Туман тогда стоял. Минус 35-40 и туман. Я такое только под Щербецком и видел. Пять утра, темень. Расчехлил самолет, предполетную подготовку начал. Шапка на мне говорящая меховая, куртка, штаны, рукавицы, все на меху, ну и унты. Как Третьяк экипирован, только ворота больше и отвертка вместо клюшки. А в варежках много не накрутишься. Ну так и крутишь, то голыми руками, то в перчатках, то в варежках. К шести оружейники подъехали, привезли её. Не как обычно, на тележке , а в крытом Урале, да еще и в ящике деревянном. Ящик под крыло закатили, и только там открывать начали. Говорили сердечник у неё чугунный, но точно даже авэшники не знали, секретность, само собой. Ну и я под подпиской был. Сейчас-то уже можно. А тогда стоянку оцепили, бойцы по периметру с пулеметами. А возле борта двое с автоматами крутились в тулупах. Оружейникам один мужик в штатском помогал, все подсказывал, проверял. Говорили то ли главный конструктор, то ли военпред из ОКБ.
К семи экипаж подошел. Точнее два экипажа, четверо. Фамилии изменены, и на всякий случай не указаны. Один экипаж резервный был. У отбойника постояли, покурили вместе, и тут уазик командирский подрулил. В снег бычки, доложился полковнику первым, машина готова, заправлены в планшеты космические карты, спецгруз на борту. Дальше все по плану, запустились и порулили. А я в столовку на завтрак пошел.
Мне потом штурман рассказал, когда спирт с этого вылета вместе пили.
Кидали они её уже над Карелией с кабрирования, от греха подальше. Километров пять она сосны укладывала, как конь шахматный скакала. Погранцы на маршруте чуть ли не с сачками стояли, что бы к финам не ушла. И не ушла. По следам определили, что где-то в шхерах затонула. А в целом все штатно прошло. Мне три отгула еще комэска записал. Такие дела.