Немножечко мой мозг ушел в отставку. Так говорили мне.И говорят. По ходу, это правда. Я уезжала из города в мир. Туда, где не рвутся снаряды, где сирены не воют, будто баньши в ночи. Туда, где есть свет и вода. Туда, где есть море. Там не было плача.
Там не было пуль.
А если и были, то в виде модных кулонов.
Но море быстро надоело. В свете мирного полуденного солнца оно напоминало ртуть, обволакивающую, успокаивающую. Не хотелось ни наблюдать закаты, ни смотреть в даль с идиотским выражением счастья на не менее интеллектуальном лице. Уже не хотелось загара, сладкой ваты и молочных коктейлей. Не хотелось всего этого стандартного отпускного набора с забитой людьми набережной.
Там не было снарядов.
От "ГРАДА" или еще от чего-то, не столь важно, правда? Их там не было. И залпов в ночи, и взрывов на рассвете, и нелепых слухах, к которым все равно вынужден прислушиваться. А еще там были радость и беспечность. Все вокруг походило на сценарий фильма о рае.
Там не было моих родных. И не было дома. Пусть и с запахом пороха. Все святые и грешники! Теперь я знаю, как пахнет порох! И как гудит самолет, который еще секунда и сбросит то, что порвет твои барабанные перепонки и разорвет в клочья ощущение спокойствия.
Но мне хотелось домой.
Город ждал. Чумной город. Уставший и пустой. Откуда убежали почти все. Родные твердили мне о безумстве, о необходимости остаться, о выживании.
Но увы. Я опять вернулась.
Если вы назовете меня безумной, я соглашусь. Даже можете сказать, что я сама напросилась. Да, напросилась! Да, захотела!
Зато я поняла, что дома дышится легче. Даже раскаленным воздухом, даже угольной пылью. Я поняла, что нужно ценить жизнь. Я поняла, что некоторые люди напоминают котов, которые привыкают к месту и которые, будучи выброшенными, стирают лапы в кровь, но все-таки возвращаются в любимое ими место к тем, кто оставил их на произвол судьбы.
А еще здесь понимаешь, насколько ты привязан к дому. И как больно от того, что уже ничего не вернуть, что уже нет того магазина, мимо которого каждый день проходил с собакой, что уже нет школы, в которой учился, нет стекол в окнах, где жили твои знакомые, нет даже дороги, ведущей к твоему дому.
Зато есть город. Еще живой. Еще надеющийся, что все когда-нибудь закончится, и чума развеется в воздухе, смешавшись с угольной пылью. И язвы заживут, и магазин откроется, и будет все то, на что всегда мы жаловались. Еще до чумы, до того, как мы научились ценить жизнь.