».
Своим выступлением перед коллегами Анчаров, мягко критикуя себя, отмежевался от своего соавтора, он знал где он находится и ему хотелось побыстрей закрыть этот «последний печальный этап» знакомства с подозреваемым человеком.
А что же Панов?
Панов так стремился помочь органам, так хотел отвести от себя те обвинения, которые прозвучали в резолюции собрания и в областной газете, что сразу выступил в двух лицах по одному делу: в роли свидетеля и в роли руководителя экспертной комиссии по политической оценке произведений Сергея Балина.
Панов ничего не мог сказать о контрреволюционной деятельности Балина, он был чист от рождения. Поэтому Панов решил показать лицо «врага народа» Балина через его творчество и его последние поступки.
Панов на допросе 28 июля 1938 года заявил: «Антисоветская деятельность Балина мне не известна. Но мне прекрасно известно, что за последние годы он превратился в фашистствующего молодчика. Факты: (о, эти пановские факты) он связался с разложившимися морально и политически людьми – с Н. Быковым, активным троцкистом И. Голубевым, исключенным из партии в 1934-1935 году.
Произведения Балина находятся на исключительно низком художественном уровне и содержат грубые политические ошибки, имеют вражеские тенденции, искажают социалистическую действительность. Как правило, Балин брал теневые стороны нашей жизни, отрицательных враждебных героев своих произведений, чаще всего выдумывал людей, условия и ситуации их жизни. В результате получалось извращение советской действительности».
В акте экспертизы Панов передергивал фразы из рассказов Балина «На высылке» и заключал – в замаскированной форме прямое выступление против колхозного строя. В рассказе «Сиу-хин» – сплошной шовинизм. В рассказе «Кривая линия» Панов передергивает факты, оперирует фразой отрицательного героя, против которого направлено все содержание рассказа и приписывает это мнение – мнению автора: «Не завод теперь у нас, а тюрьма. Хотел топор наточить, не пускают, в три господа…».
Панова возмутило то, что говорит отрицательный герой «не завод сейчас у нас, тюрьма». Разве может в социалистическом обществе завод быть тюрьмой – антисоветизм. Вот на таких теоретических вывертах Панов всегда строил обвинения. И всегда это ему удавалось…
Всё!
Круг тяжелого человеческого равнодушия, холодного презрения к человеку, попавшему в лапы всеобщего подозрения, замкнулся. Он, как жертва паука, сидел в камере, опутанный со всех сторон паутиной.
В этот момент против него были все.
Сокамерники, которые со всех сторон ему подсказывали: «Сознайся, чего ты перед ними куражишься, все равно осудят, тебе же будет хуже». Теперь они сидели в стороне, злобно поглядывали в его сторону.
Следователи, судьи, обвинители, прокуроры, - против него.
Три свидетеля – лгут, обличают.
Два акта экспертизы: из газеты и из союза писателей - обвиняют, перечеркивают весь его труд последних лет. Превращают честного человека, рожденного в этих уральских краях, в какого-то врага народа.
Против Сергея Балина в тот момент была вся политическая система Союза Советских Социалистических Республик.
Все, жаждали одного, – сознайся, смирись, встань на колени, будь самокритичен, как поступили многие, как требует партия для твоего же блага.
Сергей Балин сидел на бетонном полу камеры. Руки и голову он положил на высоко поднятые колени. Сидел один…
Встать! Суд идет! Это был первый шаг к победе Сергея Балина, он вынудил своих палачей своими поступками передать дело в суд, а не на тройку.
Встать! Суд идет! Государственная машина накатывалась на судьбу человека, как океанская волна на береговую песчинку.
Первым в этой машине лжи сдался провокатор Миславский.
Его покорила твердая позиция подсудимого Балина, он увидел в нем человека, который способен быть человеком верным себе, а не толпе на него навалившейся.
Миславский взглянул на себя глазами Балина, и ему стало страшно за то, что он совершил, – оговорил более двадцати человек, а ведь он то же когда-то был человеком, уважал себя, был не раздавленным послушным, сгорбленным предателем.
Миславский заявил на суде:
«В своих показаниях на предварительном следствии я заявил, что Балин мною завербован в контрреволюционную организацию – это ложь и клевета.
На предыдущем суде по делу Семенова, я говорил, что я состою в контрреволюционной организации. Я это клеветал на себя и других.
Все, что я писал на Балина ложь и клевета. Литературу Балина я не читал.
Разность своих показаний объясняю тем, что я во время предварительного следствия попал под влияние камеры. Я думал, что чем скорее я дам показания, тем скорее будет суд, а после суда можно будет работать и оправдать себя».
Свидетели Анчаров и Панов настаивали на своих показаниях.
Защитник не говорил громких убедительных речей, он только обратил внимание, что пункты 58 статьи 7, 8, 11 отпадают, поскольку Миславский отказался от своих показаний.
Он так же обратил внимание, что свидетель Панов участвовал в экспертизе и являлся одновременно экспертом и свидетелем, что нарушает статьи 43-41 УПК. Просил суд оправдать подсудимого Балина.
Но разве могла советская система, самая гуманная в мире, выпустить на свободу невиновно арестованного. Нет, этого не могло быть!
Суд вынес решение 26 октября 1938 года. Сергея Тимофеевича Балина обвинили по статье 58, пункт 10. Антисоветская агитация – по показаниям свидетелей Анчарова и Панова.
Балина приговорили «заключить в исправительные трудовые лагеря сроком на пять лет, с ограничением прав по статье 31 Уголовного кодекса, сроком на три года».
После суда, осужденный Балин оказался вновь в камере №21 Свердловской тюрьмы.
Сокамерники, не сочувствующие Балину - торжествовали. Они оказались правы,– все равно осудят.
Осудили!
Но с решением суда был не согласен только один человек - сам осужденный! На тонкой папиросной бумаге, в половину стандартного листа, Балин писал: Вышинскому - Верховному прокурору СССР, Ежову – наркому внутренних дел, Велухину – первому секретарю Свердловского обкома ВКП(б), где излагал суть своего дела, указывая, что «свидетель нес ложь, а следователь не потрудился проверить».
Балин продолжал бороться.
Из Москвы, из Главлита пришло письмо: «Главлит не находит оснований изъятия книг Балина из книготорговой сети и библиотек общественного пользования».
Пришла телеграмма, которую так долго ждал не сломленный человек. «Немедленно освободите стражи Балина С. Т. Дело уголовном порядке прекращено, исполнение сообщите. 7 марта 1939 года».
Балин покидал камеру под всеобщим взглядом сокамерников, – зависти и надежды, в мокрых глазах людей не было осуждения.
Балин победил политический строй государства.
Ни в одной стране нет награды осужденному судом, но доказавшему впоследствии свою невиновность. Поступок, который совершил Сергей Тимофеевич Балин, - достоин уважения.
Для читателей он навсегда остался писателем Балиным.
В газете «Уральский рабочий» 14 декабря 1939 года появился очерк «Новый способ резания» и еще почти через год «Гордость профессии» у обоих очерков автор был один – Сергей Балин.
Дальше судьба человека затерялась. Только в одном из биографических справочников я узнал, что Сергей Тимофеевич Балин погиб во время Великой Отечественной войны.
И еще. В Государственном архиве административных органов Свердловской области лежит справка от 17. 12. 96г., за №13 – 9185 – 96, которая гласит, что «Балин С. Т. реабилитирован полностью. Незаконно находился в местах лишения свободы с 20. 04.38 по 07.03. 1939 года».
За справкой никто не явился.
Ну, а что же Иван Степанович Панов?
Товарища Панова все же сняли с должности исполняющего обязанности уполномоченного Союза советских писателей, формально за то, что он не являлся членом союза писателей, а был только его кандидатом. Интересно обратить внимание на некоторые события и даты, произошедших в областной писательской организации, и временем, когда Панов стал проситься на север.
12 января 1938 – арестован П. Ратушный, 13 мая расстрелян.
25 марта 1938 – арестован С. Морозов, 15 мая расстрелян.
23 апреля 1938 – арестован С. Балин, 26 октября – приговорен к 5 годам ИТЛ.
27 апреля 1938г. – правление областной организации советских писателей удовлетворило просьбу т. Панова о предоставлении ему творческого отпуска для поездки на север. Но сразу Панов выехать не может, он задействован в двух лицах по делу Балина, и только когда он узнает решение суда, после этого начинает собираться на север.
Тов. Панов покинул г. Свердловск только в январе 1939 года. За время его отсутствия в Свердловском отделении ССП никаких трагических событий не произошло. Пока…