Часть4. Выдох. Гл. 26

Юлия Брайн
Глава 26

Часы на тумбочке высветили начало четвертого утра. Ольга спала беспокойно. Она ворочалась на своей одноместной кровати. Одеяло сползало вниз на пол, не открывая глаз девушка подбирала его и снова укрывалась по шею. Она мерзла, хотя форточка в комнате была закрыта.

«Да, чужой. И был чужим. Я притворялся… Жизнь такая штука, что надо играть. Без конца играть, чтобы жить! Да. Ты хотела быть вместе – пожалуйста. Ты хотела выйти за меня – пожалуйста, расписались. Я делал все, что ты хотела! Какие ко мне претензии? - Ольга снова перевернулась на другой бок. - Вот, наконец нет стены между нами. Нет розовых очков, мы такие, какие есть.  Я любил тебя, но ты сама все испортила. Ты – полюбила меня. Ты поверила. А тебя предупреждали. Тебе все говорили, кто я. А я – такой, как они говорили. У тебя совершенно нет чувства самосохранения. Прощай.
- Прощай?
- Прощай?
- Прощай?
- ПРОЩАЙ?!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!»
Ольга проснулась и резко привстала на кровати. За окном было темно. Пошел снег. Мелкий колкий снег сильно бился в окна. От резкого движения закружилась голова, и в комнате все поплыло. Она осторожно  легла на матрас и закрыла глаза.

Перед глазами стоял Павел. Он устало улыбался и с грустью смотрел на нее.

- Прости … - очень тихо сказал он.

- Ты что, уходишь? – спросила Ольга во сне.

- Я уже ушел. Прощай!

Стало очень холодно и зябко. На коже появились  крупные мурашки.
Ольга на выдохе проснулась и села на кровати, схватив себя за колени. Потерла их, словно они болели. В горле стоял ком. Не сглотнуть. Хотелось разреветься. Безумно. Навзрыд.
Она опустила ноги на пол, потерла ладонью лоб.

***
Когда я окончила свою историю, обнаружила, что мужчина-доктор сидит в задумчивости. Его взгляд был направлен в угол комнаты, но он ничего там не видел. Перед нами, на столике, стояла бутылка водки, наполовину опустошенная, и пять пустых чашек из-под кофе Три из них доверху были заполнены бычками сигарет, три окурка выпали из чашки и лежали на столике рядом с красочными журналами.

В кабинете воздух пропитался удушливым терпким запахом табака. Мужчина налил себе рюмку, открыл рот и опрокинул жидкость в себя. Он смотрел на меня с явной растерянностью. Да, где-то внутри доктор боялся меня. Я с удивлением обнаружила, что рюмок две. Доктор налил и мне водки.
- Я не пью! – отодвигая рюмку в сторону, категорично заявила я.

- Интересно! Это я, что ли, полбутылки выпил? – мужчина смотрел на меня удивленными и слегка смеющимися глазами.

- Я вообще не пью  водку…

- Много про себя не знаешь, Олечка… - доктор пытался скрыть улыбку, но морщинки у внешних краев глаз его выдавали.
Я оглянулась по сторонам. За окном было уже светло. «Неужели всю ночь провела тут? Сколько времени?» - начала думать я.

- Вы теперь позвоните в милицию? – спросила я.

Сильно разболелась голова. Я потерла виски. Говорят, это признак почечного давления. Доктор повернул ко мне голову, но туловище оставалось неподвижным. Одна его туфля носком смотрела на выход, другая была направлена на меня. Мужчина сжал пальцы в замок и, дотронувшись до подбородка, вытянул руки вверх, будто потягивался. Рубашка выбилась из V-образного разреза свитера и небрежно касалась плеча.
Я молчала.
Доктор тоже молчал.

- А надо? - спросил он.

Я покачала отрицательно головой.

- Я же ничего противозаконного не делала… - занервничала.

- Тебе бы все равно не поверили, что ты не принимала. Он твоим мужем был, а ты навсегда останешься женой наркомана. Никому ничего не докажешь, – доктор тяжело вздохнул. - Но это ничего не значит. Все твои силы потрачены напрасно. Ты не доказала ни себе, ни окружению то, что столько времени доказывала. Ты и не спасла Павла, и сама почти погибла. Только он от привычки к наркотику, ты от привычки любить. Все, что я могу тебе посоветовать – это по-настоящему полюбить себя. Стань эгоисткой, живи для себя, а не для других. Люди не ценят этого.

Прошло около пяти минут, и он встал с дивана, подошел к окну. Посмотрел на  проезжающие две машины на дороге, на яму, что оба водителя старались объехать, на бомжа, что стоял у фонарного столба и что-то говорил, на спрятавшееся Питерское холодное солнце за облаками и открыл форточку. Подставил лицо под поток морозного воздуха. Я видела, как грудь его пару раз поднялась и опустилась. Доктор шумно выдохнул.
Молчание прервалось стуком в дверь.

- Простите, я не могу больше ждать, – дверь открылась, и в проем просунулась коротко остриженная голова мужчины. -  Давайте перенесем встречу? Я очень опаздываю!

- Я сейчас, не уходи, - бросил мне доктор через плечо, странно посмотрев на меня.

Я кивнула. Доктор вышел в коридор-эллипс с холодными окнами и тусклым освещением. Он что-то спокойно внушал следующему пациенту.
Закурила. Мои руки уже не были холодны и не тряслись. Взяла один из журналов, что лежали на стеклянном журнальном столике. Без интереса пролистала, задерживаясь изредка  на красивых фотографиях автомобилей.
За окном уже рассвело, но я даже не представляла, сколько сейчас времени. Фонари уже не освещали жизненный проспект. Поток машин  только начинал сонно скапливаться на прилегающей улице Трефолева. Потушив сигарету, зевнула. Только сейчас я поняла, что хочу спать. Хочу спать сама, без принятия снотворного! Эта мысль меня обрадовала и заставила улыбнуться.

- Я столько времени ждал! – послышался голос за дверью. - Я вам такие деньги плачу! А вы не можете…
Я  подошла к окну. Холодно. Обняла себя за плечи. Закрыла глаза.

- А вы спланировать свой день не можете! Я второй день к вам, а вы!!!
Дверь открылась, и доктор вошел в кабинет-комнату.

- Ой, хорошо, что ты там стоишь, закрой форточку, пожалуйста, – я встала на цыпочки, дотянулась и закрыла форточку.

- А сколько сейчас времени?

- Не волнуйся. Спать хочешь, что ли? Вон, зевота одолела…

- Да. За столько времени впервые без снотворного… Мне, правда, легче. Будто гора позади меня, наконец, отцепилась.

- Скажи мне, чего больше было в твоей прошлой семейной жизни: счастья или несчастья? – присаживаясь на диван, спросил доктор.
 
 -  Самое страшное, что в моей жизни рядом с ним счастья и несчастья было поровну. Поэтому я не знаю, чего больше было – счастья или горя - за эти годы. Я не думала, я любила.   


- А теперь давай иди домой отсыпайся. Напиши себе на листке то, что должно сбыться по твоему мнению или желанию. И перечитывай этот список хотя бы раз в неделю. Когда что-то из списка исполнится – приди ко мне, расскажешь. Ну, все, дорогая моя, спеши домой и ложись спать. Проснешься, и все по-другому будет. Поверь мне!

- Знаете, сам того не подозревая, Павел написал про себя пьесу. Прочтите как-нибудь на досуге. Он написал про себя как есть, ничего не скрывая. Я до сих пор не могу полностью понять его, - открывая дверь кабинета в призрачный коридор-эллипс, сказала я.

- Те, кто владеют словом, должны быть осторожны, ведь оно может и отомстить.

- Отомстить? – задерживаясь на пороге, повернулась я снова к врачевателю душ.


- Начнет исполняться то, что написал. Так что пиши только хорошее. Ну, все.  Прощай, Оля.

- Прощайте, доктор.
Я снова оказалась в помещении то ли больницы, то ли поликлиники. За окном было светло. Через неприкрытую оконную раму слышались голоса прохожих, движение машин и нервные сигналы из-за пробки.
Людей не было. Я схватилась за запястье левой руки, отодвинула  кофту.
Часов не было. Я их забыла. Я огляделась вокруг. Стены и люди.  Вышла из здания, и у первого встречного также не оказалось часов.