Трансценденталец

Роман-фантазия в 3 частях
ISBN 978-601-7946-35-7
=========================

ТРАНСКИТАЛЕЦ

Трансцендентальность – познание связи
  мира с непознаваемым через
явления времени и пространства

Серебряный


I. Пролог

С детства в душу Серебряного запала одна итальянская сказка. Она была в добротно изданной «Детгизом» книге с небесно-голубой обложкой и потертыми уголками, и лежала среди других книг в мансарде дедушкиной дачи, окна которой открывались на три стороны: два – на бескрайние фруктовые сады, а одно – на горы. Лежа на просторном крепком топчане с сеткой из брезентовых полос, смастеренном руками дедушки, он часто перечитывал ее. В ней рассказывалась история человека, искавшего бессмертие. Герой был не очень симпатичен, заносчив, но упорен, и однажды после долгих и изнурительных странствий поиски его были вознаграждены. В итоге, правда, судьба сыграла с ним злую шутку, но тот факт, что невероятная цель была достигнута, запечатлел эту сказку в голове Серебряного навсегда. Верхушки фруктовых деревьев за окном – яблонь, черешен и слив - колыхались подобно поверхности океана. Когда наступала пора собирать урожай, он мечтал, забираясь на эти самые верхушки и раскачивая их, когда-нибудь жить над безбрежной океанской равниной, освещаемой ласковым солнцем и обдуваемой свежим бризом.


II. Начало

Серебряный сидел на крошечной кухне и знал, что в его жизни никогда не будет радостных перемен. Что она будет такая же тусклая, как догорающий день за окном и такая же холодная и промозглая, как осень. Нет, он не был реалистом, но иногда вспышки откровения осеняли его, и он позволял себе трезво рассуждать. Разумеется, все время думать о безысходности существования он не мог, поскольку рисковал бы свихнуться. Но изредка… Вот так он сидел и думал, пропуская перед мысленным взором свою достаточно долгую жизнь без событий, и понимал, что ничего толкового с ним уже не случится. Год назад он окончил университет и начал самостоятельное плавание, но совсем не в тех водах, которые воображал себе в детстве.

III. Открытие

И вдруг, вдруг… совершенно непонятно и неожиданно в воздухе что-то щелкнуло. Будто удар кастаньет или треск короткого электрического разряда… Серебряный повертел головой. Естественно, будь он в обществе, то обязательно удержался бы от глупых жестов. И так было ясно, что на кухне, да и в доме вообще никого не было. Но поскольку он был один, то мог позволить себе такую вольность. Тем более, что совсем не знал, чем заняться в минуты тягостных для него размышлений о бытии.
Конечно, никого не было, и Серебряный опять погрузился в себя. Но поскольку долго этим заниматься было не интересно, он решил представить себя в каком-нибудь приятном месте. Например, в городском кафе, под красивыми сияющими люстрами, за чистым столиком, с улыбающимися официантами и официантками, с музыкой, негромко играющей на маленькой, затянутой малиновым ковром эстраде, спрятанной за декоративной пальмой. Было бы здорово! Серебряный зажмурился от удовольствия…
На мгновение его оглушила невероятная тишина. Словно тело поместили в вакуум. Открыв глаза, Серебряный почувствовал легкое головокружение. Он сидел в том самом кафе в центре города, которое только что представлял. На скатерти перед ним лежала белоснежная салфетка, посверкивали столовые приборы. Вдали бродили официанты, играла музыка. Серебряный был в старом свитере и в дырявых тапках. Кроме того, он вспомнил, что сегодня – выходной, и он не стал бриться.  «Начинаю сходить с ума», - подумалось тревожно. Он опять закрыл глаза и посидел с минуту в расслабленном состоянии, пытаясь отключиться от внешних звуков. «Наверное, сон. Жаль», - прошептало сознание. Серебряный разлепил веки. В основании черепа появилась тяжесть. Зал с люстрами не исчезал. «Хорошо», - подумал Серебряный.
  Денег в кармане не было, а оставаться  за столом просто так, без заказа, было неуютно. Но не уходить же! «Таки закажу что-нибудь», - решил он. Хороший коктейль, например. А там посмотрим. Хотя нет. Нельзя же выпить коктейль, а потом, не расплатившись, исчезнуть. Но мотаться куда-то за деньгами, потом возвращаться… Да и тянуть кислую или там алкогольную жидкость… Нет. Лучше уж просто посидеть. Посидеть и подумать, куда бы он мог отправиться, если открывается такая необычная возможность.
А куда? В том то и суть, что отправляться, теперь, когда есть реальная возможность, никуда не хочется. По-крайней мере пока у Серебряного никаких планов не было. Ну, оказался в кафе - и что дальше? Нужен ли ему этот удивительный дар? Да и дар ли это вообще. Вдруг просто - удивительная случайность. Одноразовая. «Но это мы еще проверим», - заметил про себя Серебряный.
С другой стороны,  теперь на все вещи в этом мире можно взглянуть по-другому.  Все теперь на расстоянии вытянутой руки. Этим он непременно воспользуется. Просто не надо спешить. А сейчас? Не выпить ли чашечку кофе, не познакомиться ли с кем-нибудь? Серебряный приободрился. «Только надо выбрать местечко получше,  да и переодеться не помешает…»,- напомнил он себе.
«Хочу домой», - отдал он мысленный приказ. Снова упала тишина, вакуум, и Серебряный очутился в своей скромной мансарде...


IV. Куба

Прошло три дня. За этот короткий срок Серебряный обзавелся очень приличным гардеробом из самых дорогих брендов планеты, навесной шкафчик для посуды над раковиной был набит долларами из хранилища «Джи-Пи Морган Банка», а подзеркальник в душевой был заставлен самыми изысканными кремами и парфюмерией. Усталый желудок напоминал о посещении нескольких шикарных ресторанов, а некоторая физическая слабость - об удовлетворении других греховных потребностей. Чего было еще пожелать? Серебряный не знал, что придумать. Вроде бы, наступил предел мечтаний. К чему стремиться дальше. Кризис.
Он снова пришел в удрученное состояние. Какое несовершенство и пошлость! Неужели он живет ради этого?! Ради каких-то презренных благ. Где возвышенность, где большие события? Где прекрасные, захватывающие дух приключения? Зачем ему этот дар, если его фантазия оказалась полностью исчерпана за каких-то семьдесят два часа. И Серебряный понял. Не надо себя напрягать и мучить. Надо просто жить.
Надев легкий белый костюм и набив внутренние карманы пиджака пачками свободно конвертируемой валютой, Серебряный бросил прощальный взгляд в окно, за которым с утра было пасмурно и, не переставая, лил дождь, и пожелал себе очутиться на самом крупном из Антильских островов. Там, где всегда было ясно от солнца и улыбок.

V. Возвращение воспоминаний

Он жил там не так давно, вскоре после сафры, в последний год студенческой поры… Небоскреб «12 y  Malecon», самый верхний - 20-й этаж, на который он взлетал без лифта на спор за сто секунд и, таким образом, однажды выиграл у будущего писателя Саши Женевского аварийную электрическую бритву. Еще он запрыгивал с места без помощи рук на второй ярус койки, где было его место, и переплывал под водой за раз туда-обратно большой бассейн в отеле «Сьерра-Маэстра», где брал себе через день «pollo asado» с маринованным луком, спуская на это потихоньку свою стипендию в 60 песо, хотя в студенческой столовой кормили в цокольном этаже студенческого небоскреба кормили бесплатно, питательно, в известном смысле вкусно и экзотично. На алюминиевом подносе в специальных углублениях помещался жареный банан, фасолевый гарнир, какое-то тушеное мясо или кальмар, и суп. А питьевого йогурту всегда в избытке.
Он был очень осторожен, но… Спортивную сумку, что отец привез в подарок из Японии, со всеми документами однажды незаметно вспороли в рейсовом автобусе. Кажется, бритвой. Порез был длинный, как след от айсберга под ватерлинией «Титаника». Но на удивление все содержимое сохранилось.
К ним был приставлен чудный, ладный и невысокий, чернявый креол Владимир, который водил их в удивительные места, как то –в  Пинар-дель-Рио, где с высоты хребта как на ладони были Атлантика и Карибское море одновременно…Черный коралловый песок на острове Молодежи… Серые пальмовые рощи, похожие на стада слоновьих ног, выглядывающих из джунглей… Был коктейль «Том Коллинз» и миниатюрная бутылочная «тропи-кола»,  взять которую можно было с собой, только принеся бутылку на обмен. А пить из-за жары хотелось постоянно. И было домашнее рисовое вино с тонким ароматом - в гостях у Марии де лос Анхелес Гонсалес Борхес. Кстати, у французских аристократов до Великой Революции, как он узнал много позже, благородным считалось вино без запаха. Но с тех пор много воды утекло, а с ней и много понятий. И Куба тоже была островом Революции.


VI. Куба 2.0

И вот он снова у подножия белоснежного отеля на берегу бескрайнего лазурного океана. Справа на горизонте маячил почти родной силуэт «12 y Malecon»…
- Осторожно, компаньеро! – продавец химически-разноцветных прохладительных напитков едва не опрокинул на него свою тележку.
Серебряный разгладил собственной широкой улыбкой встревоженное лицо торговца и неспешно продефилировал в полутемный кондиционируемый холл гостиницы «Довилль», где когда-то останавливались его родители. Людей было немного, в основном, обслуживающий персонал в куцых форменных сюртуках с позументами. Лениво пробираясь, как сквозь водоросли, через их вопросительные взгляды, он подошел к стойке бара, за которой скучала очаровательная креолка. «Каштанка»,- тут же мысленно окрестил ее Серебряный.
- Как Ваши дела, девушка? Как самочувствие? – заговорил с ней Серебряный по-испански. Каштанка (уже без кавычек!) лучезарно улыбнулась:
- Прекрасно, спасибо. Что-нибудь выпьете?
«Почему все и всегда на вопрос «как дела» отвечают «прекрасно»? - с грустью подумал Серебряный. - «Неужели это правда, и у всех остальных все нормально. Лишь у меня одного черт-те что? Или они претворяются. Только зачем? Не лучше ли ответить честно, поделиться своими проблемами...»
- Если умеете делать ледяную крошку, то банановый дайкири, - сказал он.
- Увы, - она растерянно развела руками. На лице ее появилась печаль.
- Тогда сухой мартини, - сказал Серебряный, скрывая разочарование Его локти, безжалостные к дорогой ткани костюма, уперлись в стойку.
Каштанка бросила в напиток зеленую маслину, подала и застыла в равнодушном молчании. Чувствовалось, ей не хотелось попросту тратить силы ни на движения, ни на разговоры. Все зависело от клиента.
А Серебряного тянуло поговорить.
- Я полюбил его в вашей гостинице «Москва», - заметил он, покачивая бокал с коктейлем. – А вы чего такая грустная?
- Неужели? - хмыкнула она.
 «Главное, не расспрашивай о личной жизни!» - предостерег себя Серебряный.
- А я вот путешествую и свободен как ветер, - похвастался Серебряный, мысленно отметив, что ведет себя как пошлый ловелас, только пока еще молодой, Слава Богу.
- Везет вам, - ответила Каштанка вежливо. – И где же Вы путешествуете?
- Везде, где захочу, – заявил Серебряный.
- Вам, наверное, очень одиноко, раз вы места себе не находите, - сочувственно заметила девушка.
- Так и есть, - сознался Серебряный, решив рискнуть и сыграть в открытую. – А как вы догадались?
- Видно издалека, - она сморщила личико в беззаботной, типично кубинской гримасе, показывая, что конкретно против него ничего не имеет.
- Вот так и мотаюсь, - сказал он с покорным вздохом. Ему захотелось громко ударить бокалом по стойке и расколотить его. Так, чтобы брызги стекла и мартини полетели во все стороны.
Но он взял себя в руки и сказал:
- Кстати, в этом нет ничего плохого. Далеко не каждый может позволить себе путешествовать по желанию. Например, ни вы, ни хозяин вашего отеля, ни сам Команданте.
- Какой-то вы очень лихой, - произнесла она с сомнением. – Наверное, у вас много денег, и делать вам нечего?
- Вот-вот, ищу, чем заняться, - сказал он, а сам с сожалением вспомнил о времени, когда была куча лекций и семинаров, экзамены, к которым надо было готовиться. Читать литературу, конспектировать, а потом еще грамотно отвечать. Целый ворох забот. Но сейчас он богат, потому что у него много свободного времени.
- Хочу развлечься, - уточнил Серебряный.
- Тут развлечений навалом, - сказала Каштанка и начала быстро, неразборчиво для слуха Серебряного перечислять названия ночных клубов, баров, дискотек, ресторанов. Он уныло представил, как будет бродить или ездить из одного ресторана в другой, из одной дискотеки в другую, сорить деньгами, пить вредные для печени ром и алкогольные коктейли, слушать чужую музыку.
«Может, вернуться в университет», - подумал он. - «Есть знакомая девушка, Оля. Не красавица, но умница и, к тому же, белокурая бестия. Посидим в кафе. Пошутим, поговорим об учебе. Побегаем вместе вокруг общежития. По крайней мере, порадую человека, которому это действительно будет приятно…»
На душе стало теплее, но одновременно прибавилось и сил.
- А какое место самое лучшее? - спросил он, уже зная ответ.
- Кому что нравится, - она пожала плечами.
- Хотелось бы что-нибудь романтичное, - мечтательно сказал Серебряный, продолжая свою игру.
Она внимательно посмотрела на него:
- Тогда вам лучше в церковь.
- Может, сразу на кладбище? - возразил Серебряный.
- А что, у нас очень красивое кладбище эпохи Колумба, - спокойно поддержала Каштанка.
«Может, ее саму куда-нибудь пригласить», - подумал Серебряный. – «Нет, нос широковатый».
В слух он сказал:
- А есть какое-нибудь кабаре знаменитое?
- Разумеется, - ответила Каштанка. – Я же вам говорила. Прямо под звездами. На берегу океана. Кстати, туда скоро отправляется автобус.
Вдруг в холл выпорхнула красивая, словно сошедшая с картинки, юная загорелая брюнетка евразийской внешности, и на звонком английском попросила «тропи-колы».
Но чутье подсказало: «Соотечественница». У нее был надменный взгляд, хорошенькое личико и забранные на затылке в конский хвост черные волосы. «При определенных условиях и несколько великоватая попа - не помеха для чувств», - фривольно констатировал про себя Серебряный.
Получив «тропи-колу», девушка отошла от стойки и расположилась в кожаном кресле за одним из низеньких столиков. Держалась она независимо и, похоже, любила комфорт.
- Здравствуйте, - сказал Серебряный, приблизившись. - Увидел компатриотку и решил присоединиться. Не возражаете?
Девушка не выразила ни замешательства, ни удивления.
- Пожалуйста, – она сделала небольшой глоток. Кубики льда позвякивали в ее стакане.
Серебряный опустился на диванчик сбоку. «Хороша», - подумал он. Лет восемнадцать. Не иначе, подружка «нового русского», снявшего ее где-нибудь на конкурсе красоты или в модельном агентстве. Возит он ее по миру, и ему хорошо, и ей не без пользы - расширяет свой кругозор, набирается впечатлений. Живут во грехе, а кому какое дело…
Вот-вот, тормознул он себя, не лезь не в свое дело. Говори, что надобно, а то девушка ждет. Да и благодетель ее, не ровен час, объявится.
Интересно, страдает она от своей красоты? Или у нее психология манекенщицы, сориентированная исключительно на потребление, а в голове – полный вакуум?
- Вот, хочу с вами познакомиться, – решительно сказал  Серебряный. – Но боюсь показаться навязчивым.
- Смотря, что вы за человек, - ответила она мелодично. –Хотя не люблю случайных знакомств.
 - Тоже их опасаюсь, - признался Серебряный.- Но позволю заметить, что случайное знакомство искренно, потому что случайно, а это уже не так плохо. А вот наше – умышленно, поскольку за ним стояло мое неосознанное желание.
- Неужели вы пытаетесь меня заболтать? - сказала девушка. - Надолго ли вас хватит?
- Я, собственно, путешествую, - ответил Серебряный. – Поэтому изыскиваю любые поводы для приятного общения.  А язык у меня, как вентилятор, не беспокойтесь.
Сказал последнюю самонадеянную фразу, Серебряный внезапно сник, подумав, что общаться ради общения – действительно пустопорожнее занятие.
С девушкой было все ясно, расспрашивать кто она, с кем и откуда – напрасная трата времени. Хотя была она симпатичной, и тембр голоса был какой-то волнительно-обволакивающий.
- Хотите узнать, как я здесь оказалась? – неожиданно пришла она ему на помощь.
- Подозреваю, что приехали с другом, - оживился он.
Она покачала головой:
- Нет, приехала к будущему мужу. Познакомились по интернету. Сейчас он должен  появиться.
У Серебряного отлегло от сердца.
- Вы доверили интернету судьбу? – недоверчиво поинтересовался он.
- Надеюсь, вас это не беспокоит? – осведомилась она беззаботно.
- Забеспокоит, если влипнете во что-нибудь. А так – завидую будущему супругу.
«Хотя, чему завидовать?», - подумал он про себя. – «Поженятся, обрастут имуществом, детьми, будут жить как все, а потом начнут стареть и, в конце концов, состарятся. Вот и вся песня».
- На этом острове есть замечательное кабаре, - сказал Серебряный. – Вы уже бывали там?
- Нет, - в ее глазах заплескался интерес. - А вы?
- Был, но забыл!
Она рассмеялась, показав ровные жемчужные зубы.
- Но ваш будущий муж наверняка знает, - сказал он.- Можем увидеться там вечером.
- Хорошая идея, - сказала девушка. – А то мне без друзей как-то неуютно.
- Тогда, познакомимся? – предложил он. – Серебряный.
- Клеопатра.
Серебряный пожал ее тонкую, но неожиданно сильную ладонь. Потом вызвал такси и велел ехать в порт.
При расставании он поймал на себе странный, тягучий взгляд Кдеопатры.
В раскаленной машине было душно, несмотря на тугой ветер, врывающийся в четыре открытых окна, и Серебряный обрадовался, как ребенок, когда увидел лес мачт над синей гладью океана. Местный водитель поначалу не хотел брать доллары, но простодушно покорился, осознав, что клиент не требует сдачи. Вскочив на парапет набережной, Серебряный стал мечтательно оглядывать корабли, что вразнобой покачивались на рейде. Но их многообразие скоро приелось, и тогда взгляд его упал на покрытый ржавчиной траулер, который, сухо тарахтя и раздвигая бурунчики волн, неспешно покидал акваторию порта. Обмотанный бурыми сетями, он напоминал большую старую устрицу.  Команда была невелика – капитан за штурвалом, да тщедушный рыбачок в майке до колен, копошившийся на палубе. Серебряный пожелал оказаться рядом с ними.

VII. Ловцы омаров

Сверкнуло отраженное в воде солнце, и Серебряный был на борту. 
Палуба мелко дрожала, а брызги волн, в которые зарывался нос траулера, были такими солеными, что Серебряному захотелось пива. Он сел на ворох сетей, ничуть не тревожась за белизну своего костюма.
Худенький моряк обернулся и удивленно спросил:
- Ты кто?
- Студент, - ответил Серебряный для краткости.
- Тебя что, капитан взял, да? – у моряка сквозь смущение пробивалось любопытство. На вид он был ровесником Серебряного, но на голову ниже. На его линялой застиранной майке были нарисованы череп и кости.
- Нет, я сам, - ответил Серебряный. – Очень понравился ваш корабль. На рыбалку плывете?
«Плывете - про корабли не говорят!» - осуждая самого себя, подумал Серебряный. – «Ну и пусть, я ведь не моряк».
- Омаров ловить, - сказал парень.
- Интересно, -  заметил Серебряный, вспоминая, что «омары» - с клешнями, а «лангусты» - без.
 – Можно с вами?
- Пожалуйста, - ответил рыбак. – Если Педро разрешит.
Слыша его удаляющиеся шаги, Серебряный сомкнул веки и умиротворенно подставил лицо солнечным лучам. К реальности его вернул сочный бас:
- Привет, студент, предъяви документы, - грузная туша Педро, которую, как готовая лопнуть кожура, обтягивал лавсановый френч, опустилась рядом. Приподняв ресницы, Серебряный разглядел в пузатой массе собеседника доброе сердце.
- У меня нет документов, - развел руками Серебряный. Ему нравилось сидеть на сетях, и он не хотел суетиться. –  Просто хочу немного побыть у вас на корабле.  Повторяю, я студент, и мне очень интересно познакомиться с вами.
- Студент, - с сомнением, но беззлобно буркнул Педро. – Ладно, оставайся. Что с тебя взять?!
Серебряный подумал, что мог бы дать ему денег. Но это выглядело бы не только подозрительно, но и неуместно.
В качестве альтернативы он разулся и свесил голые ноги с борта, так, что голубая вода порой щекотала пятки.
- Осторожно, - сказал матрос с костями и черепом, этакий Веселый Роджер, который с любопытством терся вокруг. Педро же вернулся к штурвалу.
- Скоро начнем ловить омаров? - спросил Серебряный.
- Как стемнеет, - ответил парень. – При свете прожекторов.
«Забавно», – подумал Серебряный. – «А потом в университет».
Он встал и потянулся, затем разделся до трусов.
- Пойду, поплаваю, - сказал он. - Увидимся ночью.
Веселый Роджер протестующее замотал головой:
- Педро не будет из-за тебя останавливаться. К тому же, здесь акулы.
Серебряный оглядел манящий океан.  Морских хищников не наблюдалось.
- Побереги, пожалуйста, мой костюм, - сказал он с улыбкой и, сделав прощальный жест, пружинисто взмыл над водой.
Бирюзовая Атлантика вскипела мелкими пузырьками и приняла его как родного.

VIII. Факультет

Еще не опомнившись от нырка, Серебряный протопал в ванную, оставляя за собой мокрые следы. Ручейки стекали с него во все стороны, как с тающего ледника. В теле была приятная свежесть.
В университет, на родной факультет его потянула ностальгия, да и ощущение незавершенности, будто за пять лет так и не сделал того, к чему стремился
«Сейчас оденусь - и на лекцию», подумал он, рассеянно смывая с себя океанскую соль. В мозгу всплыл образ лысого профессора в больших роговых очках, который часто говорил занимательные вещи. Во всяком случае, послушать его собиралось много народу. Полчасика можно посидеть.
Надев новый костюм и пригладив волосы, он закрыл глаза и представил себя в самой большой аудитории факультета, которую когда-то называли Коммунистической, а теперь превратили в Чеховскую, и из которой хоть и исчез бюст Ленина, но до сих пор витал его дух.
Повезло, он попал на лекцию для четвертого курса, которая только началась. Зал был почти полон. Привычным взглядом просеяв женскую половину зала, Серебряный в очередной раз убедился, что красавиц среди студенток не было. Чуда - превращения из лягушки в царевну ни с кем из подрастающего поколения пока не произошло.  Одни – как каракатицы, маленькие, да еще и толстопопые, другие - вроде роста нормального, но лицом не вышли. Третьи - и лицом ничего и фигурой, но нет обаяния - ни явного, ни тайного. Может, конечно, где-то там в глубине таится внутренняя красота, энергия, страсть, необыкновенный интеллект и утонченность, но копаться, разыскивать это не возникало желания. В общем, сплошной женский суррогат. Хотя, если приглядываться, напрячь фантазию, преодолеть внутреннее сопротивление... Ах, ну зачем же себя обманывать!
Отбросив критические мысли, Серебряный постарался вслушаться в речь именитого профессора. Уловил и связал воедино несколько фраз - получилось складное и довольно интересное объяснение. Лектор излагал красиво и не зря получал свои деньги, а может, и слишком мало за такую неблагодарную работу - втолковывать инертной массе науку, которая большинством будет забыта сразу после экзамена, а остальными еще до.
По старой привычке и в знак уважения и благодарности к напрягавшему голосовые связки преподавателю сделал несколько пометок в тетради. Потом мысленно унесся в недалекое прошлое. К девушке Оле родом с Урала, с которой он поддерживал отношения. Дружеские, платонические, но чуть было не перевалившие за опасную грань, где началось бы непредсказуемое. Она училась двумя курсами младше.
После получения диплома он ее больше не видел. Нехорошо. В прежние времена заезжал к ней поделиться впечатлениями о жизни, да еще побегать в кроссовках и тренировочном костюме на сон грядущий по периметру общежитских корпусов ДАСа, как поступали многие. В этих эпизодических вечерних пробежках ему нравились вид догорающего заката, запах зелени и прохлада, источаемая начинающей чернеть в сумерках травой, кустарниками и большими деревьями.
Оли не было на лекции, но Серебряный знал, что позже она непременно появится, если, конечно, ее не отчислили.  В нынешнем расположении духа он был готов пойти с ней куда угодно.
  Профессор, как обычно, вещал умно и связно, и Серебряный с удовольствием досидел до конца лекции, чувствуя себя словно на представлении в театре.
 Он наткнулся на Олю в коридоре. Она вытаращила глаза от удивления, и он понял, что она по-настоящему рада его видеть.  Неожиданно для самого себя, уговорил сходить с ним в дорогой ресторан, куда никогда не пошел бы в одиночестве. Да и вообще, один он бы есть не стал. А так, проснулся аппетит, и деньги стали жечь карман. Вкусно пообедали, выпив по бокалу вина. Оле даже пришлось пропустить следующую лекцию. Серебряный расплатился, не заглядывая в счет.
Она предложила поехать в общежитие.
«Я буду позже», - улыбнулся он.
Посадив ее на трамвай, он перенесся на тропический остров.

IX. Из кабаре – в лагуну

Винные пары не на шутку дурманили мозг. Он сделал еще один мысленный прыжок и оказался в кабаре. Клеопатра с будущим супругом уже была здесь. Ему показалось, что она умирает со скуки, несмотря на круговерть полуголых танцовщиц на сцене.  Серебряный сел рядом на свободное плетеное кресло.  Был тепло-влажный, немного удушливый вечер. Он пожалел, что Клеопатра была не одна, но приставать к ней было неприлично. Серебряный стал бездумно потягивать кислое шампанское, пытаясь извлечь хоть какую-то пользу из своего праздного состояния.
Подумал, что у него нет тесной связи с реальностью. Чего он хочет конкретно? Что ему нужно? Любопытство к жизни, ко всем ее проявлениям угасло. Зачем он подался за тридевять земель и морей на этот остров? Чтобы встретить красивую девушку? Послушать ритмы самбы под ночным тропическим небом? Пожалуйста, это произошло. Что дальше? Сама постановка вопроса показывала, что ему ничего не нужно – с того момента, как он понял, что может получить все, что угодно. В этой ситуации, чтобы не тратить время жизни впустую, остается посвящать ее удовольствиям. Какая безысходность! Ведь удовольствия тоже надоедают!
Серебряный заворочался в кресле.
- Я снова путешествовал,- сказал он Клеопатре.
- Вот как? – откликнулась она вежливо.
- У вас есть какие-нибудь проблемы? – спросил он, пренебрегая церемониалом светской беседы.
- Разумеется, - ответила она.
- Могу помочь их решить, - сказал он.
- Для начала я хотела бы приятно провести время, - сказала она. – Если вам это по силам.
- Похоже, будущий супруг с этим не справляется, - Серебряный кивнул на жирного борова, завороженно смотревшего на сцену.
- Он платит, а это уже неплохо, - она пожала плечами.
- Жаль, что вы не можете отлучиться, - сказал Серебряный. – Мы бы пошли прогуляться у океана.
- Действительно, - вздохнула она. – Придется терпеть…
- Мне нравится, что вы с уважением относитесь к пригласившему вас мужчине, - заметил Серебряный. Боров сидел неподвижно. Было очевидно, что он не понимает ни слова по-русски. Но если только он не был глух и слеп, чрезмерное затягивание дискуссии невесть откуда взявшегося незнакомца с его невестой было чревато извержением пока мирно спящего вулкана.
Но поскольку суженый не проявлял желания втягиваться в беседу, Серебряный на свой страх и риск продолжил общение с Клеопатрой. Оно имело, по крайней мере, одно преимущество – позволяло легче переносить кислятину шампанского.
- Ждете от жизни чего-то большого и красивого? - спросил Серебряный.
- В общем, да, - ответила она. – Но не задавайте слишком много вопросов, а то у меня заболит голова.
Серебряный почувствовал, как в нем пробуждается физическое влечение. Слабенький импульс, но все-таки…
Ему захотелось поднять ее на руки, прижать к себе, закружить в танце. Но не лучше ли предоставить событиям течь своим чередом, подумал он. Зачем суетиться? Зачем постоянно напрягаться и выдумывать? Зачем думать за других?
- Если бы вы бы были моей девушкой, - сказал он. – я выполнял бы все ваши желания.
- Много нерастраченной любви?

Легкое высокомерие, но интерес в голосе.

- Нет. Просто мне ее нужно регулярно тратить.
 
Она моргнула.

Он продолжал потягивать игристый напиток, чувствуя, как болезненно набухает печень. «Надо попросить молока», - мелькнула мысль. Серебряный подозвал официанта и сделал заказ. Тот недоверчиво выпучил глаза, но вид 10-долларовой бумажки, а может быть, оригинальность просьбы произвели на него необходимое действие. Вскоре официант появился вновь, держа на блестящем подносе хрустальный фужер с молоком.
Жених с любопытством уставился на соседа по столу. Серебряный назвал себя и предложил выпить за приятный вечер. Клеопатра рассмеялась и присоединилась к тосту. Серебряный не стал ломать комедию и пригубил шампанского. Но через какое-то время хлебнул молока.
А не заказать ли черной икры, подумал он безразлично. Перед глазами возникла маслянистая горка черных шариков на маленьком блюдечке, для прохлады поставленная в центр серебряной вазы с битым льдом. Пожалуй, нет, хлопотно, да и есть не хочется. Но зато Клеопатре будет приятно – этот аргумент цепко удержал ускользающее желание.
Серебряный снова подозвал официанта и шепнул магическое слово «кавьяр», взглядом указав халдею в сюртуке с золотыми пуговицами на девушку. В следующее мгновение ему захотелось взломать ритуал приличий и прямо спросить жениха о его чувствах к Клеопатре, о том, собирается ли он всерьез на ней жениться. Он открыл было рот, но тут же урезонил себя – экое вышло бы хамство и мелкое барство! Так ведь недалеко и испортить отношения. Если уважаешь человека, не интересуйся его женщиной. Если не уважаешь, оставь в покое.
Клеопатра уплетала икру, так что трещало за ушами, боров же не притронулся, вежливо поблагодарив. Серебряный оценил его выдержку, и вновь выпил молока.
Он подумал, что может сделать для нее все, что она пожелает. Но не стоило искусственно провоцировать потребности, раз она его ни о чем не просила. Хотя и этот боров ей не нужен, и сам остров с пальмами, и вечной жарой скоро надоест. Вот тогда она и обратится к Серебряному.
- У вас есть мобильный телефон? – спросила его Клеопатра. - Или телефон в отеле. Ведь мы же с вами в одном отеле?
- Лучше скажите, в каком номере вы остановились.
Она без колебаний назвала.
- Прекрасно, - отозвался Серебряный, впечатав номер в память.
Он снова подозвал официанта, расплатился за икру и оставил щедрые чаевые.
- Желаю счастья, - сказал он Клеопатре. – Не забудьте пригласить на свадьбу. Обещаю хороший подарок.
- А как же я приглашу? – спросила она.
– Просто оставьте записку портье для господина Серебряного,- подсказал он. - А мне нужно отлучиться.
Учтиво раскланявшись с боровом, который воспринял эту церемонию с облегчением, Серебряный вышел из кабаре и поспешил перенестись на рыбачье судно.
Траулер, зашвартованный у скрипучей деревянной пристани, мерно покачивался на волнах, в черном зеркале которых отражались песчинки звезд. Очертания берега не были знакомы Серебряному. Судя по нескольким в беспорядке разбросанным хижинам с соломенными крышами, это был рыбацкий поселок. Из самой просторной хибары ветер доносил аппетитные запахи сваренных лобстеров, голоса людей и визгливую музыку. Серебряный оглядел палубу в поисках оставленного белого костюма, но ничего не нашел. Он вновь разделся и без всплеска скользнул за борт. Океан подействовал бодряще. Серебряный задержал дыхание, нырнул и плыл под водой до тех пор, пока руки не коснулись песка. Немного обсохнув и наспех расчесавшись пятерней, он постучался в дверь хижины и распахнул ее. В проеме показалась девочка-подросток со сковородкой в руке. На сковородке шкварчала груда океанских креветок «камаронес».
Представляться Серебряному не пришлось.
- Ола! - удивленно пробасил толстый Педро, сидевший у круглой печки в центре комнаты. – Компаньеро студент?! Мы вспоминали о тебе весь вечер!
 Перед толстяком в котле булькал ароматный соус, из которого экзотичными рифами торчали красные хвосты и клешни лангустов.
В хижине был уже знакомый Серебряному «Веселый Роджер» и еще несколько туземцев, включая двух симпатичных мулаток в ярких майках и шортах, которые, не мешкая, принялись благосклонно поедать бледнолицего своими огромными глазищами.  Полумрак скрадывал пляжную наготу Серебряного, однако, подумалось ему, не мешало бы одеться посущественней.
Громко поздоровавшись со всеми, он вежливо обратился он к «Веселому Роджеру»:
– Не могу найти костюм. На корабле его не видно.
Морячок словно ждал этих слов, сорвался с места и исчез в соседней комнате.
- Проходи, садись, - Педро сделал широкий жест мощной рукой, сжимавшей поварешку, давая понять, что Серебряный может располагаться, где угодно.
Серебряный опустился на тростниковую циновку, и одна из мулаток преподнесла ему на блюде огромного омара. «Возможно, было бы лучше отказаться от угощения», - запоздало подумал он, поскольку не был голоден. 
Но все вокруг увлечено ели, азартно взламывая доспехи морских чудовищ и доставая стальными спицами нежнейшее мясо. Серебряный присоединился к ним из спортивного интереса, сладко жмурясь от всполохов огня в печурке.
Педро, старый морской волк в камуфляжной майке - то ли в потеках машинного мосла, то ли пота - подал ему полный стакан рома с лимоном и сахаром. Лицо и голос его источали искреннюю любезность.
- Как дела, чико? Нравится ли тебе наш остров?
- Да, - сказал Серебряный. – Особенно эта лагуна, где мы сейчас находимся.
-Это наш дом, здесь есть все, что нужно человеку! - воскликнул Педро и мудро добавил. – Человеку ведь нужно совсем немного.
- Солнце, море, корабль, - стал перечислять Серебряный. – Любовь,  здоровье. Здоровая пища, которую он может сам добывать.
На этом он остановился, решив, что назвал основное.
- Это точно, - не мелочась, согласился морской волк.
- А еще друзья, - подумав, добавил Серебряный и сразу понял, что сказал лишнее, так как ввел сложный социальный феномен в свою доктрину о возможности построения счастья для одного человека. Но было поздно.
- Друзья – прежде всего! - воскликнул Педро и торжественно, наподобие кубка, поднял свой стакан над головой.
«Заземлил, заземлил», - покаянно подумал Серебряный, чувствуя, как неуловимо улетучивается, уступая место языческой конкретике, идиллическое восприятие окружающей действительности.
И, тем не менее, ему было хорошо.
Конечно, виноват был, прежде всего, вкусный, проверенный веками напиток на базе пиратских рецептов и сахарного тростника. Но иногда, изредка, нужно баловать себя, заявил сам себе Серебряный, чтобы жизнь не казалась крестным ходом.
Неужели ему так мало надо? Двух-трех симпатичных мулаток, океан с лангустами, уютный очаг и пару собутыльников, чтобы почувствовать себя в норме? Ведь это совсем не так! Он тянется к знаниям, к раскрытию тайн мироздания, чтобы наполнить жизнь высоким смыслом. И еще к тому, чтобы жизнь эта продолжалась вечно, проникая и углубляясь эволюционной спиралью в звездное чрево Вселенной.
Он же никого не знает из своих новых знакомых? У всех у них заурядная жизнь, наполненная трудом и заботами, хотя и в обрамлении райского субтропического климата и диковинной растительности. Но основание ли это для близкого схождения и крепкой дружбы, а не просто для мимолетного совместного полупьяного веселья?
А что, есть другие равноценные варианты? – спросил себя Серебряный.
И тут же вспомнил, что дома, вернее, в Москве, где он учился, его ждет девушка Оля. А в Гаване о нем, вероятно, думает Клеопатра. Две, в общем-то, банальных девицы. Не слишком большое достижение для обладателя уникального дара. Впрочем, он всегда был чуточку ленив – и в действиях, и в фантазиях. Говорят, есть у человека ген лени. У одних он активней, у других слабее.
Ну и что теперь, знакомиться с фотомоделями? Пожалуйста, хоть сейчас на подиум или в гримерку. Хочешь - в Милан, хочешь - в Париж.
Зачем морочить девушкам голову? Той же Клеопатре… Пусть спокойно выходит замуж. Встреча с настоящей избранницей или избранницами должна произойти сама собой. Только, как она произойдет, если он сам направляет свою жизнь, сам решает, где ему быть и что делать, во всех деталях? 

X. Вокруг Звезды

Оставив ночной пляж в Карибском море, он перенесся в Париж, на авеню Ваграм, названной так по имени деревеньки в Австрии, близ которой Наполеон разбил в 1809 году австрийцев. В ногах чувствовалась усталость, было мало машин и шума, и город на Сене оказывал свое чарующее воздействие. Слева подсвеченной П-образной громадой вздымался узкий пробитый насквозь торец Триумфальной Арки - «Арк Триумфель», как однажды назовет ее его дочь, сплавив воедино детище тщеславного, хотя и прозорливогоимператора и шедевр, хотя и не совсем его собственный, инженера Эйфеля.
Серебряный пересек мостовую, подошел к вентиляционной решетке метрополитена, бросил высунувшемуся из грязного тряпья бомжу тысячу долларов бумажками по сто, и двинулся по кольцевой улочке, опоясывающей Арку.
Он шел по кругу (вспомнился Данте!). Это занимало пока еще меньше минуты, а значит, время почти не тратилось бесполезно. Серебряный мог побывать везде. Но его тянуло в детство, к обыденным картинам, которые, как тогда казалось, не имели ценности. А ценным, наоборот, в детских мечтах казалось то, что он имел сейчас или мог получить в любой момент, но что не вызывало в его душе никакого энтузиазма.
Он снова вспоминал построенную дедушкой дачу, холодный и пахнущий в любое время года сыростью погреб, где в два ряда и три этажа стояли ящики с яблоками, которые он с бабушкой и мамой заготавливали всю осень. Причем, бабушка всегда - лучше него - знала, где и какие яблоки лежат. А он любил их запах, и особенно запах апорта, который был самый ароматный, но хранился меньше всего. И еще вспоминал, что ящики с яблоками были тяжелые, и они с бабушкой, мамой, а иногда, отцом, кряхтя, спускали их в погреб, хотя там было всего пять ступенек, и с трудом воздвигали на этажерки. А летом или в начале осени – к новому урожаю - их приходилось прокаливать на огне от образовавшейся плесени и пропитавшей сырости. Так они служили много лет.
Серебряный подумал, что может перенестись в Майами-бич, в Беверли-Хиллз. Но зачем? Чтобы потоптаться среди туристов и, может быть, оказаться за столиком кафе с голливудской звездой?! Он и так их видел ежедневно, этих звезд - по телевизору во всех ракурсах - и многократно слышал их банальные пустые интервью, даваемые скрипучими английскими голосами.

XI. Отступление в параллельный мир

Его день. Исправление подготовленного секретаршей большого письма в министерство. Просмотр свежей почты. Звонок в банк - нужного собеседника нет на месте. Звонок руководителя, получение от него задания, подготовка поздравительного послания в чей-то адрес за подписью руководителя. Звонок из министерства – новые инструкции по снятию с баланса автомобиля. Звонок из Малайзии – напоминают, что нужно двигать резолюцию по возобновляемым энергиям.  Звонок из какой-то компании – просьба помочь в получении виз зарубежным партнерам. Выяснение деталей, и, поскольку вопрос предусматривает вмешательство на высоком бюрократическом уровне – доклад руководителю. Подготовка двух официальных посланий - в международную организацию по поводу стажировки профессора и в антропологический музей – об организации конференции – нужно их письменное согласие. Звонок из Общества Литераторов Франции – запрашивают дополнительную информацию о наших поэтах.  Еще одно письмо – на другой край земного шара – обращение к далекой коллеге достать выписку из ЗАГСа для осевшего на чужбине художника А. Звонок руководителя – счета из страховой компании, надо разобраться. Перегорела лампочка – покупка новой, более яркой, и за свой счет. Потому что у завхоза есть только слабые лампочки. А то можно совсем посадить зрение. Обзвон знакомых -  приглашение на поминальный обед. Звонок секретарше – кто занимается пригласительными на официальный прием - «узнайте, сколько можем пригласить мы сами». Просмотр свежих и вчерашних (вчера не успел) газет. Указания молодому подчиненному – ускорить подготовку письма, о котором тот вообще забыл. Письма, бумаги, заметки, пометки. Контроль за исполнением…


XII. Отец

Отец излучал силу, энергию надежности. Рядом с ним всегда было комфортно. У него была удивительная улыбка и ясные глаза, которые по-доброму смотрели в душу.
«Не стесняйся спрашивать», - говорил отец. – «Язык зачем дан?»
Маленьким Серебряного взяли в Москву, где отец тогда учился в Академии. Пребывание там было ярким, но память, к сожалению, не удерживала многих деталей. В том числе и забавных случаев, о которых рассказывала мама.
За окном в академической резиденции, где они жили с отцом, обосновались голуби. За каждым закрепилось прозвище. Воскресным утром отец зовет одного, чтобы покормить крошками: «Черный, Черный!!». Из соседнего окна выглядывает его добродушный друг из Мавераннахра: «Чего, Гена?»  Этот же друг, когда комиссия его спросила, куда бы он хотел распределяться, сказал: «Я пуля партии, куда партия пошлет, туда и полечу». – «Тогда  в  Джизакский район». – «А вот как раз туда бы я не хотел!»
Мышление отца было непрерывной игрой ума. Он рассказывал: «По радио торжественно передали, что Советский Союз присоединился к одной из Конвенций о правах человека. Знакомый архитектор, окрыленный новостью, говорит ему доверительно (при передаче этой сцены папины глаза иронично блестели): «Надо поскорее достать эти права. Ими же надо пользоваться»!
Отец вынужденно часто посещал стоматолога, хотя и считал это добровольной пыткой. Как-то мама с еще маленьким Серебряным, которого, видимо, некуда было девать, пошли его сопроводить. Пока длилась «экзекуция», семья дожидалась в коридоре. «А кто кричал?» – наивно полюбопытствовал Серебряный, когда папа, слегка побледневший, наконец, вышел. «Доктор», - невозмутимо ответил отец. Об этом эпизоде много лет спустя вспоминала мама.
Журналистика для него была больше, чем любимой профессией - частью его естества.  Когда речь шла о газете, он не считался со временем.  Рабочий день редактора завершался в час-два ночи, когда он тщательно просматривал сигнальный номер. Наметанный глаз, вылавливал в гранках мельчайших «блох», не пропуская их назавтра к читателю. У Серебряного такой способности не было.
Отец был щедрым в делах и в быту, не любил мелочиться. Но в деталях разбирался прекрасно, четко отделяя «зерна» от «плевел». Это позволяло никогда не ошибаться в принятии решений, от которых нередко, в условиях жесткого идеологического контроля, зависела судьба газеты, журнала, издательства. У него было чутье на сенсацию и безупречный профессиональный вкус. Он всегда знал, что понравится читателю, и что ему будет полезно. И делал так, чтобы эти ингредиенты неизменно сочетались на страницах возглавляемых им изданий.
Его остроумие было легендарным. Отец умел говорить убедительно. В основном речь звучала мягко, но иногда, требовал ситуация – фонтанировала сарказмом.  Но в обоих случаях логика была безупречной, а аргументация - железной.
 Отец был носителем новых знаний. От него исходил свет, зажигавший окружающих. Друзья у него появлялись везде, где он бывал. И так же как он – излучали оптимизм.
Поэт Лев Ошанин, увековечивший себя среди прочего песней «Пусть всегда будет солнце», писал отцу к его 50-летию:

Годы всех берут на крючок -
Поздравляю тебя, старичок!
Но поверь мне, брат, - пятьдесят
Старость лишь для ягнят и гусят.
А у нас трещат пиджаки -
Только входим мы в мужики.
Я на свой удел не ворчу.
Но я Богу б зажег бы свечу,
Посадил бы вишневый сад,
Если б мне назад в пятьдесят.

К стихотворению он же дописал: «Поздравляю от всего сердца. И очень жалею, что не могу прибыть на твой праздник – меня только седьмого выплевывают из Хабаровска в Магадан…  Еле-еле успею в понедельник в Москву. Будь счастлив! Обнимаю крепко. Твой (подпись)». Ошанину же принадлежит формула любви, которую передал Серебряному отец: «Двум человекам под одним одеялом должно быть не больше 100 лет».
Отец был единственным из редакторов литературных журналов Великой Социалистической Империи, кто осмелился опубликовать роман-исповедь В. Д. Успенского «Тайный советник вождя», повествующий о некоем мистическом собеседнике Сталина. Выход романа в свет в журнале «Простор» в конце 80-х потряс читательские круги страны, в результате он был напечатан отдельной книгой и выдержал несколько изданий. Разумеется, автор был благодарен отцу и в одном из своих посвящений написал: «Ваш патриотизм, Ваше мужество в борьбе за демократию и гласность заслуживают самого глубокого уважения. Большое спасибо! По завету тайного советника вождя…»
В жизни отца было много ярких направлений, много разных вершин, но написание книг стало самым главным этой горной цепи. Он отдал писательскому и журналистскому творчеству львиную долю своего земного существования, свои лучшие силы. Поощрял быстрое творчество, сам был склонен к искрометности во всем, но одновременно требовал от себя и от других глубины, качества. Серость категорически отвергал уже потому, что не верил в нее. Краски жизни в его представлении всегда были сочными, а значит, таковыми их и следовало отражать. Он никогда не писал пресно, но и не впадал в патетику. Не отягощал бумаги «эпическими» размышлениями, пустопорожними описаниями повседневности. Слишком хорошо разбирался в жизни во всех ее ипостасях, слишком берег место на странице, чтобы делать это. Но зато в каждой строчке статьи, в каждом абзаце книги обязательно было что-то, представляющее интерес для публики – либо интрига, либо яркий образ, либо необычный факт или находка, ввести которые в ткань повествования он считал просто необходимым. И делал это всякий раз, когда брался за перо.
 Cекрет творческого успеха отца был в том, что каждое написанное им слово  было ювелирно отточено и аптекарски взвешено, заранее оценено по силе воздействия на читателя, каждая фраза и мизансцена – плод  талантливой, а зачастую и гениальной игры ума, сопряженной со знакомыми каждому пишущему человеку «муками» творчества. В галерее любого автора есть любимый или близкий ему по духу герой. Отец не создал Печорина или графа Монте-Кристо, но если собрать воедино очерки, рассказы и повести, то из них выкристаллизуется ранимый, но справедливый и жизнестойкий персонаж, который, несмотря, на внутреннюю чувствительность и доброту, способен противостоять самым суровым и неожиданным испытаниям.
Однажды повесть отца «Четыре ночи тревоги» о спасении шагающего экскаватора передавали по радио. Слушали многие, в том числе, друзья и подруги. Одну из них отец спросил: «Ну как?» - «Я плакала», - ответила та. «Почему?» - удивился он. – «Экскаватор было жалко».
Отец был опытным собеседником, да и просто не любил молчания. Как только в разговоре возникала пауза, он моментально находил интересный сюжет для разговора или вспоминал случай из жизни, в котором обязательно было что-то увлекательное для слушателя. Он органически не мог произнести банальность.
Все свои шестьдесят семь он был молодым. Это не утешение. Мог бы пробыть таким еще несколько лет. Его пример и жизненные уроки – постоянный источник энергии для Серебряного.
Среди прочего, привил сыну любовь к апельсиновому соку. Поначалу, когда этот напиток был редкостью, и прочитать о нем можно было разве что в зарубежных детективных романах, отец называл его «оранжад», и, облаченное в это загадочное имя, деликатесное заморское питие с тех пор обрело для Серебряного магическую притягательность.
«Веди дневник», - учил отец, давая понять, что даже с хорошей памятью многое забывается. Серебряный вел его в Артеке и, торопливо, в последние дни стажировки на Кубе, стараясь наверстать упущенное, и даже в Ребиббье поползновел, но быстро забросил.
…Отец позвал Серебряного в свою комнату. Диван-кровать. Полированный журнальный столик с колодой карт в углу. Белые шторы на окне. Сумерки и тишина.
Пригласил садиться:
«Сын, у тебя есть выбор. Либо ехать работать в посольство, либо учиться в Национальной школе администрации Франции, куда ты уже зачислен».
Внимательный взгляд отца и осторожный тон:
«Решай сам. Но я рекомендовал бы школу»… С определенного возраста Серебряный стал твердо слушаться отца, советы которого были точны как скальпель опытного хирурга. А в данном случае решать было еще легче, потому что их мнения совпадали.
«Главное – это детали», - говорил отец. Подчеркивая – для писателя и журналиста. Серебряный не был силен в деталях. Точнее, он их быстро забывал, что затуманивало перспективы его карьеры. Отец любил игру ума (а не игру слов), поэтому был требователен к общению. Сказал как-то после чьего-то званого ужина: «Если бы в гостях не было меня, я бы умер со скуки».
 Любил касаться подоплеки исторических событий, нюансов человеческой натуры. Одно из ее свойств проиллюстрировал так: к академику И. Минцу пришли ученые, написавшие книгу о партии и, естественно, о Сталине.  Сокрушаются, не знают, что делать: вождь вернул рукопись с резолюцией - «Слишком много славословия.  Нескромно». Многоопытный Исаак Израилевич попросил книгу почитать, обещал помочь. На следующий день отдает. Ученые открыли – ахнули. Где было написано «великий Сталин» - стало «величайший», где «мудрый» - стало «гениальный», где «вождь советского народа» -  там «отец всех народов». И так далее.  Что за чудачество!? Пригорюнились, но отнесли Сталину. А тот принял без замечаний.  Вот такой урок человеческой психологии… и жизни. А Сталин, он что? Он думал об укреплении государства, Сталин не служил идее, он заставил идею служить себе, увы.
На ум пришло одно из шутливых и всегда точных замечаний отца: «Судя по нашим газетам, старожилы созданы для того, чтобы ничего не помнить. Если на них ссылаются, то только, чтобы написать: «старожилы такого не помнят».
«Не сходи с ума», - говорил отец, когда рассуждения Серебряного начинали слишком отрываться от реальности. Но был очень терпелив, доказывая свою точку зрения. Был требователен к работе интеллекта, но никогда не горячился. «Где логика?» - просто вопрошал он с лучистым взглядом и со спокойной улыбкой, когда находил в цепочке чьих-то, прежде всего, моих, рассуждений дефект.
Быстро разбирался в людях, а разобравшись, действовал решительно. Как-то поймал на махинациях с зарплатой своего бухгалтера, пригласил к себе для разговора, но та уперлась, чем возмутила отца еще больше.
- Тогда пишите заявление по собственному, - сказал он.
- А если нет? - поинтересовалась финансист, уверенная в безнаказанности.
- Уволю по недоверию, – ответил он просто и четко. Он никогда не пустословил.
Хитроумная женщина предпочла уйти добровольно. Отец никогда не ставил людей в безвыходное положение. 
"Не гоняйся за счастьем", - гласит реклама на асфальте. В детстве Серебряный не заморачивался, как покомфортней устроиться в этом мире. Он вел пусть и бесплодный, но искренний поиск реализации собственного предназначения. Оное виделось ему в творчестве. Как говорил дипломат Стендаль: "Если бы я не ждал вдохновения, то начал бы творить на десять лет раньше".
Серебряный, памятуя об этом, не ждал, а искал, хоть и безрезультатно. Отец говорил ему, нужен опыт, чтобы писать. Он не соглашался, горячился, приводил в пример Есенина и Высоцкого. Но в его случае отец оказался прав. Временами ему очень хотелось стать нормальным.  Чтобы получать ту же радость от жизни, которую получали другие - уметь танцевать, бесшабашно веселиться, беззлобно и остро шутить. Как в кино...
Где бы ни был Серебряный, он всегда ощущал поддержку твердой руки отца. Который даже написал: «Право первой ночи [в твоей родной стране] всегда остается за тобой». О своих проблемах никогда, за исключением единственного случая, не сообщал. Тогда упомянул вскользь: «Самая удивительная новость – я не стал главным [редактором партийного журнала]. А ведь был уверен на 99%. Как и мои друзья. Но почему-то все лопнуло. Причину пока не знаю». Уникальный случай, когда отец чего-то не знал. И то - добавил временное ограничение «пока». Как правило, его эпистолы были выдержаны в конструктивном, телеграфном (недаром, был в армии связистом) ключе. Как вот здесь, например, в 83-м году: «Вышла книга. На днях получишь. Кто читал, говорят, получилась. Посмотрим, что скажет Ваше «сопливо»-международное высочество. Советую обратить внимание на фельетоны: сейчас мало кто их так пишет. Далее. Числа 20-го марта появлюсь в Москве. В принципе, только для того, чтобы повидаться с тобой. Цени. Дома все в порядке. Каждый день встречаемся с Г. Бочаровым. Он плешивый и, видимо, хочет и мне плешь переесть. Но в общем-то он хороший мужик, и очень жаль, что ты не появляешься (это его слова) у него дома. Дед Паша дышит на ладан. Ну, вот пока и все. Обнимаю тебя. Держи хвост пистолетом. Всегда твой papa (правильно по фр.?).



XIII. Мама

Познания мамы Серебряного в различных сферах неисчерпаемы.
Ее мнение об англосаксах: «для них в общении главное не информативность, а умение издавать в определенных ситуациях приличествующие моменту человеческие звуки». Смысл этой фразы надо понимать не буквально. В прогулке по Булонскому лесу мама научила распознавать в желтых пятилепестковых цветочках знаменитые российские лютики. «Не будь как мимоза, в которую достаточно ткнуть, и она сникает», - говорит мама, продолжая цветочную тему.  Мельком посмотрев на фото групповой скульптуры Пушкина с супругой в тирольском городке Лех, она тут же замечает, что это не они, так как «Наталья Гончарова была на 16 сантиметров выше поэта».
«По эталонам красоты расстояние у женщины между глазами должно быть таковым, чтобы там помещался третий глаз», - говорит мама. «Нет, фиолетовый оттенок это не у лазурита», - возражает она подруге. – «А у чароита».
От нее Серебряный узнал, что «тигры на островах не водятся», что закусывать коньяк лимоном придумал Николай Второй, что челки в царской России носили только девушки легкого поведения, и, что подвенечное платье на Руси было красным. Что, оказывается, был автомобиль на дровах, немецкий - еще во Вторую мировую войну, и назывался он «газгольдер»; что яичницу и омлет едят ложкой. Что грибы «шитакия» убивают рак, а грибы «вешенки» - холестерин, что если посыпать овсяную кашу сахаром, то на ней не образуется корка.  И даже, что сволочь – шкура, снятая с павшего домашнего скота.
Мама – наблюдательна и исполнена здравого смысла. Ее фраза: «Чем лучше медицинское оборудование, тем невежественней врачи». Как-то ехали по Променад дез Англэ в Ницце мимо знаменитого отеля. «Какой белоснежный этот Негреско», - замечает она.
Ее ассоциативная реакция молниеносна и вдвойне приятна тем, что демонстрирует высокую эрудицию. Стоило Серебряному заметить, что в отношения между мужчиной и женщиной необходимо привносить новизну, во избежание рутины и превращения любви в привычку быть рядом, как мама с улыбкой напоминает: «Еще Пушкин писал:

«Привычка свыше нам дана,
 замена счастию она…»

Мама сказала как-то: «проза жизни нас преследует, а за приятные моменты надо цепляться».
Как-то маме, тогда молодому члену Коммунистической партии дали поручение: возродить фестиваль «Студенческая весна» в железнодорожном институте, где она заведовала кафедрой. Безнадежное дело, браться за которое у «стариков» не было ни мозгов, ни энергии. И стрессовая ситуация. А мама справилась, возродила. Когда на первую репетицию никто, несмотря на оповещение, не пришел, мама расстроилась, но поскольку «спасение утопающих – дело рук самих утопающих», нашла выход -  направилась в партком института. Руководил им бывший секретарь ЦК Компартии Казахстана Джандильдин, интеллигентный человек. Пришла, говорит: «Не исполняется решение парткома по организации фестиваля. Прошу принять меры». Выразилась, конечно, изящней, но я передаю смысл. Партия была силой, рычагом. На следующие репетицию явились все факультеты, почти в полном составе, во главе с деканами… Ну, конечно, дело не исчерпывалось одним обращением в партком. За всем стояла мамина энергия, знания, находчивость.
Спустя четверть века года после развала Союза мама говорит: «При Советской власти богатым было быть стыдно».
Поражает широта маминых знаний, начитанность во всех областях. От нее узнал, среди многого другого, что «ткемали» - это грузинская слива, что «омела» - это гнездоподобные пушистые шары на деревьях, что «маркизы» -  полотняные козырьки над окнами, что копье герцога Кентского было длиной 13 метров, что «гусыней» называли многолитровую бутылку с самогоном. Сама она, разумеется, с этим напитком не соприкасалась, просто о реалиях жизни во всевозможных проявлениях память ее сохранила четкие следы.  И бесконечное множество другого. О том, что тесто при замесе нельзя солить сразу, иначе дрожжи умрут; что черный хлеб нельзя хранить с белым, иначе тот прокиснет, потому что у черного закваска сильнее; что в каждом блюде должно быть не больше семи ингредиентов, иначе они «перебьют» друг друга,
О жемчуге, который тоже «умирает», если его не носить. О жемчуге - это когда они с Серебряным посещали «мировую столицу перламутра» Меру.
«Соловые - розовые кони с золотыми гривами и хвостами… Просто фантастика» - вспоминает мама дедушкин выезд в пору, когда он управлял сахарным заводом имени Кирова. А верховым конем у деда был Мальчик, на котором он ее катал. Один лишь раз, потому что на луке седла было очень неудобно. Там, в Талды-Кургане от калитки к крыльцу дома, мимо летней кухни с русской печью вела аллея из розовых и белых флоксов, живописует она, показывая такие же цветы в вазе на столе, через семьдесят лет.
Серебряному также вспомнилась прабабушка Поля, о которой он услышал от мамы, и у которой было семнадцать сыновей и родившаяся восемнадцатой – доченька Нина, сестра деда Федора.
Когда у мамы остаются дрожжи от куличей, сделанных на Пасху, - а такие специальные дрожжи можно купить только на базаре, не в магазине - она печет круглый душистый домашний хлеб с аппетитной и толстой, но не горькой корочкой.
«Я испеку тебе яблочко?» - до сих пор спрашивает мама. И делает это так, что шкурка от мякоти отстает сама. Серебряному – пятьдесят шесть.

XIV. Путешествие

Серебряный пожелал перенестись в Париж. Взял на прокат «Бентли» с водителем и поехал в Булонский лес. Велел остановиться на опушке. Был дождь, но потом выглянуло солнышко.  По широким прямым аллеям он  углубился в лес, подошел к дощатой коробке лесного шале. Заказал горячего вина с корицей и апельсином.
Из кустов вынырнул и бочком подковылял опрятный бомж.
- Я живу в лесу, - выступил он в разговор. – И работаю над собой, чтобы передать свой опыт грядущим поколениям.
- Браво, - ответил Серебряный, потягивая псевдо-глинтвейн с апельсиновой долькой, а про себя подумал: как он собирается это делать, ведь у него нет детей. И чему он может научить? Но йоги ведь тоже отшельники, и не зря, наверное, превозносят медитацию.
 Подумал о том, с кем бы сейчас увидеться. Может быть, с Олей. Ведь знакомство с ней было в какой-то мере предопределено судьбой. Благодаря знакомству с другой девушкой, которую он называл звездной...

XV. Записки молодого О.

- Звездная девушка… Привязался к ней. Знаю, что это нехорошо. Это проявление слабости и инерции мышления. Это губительно для ее отношения ко мне. Надо сохранять свою независимость.

- Сегодня иду в бассейн. Занимался на тренажере в автошколе. Ей решил не звонить. Не предпринимать никаких активных действий. Посмотрим, что будет.

- Она не давала себя толком поцеловать. Посмотрели кусок фильма Годара «Страсть».

- Она:
- Сможешь угадать, что я сейчас думаю.
- Смогу.
- Угадай.
- Ты думаешь, «как я счастлива, что нахожусь рядом с ним».
- Точно, - говорит она.

- Столица. У нее в гостинице. За окном и в комнате темно. «Ты неожиданно ворвался в мою жизнь», – говорит она. – «Мне нужно решить, или я начинаю новую жизнь, где нет тебя, или я живу этой жизнью».

- Она: «Ты хороший и замечательный, и я хочу, чтобы ты таким и остался. Между нами все кончено». Но прежде чем произнести эти слова, она рассказала историю своей жизни, время от времени прерывая ее слезами.

- Часы в холле бьют 7 утра. Она спит тревожным сном. Мне не спится. Сижу за столом. Неужели все? Неужели, когда она проснется, мы расстанемся навсегда?

- За окном снег. «Спи, красавица, спокойно. Я люблю тебя», - говорю я и целую ее в щеку. Вчера она сказала: «Когда я увидела тебя впервые, то подумала: «Бог услышал мои молитвы, тебя послали мне небеса. Но, оказывается, это не так».

- Не глядя на меня, она говорит: «Надеюсь, ты понимаешь, что наши отношения кончены»? Кончились сигареты. Она хочет закурить, я приношу ей сигарету и начинаю говорить. Терпеливо объясняю ей, что люблю ее, и в заключение изрекаю, что она права, и в сложившейся ситуации мы должны расстаться. В этот момент слезы наворачиваются мне на глаза. Она страстно прижимается ко мне и говорит: «Все будет так, как ты пожелаешь».

- Она: «Если усвоишь заповеди настоящего мужчины, то станешь неотразимым».

- В воскресенье провел ночь вместе с ней у камина. Смотрел через ее волосы на огонь. Это было целое море огня. Но несмотря на это, в комнате стоял холод. А под одеялами было жарко, потому что мы накрылись четырьмя, которые буквально придавили нас, не давая шевельнуться.

- В гостях у ее подруги. Она погадала мне на пепле. Вышло, что мою жену будут звать Оля.

- Она подарила мне дорогую оправу ко дню рождения. Критически потом меня осматривала и, видимо, осталась довольна. Сказала, что любит меня. За несколько дней до этого выясняла, сколько у меня диоптрий, и какое расстояние между глаз. А я, наивный, не мог взять в толк – зачем!

- Она была грустной. Силилась сохранять бодрость, и мы делали вид, что общались, а на самом деле мололи чушь. Назвала меня целеустремленным.

- Днем она забегала ко мне за сигаретами дважды. Во второй раз взяла аж полпачки. На ней черный бархатный пиджак, лицо измождено – следы каких-то внутренних борений. Вечером пошел к ней шлепать на компьютере. Через час позвонил ее начальник – сказал, что отвезет ее домой. Она согласилась. Я собрал свою писанину и сказал, что пойду. Она ответила: иди, если хочешь. Меня это задело, но никакого другого варианта я предложить не смог.

- Сказал перед уходом, что люблю ее. Она дала погладить себя и поцеловать в щеку. Какие-то колебания терзают ее, она как бы на распутье – не знает, что предпринять. Она уже привыкла ко мне, но все равно вижу, что ей тяжело. А мне каково? Она уже стала частью меня самого.

- Утром принимаю решение забыть о ней. После обеда она звонит. Вечером после экзамена в автошколе мы встречаемся и гуляем под дождем. К счастью, у нее зонтик.

- «Давай жить вместе», - сказала она, когда мы сидели у камина, и за спиной пел Хулио Иглесиас. – «Никому меня не отдавай».

- «Зато у меня есть Серебряный», - говорит она подругам. Мы спим вместе, а утром, поцеловав ее в теплые ароматные губы, бегу на службу.

- Случайно обнаружил у нее психический сдвиг по фазе. Сделал ей шутливое замечание. Она сказала: не нравится, не общайся!

- Она гладила мне пиджак и брюки. Идиллическая картина совместной жизни.

- Она: «У нас с тобой все разное – и взгляды, и характер, и мысли. Вывод напрашивается сам».

XVI. Булонский лес

Так и держа стакан с горячим вином в руке и подчиняясь сиюминутному желанию, он перенесся в мастерскую к знакомому художнику А.
Тот писал на картонке трехмачтовый галеон и был рад встрече.  Высказал несколько мудрых мыслей, за которые Серебряный был признателен ему. «Нехер бояться заведомо страшных ситуаций. Надо жить». – «Плох тот творческий человек, который не думает каждый раз совершенствоваться, сделать лучше и лучше. Но, к сожалению, иногда приходится идти и на проституцию...». - «Главное – идея и прочувствованность того, что пишешь, а яркие словеса и краски – это второстепенно. Иногда достаточно обозначить карандашом, чтобы привлечь внимание прохожего».
С этой сентенцией Серебряный был абсолютно солидарен, ему даже вспомнилось изречение знакомой поэтессы Л.:
«Поэт – тот, кто способен без бижутерии рифм, ритма и метафор создать произведение искусства»
А еще художник дал совет, как познакомиться с понравившейся девушкой: «Подойди, скажи: девушка, мне нужна героиня для моей книги. Можно с вами поговорить...»
У живописца было приподнятое настроение еще по одной причине. В силу уединенного образа жизни и погруженности в творчество он был достаточно долго отлучен от женщин. Но вдруг на его горизонте засияла, наконец, яркая звезда. Молодая телеведущая, на 20 лет младше, новая поклонница его таланта с территории бывшего Парфянского царства. Он поведал Серебряному со счастливой улыбкой: «Я чувствовал, что она появится этой весной. Никогда не было такого чувства кожи... Никто мне не был так близок душевно… Я такого ощущения всегда ждал... Сейчас она уехала, и я скучаю. Написал много новых работ. Хочу изменить отношение к живописи, делать композиции…».
«Это награда за твои труды!» - Серебряный налил ему из своего стакана, чокнулся, хлебнул горячей ароматной жидкости и вновь отбыл в Булонский лес.
«Ваш персонаж закомплексованный», - сказала Серебряному одна девушка, не скрывавшая, что он ей нравится. – «Пора раскомплексоваться».
Да, но как?!
Он вспомни, как недавно повидал в Париже участников знаменитой «бульдозерной выставки» - Оскар Рабина, Воробьева. Прошло тридцать пять лет, а они как огурчики… В чем секрет их молодости? С Оскаром была еще симпатичная девушка по имени Лада. Где она сейчас? А Рабин перешел в иной мир.


XVII. Тетя Лиля

У Тети было красивое имя Лиля. И сама она была лучистая, добрая и озорная. И очень красивая. Еще когда была подростком, ее отличал умный взгляд с лукавым прищуром. Взгляд девушки, знающей себе цену. Она ушла в пятьдесят шесть, но до последнего дня выглядело молодо, на тридцать пять, максимум, а может,  и на двадцать пять. У нее всегда было кроткое, открытое выражение лица. Ясные глаза. Она всегда была честной. Любила читать. Серебряный обожал бывать в ее комнате, одна из стен которой была полностью заставлена увлекательными книгами. Лиля была чудесной, ласковой, заботливой.
Она великолепно готовила. В последний раз, когда они общались, Серебряный сказал, что очень соскучился по ее вишневым или яблочным пирогам. «Подожди, немного поправлюсь и сделаю», - сказала она. И он ей поверил…
Бабушка говорила, когда ночью маленький Серебряный, дрожа от страха, признавался ей, что не хочет умирать: «Ты и Лилечка будете жить вечно. Вы застанете то время, когда ученые изобретут лекарство для бессмертия».
Лиля не дожила, и это не укладывалось у Серебряного в голове. Потому что Тетя должна была быть всегда.
Однажды давно, весенним вечером, когда опустилась ночь, Серебряный играл с другом у Академии Наук, где огромные прожектора освещали статую Чокана. Серебряный на спор, не мигая, смотрел на мощную иссиня-белую лампу. Все было в порядке. Наутро он ослеп. И кричал: «Я ничего не вижу». Его спасла чайными и другими примочками Тетя. И уже через несколько часов, он пошел с ней на Первомайскую демонстрацию.


XVIII. Путешествие

Серебряный вспомнил слова Панчи: «В вас сидит ненужная боялка. Вы фильтруете себя по капле». А еще однажды, когда Серебряный был в Москве, она сказала ему на террасе кафе на Садовом кольце: «Я в вас верю».  Панчу с Серебряным связывал спорт и нечто духовное. И в том, и в другом она была на полголовы выше. Серебряный вылил в себя остатки вина и решил перенестись к ней в Хорватию, где Панча участвовала в европейском чемпионате по волейболу.
Легкое головокружение, и Серебряный оказался в просторном спортивном зале. Волейболистки в цветастой форме разминались. Увидев статную Панчу, Серебряный помахал ей. Она вытаращила глаза.
«Красавица», - подумал он.
Панча направилась к нему. Пружинистой походкой.
«Надо что-то сделать для нее», - подумалось.
Они обнялись.
- Панча, если твоя команда выиграет, получишь приз от меня. – пообещал он. - Впрочем, если проиграете – тоже.
Она что-то остроумно ответила. «Потрясающая женщина», - подумал он.
Началась игра. За первую партию он смотался в Лондон, проник в хранилище Банка Англии и, сунув в карман куртки тридцать  тысяч долларов, вернулся в хорватский город Пула.
Команда Панчи выиграла, и сама она была лучшей.
Он пригласил ее с товарками в ресторан, и, отозвав к стойке бара, вручил двадцать тысяч со словами:
- Это твои призовые.
Она испытующе посмотрела:
- Я не могу взять.
- Бери, я делюсь, - сказал убежденно Серебряный. – Бери, пока у меня есть возможность. Не бойся, наши отношения не связаны с деньгами. Просто хочу, чтобы ты немного расслабилась. Дома купишь машину.
- Машину?  - протянула Панча. – Ладно.

XIX. Отец - продолжение

Возвращаясь домой, отец всегда облачался в халат. В нем читал, ел, смотрел телевизор. А перед уходом из дома, утром или в обед, трижды раскидывал на диване или на кровати карты – как для игры в преферанс. Если в двух случаях из трех на одной из «рук» выпадала десятерная, девятерная или мизер, значит, задуманное им дело или весь день должны были пройти удачно.  Преферансист был классный, очень хотел, чтоб и Серебряный стал таким. Но не добился. После очередной проигранной младшим партии в «гусарика» - было это в его предпоследнее лето - сказал Серебряному: «Нет, сын. Не надо тебе играть в преферанс».  Сказал, как припечатал. Но у Серебряного до сих пор теплится маленькая надежда.
Как-то давно, заметив, что Серебряный, тянущийся к писательству, «буксует» над чистым листом, дал такой совет: «Представь, что сочиняешь письмо маме. Так и начинай: «Дорогая мама!»… Потом первая строчка просто убирается, а у тебя в итоге интересный текст». Говорил еще: «Как ты можешь писать, если не знаешь жизни». Серебряный запальчиво парировал: «А Есенин?! А Высоцкий?!». Отец улыбался: «Наберись опыта».

XX. Путешествие

- Какой вы, однако, вездесущий, - восхитилась Панча.
- Да, - признался Серебряный, а про себя подумал, что женщина она прекрасная, и что ему приятно находиться с ней, но сейчас его фантазия требует унестись куда-то в неизведанное, навстречу уникальному и самому яркому в жизни. Он мог это сделать. Оставалось только выбрать цель.
Он стал перебирать различные варианты. Речь шла о непознанном, поэтому он не мог отправиться ни по одному из знакомых адресов. Хотя, может быть, где-нибудь и что-нибудь он не доглядел, и имело смысл побывать там еще раз, и присмотреться повнимательней. Но на Кубу его не тянуло, смотаться по аналогии на Багамы или Гаваи тоже не хотелось. Везде все обещало быть таким же тривиальным... Знакомство с красивой девушкой. Швыряние деньгами, чтобы произвести на нее ускоренный эффект. Красивый вечер с рестораном. Ночь в 5-звездочном отеле или на яхте, но без гарантии, что она будет приятной во всех отношениях, если взять в расчет риск непривычного запаха секреций или анатомических сюрпризов, которые могут превратить волшебную сказку в фальшивую мизансцену.
Что же делать? Ведь при своих возможностях он все равно не будет сидеть на одном месте?! Кто у него есть? Оля, Каштанка, Панча,  Клеопатра... Но нет, эту пока следовало оставить в покое, ради ее семейного благополучия. Еще несколько знакомых, с которыми можно закрутить обычный человеческий роман. А что в итоге? Ладно, задумаемся о главном... «И не надо пить!», - подавил Серебряный возникший соблазн.
- Панча, - предложил он. – Давай полежим где-нибудь вместе, обнимемся и полежим. Когда уезжаешь?
- Завтра, - сказала она. – А что, просто полежим?!
- Нет, конечно, - поправился он. Девушка была права.
Серебряный снял комнату в лучшем отеле Пулы. Они содрали с широкой кровати похожее на гобелен узорчатое покрывало и забрались в ее белоснежное нутро. Он заказал шампанское. Но сам пить поостерегся, чтобы не дурманить мозги…
Потом Панча стала как всегда красочно рассказывать о вчерашнем путешествии на яхте «Маргарита»:
- И дольше века длился день… Ветер, штиль, солнце, проливной ливень, гром и молнии. Пейзажи – сказка. От заката до рассвета любовались небом и природой, пытаясь все до подробных мелочей сохранить в памяти. Но главным открытием для меня стал Серенька - Человек Солнца. Он буквально излучал радость и желание доставить нам огромное удовольствие. Закупив целый трюм продуктов, он принялся удивлять нас своими кулинарными способностями. Завершением пира была уха из свежевыловленной рыбы, которую я втихаря пыталась освободить. Вечером отправились к нему домой, в его дом Солнца, который он спланировал и построил сам. На стенах картины моего любимого художника - Зверева, рояль, огромная библиотека, все приводило меня в восторг, особенно его мастерская и картины.  Все было так здорово, что даже не вериться, со мной ли было. Хотелось опять мечтать и летать…
Слушая журчание ее речи и обнимая ее стройное спортивное тело, Серебряный продолжал думать.  Не о любезном мини-олигархе Сереньке. А о счастье и смысле жизни. Они не в изысканной пище, не в экзотических путешествиях. Они - в заведении и воспитании детей. Так что же - с ходу заводить детей с Панчей? А где же необычная жизнь, где использование дара? И какое место в этом отводится любви?
Что такое подлинная любовь, Серебряный все еще не ведал. Было у него томление, были переживания. Но мощного, всеохватного чувства – нет. Поэтому он даже к нему не стремился.
«Победи их всех», - вспомнились Серебряному слова отца из далекого прошлого. Сказаны они были на берегу Иссык-Куля ночью, когда отец нашел им в качестве пристанища комфортабельный белый коттедж, обрамленный шарообразными светильниками и напоминающий в миниатюре виллу Пиранделло на Сицилии, которую Серебряный увидел много позже. За стенами коттеджа звенели цикады, внутри пищали комары. А отец в тот вечер был обессилен, и очень хотел, чтобы сын добился успеха.
Может, вмешаться в политику? Слетать в Белый дом, Ватикан или Елисейский дворец? Стать грозой диктаторов?  Поучаствовать в решении палестинской и чеченской проблем? Вызволить россиян из нужды? Тем более, что Серебряный представлял, как изменить жизнь народов к лучшему. Для этого потребуется небольшая подготовка. Можно еще стать завсегдатаем миллиардеров, завязав с ними отношения где-нибудь в Давосе, на рейде в Сан-Тропе или в пентхаусе небоскреба на Манхэттене. Достаточно почитать светскую хронику в интернете, чтобы узнать излюбленные места их сборищ. Таким образом, можно стать наивлиятельнейшим человеком в мире.
Командовать президентами, это заманчиво. Но этому замыслу не хватает изящества. И к тому же на путешествия, завязывание интриг уходит время. Драгоценное, которое хочется потратить на саму жизнь.
Шарон Стоун, Софи Марсо, Анжелина Джоли выходят в тираж по возрасту.  От Наоми Кэмпбелл остался один двигающийся остов и отвисшие губы. Мэрилин Монро и Одри Хэпберн доступны исключительно в потустороннем мире.  Посмотрев обложки глянцевых журналов, можно составить для себя обновленный справочник красивейших девушек планеты, стать их другом, подыскать среди них самую лучшую и даже нескольких. Можно вообще, проявив терпение, набрать себе целый гарем, которому бы позавидовали все султаны. Но с какой целью? Удовлетворение собственного тщеславия? Мелко. Любое большое дело сродни построению пирамиды – начинать надо с первого камня. А когда заранее знаешь результат, то пропадает желание закладывать этот камень.
Но Серебряный был уверен, что найдет ответ на мучивший его экзистенциальный вопрос. Нужно немного времени, совсем немного. В любом случае, не стоит беспокоиться. Когда человек не знает, что ему нужно, ему ничего не нужно. А значит, его должно осенить.
Серебряный зажег огромный экран телевизора, и «шмыганье» по каналам оживило умственный процесс. Кстати, он мог перенестись на трибуну чемпионата мира по футболу и посмотреть, как Словения забивает победный гол Алжиру, или на съемочную площадку телевизионной передачи в прямом эфире, где гости тужились в попытках изречь что-либо остроумное. Но это его не привлекало.
Можно вознестись в космос, к звездам, но Серебряный не хотел даже пробовать покидать земную атмосферу из опасений задохнуться или замерзнуть. Можно посозерцать фантастический закат на океане, но эта неоднократно виденная в разных ракурсах картина уже не прельщала. Вот показать его кому-нибудь – куда ни шло! Так значит, требуется родственная душа?
Стоп, эти позывы – от одиночества, они искажают суть задачи!
Помнится, он был с родителями в Италии. И там, в местечке Лавинио торчал на сваях ресторан, прямо над морем.  Возле него на песчаном пляже они пару раз наблюдали закат. Рассаживались для удобства в шезлонгах. Отец, романтик и скептик одновременно, выступал инициатором.  Но через год, когда Серебряный оказался там снова, ресторан исчез, снесли.  Ландшафт потерял очарование. Антропогенное вмешательство надсмеялось над вечностью.
Чтобы куда-то отправиться, нужен стимул. Хорошо бы повидать друга в Марокко, которого не видел девять лет. Но зачем? Чтобы сказать «здравствуй»?!
Можно навестить в тюрьме какого-нибудь правозащитника, потравить словами утешения душу приговоренного к смерти. Можно просто носиться над экватором до изнурения или столкновения с летательным аппаратом. Хотя Серебряный не был уверен, что умеет летать. Так, оказаться в заданной точке над поверхностью, а потом – свободное падение – до мысленного приказа перенестись еще куда-нибудь.
Совершать блошиные прыжки с места на место ради обретения земной славы? Суета. 
Хорошо бы к дару мгновенных перемещений в пространстве добавить умение взрывать привычные ситуации и стереотипы мышления, которым был наделен отец.
Щелк, очередной канал в телевизоре!
Титулованная теннисистка давала на экране интервью из студии Останкино, и Серебряный узнал в ней девушку, пленившую его манерой держаться на одном из  «Роллан Гарросов».
Щелк! Он увидел известную певицу, которая исполняла очередной хит на концерте в Южной Африке. Поколебавшись, он выбрал теннисистку.
- Скоро увидимся, - он поцеловал Панчу и, покинув отель, перенесся в Останкино.
Как и задумывал, Серебряный оказался рядом с телекамерой, снимавшей сцену. Никто не обратил на него внимания. Серебряный тоскливо подумал, что придется ждать, но ошибся. Передача заканчивалась. Теннисистка в белом коротком платье встала из-за стола, ассистентка отстегнула от ее груди микрофон, и девушка, вокруг которой сразу сформировалась стайка сопровождающих, шагнула с подиума.
Серебряный пошел следом. Они вышли в коридор, спустились по лестнице, и тут он, улучив момент, нагнал ее, приблизился вплотную.
- Велия, здравствуйте, - его голос прозвучал отчетливо.
Девушка удивленно обернулась, но интерес, возникший было в ее взгляде, сменился беспокойством.
Она кивнула:
- Извините, я спешу.
«Логично», - подумал Серебряный, - «Считает меня маньяком. Говорить, что давно хочу с ней познакомиться, значит, подтвердить эту версию».
- Мне очень нравится, как вы говорите по-французски, - выпалил он. – У вас отличное произношение.
- Спасибо, - она улыбнулась. – Но я спешу.
И больше уже не останавливалась. Но Серебряный шел рядом.
Они буквально ссыпались по ступенькам к ожидавшему ее микроавтобусу. Его умело оттеснили. Теннисистка скрылась в салоне, за ней запрыгнуло двое, коротко стриженый парень и девушка. Но свободные места еще оставались. Поэтому Серебряный дал машине спокойно отъехать, и только затем перенесся в нее.
- Вы что, фокусник? – глаза Велии широко раскрылись. – Как вы здесь оказались?
- Умею отвлекать внимание, - ответил он. – Люди думают, что я остался, а я поехал.
- Это удобно, чтобы проникать в недоступные места, - заметила теннисистка.
- Вот именно, - кивнул Серебряный. Вблизи девушка нравилась ему еще больше.
- Чего же вам нужно? – спросила она.
Обдумывая ответ, Серебряный поймал на себе враждебные взгляды ее спутников. Их нужно было расслабить.
- Ребята, извините, что так получилось, - сказал он виновато. – Вы мне очень нравитесь, я не собираюсь вам мешать. Скажете, я вообще исчезну! Но поверьте, со мной будет интересно.
Гримасы смягчились.
- Что мне нужно? – повторил Серебряный, обращаясь на этот раз теннисистке. – Мне – ничего. Почти. Не хочу приставать ни к вам, ни к другим.  Просто вы мне нравитесь, и я хочу продолжить наше знакомство.
- А зачем? – Велия посмотрела на него снисходительно.
-  Меня тянет к вам какая-то странная сила. Хочу разобраться в этом.
- Думаете, брошусь вам на шею? – она усмехнулась. – Ко мне многих тянет.
Ее спутники согласно кивнули.
- Почему же сразу на шею, - возразил Серебряный. – И вообще, вы сами решайте, как поступать. Я говорю о своем влечении.
- Это чистый эгоизм.  Какой мне смысл общаться с вами? У меня своя жизнь, свой круг общения. И вдруг появляетесь вы. Зачем?
- Не хотел вас уговаривать, - с обидой заметил Серебряный. – У меня ведь тоже своя гордость, не хочу навязываться. Но поймите правильно. Вы симпатичная девушка. Просто так на улице знакомиться не принято,  но где-то же надо вступать в контакт. Вот я и выбрал удобный случай. Для вас это неожиданно, а для меня естественно.
- Почему именно я? – спросила терпеливо Велия.
- Вы в значительной степени отвечаете моему идеалу красоты и ума.
- Значит, не полностью? – уточнила она.
- Нет, - признался он. – Но, возможно, идеала вообще не существует, или его очень долго искать. Поэтому я бросился к вам.
- А когда найдете лучше, меня оставите?
- Нет, - ответил он честно. – Вы будете в моем сердце всегда.
(По крайней мере, он так думал сейчас).
- Давайте так, - Велия начала терять терпение. – Вы меня не знаете, я – вас. И на этом расстаемся.
- Хорошо, понимаю, и ухожу, - кивнул он. – Но не говорю вам «прощайте». Кстати, меня зовут Серебряный. И, обращаясь к водителю, попросил:
- Остановите тут, пожалуйста. До свиданья.
- До свиданья, - задорно ответила Велия, и это мотивировало его на дальнейшие поступки.
Спрыгнув с подножки микроавтобуса, он тут же перенесся на его крышу и незамеченным доехал до красивого высотного здания.
Велия, набрав код на входной двери, вошла внутрь одна. Микроавтобус, выпустив облачко дыма, поехал дальше. А Серебряный незаметно оказался в холле небоскреба и запомнил этаж, на который лифт унес спортсменку.
На нужной лестничной площадке было пять квартир, и методом последовательных проникновений он в считанные минуты, не выдавая себя, установил искомую.
Затем перенесся в Папские термы в Витербо, приобрел белый махровый халат и плавки, и, улегшись в мелкой части горячего бассейна, позволил насыщенной целебными солями воде пропитать его тело.



XXI. Параллельный мир

Бабушка Таня, Батаника! Как ты все умела делать! Какая ты была неутомимая и светлая! Какая ты была решительная и сильная! Когда у маленького Серебряного мальчишки постарше отняли велосипед, она пошла во двор, отыскала экспроприаторов и без проблем вернула похищенное. Понятно, ей хотелось бы, чтобы Серебряный вообще никогда не попадал в неприятные ситуации, но раз уж так вышло, она немедленно защитила его интересы. Бабушка хотела, чтобы он стал знаменитым виолончелистом, даже носила за ним инструмент в музыкальную школу.  Когда, по причине скромных способностей ребенка, с этой мечтой пришлось расстаться, Батаникапоощряла его писательские наклонности. И когда позже, его рассказы – «Розовую пантеру», серию историй по мотивам Тома и Джерри, юмористическую зарисовку о Льве Толстом -  передавали по радио, Серебряный с гордостью предупреждал ее о начале трансляции, и был счастлив узнать, что она слышала, а потом хвалила творения внука, пересказываемые диктором.
Много позже Серебряный пришел к выводу, что писатель, как и художник, это человек, который видит мир иначе. Бабушка была почетным, хотя и единственным гостем на запуске дельтаплана, который Серебряный с другом Сережей смастерил в подвале из алюминиевых каркасов раскладушек. Старт состоялся с горы, покрытой яблоневыми садами. В момент отрыва от земли обломилась одна из трубок конструкции. Ощущение полета длилось десятую доли секунды. Но Батаника твердо сказала, что видела, как он взлетел. В том числе и отцу Серебряного, который недоверчиво смеялся и качал головой, приговаривая: «Кровати не могут летать».
Батаника незаметно для Серебряного несла на себе все тяготы домашнего хозяйства. Гораздо позже он узнал, что у нее от мытья посуды руки покрывались экземой, но она никогда не подавала виду, что ей плохо и дискомфортно. Ей тоже хотелось тепла и заботы, она тоже была маленькой, а затем юной. Такой же юной, какой всю жизнь оставалась ее душа. Слава Богу, что был дедушка, который окружал ее вниманием, достойным прекрасной женщины. Она говорила маме Серебряного в ответ на ее жалобы о неудобствах состоявшейся поездки в Малайзию с утомительными ночными переездами: «Не волнуйся, память устроена так, что в ней останется только хорошее».

XXII. Путешествие

- «А не позаниматься ли мне большими делами»? – подумал Серебряный. – «Нанести визит президенту, например». При его уникальных возможностях бояться было нечего, а польза может быть огромной.
Он вышел из бассейна, надел пушистый халат и, причесавшись, перенесся в резиденцию главы Шумерлэнда.
Осанистый седовласый мужчина, сосредоточенно изучал бумаги за массивным столом под зеленой, в стиле начала XX века, лампой. В остальной части кабинете царил полумрак. Серебряный уселся в кожаное кресло у стола, забросил ногу на ногу.
Президент, а это был он, медленно поднял голову и с удивлением посмотрел на него:
- Кто вы, и что вам нужно?
- Я человек, который может сказать вам то, что думает, - сказал Серебряный. – А вы можете слушать, а можете - нет. Охрану звать бессмысленно. Я исчезну так же незаметно, как и появился.
- Слушаю вас, - президент нехотя отложил бумаги, уперся локтями в стол.
- Устали? - учтиво спросил Серебряный.
- Есть немного, - президент вздохнул.
- Хочу поделиться с вами идеей передового общества, - начал Серебряный. – Помните, у нас был социализм, коммунистическая партия?
- Конечно, - улыбнулся президент.
- Так вот, предлагаю вам построить общество знаний. То есть, общество, где стремление к знаниям и самосовершенствованию будет возведено в общественный культ, где обретение знаний будет признано в качестве основы для человеческого и общественного развития.
- Это очевидно, - по-отечески усмехнулся президент. – Именно такое общество мы и строим.
- Нет, - вздохнул Серебряный.- Легко говорить. Вы строите капитализм с человеческим лицом. Якобы…
- Почему якобы, - насупился президент.
- Потому что на практике в капиталистическом обществе всегда остаются неравенство и непримиримые противоречия, есть обездоленные и богатые.  Есть диктатура денег. Сколько волка не корми, природу не изменишь. А в обществе знаний все будут счастливы.
- Что же вы мне предлагаете? – взгляд президента подобрел.
- Создать политическую партию. Партию Знаний, со структурой, местными комитетами, как у коммунистической. И провозгласить общенациональный курс на построение общества Знаний с идеей, что общество, которое создает новые знания и в котором все стремятся к знаниям, богаче общества, производящего промышленную продукцию или добывающего полезные ископаемые.
- А зачем? - спросил президент.
- Чтобы построить по-настоящему конкурентоспособное общество, готовое противостоять всем вызовам времени. – ответил Серебряный. – И у него будет благородный идеал, как был у коммунистов. Ведь мы были сильными, хоть и небогатыми, пока строили коммунизм.  А у нас главным богатством будет знание. И так будем воспитывать людей.
- «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…», - процитировал пожилой мужчина, хотя голос его был полон скепсиса.
- Именно так, - поддержал Серебряный, не обращая внимания (зря!) на тональность.
- Какую роль вы отводите в этом себе? – терпеливо полюбопытствовал президент.
- Хотел бы сказать советника, но лучше – партнера, - ответил Серебряный. – У вас есть сила, авторитет, а у меня – добрые помыслы. Только и всего. На славу я претендовать не буду. Просто хочу, чтобы дети, когда они у меня будут, росли в достойном, устремленном в будущее обществе.
- И я о славе не думаю, - сказал президент. - Мечты о славе, как сказал поэт, удел слабых.
- Начните с создания партии. Пригласите помощников, пусть подготовят решение всех организационных вопросов. Сами можете выступить по телевизору.
- У меня уже есть партия, - озадаченно сказал президент.
- Вот ее и переименуйте, заложите новые идеи, уйдите в ней от этнического подхода. Партия должна быть универсальной, подходящей для всех, - предложил Серебряный.
- Ладно, посмотрим, - вроде бы согласился глава государства.
- Смотрите, - согласился Серебряный. – А, я может, через пару деньков загляну, чтобы узнать, как дело двигается. Я теперь, как ваша совесть, могу появиться, когда захочу.
- Неужели? – недоверчиво, но все-таки осторожно молвил президент.
- Увидите, - пообещал Серебряный и отдал мысленный приказ перенестись в квартиру Велии.

XXIII. Незваный гость

Треск, подобный электрическому разряду!
Серебряный, как был в пушистом белом халате, так и рухнул в очередное кресло у панорамного окна. Москва бесчисленными серыми постройками расстилалась у ног под неярким солнцем.
 Из ванной появилась Велия с мокрыми волосами и тоже в белом халатике, только более коротком, открывавшем загорелые стройные ноги.
- Снова я. – сказал Серебряный.
- Вижу, - Велия растерянно встала посредине комнаты. – Вы зачем меня преследуете?
- Вы чемпионка по теннису, и очень привлекательная, - сказал Серебряный. – Вдобавок с развитым интеллектом.
- Это я уже слышала. К тому же, насчет интеллекта… - сказала она устало и вдруг взорвалась. – Долго еще будете являться по мою душу?
- Вы мне нравитесь, - слабо возразил Серебряный.
- Ну и что?! – раздельно и с вызовом сказала она.
- Ничего, - сухо ответил он и закрыл глаза. Хотелось убраться подальше, но он не знал, куда. Вариантов было немного. Клеопатра и Каштанка на острове, Панча в Хорватии, Оля в общежитии. Наверное, все-таки к Панче…
- Пить что-нибудь будете, - неожиданно спросила Велия.
- Минеральную воду с газом. Из холодильника. Есть? - он открыл глаза.
- Только тоник.
- Тогда со льдом, пожалуйста.
Она хмыкнула. Принесла стакан. Он ощутил холод ее длинных пальцев. Велия села напротив.
- Слушаю вас, - голос ее звучал доброжелательно.
- Я уже практически все сказал, - вымолвил Серебряный.
- И что теперь?
- Не знаю, - он пожал плечами. - Будем знакомы.
- Хорошо, будем, - вздохнула она. - У вас какие планы?
- Никаких, - ответил Серебряный. – У меня есть все, и я хочу быть с вами. Или с тобой, если ты не против.
- Но я очень занята, - сказала она расстроенно. – У меня тренировка. Потом официальный ужин. Домой вернусь поздно.
- Ничего не меняй в своих планах, - сказал Серебряный. – Живи, как жила.
- А ты? – спросила она. – Зачем тогда ты?
- Давай жить вместе, - предложил Серебряный.
- Хочешь легкой жизни? – ее глаза сверкнули.
- Хочу жить с тобой. Ты пробуждаешь во мне интерес к жизни. А главное, я не такой как все. Совсем не такой. В хорошем смысле.
- Значит, ты будешь помогать мне решать мои проблемы? Так?
Серебряный кивнул.
- А какие у меня проблемы? Деньги у меня есть. Захочу, буду купаться в роскоши, - сказала она. – Что ты можешь добавить к этому?
- Самого себя, - сказал Серебряный.
- А кто ты такой?
- Путешественник, - ответил он.
- Ладно, путешественник, - она вздохнула, вставая. – Желаю удачи.

XXIV. С мыслью об Улиссе

Он приказал себе перенестись к белокурой Оле в общежитие. У нее было чисто и уютно, и Серебряный остался там на ночь. Он нежно обнимал ее, и они говорили о жизни.  У Оли шел последний курс. Будущее рисовалось тревожным и неопределенным. Видя ее обеспокоенность, Серебряный наутро, побывав перед этим в крупном американском банке, купил ей красивую квартиру в недавно построенном жилом комплексе на Остоженке с видом на храм Христа Спасителя.
- Мне нужна не квартира, а ты, - сказала она.
- Я с тобой, - ответил Серебряный чистосердечно.
…Потом он отправился домой. Открыл безалкогольное пиво, сел на диван-ракладушку у телевизора.
Мысли вяло плескались в голове. Можно взять из интернета список дочерей олигархов, тех, что на выданье, навестить всех поочередно. В последнем списке самых богатых невест России их семь. Но что это знакомство даст? У него и так все есть. И у них.
Нет любви? Тоже неправда. Его любят Оля и Панча.
Усредненно красивая теледикторша, сделав озабоченную гримаску, тем временем объявила:
«С Катей Емельяновой, совершающей одиночное кругосветное путешествие потеряна связь. По имеющейся информации, яхта семнадцатилетней путешественницы находится в районе мыса Доброй Надежды. Напомним, что Катя стартовала из Кронштадта 3 месяца назад и намеревалась завершить свое плавание к Новому году».
На экране появилось фото симпатичной брюнетки с решительным взглядом.
Диктор продолжала: «В Штабе кругосветки в Санкт-Петербурге не исключают, что яхта могла потерпеть крушение, учитывая неблагоприятные погодные условия в этой части океана. Российские власти уже обратились к правительству ЮАР с просьбой об оказании содействия в поисках».
«Как всегда много воды, минимум информации. Держат зрителей за кретинов», - поморщился Серебряный и пожелал:
«В Петербург!»
Штаб кругосветки располагался на Литейном проспекте в переделанной под офис и напичканной людьми, и компьютерами квартире. Всеобщее состояние стресса и суета позволили Серебряному получить ответы на несколько осторожных вопросов, позволяющих прояснить ситуацию. Его приняли за кого-то из своих и, учитывая, что он только поддакивал и ни во что не вмешивался, вскоре перестали замечать. 
Когда Серебряный понял, что на яхте не действует глобальная система позиционирования, и она не подает сигналов бедствия, то заявил, что, если ему дадут работающий радиомаяк, то он восстановит связь с Катей.
Его приняли за чудака, но прибор дали. Скорее, чтобы отстал и не мешал заниматься делом.
Серебряный отошел в сторонку, еще раз внимательно посмотрел на лицо девушки, с вызовом смотревшее с монитора компьютера, и велел себе перенестись к ней. Такого рода направлений он до сих пор себе не задавал, но чувствовал, что получится.
Щелчок!
Он оказался внутри тесного помещения с двумя иллюминаторами и низким потолком. Все вокруг скрипело, а за стенками ревели волны и ветер. Суденышко, а он без сомнения оказался на яхте, бросало из стороны в сторону. В углу кокпита, служившего и каютой, и камбузом одновременно, сжалась в комочек бледная растерянная девушка в лимонной штормовке, мало похожая на красавицу с фотографии.
Но Серебряный не сомневался:
- Катя!
Она, словно увидев фантом, завороженно кивнула.
Серебряный расслабился. Рвавший и метавший океан уже не пугал. Но лучше было не терять времени.
- Где тут можно поставить радиомаяк, чтобы он не улетел? – спросил он, демонстрируя мигающую полусферу с ушком для крепления.
- Где угодно, только закрепите, - она, как в гипнозе, протянула ему стальной канатик с карабином на конце. – У меня два таких есть, основной и запасной. И еще аварийный. Только ни один не работает. И спутниковая навигационная система вышла из строя.
- Как же так? – усмехнулся Серебряный.
- Буря была страшная, мачта сломана, рулевое управление тоже. Слава Богу, пока не течет.
- Действительно, хорошо, - согласился он и добавил:
- Подождите, ничего не бойтесь, мне нужно кое-что проверить, и я вернусь. Ну, не волнуйтесь же, я сейчас.
Он успокаивающе улыбнулся и подождав, пока нарождающееся выражение отчаяния не исчезло с ее лица, перенесся в штаб на Литейном проспекте.
- Есть сигнал? - он подошел к центральному монитору.
Оператор пощелкал по клавишам, сказал изумленно:
- Есть!
Красная точка пульсировала в Индийском океане неподалеку от северного кончика Африки.
 Маленький зал охватило ликование, посреди которого к Серебряному протиснулся кто-то и потребовал отчета о радиомаяке.
- Отдал я его Кате, - ответил Серебряный.
Ему не поверили, но больше не приставали. Но поскольку риск снова стать объектом пристального внимания был очень высок, Серебряный поспешил незамеченным отправиться на «Банк Аменхотеп». Так внушительно называлась Катина яхта.
Скрип переборок, прогибающихся под ударами волн, мнился ему уже звуками колыбельной, а тесная скорлупа «Аменхотепа» - венецианской гондолой.
- Наш сигнал принят, - торжествующе сказал он.
- И когда же они найдут меня, то есть, нас? – спросила Катя.
- Этого я не спросил. Подожди-ка, - Серебряный достал из кармана мобильный телефон, но тот не находил никакой сети.
- У меня был спутниковый телефон, но его смыло за борт, - виновато сказала девушка.
- Это поправимо, - ободрил он ее и снова исчез. Новый аппарат в рабочем состоянии был позаимствован в базовом лагере на Эвересте.
Катя находилась в состоянии полной депрессии, когда он появился снова. К счастью, корпус яхты пока держался.
- Давай-ка, позвони отцу или маме, - сказал он, протягивая трубку. – Только не говори про меня. Будто меня здесь нет, хорошо?
- Но вы ведь есть? – возразила она.
- Но они то в это не поверят. Подумают, что бредишь.
Девушка кивнула и дрожащими пальцами набрала номер:
- Алло, папа!... Да, это я.... Жива-здорова, но яхта сильно повреждена... Уже часов двадцать.... Надеюсь, что не пойдет ко дну... Я надела спасательный жилет... Ты можешь предупредить штаб...А, ты уже в штабе?.. Мои координаты известны?.. Хорошо...  Сутки продержусь, конечно... Раньше не могла... связь не работала... А сегодня случилось такое... Потом расскажу... Целуй маму... Твоя дочь наберется терпения и будет ждать... Пока... Я еще позвоню.
Она положила трубку.
- Все нормально? – поинтересовался Серебряный.
- Да, спасибо вам.
Она огляделась по сторонам, поерзала на месте:
- Хотите есть?
- Нет, мне и так хорошо, - сказал Серебряный.
- Пожалуйста, хотя бы сок!
Катя вскочила с места, достала пакет с апельсиновым соком, отвинтила пробку, передала ему.
- Вот, извините, что без стакана, так будет удобнее.
- Тоже попей, за компанию.
- Хорошо, - она кивнула, достав второй пакет. – А кушать и мне не хочется.
- Может, попозже.
Яхту тряхнуло.
- Качает, - заметил Серебряный. – Но не так страшно, как в самолете.
- Лишь бы корпус не треснул, - вздохнула она.
- В Индийском океане вода теплая, - успокоил он.
- Вы тоже надели бы жилет, - предложила она.
- Мне не нужен, - отмахнулся он.
- Вы что,…дух? - с запинкой спросила Катя.
- Самую малость, - сказал Серебряный. – Все мы немного духи.
- И я? -  Катя широко раскрыла глаза.- Я как вы появляться и исчезать не умею.
- Душа ведь есть у всех, - заметил Серебряный.- Вы можете мечтать. И в мечтах делать что хотите.
- Это демагогия. Хотя, что я с вами спорю, наверное, вы мне снитесь,
Небрежный взмах руки. И тут же схватилась за поручень из-за качки.
- Спокойно, Катя. Я совершенно реален. И постарайся не паниковать. Помощь скоро придет.
-  Я совершенно спокойна, - сказала Катя. – Благодаря вам. Только боюсь, вы снова исчезнете.
- Надеюсь, нет, - ответил он. – Только в чрезвычайном случае. Если это понадобится для вашего спасения.
- Вот вы какой! – возмутилась она.
- Я же говорю, только для твоего спасения. Чтобы оценить ситуацию со стороны, например. Ускорить направление помощи. А так я буду с тобой. Если не возражаешь.
- Нет, конечно. Мне ведь будет скучно.
- Я же говорю, позвонишь родным.
Она задумчиво посмотрела на Серебряного:
- Не исчезайте, прошу вас.
- Хорошо, буду с тобой. Столько, сколько нужно.
Серебряный снова посмотрел по сторонам:
- В этом саркофаге и живешь три месяца?
- Мне хватает, - она пожала плечами. – И потом, здесь я только сплю, веду бортовой журнал, и прячусь от солнца. А все остальное время – на свежем воздухе.
- Хорошее занятие – кругосветка на яхте, - заметил Серебряный. – Полгода или год в море. Романтика.
- Какая романтика, - Катя скривила губы. – Просто нравится.
- Мне тоже нравится путешествовать, - ответил он.
- Мы с вами родственные души, - сказала она загадочно.
- Это было бы прекрасно.
- Неужели? – Катя придвинулась к нему.
- Еще бы, - ответил он. – С тобой бы я с удовольствием попутешествовал.
- Но я, как вы, не умею, -   огорчилась она.
- Это необязательно, - сказал он беззаботно. – Путешествуй по-своему. Только не подвергай свою жизнь опасности.
Катя вздохнула:
- Я бы с радостью, но путешествия без опасности мне неинтересны. Точнее говоря, я ищу необыкновенное, а оно идет рядом с опасностью.
Серебряный ласково потрепал ее по щеке:
- Извини, я ненадолго.
И умчался на Эверест возвращать спутниковую связь.

XXV. Батаника

Батаника, прекрасная хозяйка! Стол ломился от яств, сотворенных ею как по мановению волшебной палочки. Маленький Серебряный обожал ее беф-строганофф с картофельным пюре и «снегурочкой». Его любимым салатом была нашинкованная соломкой редька в сметане или та же редька, но нарезанная тонкими кружочками и в масле. На втором месте шел «оливье», затем холодный судак в томатном соусе, затем салат из печени трески. На скатерти неизменно была и селедочка с луком. Ее коронные блюда – фаршированная рыба, рецепт которой (должно быть, еврейский) она привезла из Шепетовки, а может и из Черкасс, Были еще манты, бешбармак, дунганская лапша. В их приготовлении участвовали мама и Тетя Лиля. Но больше всего Серебряный благоговел перед ее пирогами с вишней и яблоками (секрет приготовления которых она передала Лилечке).  Они готовились в духовке на целом листе, и перед подачей на стол Батаника резала их на аккуратные ромбики. Они всегда были сочными и ароматными. Сама бабушка ела мало и просто. Когда ей исполнилось семьдесят, тыквенная каша стала основным блюдом в ее меню.
 Самым потрясающим напитком для Серебряного был бабушкин компот из свежих яблок, но зимой приходилось соглашаться на то, чтобы он был их сухофруктов. Батаника допускала, что, став взрослым. Серебряный может выпить вина, но не советовала пиво: «Плохо для твоего желудка».
Батаника учила Серебряного музыке и игре в шахматы, стремясь развивать его всесторонне. Когда видела, что он ленится или бездельничает, предупреждала, что он не должен расти «паразитом». Эпитет обижал, но Серебряный со временем начал понимал его значение и справедливость, и старался исправиться.
Незаметно годы стали брать свое, Серебряный уехал в Париж.  Батаника писала ему теплые, точные, проникнутые заботой письма. Никогда не жаловалась, оберегала от переживаний, деликатно наставляла. Но в одном из сообщений, в котором она поздравляла его с днем рождения, были такие строки: «Я все время болею. Каждый день моей жизни – это подарок судьбы. Единственно, что удерживает – это добрые отношения моих детей – твоей мамы и Лилечки … Дорогой [имя], прошу тебя, хоть изредка пиши нам. Ведь ты знаешь, как мы тебя любим, каждая весточка о тебе и от тебя – это наша радость. До свидания. Крепко тебя целуем и любим, твои – Лилечка и Батаника!»


XXVI. На «Аменхотепе»
 
Вернувшись на оказавшуюся в беде яхту, Серебряный продолжил прерванный разговор:
- Я тоже всегда искал необыкновенного. Наверное, все люди его ищут.
Он закрыл глаза.
- Вы устали? – сочувственно спросила Катя. – Возитесь тут со мной…
- Нет, ничего, - пробормотал он. – Мне приятно быть с тобой.
- Я дам вам подушку и одеяло, - сказала она, и, не дожидаясь ответа, зашуршала вещами.
Серебряный почувствовал, как его укрыли, сунули под голову что-то мягкое.  Стало уютней.
- Ты тоже устала, - посочувствовал он.
- Ничего, я посижу рядом, - ответила она.
- Не скучно путешествовать одной? – поинтересовался Серебряный.
- Это как игра, - ответила Катя. – Захватывает.
- А что, больше нечем заняться? Кстати, ты еще в школе? – спросил Серебряный.
- В этом году закончила.
«Нежный голос», - отметил он.
- Могла бы уже поступить в университет, - заметил он. – Во всяком случае, я поступил сразу после школы.
- Тоже хочу быть правильной, - кивнула Катя. – Летом буду поступать. На международные отношения.
- Дипломатом хочешь стать? Странно, что не моряком.
Она задумалась.
- Посмотрим.
- Правильно, - поддержал он. – Эта профессия не несет в себе тех прелестей, что были раньше. К тому же, многие из них являются лишь плодом воображения.
- Я не тороплюсь, - сказала она. - Куда торопиться? Работать? Хочется, чтобы жизнь шла в необычных рамках. Вообще-то вы отдыхайте. А я постерегу ваш сон.
Серебряный почувствовал прикосновение ее ладони на волосах. Осторожные поглаживания.
Чудно!

XXVII. Отец и школа

Отец только раз пришел к нему в школу. Очаровал его одноклассников захватывающим рассказом о профессии журналиста. А так на родительские собрания ходили мама, бабушка и Лиля.
Папа всегда был спортивным, подтянутым и жизнерадостным. Все вокруг него всегда улыбались. Достаточно ему было захотеть, и он сразу оказывался в центре внимания. По крайней мере, так было в молодости. Потом одеяло потянула на себя другая молодежь. С приземленными идеалами. А интеллигентное окружение отца начало понемногу редеть. Естественная эрозия.
Отец был неукротим в соревнованиях, играх. Собирая «дань» с проигравших в преферанс, с иронией чеканил: «Так будет с каждым!», либо напутствовал: «Идите и скажите всем другим, что не нашлось еще такого человека…». Это звучало убедительно, и маленький Серебряный торжествовал вместе с ним.
«Веди дневник», - повторял отец ему со школьной поры. Память не способна удержать много важного. Серебряный неохотно слушался, но в масштабах отцовской правоты убедился позже, когда пытался восстановить пережитое, услышанное и увиденное. Сотни часов разговоров, мудрых мыслей словно корова языком слизала.
Не все Серебряный знал о жизни отца. Слышал, например, что преподавал он в университете журналистское мастерство. Но думал, пару раз выступил, и все, была ведь главная работа. А оказалось, все серьезней. «Наш гениальный преподаватель!» - так назвала отца одна из его бывших студенток, Клара.
Первой оценкой Серебряного в школе был «четверка» -  по-русскому. Она и определила его ученическую судьбу – быть «ударником». Он так и оставался им все время, и только в последних двух классах - в девятом и десятом - набрал обороты, выпустившись круглым отличником.
Отец в любой среде был как рыба в воде, учеба давалась ему легко. И мама из школы с серебряной медалью вышла. Может, еще и поэтому Серебряный стал называть себя так. А первым импульсом был роман «Князь Серебряный» Алексея Толстого, который читала ему на ночь Лиля.

XXVIII. С Катей

Яхту кидало нервными рывками, к которым было трудно привыкнуть. Серебряный почувствовал слабость в низу живота – предвестницу тошноты. Он напрягся. Не время раскисать! Помощь скоро придет.
- У тебя бывает морская болезнь? – спросил он у Кати.
- Нет, - она беззаботно хмыкнула.
- А у меня впервые, - заметил он. – Бывал, конечно, на кораблях... Наверное, из-за болтанки.
- Хотите таблетку, - предложила она.
- Пожалуй, - согласился он.
- Откройте рот.
Он подчинился и ощутил на языке шершавый кругляш.
- Проглотите, - посоветовала Катя. – Сейчас я дам воды.
- Нет, спасибо, - он покачал головой. – Не хочу жидкости.
Действительно, через пять минут стало легче. Он положил ладонь на Катину руку, которая продолжала гладить его. Повторил:
- Спасибо.
- Не за что, - хмыкнула она. - Не хватало еще, чтобы вы заболели. А то я вслед за вами.


XXIX. Параллельная жизнь

Лето выдалось насыщенным, как и многие предшествовавшие. Самолеты, автомобиль. Сначала переправка детей на родину Серебряного, чтобы побывали в Национальном пресс-центре на вручении премии, носящей имя дедушки,. Потом выезд вместе с ними и мамой во Францию. Доставка их с ветерком на легковушке из Парижа в сердце старой Ниццы, в просторное жилище с метровой толщины стенами и сводчатыми потолками, хранящее относительную прохладу даже в разгар дня. Оно находилось на той же улочке [Префектуры] и наискось от дома, откуда вознеслась в райские кущи душа Паганини. Там они провели две недели, как и годом раньше. Но в этот раз вода была поласковей.
Оттуда в Геную - к родному дому Колумба, потом, после передышки - в Город Света. В воскресенье - дочкам: «Может, в Лувр?». Красивые мордашки становятся кислыми, как от лимона: «Лучше в парк аттракционов Сен-Поль!». Эх, не понимают своего счастья!
 Из Парижа на Ла-Манш. Главное, что везде было море. В промежутках   между дальними вылазками – работа: сопровождение посла, встречи, телефонные звонки, бумаги, электронная почта. Бесконечные мелкие крючочки, которые не дают отвлечься, отнимают время. Снова самолет. С детьми в Вену, где не терпелось и удалось взглянуть на знаменитую оперу, попить хваленого кофе. Возвращение дочерей в школу. Ностальгия перед их неудержимым ростом.  Взрослеют, расцветают. Еще бы старшая училась хорошо.
Серебряный задумывался над тем, как быстро пролетают годы, и над тем, что, несмотря на это, люди не очень-то стареют: чуть раздаются вширь, появляются морщины… Самое заметное - изменение их статуса.  Был человек грозным министром, а через двадцать лет стал добрым, кротким советником у высокомерной министерши. В свою очередь, и эта министерша состарилась, и стал советницей. А ее заместитель, который двадцать лет назад раздражал Серебряного своей мелкой бумажной пачкотней, тоже стал советником, упрямо не желая сходить с шахматной доски профессиональной жизни. Старый хрен по нескольку раз возвращал на доработку одни и те же документы, вместо того, чтобы решительным пером руководителя исправить их за один подход. Внешне он мало изменился, даже не поседел. Но по-прежнему казался пустоголовым. Серебряный, которому бывший зам изредка попадался на глаза, относился к нему с состраданием, поскольку сам теперь заставлял подчиненных по несколько раз переделывать одну и ту же бумагу. Жизнь других проходила перед глазами у Серебряного, а сам он вроде бы не менялся.

XXX. «Аменхотеп» приказывает долго жить
 
 - А вдруг яхта потонет? – вдруг спросила Катя.
- Ничего, у нас есть спасательные жилеты, и я буду с тобой все время, пока нас не найдут, - сказал Серебряный.
- Надеюсь, до этого не дойдет, - заметила она. Он кивнул, но мысли забарабанили изнутри по стенкам черепа:
«А сколько мы продержимся наплаву»?
«Перенести ее с собой я не смогу».
«В любом случае, девочке не нужно знать драматические подробности».
... В этот момент «Аменхотеп» треснул. Это было невероятно, и оттого еще более страшно. Вода хлынула как из брандспойта, быстро заполняя тесную каюту.
Катя вскрикнула, отброшенная к противоположной стенке.
 Серебряный в могучем прыжке едва успел схватить ее за рукав.
Корпус судна раскололся надвое. Над головами открылось черное звездное небо.
 Серебряный вцепился в девушку мертвой хваткой.
«Аменхотеп» исчез, волны мгновенно разметали обломки.
Серебряный ободряюще улыбнулся Кате:
- Ну и поворот судьбы, но все будет в порядке.
На ее мокром лице было написано отчаяние…
Это был сон!
Мягкий толчок заставил Серебряного открыть глаза. Океан грозно гудел за бортом.
- Вы отключились, а потом дернулись, - Катя внимательно разглядывала его сверху.
- Держи-ка поближе к себе радиомаяк, - посоветовал он. – И вообще, лучше привяжи к жилету.
- А что? – встревожилась она, но послушно выполнила его указания.
 - На всякий случай.  Надувная лодка или плотик далеко?
- Здесь, - она кивнула на ярко-желтый сверток под противоположным диванчиком.
- Надуть сможешь?
- Он сам раскроется от соприкосновения с водой.
- Хорошо, - сказал он. – Давай привяжемся к ней.
- Вы меня пугаете, - заметила она, но повиновалась.
- Лучше подстраховаться, - пробормотал он.
- С вами не расслабишься.
В ответ раздался душераздирающий треск, «Аменхотеп» раскололся, и они оказались в холодной воде. Части яхты кусками айсберга растаяли во тьме.
Серебряный крепко держал Катю за локоть. Океан бы похож на исполинские русские горки, то и дело вспучиваясь десятиметровыми волнами. Вдали полыхали молнии. Но плотик-палатка на толстой воздушной подушке послушно носился рядом. Серебряный влез во входное отверстие ы резиновом бортике, втянул Катю за собой.
- Теперь можно, - усмехнулся он. – Сказал же, не брошу.
В течение часа он раздобыл, слетав домой, все недостающее - полотенца, теплые сухие вещи и большое одеяло. Они переоделись, укрылись. В плотике был аварийный запас пищи и пресной воды. Перекусили.
Катя смотрела на него широко раскрытыми глазами.
Спросила:
- Вы ангел? Волшебник?
- Плод твоего воображения! – рассмеялся он, чувствуя себя хорошо. Но настроение девушки безусловно было не таким радужным. Она дрожала и тесно прижималась к нему.
- Все будет хорошо, - напомнил он. – Даже если эта резиновая калоша окажется дырявой.
- А что тогда?
- Тогда я принесу обычные спасательные круги. И мы все равно выкарабкаемся.
- Ловко у вас получается, - заметила Катя.
- Но потерпеть немного придется, - предостерег Серебряный.
Она доверчиво закивала. Еще сильнее прижалась. Плотик стремительно носило то вверх, то вниз, так что захватывало дух, но оба так устали, что незаметно прогрузились в спячку.
Серебряный проснулся первым. Погладил девчонку. Вздохнул. Океан присмирел, колыхался огромным ковром. И, кажется, жизнь потекла спокойней в своем экстремальном русле, обретя необходимую наполненность. Он мог общаться с президентом и продвигать свои идеи, мог отправиться к Оле, Панче, Клеопатре и титулованной теннисистке Велии, которой, кстати, был совсем не нужен.  В общем своим присутствием он мог достать любого, уж не говоря о том, что мог также достать кучу денег и драгоценностей.
Но не время для бахвальства! Сейчас с ним Катя, которая действительно нуждалась в нем, и это сознание согревало лучше, чем одеяло, близость девушки или ощущение всесилия.

XXXI. Дом

Ему снова привиделся дом. Будучи маленьким, глупым и непослушным, Серебряный перечил отцу. А батюшка, так же, как и мать, бабушки и тетя, желал ему только хорошего. Родители говорили, что это переломный возраст. Но на самом деле раздражение проистекало из осознания собственной неуклюжести, которая заставляла попадать в разные неловкие ситуации.
Отец всегда был терпелив к нему. И вообще был уникальным человеком. Лучезарным. Хотел воспитать его настоящим мужчиной, но методы применял неортодоксальные, не слишком применимые к капризному характеру и мягкотелости Серебряного.
Например, на озере Иссык-Куль был такой случай. Пятилетний Серебряный ни в какую не соглашался съехать в одиночку с установленной на пляже искусственной горки.  Робел. Тогда отец залез на горку вместе с ним, уселся в лоток и поместил Серебряного между ног. Сказал: «Поехали!». Малец радостно поддакнул, и вдруг почувствовал, что отцовские руки разжимаются, и он несется по крутой дуге. Один как перст! Возмущению карапуза не было предела.  Уже в озеро Серебряный влетал в слезах. Допрыгал до берега, запомнив собственный большой живот и задранные над головой руки. Набросился на отца, мстительно бегая за ним по песку и бранясь. А отец - стройный, длинноногий - уклонялся, посмеиваясь. Сейчас на его месте Серебряный бы отвесил разъяренной козявке крепкую затрещину. Чтобы запомнил навсегда, как бросаться на старших. К счастью, отец был мудрее и понимал, что такая оплеуха могла бы оказаться фатальной для неокрепшей психики сына и их дальнейших отношений. А может, просто был великодушен и любил свое единственного отпрыска.
Однако, бывало, что Серебряный становился предметом гордости отца. Раз - на Черном море, когда его сочли лучшим игроком волейбольной команды. Другой -  когда на пару с еще одним счастливчиком получил наивысший балл за сочинение при поступлении в университет, сразу выделившись из сонмища абитуриентов.
Отец приучал его быть вдумчивым, не суетиться, не торопиться. Советовал: «Не гони лошадей».

XXXII. Из параллельной жизни

В период активной профессиональной деятельности Серебряный менял наряды трижды в день. С утра это могла быть строгая деловая двойка, галстук холодных тонов, белая рубашка. В обед - костюм попарадней, поскольку в конце рабочего дня предстояло идти на прием, концерт или инаугурацию. Поздно вечером надевал бирюзовый спортивный комплект и кроссовки для занятий волейболом, либо короткую кожаную куртку и джинсы в стиле casual – для неформальных встреч.
Чтобы прийти в себя после дневных стрессов, он нежился в горячей ванне. Если не мог сделать этого вечером, то лез утром.
В конце рабочего дня он нередко оказывался перед выбором: чем заняться? Например, пойти на прием в какое-нибудь посольство (предпочтительно), посмотреть в кино свежую голливудскую сказку (пустая трата времени), заняться собственными мемуарами (разумно, но нудно). Но Серебряный находил и четвертый вариант, то бишь - купив в супермаркете на Елисейских Полях бутерброды с ветчиной и бутылку йогурта, ехал на своем серебристом «мерседесе» к художнику А., который, как обычно, писал очередные крокусы. Сэндвичи и йогурт он приканчивал по пути.
 
XXXIII. Панча

 - Ты непредсказуем, - заметила Панча. – В глубинах твоего сознания иногда возьмет да откроется какой-нибудь файл, который заставляет тебя поступить так, как никто не ожидает. Тебя ждет великое будущее. Поверь, я – и.о. пророка в своем отечестве... Предрекла же я титул чемпионки мира провинциальной девушке Махно...
- В любви и чувствах ничего не придумывай, - еще сказала Панча.

XXXIV. Мысли

Как люди становятся успешными посредниками? Сначала знакомятся с  представителем одной стороны. Втираются в доверие. Затем заявляются к представителю другой. Говорят: «так и так, могу организовать вам то-то с тем-то». И это чистая правда!  Главное – коммуникабельность, а modus operandi почти банальный.

Выигрывает тот, кто предлагает невозможное за большую цену, но плата кажется заказчику смешной перед грандиозностью, читай - невыполнимостью задачи.
У него страсть к объединению людей. Но обычно, когда он кого-то с кем-то сводит, это приводит к геморрою. Поэтому лучше общаться с человеками по отдельности.
Учитель должен стоять позади ученика, символически опираясь на его плечо. Как это делал Рафаэль с Джулиано Романо, хотя тот и пренебрегал анатомией!  А сейчас тренд иной. Ученикам нужны поводыри.
Человек до какого-то времени не отдает себе трезвого отчета в своих поступках и в поведении других, пока сам не набьет себе шишек. К вопросу о нравоучениях: мы склонны верить делам, а не словам. Так устроена человеческая натура.
У плохих есть хорошие черты. У хороших - плохие. Это противоречие крутит мотор человеческого развития. История не знает идеальных правителей, кроме полумифического Соломона. Правитель, увы, не может быть мягким. Но тот руководитель, что возникнет однажды на фундаменте развивающейся цивилизации, будет, перефразируя Горького, «добром с кулаками». А сейчас миром управляют посредственности, и угрожает ему «зло с добрым лицом», да «антихрист в светлых одеждах» …
Люди - нехорошие, потому что не знают, что они хорошие, - писал Достоевский в «Бесах». А мысль Серебряного: «Не желай другим плохого, желай себе хорошего».
 Агрессивные народы обречены на вымирание. Возьмите лучший пример, спартанцев – с их аскетической военной культурой. Покорили всю античную Грецию и исчезли в никуда со всей их закалкой. И также ахейцы, дорийцы, гунны, древние монголы… А китайцы вот живут на одном месте пять тысяч лет (правда, по их собственным утверждениям) и не меняются. Говорят, как сказала под Новый год в Бал-Карагае одна психологиня, мама гиперактивной Салимы, удивительно хорошо певшей песню «We Will Rock You», эта нация сохранилась благодаря способности «всасывать» другие. Женщина-мать неожиданно подтвердила и тезис Серебряного о том, что миролюбивые выживают лучше, сославшись на эксперимент с мухами-дрозофилами, где скрещиваемые рахитичные особи оказались более жизнестойки и склонны к продолжению рода. «Великая нация не может не быть спокойной», подумал Серебряный.
Существование и размеры российского государства обеспечиваются менталитетом русского народа. Наш народ имеет большую способность абсорбировать боль. Моральная ткань русского общества была разорвана Октябрьской революцией и последующими неслыханными зверствами.
…Если хочешь увидеть подлинное лицо женщины, понаблюдай, как она обращается со своей собакой. И тут вспоминаются слова Джованни, которые он сказал, опираясь на лопату в саду своего дома напротив мечети: «Чем собака умней, тем она неконфликтней». Что по отношению к людям небесспорно.
Доминирующий подход дискредитирует многообразие... Сближения не будет, если люди будут чувствовать, что другая культура им враждебна. Надо беречь традиции и не отрываться от корней, ибо они нас питают.
Жизненные цели меняются с возрастом и опытом. Иногда возраст опережает опыт, иногда, наоборот.
Серебряный был знаком со многими хорошими людьми, которые нуждались в помощи, и если у него появится возможность, он обязательно им поможет.

XXXV. Снова с Катей

Он спас девушку и сам привязался к ней.  Оставалось ждать. Время имеет неумолимое обыкновение утекать сквозь пальцы. Поэтому, будучи бессильным удержать его, лучше всего – насладиться приятными мгновениями. Что бы он делал, не имея своей удивительной способности? Так бы и сидел-сиднем как Илья Муромец, только не до тридцати трех, а несомненно дольше.
Сейчас он нужен Кате и всегда будет нужен кому-то. Ему всегда будет, чем ее развлечь. С ним никогда не будет скучно. У него все есть…
  Он не мог дальше спать. Необходимо было какое-то действие. Он лежал, устремив взгляд в ее волосы, вдыхая их аромат. Потом погладил.
Девушка повернулась к нему. Он ощутил приятный запах ее кожи. Она улыбнулась. Он прижал ее к себе, потом расслабил объятия.
- Мне хорошо с вами, - сказала Катя.
- И мне, - ответил Серебряный. – Было бы здорово быть вместе всегда.
- Но вы ведь постоянно куда-то исчезаете, - шутливо упрекнула она.
- По мере необходимости, - сказал Серебряный. – А так я готов быть с тобой все время.
Невинное удовлетворение на ее лице.
- С вами надежно, - сказала она.
- Мне с тобой тоже, - признался Серебряный.
- И вы действительно готовы быть со мной всегда? - переспросила Катя.
- Да. С удовольствием, - повторил он.
- И вам не надоест?
«Кокетство или недоверчивость?! Но все равно приятно»
- Нет, я не хочу с тобой расставаться.
И добавил:
-Только по необходимости. Совсем на чуть-чуть. Даже не будешь успевать соскучиться.
- Вы обманываете, просто успокаиваете меня?
Недоверчиво раскрытые глаза.
- Ничуть, - Серебряный не удержался, поцеловал их, чувствуя, как вздрагивают под губами ресницы.
Перевернулся на спину. Правая рука под ее головой. Под одеялом тепло. Волны мерно покачивали плотик.
«Почему же раскололся «Аменхотеп»?... А не все ли тебе равно?»
- Но сейчас я с тобой. Ты, наверное, устала за эти месяцы? Теперь твое путешествие подходит к концу. Нужно будет думать о будущем.
- Подумаю, а что тут такого? – она пожала плечами.
- Не всю же жизнь тебе странствовать. Это я так могу.
- Так вы странник?
- У меня есть такая способность.
Он поцеловал ее, почувствовал, как ее ударило в жар:
- Поспишь еще?
- Теперь не знаю. Наверное, нужно. Но я снова боюсь, что вы пропадете.
- Нет. Не планирую.
- Здорово, - ее глаза засияли в темноте. – Не хочу никуда вас отпускать.
- Не бойся, - сказал он раздельно.
«Не хватало еще, чтобы она впала в панику!»
- Могу отправиться, куда угодно, - сказал он будто в полусне. – Но ты, главное, ни о чем не беспокойся.
- Так рада, что мы повстречались, - она прильнула к Серебряному.
- Теперь точно никуда не денусь, - пробормотал он. – До твоего спасения.
- А дальше?
- Зачем обязательно знать, что дальше, - спросил Серебряный.- Дальше многое может измениться. Не будем загадывать.
- Хорошо. Но чем тогда заниматься?
- Ждать. Спасатели рано или поздно появятся.
- Но я хочу о вас больше узнать. Вдруг никогда больше не увижу!
- Удивительная недоверчивость. Ладно. Я такой же как ты...
- Уже обманываете.
- Согласен. Ты необычней. Поэтому мне захотелось на тебя посмотреть. И еще потому, что ты оказалась в беде. Случайно увидел и решил помочь.
- Мне не нравится, когда вы кокетничаете. Вы же сами знаете, что мне повезло.
- Ага, не окажись я рядом... Хоть какая-то от меня польза.
- Скромный!
- Вот именно. Так что не надо об этом. Все хорошо.
Катя лукаво посмотрела на него:
- И что же мы будем делать?
- А что бы тебе хотелось? – отозвался он.
- Не знаю, - протянула она. – Возможно, чтобы меня еще раз поцеловали...
 «Как все  быстро и ... мимолетно», - подумал Серебряный.
Он крепко сжимал ее в объятиях, в которых она лежала податливо, и знал, что рано или поздно их придется размыкать. Раз пришла такая мысль, значит, уже скоро. Либо рука затекла, либо дальнейшая неподвижность начинает становиться бессмысленной. Неужели в этом заключается жизнь? Ну плюс еще в рождении детей, в каком-то творчестве. Какие в ней еще стимулы и задачи?
Катю он спас. В первую очередь, для себя. Но зачем? Чтобы избежать одиночества? Чтобы завести потомство? Чтобы радоваться жизни? А чему собственно радоваться? Большинство земных красот он уже видел, большинство ощущений испытал. Каков смысл дальнейших действий, когда бороться за выживание уже нет необходимости?
Лучше, наверное, просто лежать и смотреть. Хоть цель есть – заявить о себе, утвердиться, показать свою значимость. Это заставляет шевелиться. Но это и есть проявление оголтелого эгоизма.
Или он перегибает палку в оценках?
А может, его задача в том, чтобы радовать близких, украшать и облегчать их жизнь? Ну что ж, он будет этим заниматься.
Но нельзя же все время как белка в колесе. Надо выходить на новые горизонты.
Он будет стараться...
Серебряный полетит к Велии, он превратит в сказку жизнь Оли, он сделает счастливой Панчу.
А может, просто ворвется в высшие слои, будет вести блестящие беседы и заводить новые прекрасные знакомства.
Он обеспечит благосостояние всем, кто об этом правильно попросит.
Где же эти новые горизонты?
«Я все могу», - мог бы воскликнуть Серебряный.
И что, он так и будет метаться с места на место?
Он прижал и погладил Катю в порыве нежности и отчаяния.
Она довольно заурчала, как дикий, но любящий уют зверек.
На этом плотике он с ней как на необитаемом острове.
Неужели Серебряный нашел свой причал?
 Но устроит ли это Катю?
Готов, значит, к ошейнику. Прощай, мечты, привет семейным будням. 
Над головами раздался непонятный рокот. «Вертолет», - подумал Серебряный. Вдвоем светиться незачем.
- Катя, обо мне ни слова, - попросил он.
- Когда мы увидимся? – торопливо спросила она.
- Я тебя найду, - ответил Серебряный. Краем глаза посмотрел на часы. В Москве сейчас около полуночи...

XXXVI. Мама - продолжение

От мамы Серебряный узнал, что опиумный мак бледно-розовый, а не красный, что бриллианты могут сгореть в огне, потому что по сути являются углем, что хурма один из немногих фруктов, в изобилии содержащих йод, что лебеда – не менее полезна, чем капуста. Что ярко-желтый куст с маленькими цветочками на голых ветках, который они видели на откосах периферийного бульвара в Париже,  называется багульником, и что в России он розовый. Что отдание чести пошло от Френсиса Дрейка, который этим жестом, то есть, поднеся руку к лицу, хотел показать, что красота и величие королевы Елизаветы ослепляют его. Что в царской России аристократы давали незаконнорожденным отпрыскам свою фамилию, но без первой буквы.
Мама сказала: «Когда человек решает стоящие перед ним проблемы, его мозги развиваются», а говоря о своей работе, связанной с железной дорогой, периодически напоминает, что «инструкции пишутся кровью» - то есть, что необходимо соблюдать жизненные правила.
Она часто вспоминает о своей поездке в Америку, о забавном скупом гостеприимстве тамошних жителей, дисгармонирующем со скатертью-самобранкой казахстанцев.
Мама прекрасно готовит. Будто в мгновение ока из-под ее рук возникают чудеса в виде яств: огромное блюдо с источающей аппетитный аромат жареной курицей, хрустальная ваза с салатом из огурцов, помидоров, красного перца и креветок, глубокая миска с жареной картошкой, глиняная плошка с филигранно слепленными мантами, фаянсовый соусник, где посыпана мелко нарезанной петрушкой огненно-бордовая смесь. Яблочный пирог с оранжевой, похожей на морковь, тыквой. И Bordeaux superieur 2010 года…
Мама говорит, что морскую рыбу надо жарить исключительно в кляре, потому что иначе она распространяет резкий запах. Что какао полезно для памяти, но она его не любила в детстве, поскольку ее заботливая мама (Батаника) делала его на сливках и с большим количеством сахара. Ассоциативно с сахаром мама вспоминает, как была довольна, что внучки Алекс и Дженни хорошо поели пельмени, а потом обнаружила один пельмень в сахарнице.
Мама с удовольствием цитирует внучек, например, маленькую Алекс, которая сказала как-то на Тирренском море, указывая пальчиком на небо: «Гуси-лебеди летят после того, как побывали в печке». Мама заметила, что ребенок обратил внимание на то, что на фоне небосклона птицы казались черными, и сразу связал это с сюжетом знаменитой сказки.
Серебряный многое слышал и видел, но чтобы запомнить…


XXXVII. Путешествие

- Where is he? – спрашивала в этот момент Катя.
- Who? – удивлялись в ответ спасатели в шлемах и оранжевых комбинезонах, и вслед за девушкой зачем-то оглядывали вибрирующий салон вертолета.
А Серебряный в этот момент уже был в Москве. «Зачем я мотаюсь, какова моя цель?», - думал он, идя по возрожденной Тверской. Является ли отсутствие собственных проблем основанием для вмешательства в чужие? Его ни о чем не просят, никто его не зовет. Конечно, начни он  впрягаться в устройство чужих жизней, мало не покажется. Но пока худо-бедно обходятся без него. Значит, надо просто жить. Вот он и идет просто по бывшей улице Горького. Зачем же ему его дар?
На Кавказе опять война, почти всюду война. Лететь, регулировать? Становиться другом, наперсником президентов? Это что, мания величия?

XXXVIII. Rebibbia

…Он не понял, как там оказался. Наверное, издержки его чудодейственного дара, а, возможно, плата за становление личности.
- Добро пожаловать в джунгли, - приветствовал его, улыбаясь, человек в белой униформе со шваброй, когда они шли по широкому солнечному коридору. Ему выдали пластмассовые кувшин и тазик, чистые постельные принадлежности. В камере было три кровати. Просторно.
Сосед с наколками повелительно позвал: «Lavorante!», и тут же Серебряному принесли подушку, без которой он спал восемь дней, и банный халат.
Он лег, уставился в телевизор, где показывали комедию, и понял, как устал.
- Liberta, libertа! – повторял он как заклинание.
Есть давали ньоки, финокки, красный рис с привкусом даров моря, спагетти. И фрукты - груши, персики, апельсины. По два на брата. Однажды дали сахарный ломоть арбуза. В кувшин наливали кофе с молоком, на завтрак. И вкусные свежие булки. Больше всего ему не нравились финокки.
 Приносили лист заказов, как в санатории. Он брал фанту и кока-колу. Бритый татуированный сосед закармливал его мягким, похожим на песочные колбаски печеньем и копченой ветчиной, которую ему передавали из  дома. Одно время Серебряный боялся, что тот гомосек. Но Даниэле или для краткости - Дани оказался хорошим парнем, грабителем банковских фургонов.
Когда остывало солнце, они с соседом кидали через решетку недоеденные булки голубям, которые вперевалку ходили по двору. Смотрели на крыши смежных корпусов, которые почти упирались в бетонные серые стены и по которым, наверное, можно было выбраться на волю.
Их секция называлась «Джи куаттро». Лучшая зона в Rebibbi’е.
Позже, и уже в другом месте, Секондильяно, где судьба свела их снова, «татуированный» заставил охрану вернуть ему три упаковки копченой лососины. Из-за него же Серебряный чуть было не загремел на десять лет. Во всяком случае, так ему казалось тогда. А сейчас он стал думать, что, вероятно, бритый сосед был прав.
Один безумец в их 4-местном боксе разбрасывал возле кровати окурки, которых набиралось несколько десятков за день. И плевал на пол, противно отхаркиваясь. Делать замечания бесполезно. Почти стопроцентный глухонемой. Уборщики, молодые интеллигентные ребята, невозмутимо убирали это каждый день. И каждый день можно было менять постельное белье, получая свежее, хрустящее… А какой специфически натуральный был кофе?! Ритуал его потребления повторялся десять раз на день. Его запах тонизировал.  Аромат персиков (хотя их все чаще сменяла сладкая сочная гниль - хурма) тоже. Лето было жаркое, мокрые простыни кидались на пол, чтобы сделать воздух прохладнее. А зимой стучали зубы, когда он шел в душ, и оконные рамы раскачивал ветер. Его студеное дыхание, проникавшее в щели, едва перебивалось слабым теплом чугунных батарей. Но царила атмосфера взаимопонимания, где каждый уважал достоинство соседа. А по вечерам салют с заброшенного стадиона неподалеку, который устраивала «каморра» по случаю очередной удачной сделки.
Передачи разрешалось носить два раза в неделю. Он щедро делился «сникерсами» и «марсами» с товарищами по заточению. И все-таки однажды у него украли все шоколадки, которые он держал в коробке под кроватью. Эта была маленькая ложка дегтя.
Его, как спокойного, были рады завлечь на проживание в другие палаты. Профессор неоднократно предлагал ему это, но маэстро был скрытый деспот, и Серебряный не решался. Зато он согласился перейти к соседям, которые работали в прачечной, что позволяло без лишних хлопот отдавать в стирку небольшое количество носильных вещей, которые он инстинктивно боялся накапливать в своем одежном ящике. Он завидовал им – потому что они каждый день выходили за пределы их огороженного решетками крыла, занимаясь пусть изнурительной, но деятельностью, которая ассоциировалась со свободой.
А его свобода была в посещении часовни, где по средам и пятницам на катехизисе священнодействовал fra Sereno, похожий своим проницательным взглядом и спрятанной в седой бороде загадочной улыбкой на святого padre Пио. Охрана нехотя открывала решетчатые двери их внутреннего подъезда, и Серебряный устремлялся к вожделенным деревянным скамейкам молельной комнаты, где обсуждались действия Христа и других персонажей Библии, и произносились молитвы. Никогда он не пропускал и субботние мессы, где пели псалмы под аккомпанемент гитары и синтезатора. Они проходили летом на лужайке под сенью олив, а зимой в большой актовом зале. Они воодушевленно пели «Осанну», гитарист даже становился на колени, а потом все выстраивались в очередь, чтобы получить свою часть тела Христова, а на выходе еще и по полпачки сигарет, которыми капеллан стимулировал посещение богослужений.
Под утро за серой бетонной стеной, где стояли одноэтажные домики с палисадниками, сонно лаяли собаки. А с первыми лучами солнца запевали петухи. Серебряному нестерпимо хотелось оказаться там, рядом с ними, где жизнь казалась совершенно иной, потому что была свободной.  И потому, что эта картина напоминала ему дом деды Паши и бабушки Маши на 9-ой линии, где он в детстве любил забираться на шиферную крышу кухни, на которой почти лежали ветви с нагретой солнцем спелой черешней. 
А очередь на стрижку?! Она, хоть и длинная, двигалась быстро, парикмахер – вжжиг, и готово! Причем, мастерски. Но нестабильные элементы в цепи ожидания - представители «коморры» и просто сумасшедшие уголовники – непредсказуемы. Каждый такой процесс для Серебряного – русская рулетка, так сильно он переживал. Да еще охрана порой устанавливала свой дополнительный фильтр. И тем не менее, он всегда проскальзывал – успевал до двенадцати. Причем, непонятно, зачем ему было нужно стричься. Но все это делали, а иные еще и по нескольку раз в день меняли наряды – джинсы умопорачительных расцветок, поло и куртки, которые им охапками приносили из дому, и которые они без сожаления раздаривали спустя неделю. 
Закрываемые тяжелые двери из небьющегося стекла в решетчатой оснастке – самое сильное воспоминание. Они открывались только по милости людей в черной полицейской форме с серебряными шевронами, которые, казалось, обращали на тебя внимание, только когда хотели. Для этого служила электрическая кнопка... А ведь ему было нужно и в часовню, и на теннис! Кстати, молодой и отзывчивый тренер по пинг-понгу называл его лучшим. Проволочек не было только в случаях, когда вызывал сам директор. Лыс, подтянут, очкаст - тот говорил: «не могу понять, как вести себя с вами».   
Серебряный никогда не абсолитизировал воздействия событий,  ритуалов, порядков – на психику. Но тем не менее, были значимые повторяющиеся моменты, которые вызывали определенный рефлекс. Например, звон ключей, который предвещал открытие  либо закрытие решетчатых дверей. Если ты снаружи и слышишь этот звук, значит, надо спешить в свою палату. Если внутри, то сможешь вырваться в коридор, где тебя ждет стрижка или поход в кино, или в «школу». Изрездка мелодичное звяканье, прдвещавшее выход, запаздывало, и тогда кто-нибудь в нетерпении кричал: «apertura!».
А люди в черном с серебряными шевронами охотно играли с людьми в белом – санитарами и с людьми в чем попало – заключенными, в «calcetto».
Время проскакивает незаметно. Например, ждешь приговора, кажется долго. А когда судный день наступает, то - опа! - а месяц-то просверкал, как молния. Так бывает, когда взойдешь на гору после утомительного подъема. Едва достигнут перевал, пройденное выглядит легким и быстрым. Но позади, увы, не километры, а бесценные часы и секунды жизни, какими бы трудными они ни были. «Бесполезно думать, как провести время. Время не проведешь», – вспомнилась красивая поговорка.
Но Серебряный смотрел на стенной календарь, где 20 декабря носило имя San Liberato (Святого Освобожденного) и несмело верил, что все будет хорошо. Его стошнило в броневике после того, как его оправдали.
А потом была встреча Нового года, для которого Серебряный помогал наряжать елку в актовом зале.  Вечером раздавали по пол-цыпленка на брата, и в коридоре свет казался приглушенным. Наверное, потому что большинство надзирателей и медперсонала получили отгул. Но Анджело, развозивший таблетки и жидкости, говорил прочувствованно с другой стороны решетки: «Вы там,  мы здесь, но мы вас любим». Но Серебряный отвечал: «Мы все в одной лодке». Таблетки были сильнодействующими, из-за них Серебряный порой чуствовал себя как стреноженый конь - ноги будто стянуты пружинами. Но спал хорошо.
Он приходил к "Профессору", и тот давал ему рыжее одеяло - набросить на плечи или укутать ноги, когда было холодно. Зачастую Серебряный приносил с собой банан или сникерс - широколобый мыслитель был лакомкой. Он разрешал переключать телевизор на любые программы и вообще был обходителен, возникла даже беспочвенная мысль, что он гей. На голубом экране в профессорской палате Серебряный предпочитал исторические драмы. Его звали Энцо. Он занимал ответственный пост в министерстве "Beni culturali" и попал в Секондильяно, когда неумело пытался покончить с собой с помощью снотворного, заказанного из Швейцарии, запалив перед приемом таблеток гараж. Почему? Потерял смысл жизни. Все было достигнуто, стало скучно. У него был дом возле Аквилы, куда он собирался после освобождения, и какое-то жилье в Риме. Он обещал регулярно привозить к Серебряному маму. Профессор поставил много спектаклей и представлений,  был награжден государственной премией и не возражал, когда его называли "Маэстро". У него был сайт в Интернете, но Серебряный впоследствии легкомысленно утерял его адрес. А ему так хотелось восстановить контакт со своим добрым собеседником, почти наставником! Аналогичное знакомство было у него в университете с тележурналистом из Петропавловска-Камчатского, с которым он по вечерам мирно петлял по дорожке среди лужаек вокруг белокаменных корпусов ДАСа.
Потом Энцо отправили в Аверсу, более мрачное заведение, слишком дотошен он был. А Серебряного между делом отправили на этаж выше и в другое крыло, чтобы оградить от "тлетворного" влияния Профессора. Та секция, 6-я, считалась самой сумасшедшей...
«Il crimine non paga» (преступление не рентабельно), - мягко, но убежденно говорил ему спортивно сложенный и уважаемый среди обитателей их manicomio угонщик дорогих машин и мотоциклов Серджио.  Свидетельством уважения была отдельная палата и коробка с новыми шахматами. Они регулярно уединялись с Серебряным в общем зале на выходе из их 3-й секции и играли - обычно по две партии, на большее не хватало энтузиазма. - «Как видишь, я провел двадцать лет из сорока за решеткой, но денег не заработал», - продолжал Серджио флегматично. Но неожиданно его отпустили. За теми стенами все уклончиво отвечают на вопрос, когда их выпустят, ибо никто не знает своего срока.
Угонщик-шахматист как-то вежливо обратил его внимание - дело было в августовскую жару, и Серебряный истекал потом на простынях - на необходимость соблюдать дневной дресс-код, то есть, быть обязательно в шортах, дабы не оскорблять взор представительниц прекрасного пола - медсестер. Шорты, совершенно чистые, он тут же, достав из шкафчика, подарил. И еще однажды предложил Серебряному, ложе которого удобно стояло в углу, поменяться кроватями, но тот наотрез, к немалому удивлению дипломатичного разбойника, которому даже бывалые каморристы выказывали почтение, отказался. А Серджио не настаивал. Казалось, он еще побудет в этом ergastolo bianco, скрашивая путешествие Серебряного в неизвестность...
«Pazienza!», - мелодичным баритоном вторил Серебряному другой - курчавый, статный, с глубоким шрамом на животе. А когда тот увлеченно говорил, что справа, если посмотреть сильно наискось из того же зала, можно увидеть Везувий, обладатель шрама с удовольствием рассказывал, что из его дома у подножия вулкана можно одновременно созерцать два чуда природы - и море, и величественного губителя Помпей.  Его тоже вскоре освободили. Свою роль сыграла «pazienza».
А Серебряный, вспоминая Ван Дамма, подтягивался на железной балке – над выходом из их крыла, и, поскольку делал это без исступления, никто ему не мешал.
В Секондильяно он купил за десять евро часы китайские марки "Судима". Чем-то острым, нашел ведь (!), добавил на пластмассовой крышке циферблата предлог "не". Получилось "Несудима".
В подвале Civitavecchia: заходишь, автоматным затвором лязгает ключ, просовываешь руки, снимают наручники. Ходишь по периметру, считаешь шаги, стены выбелены известкой, на которой латиницей начертаны разные надписи: цифры (забыл, какие), пожелания, названия, символы, призывы. Какая-то  горькая - от торговца наркотиками. Кое-где снизу отпечатки грязных подошв. Серебряный выцарапал ногтем: "Сristo, salva!". Меряешь пространство стопами -  в длину камеры, кажется, шестнадцать с половиной, в  ширину - семь и одна поперек. Точная цифра утекает из сознания.  "У меня мозаичное видение вещей", - думает он. – «Параллельное». А у кого-то логическое, «последовательное». Есть окошко - с наклоненными, как жалюзи, широкими поперечными шпалерами. За ними - пыльное стекло. Солнечный свет не пробивается напрямую, но о положении солнца и погоде можно судить по его интенсивности и окраске. Время тянется медленно, но неумолимо. Тягучие пятнадцатиминутки складываются в получасы. И вот уже задержка аудиенции на час, полтора, больше... Холодно. Радует, что надел свитер. В животе начинает бурчать. Но в коричневом бумажном пакете - яблоко и булка с сыром.  Почему Серебряный спешит? Вопрос, успеет ли к ужину, хотя он не обжора... Гулкие шаги тяжелых башмаков по пустынному коридору. Дребезжит решетчатая дверь. Ведут - один спереди, другой сзади. Поднимаются в зал. На монументальном столе президиума надпись: "Перед законом все равны".
 ...В тот, последний день основного суда он возвращался возбужденный - железный фургон, натужно воя, летел, как на крыльях. Воняло бензином, его неожиданно стошнило. Хорошо, хоть был бумажный пакет из-под пайка. Ворвался в палату к одиннадцати. Все лежат, смотрят в темноте "Zecchino d'Oro". Говорят, что оставили пиццу. Серебряный с радостью жертвует ее соседу слева, так как нет аппетита, а тот охотно ее поглощает.
«Scrivi!», -  с чувством воззвал к нему «татуированный» Дани, протягивая руки через решетку соседнего бокса, когда Серебряного уводили на свободу в предрассветной мгле.
В тишине облицованной кафелем процедурной комнаты ему выдали черный пластиковый мешок с вещами. Возникшая атмосфера напоминала  эвакобазу в Артеке. Он надел черные часы, которые не надеялся уже никогда надеть и машинально перебрал содержимое бумажника, которым никогда уже не планировал воспользоваться. А любезный карабинер зацепил ему на шее цепочку с золотым котом не совсем послушными пальцами, но терпеливо и аккуратно, несмотря на то, что во дворе под парами стоял бронированный грузовик.



XXXIX. Живаговские совпадения

Так их назвала невестка Пастернака Алена в разговоре с писательницей Фроловской,  которая была неравнодушна к отцу Серебряного.
Был писатель Аксенов, создавший утопию «Остров Крым» в 1979 году, а в 2014 году возник (временно, увы) независимый Крым, который возглавил некто Аксенов…
  Кто-то читает наши мысли. Мы счастливо оказываемся там, где нужно. Редкое стечение обстоятельств не может происходить часто.  Случай с San Liberato напомнил Серебряному другие многочисленные странные совпадения его параллельной жизни. Большинство из них покажутся мелкими. Именно, «покажутся»:
«29 марта Серебряный должен был встречать посла, но в это же время уезжала его девушка. Возникла дилемма. Выбрал – провожать!  А самолет Чрезвычайного и Полномочного внезапно прилетел на три часа позже. То есть успел и туда, и сюда».
«Только собрался звонить послу, чтобы узнать точное время его прибытия. И тут он сам звонит из Москвы».
«Серебряный звонит помощнику Генерального директора Всемирной Образовательной Организации по имени Генц. Его телефон занят. А через минуту он звонит сам по тому же срочному вопросу (официальный визит Генерального директора в страну Серебряного)».
«Обещал китайцам, что ответ по их запросу придет из страны Серебряного через неделю, в среду. При этом руководствовался только интуицией. В назначенный день звонит китаянка. А за час до этого Серебряному пришла бумага из родного МИДа с ответом. Су Вонг в восторге от его пунктуальности».
«Случайно зашел и задержался на работе в воскресенье. Туда же внезапно приходит посол, которому он нужен. Сразу же решаются срочные дела».
«Один евразийский дипломат не возвращал долг. Словно в воду канул. В тот день и час, когда возмущение Серебряного достигло предела, тот  вдруг сам попался навстречу в неожиданном месте. И тут же вернул деньги».
«6 апреля заказал для концерта артистов страны Серебряного во Всемирной Образовательной Организации шесть микрофонов, хотя не знал, сколько на самом деле было нужно. Через неделю позвонили из Министерства культуры, попросили заказать именно шесть микрофонов.
«Хотел позвонить даме – знакомому директору издательства, которой звоню раз в полгода. Открыл свой справочник, где уже тысяча телефонов, сразу попал на ее визитную карточку».
«18 апреля случайно наткнулся на афганского посла. Воспользовался этим, чтобы узнать у него, приедет ли их министр на конференцию. Для нас это было очень важно и срочно. Он отвечает: «Вам повезло, только сегодня получили сообщение из Кабула о согласии министра».
«Ближе к обеду отвез срочное письмо в отдел регистрации корреспонденции Всемирной Образовательной Организации, знал, что мог не успеть, так как отдел закрывается на перерыв, но не помнил, во сколько точно. Успел – на часах 12.29, а отдел, оказывается, закрывается на перерыв в 12.30».
«На входе в Миссию столкнулся со своим молодым сотрудником, который Серебряному срочно нужен, но собирался уехать по чужому поручению. Тут же отменил «чужое дело», к вящей радости сотрудника».
«Французский фестиваль попросил Серебряного в начале мая дать информацию о казахских кинематографистах. Никаких координат у него не было, а искать некогда. Отложил до лучших времен с сожалением, что не смогу помочь. А через неделю на его столе случайно оказывается сообщение шумерлэндской кинокомпании со всеми нужными данными».
«Он едет из аэропорта. Думает, надо бы позвонить сотруднику, чтобы он поспешил заказать авиабилеты для очередной командировки посла. В этот момент сотрудник сам звонит Серебряному и спрашивает: «как быть с билетами?»
«Сдал Мерседес в ремонт. Без него тяжело, но Серебряный кое-как обходился, а ремонт затягивается. И в тот самый день, когда машина действительно позарез нужна,  ее выдают».
«Приехал в командировку в Город Яблок (Эдем). В предпоследний день вспомнил про дальнего родственника и про то, что приглашал его к себе в гости в Париже и в Риме. Вот, подумал, надо было бы повидаться… В тот же вечер ему звонит жена родственника и приглашает в гости».
«Приехал на вокзал встречать девушку, но выясняется, что поезд приходит совсем на другой вокзал. Времени оставалось в обрез, и Серебряный добрался в нужное место точно в ту минуту, когда на вокзальных часах зажглось нужное время, и прибыл поезд».
«Ранним утром неожиданно получил неприятное сообщение от сотрудника Миссии. Часть делегации, выезжающая домой, опоздала на самолет. И хотя вины Серебряного и его сотрудников в этом не было (излишне вдаваться в детали), надо ставить в известность посла, а это неизбежно и крупно испортит ему настроение. Что делать – Серебряный звонит ему домой.  Ему отвечают - он умывается. Хорошо, говорит Серебряный, перезвоню попозже. Через десять минут ему перезванивают из Миссии и сообщают, что делегации проблему решила, взяла билеты на другой рейс и благополучно улетает. Через пять минут мне звонит посол – чего искал, дескать. Серебряный ответил: «Так… хотел согласовать время нашего с вами выезда в командировку».
«Ведет деловой разговор с французом, по ходу которого возникает вопрос о времени рандеву посла с Генеральным директором Всемирной Образовательной Организации. Серебряный говорит, что встреча назначена на 10 часов, чтобы иметь небольшой резерв времени, поскольку на самом деле она назначена на 10-30. Кладу трубку. Звонок. Это личный секретарь Генерального директора. Просит перенести встречу на 10 часов».
«Прилетел в Амстердам по срочному делу, провожая писателя. Купил обратный билет. Кредит на карточке исчерпан. В бумажнике 60 евро. Зашел в фаст-фуд поужинать. Но, кассирши, не смотря на многочисленность, его игнорируют. Серебряный теряет терпение, уходит. Ищет гостиницу, чтобы переночевать. Номер стоит ровно столько, сколько есть в кошельке - 60 евро».
«В бутылке на донышке осталось подсолнечное масло – ни туда, ни сюда. Решил вылить в канализацию. В этот момент слышит, как в телевизоре героиня сериала яростно говорит герою: «Выливать подсолнечное масло в унитаз – это наносить ущерб окружающей среде»! Естественно, Серебряный воздержался».
«Встречает самолет из Софии, ждет выхода пассажиров. Звонит телефон: «С вами говорит София»… Знакомая девушка из российского посольства».
«На одном из раутов увидел знакомое лицо, но не поздоровался. Уходя, вспомнил, что это филиппинский посол, и конечно, отругал себя мысленно. Но на следующее утро он снова попадается навстречу. Сразу же горячо адресовал ему свои приветствия».
«Добился вступления страны в Межправительственный совет Международной Гидрологической Программы. По наитию. Показалось, что именно сюда нужно вступать. И сразу же появился крупный проект страны Серебряного, предназначенный именно для этой организации».
«Как-то, в начале ноября пришла мысль, что на прием по случаю национального праздника надо обеспечить присутствие послов при Всемирной Образовательной Организации, но приглашение зависит от посла во Франции, а значит, надо найти возможность с ним переговорить неформально. На следующий вечер случайно встречаемся на алжирском приеме, где Серебряный все объяснил ему самым доходчивым образом».
«Перегорела одна из двух лампочек в ванной. Оставшейся, несмотря на тусклый свет, довольствовался несколько месяцев. Наконец, терпение иссякло, купил и вставил вторую лампочку. Первая словно этого ждала - на следующий день перегорела».
«За две недели была назначена встреча во Всемирной Образовательной Организации относительно международной Конвенции по борьбе с допингом в спорте. И именно в день встречи, приходит нужное письмо из министерства о позиции нашей страны по данному вопросу. А Серебряный даже не просил об этом».
«Дважды в течение трех дней думал о девушке, и в эти мгновения звонит она».
«16 декабря к концу торжественного приема на Porte Dauphine по случаю Дня независимости говорит матери: «Должна была прийти Анжелика, но видимо, что-то ей помешало», и в этот миг увидел, как она входит в зал».
«24 декабря в канун Рождества позарез нужен директор филиала банка, чтобы решить с ним вопрос для посла, но тот обычно недосягаем. Серебряный подходит к банку наобум – и не верит свои глазам. Тот стоит у входа, курит. Тут же решаются все дела».
«26 апреля утром хочет позвонить хозяйке квартиры насчет электронных бэйджей, чтобы иметь возможность открывать новый замок в парадном подъезде. Тут же она сама звонит Серебряному».
«3 марта Серебряный видит волейболиста, который едва вылечил сломанный палец. Сочувствует ему, желает быть осторожнее впредь. В тот же день сам получает серьезную травму пальца».
Были и фатальные совпадения, заставлявшие думать, что Рок существует. Вот, например, у его парижской знакомой, Ж..:
«Увидела много лет назад мужчину и в первую же секунду подумала – это мой будущий муж. Так и оказалось. И когда спустя много лет дочка не смогла ему дозвониться, я в первую секунду, после первого ее неудачного звонка сказала – твой отец умер. Она не верила – может, телефон за неуплату отключен… Может, из-за морозов кабель поврежден, я сказала – нет, он умер; и это тоже оказалось правдой… Еще у меня получается угадывать имена людей. Были в ресторане украинском в Париже, я смотрю на официанта и говорю – его зовут Владимир. И правда!»
Воспоминание Ж. натолкнуло Серебряного на другое, из собственного опыта. Один атаман казачьего войска спросил за праздничным столом, свердя его проницательным взором: «В каком месяце я родился?» Тот без запинки ответил – в июне-июле… «В июле», - довольно подтвердил верховный казак.
У Серебряного был билет на самолет в эконом-классе. Однако, данный документ предусматривал сначала путешествие по железной дороге, а потом пересадку на винтокрылую машину. Он добросовестно предъявил свой билет проводнику скоростного поезда, но тот не стал его компостировать. По предупреждению, набранному на квитанции мелким шрифтом, это должно было привести к потере места на самолет. Но вместо этого Серебряного с почетом усадили в бизнес-класс…
Перед новогодними праздниками губернатор столицы проводил большое совещание. Свита окружала неприступным забором – не подступиться. Серебряный скромно спустился из конференц-зала, когда все разошлись. Прогуливался почему-то у макета города-будущего. И тут навстречу губернатор. Впереди свиты, один. Сошлись, доброжелательное рукопожатие: «Ну что, осознал? – Да.» Улыбка. «Как работа? – Спасибо. Хорошо…».
Ночью 14 апреля приснилось, что великий пролетарский поэт Маяковский жив - старику уже было изрядно за сто, но он хорошо выглядел. Утром узнал, что это был день его смерти.
Серебряному хотелось оставить след в истории. Какой может быть след? Дети и книги… Деньги не в счет. Их не останется уже и на внуков даже при несметном богатстве. И, конечно, Знание, но оно не след, а фундамент... Так появилось понятие «этика диалога между народами», смысл которого состоит в налаживании культуры общения между политиками разных стран на фоне бомбардировок, ультиматумов и «диалога глухих».  А началось это движение с рожденного послом «Планетарного сознания». Серебряный же незримо остался в том же международном пространстве благодаря введенному им в лексикон ЮНЕСКО понятию «сближение культур», которое было увековечено в международном годе и десятилетии ООН. Пусть незримо, но да будет так, ибо, как говорил основатель даосизма Лао Цзы: «когда дело завершено, человек должен отойти в сторону».

XL. Школа

Ему захотелось в Эдем, и он перенесся к стенам своей школы. Арка, которая вела в школьный двор, была перегорожена решеткой, а с противоположной стороны был возведен глухой металлический забор, вдоль которого Серебряный и проделал круг почета.
- «Я коснулся дна страданий», - подумал он. – «И заставил страдать других».
Хотелось войти в учебное заведение, но за стеклом двери маячил строгий усатый охранник, и Серебряный отказался от своего намерения.
Он с детства был перспективным, и, что самое главное, продолжал им оставаться до сих пор. А значит – нет унынию!
Серебряный пожелал оказаться за рулем серебристого «Мерседеса», который недавно купил во Франции.

XLI. Все дороги ведут к женщинам

 Машина мчалась по извилистой загородной трассе, мягко покачиваясь на поворотах. Скорость вдавливала водителя в комфортабельное сиденье. Вечерело, но небо оставалось ясным. В сумерках он сбился с дороги и повернул на ухабистую грунтовку, которая вела в гору. И в неизвестность. Впереди замаячило старое кладбище. Он понял, что не поедет дальше.
 Поспешно развернулся, словно кто-то его преследовал. Мысленно попросил небо, чтобы брюхо «Мерседеса» не напоролось на булыжник, и шины, накалываясь на острые камешки, покатили его обратно.
Выплыл из прошлого знакомый дипломат-уйгур в массивных очках, сказавший ему: «Ты далеко пойдешь». Он умер вскоре после сорока, едва вернувшись из Ирака.
Серебряный был еще полон сил, только лицо почему-то стало стареть. Ненадежная кожа. Или только показалось. Эх, депрессии и теломеры…
Но ведь депрессий никогда не было, одни только стрессы!
К утру примчался в город Лилль. На старой площади рядом со знаменитой Дозорной Башней зашел в книжный отдел магазина «Fnac». Стал перелистывать книги по писательскому мастерству. Наткнулся на совет – написанное слово подталкивает мысль, а мысль в свою очередь подталкивает ручку. Вспомнились прочитанные где-то слова Стендаля: «Я бы начал писать на десять лет раньше, если бы не ждал вдохновения».
Вышел на площадь, зажмурился от холодного белого солнца.
Благодать.
Подумалось: «юмор ценится больше, чем благодарность».
Ну и что?
Человек добивается власти и денег, благодаря собственным способностям, а любовь сродни счастливому лотерейному билету – чистая удача. Вот Сулитцеру не повезло со старой, он женился на молодой, а она его спустила с лестницы, едва не сделав паралитиком. А тридцатилетняя любовница полупарализованного Бельмондо без утайки наставляла ему рога. Хорошо, он успел ее бросить до того, как сам отбросил коньки. Писатель Патрик Вера, разоренный своей женой, говорил Серебряному, что женщины лучшие психологи, чем мы, и в любом случае обманут. Так зачем дожидаться этого момента?
Что привлекает нас в женщинах?
Фигура, ноги, живот…
Ягодицы, лицо, волосы …
Губы…
Это второстепенные ничтожные детали. По-настоящему, есть только стимулирующее ощущение молодости и влечение основного инстинкта.
Он доехал до берега Ла-Манша. Пустынный пляж. Залез в воду, поплавал в гидрокостюме и ластах. Выбрался на песок, оперся на локоть, наполовину оставаясь в воде.
«Вот бы сюда моих девушек. Рассадить в шезлонгах, полюбоваться и поговорить». К сожалению, никого нельзя пронести сквозь пространство. Придется каждую навещать поодиночке.
Бросив машину на парковке у пляжа, переправился к Оле.
Та готовила завтрак на залитой солнцем кухне. Лежащая у ног Москва тоже сияла жизнерадостным светом, блестки окон лучисто сверкали.
Соленая вода стекала с гидрокостюма. Он поцеловал ее в сочные алые губы. Попросил:
- Налей кофе.
Сбросил гидрокостюм в ванной.
Хотелось блеска, любви и глубины одновременно.

XLII. Письмо юного Серебряного домой

«…Наконец-то собрался вам написать. Дел разных много, начиная с перипетий моего поступления в Национальную Школу Администрации (ниже читайте о причинах, влекущих меня туда), от которого я был вынужден отказаться, но, надеюсь, только в этом году, потому что на следующий снова буду подавать документы. Посол сказал, что не возражает. Но сегодня мой статус дипломата мне нравится. Отдельный кабинет на пятом этаже в двух шагах от Елисейских полей. Самостоятельный участок работы, в перспективе (правда, в туманной) – автомобиль служебный. Получаю тысячу с хвостиком, 10% отдаю за квартиру – авеню Ош. Район весьма престижный. 11 августа виделся с Арнольдом Шварценеггером, который открывал «Планету Голливуд» на Елисейских. Работа моя заключается в том, чтобы анализировать французскую прессу, готовить разные познавательные справки о Франции, встречаться с местными официальными лицами.  Отношения на работе нормальные. Посол публично заявил, что ценит, возлагает надежды, доверяет и уважает. Должность у меня такая, что точно посередине – четверо вышестоящих и четверо нижестоящих. С послом работаем в прямом контакте. Все - и стар, и млад, его боятся как огня. Но мне пока не доставалось. Завтракаю, ужинаю дома, как попало. Есть электрическая плита, трехкамерный холодильник, телевизор купил маленький и ковер 2х3 в спальню. Квартира (на мой непритязательный вкус) неплохая. Представьте две маленькие комнаты (паркет) соединенные широкой, почти во всю стену аркой. Постирываю сам, глажу с грехом пополам.
Литературой пока не занимаюсь, жду публикации второй повести и рассказа в «Азии». Гостил у меня Саша Логинов (Клоков) из Женевы, были с ним в Латинском квартале, в греческом ресторанчике ужинали. На Монмартр ходили, где я впоследствии познакомился с несколькими русскими художниками.
Кстати, спустя много лет Серебряный писал маститому литератору Логинову-Женевскому в ответ на эпистолу последнего: «Воистину скоротечным кажется наше существование, но есть, слава небесам, еще порох в ягодицах. Нет, не женился, ибо не влюбился (…). До сих пор восхищаюсь доходчивостью, с которой ты разъяснял фабулу и смысл Улисса Дж.Джойса, который мне, как и Франсуазе Саган, до сих пор скучнее (по причине моей неготовности) и недоступней основного вопроса философии при всей его кажущейся очевидности. Нравится также твое безжалостное ниспровержение Достоевского и Толстого, но можно ль упускать из виду, что именно два этих несовершенных писателя составляют шекспировскую славу русской, а значит, земной литературы? Конечно, ты не обыватель, и, надеюсь, самое интересное у тебя еще впереди, ведь и Вольтер запомнился нам в старческом обличье (шутка). А вообще, правит сейчас бесовской бал свой политическая серость, закутанная в тогу технократии и интеллектуального ловкачества, и хитрый мировой капитал, в кащеево нутро которого проникнуть - наш коммунистический долг. Там из Женевы да Ниона куда ты возил меня показывать статую божественного Юлия это сподручней сделать. Сызнова на берега леманские пока не сбираюсь, так что придется  пока в ожидании сигнала свыше обмениваться истинами на расстоянии. С дщерьми вижусь и общаюсь почти регулярно, надеюсь, что и твои не сильно огорчают тебя. Такими мыслями делюсь на сон грядущий. А что до 10 убористо исписанных тобою тетрадок, то не суета ли это, помятуя что лицедей Золотухин оных испещрил 89, а толку? А еще мне повидать охота Марию де Лос Анхелес Гонсалес Борхес, нашего кубинского ангела-опекуна, если жива».
В связи с моей школой посол французский де Фуко писал письмо нашему послу в Париже, просил отпустить меня на учебу, с тем чтобы я мог одновременно выполнять отдельные поручения в Посольстве. Однако, не подействовало. С другой стороны, работать пресс-атташе в Посольстве было моей детской мечтой, и теперь она сбылась, а это главное. Дальше будет видно.
К француженкам пока не пристаю, ездил на море, на побережье Ла-Манша. Вода довольно теплая, купался раза три. Впервые видел настоящий океанский отлив. Больших инициатив, служебных и личных, не проявляю. Думаю, само придет. Так говорит отец. 
Что день грядущий мне готовит, не знаю. Работаю, а об остальном не задумываюсь. Хочу Лимонова в Париже найти, но не знаю, что из этого выйдет. Ваксберг был здесь проездом, тиснул статью в «Русской мысли» по поводу выхода третьей своей книжки во Франции. Тоже не повидались.
Кстати, город на Ла-Манше, в который мы ездили, называется Довилль – как ваш отель в Гаване. А отель «Довилль», по информации с Кубы, разгромлен на днях антифиделевскими демонстрантами. В МИДе и аппарате премьера есть кое- с кем контакты. Осталось добраться до Елисейского дворца…

XLIII. Из мотивационного письма  в Школу Магистров

«Во-первых, это учреждение готовит государственных служащих высокого уровня, давая им разносторонние знания, позволяющие приносить пользу в большинстве эшелонов государственной деятельности, среди которых меня наибольшим образом интересует работа правительства и МИД.
Во-вторых, благодаря учебе в НША, я надеюсь обрести навыки для того, чтобы стать наиболее полезным моей стране.
В-третьих, учеба здесь стала бы для меня большой честью, учитывая престиж НША…
И, наконец, я надеюсь в своей дальнейшей карьере эффективно способствовать развитию отношений между нашими странами, последовательно укореняя ваш демократический опыт на нашей земле…»

Что вынес он из ENA? Только дух Большой Школы... И это самое важное.  Серебряный силился вспомнить что-то еще - предметы и знания, но на ум приходили лишь слова Монтеня, давшего свое имя самой фешенебельной авеню Парижа: «Если я и мог иной раз кое-что усвоить, то у ж совершенно не способен запоминать прочно».
Прочтя эти строки, Серебряный принялся составлять в памяти список людей, которые, помимо родных, сыграли позитивную роль в его жизни – открыли ему глаза на какие-то вещи, говорили доброе и полезное: Олжас Сулейменов, Валери Жискар д’Эстен, Франсуа Миттеран, Жак Ширак, Сергей Капица, Александр Яковлев, Борис Спасский, Нурсултан Назарбаев, Нуртай Абыкаев, Булат Абилов, Георгий Меликянц, Рудольф Теплицкий, Ринат Анимаев, Георгий Пряхин, Никита Струве, Валерий Буренков, Бертран Фессар де Фуко, Лариса Инджуджан,  Аманбек Мукашов, Алиджан Ибрагимов, докторесса Ди Стефано (в смешных круглых очках), avvocato Иванна Манни, Даниэла Руджиеро из нейрологической клиники, Валентина Терешкова,  падре Джекобс, архиепископ Трикарико, королева София, Даниэль Миттеран, Юрий Афанасьев, Гек Бочаров, Владимир Кушнеренко и Владимир Сергеев, Алексей Волков, Константин Жигалов,  Дулат Куанышев, Зураб Церетели, послы Serra и Guiguenou, учительница литературы Маргарита  Шестакова и французского – Белла Павловна, Михаил Хурин, Роза Рустемова, Аркадий Арканов, Андрей Кончаловский, писатель Дмитрий Жуков, Альбер Фишлер, Станислав Говорухин, Имангали Тасмагамбетов, Гани Касымов, академик Карл Байпаков, посол Малик Фазылов… Особо бы выделил Олжаса (повторно), гвардии полковника Леонида Гирша, премьера Пьера Береговуа, профессора политэкономии, которую все боялись….. забыл ее имя – она поставила ему неожиданную «пятерку» на экзамене и принесла банку малинового варенья, когда он сказал, что живет в общежитии; и еще - профессора Елизавету Кучборскую, которая спросила Серебряного на экзамене (речь шла об античном театре): «Что изображали греки на заднем плане сцены?» - «Акрополь?» - предположил он наобум. Она терпеливо посмотрела на него и мечтательно сказала: «Море!»
А Береговуа так по-отечески смотрел на него сквозь толстые стекла очков, когда он переводил его разговор с президентом, что Серебряный тут же проникся к нему симпатией. И так же сквозь большие роговые очки на него смотрел дипломат Диас Кадыров, произнося доброжелательно: «Ты далеко пойдешь».
… Спустя много лет, после чрезвычайного происшествия, когда все было потеряно, ему вдруг написали из французского консульства и предложили стать членом жюри по отбору правительственных стипендиатов. Конечно, он согласился. И даже подумал, что Барбара из консульства была в него влюблена. Почему бы и нет? Но потом все внезапно и логично оборвалось. Новую жизнь надо было начинать по-новому. И это не казалось трудным, потому что упомянутое чрезвычайное происшествие послужило нравственным очищением.
 

XLIV. Асель и Анжелика

Поджарый… русые длинные волосы… выше среднего роста.
- Мне сказали, вам нужен переводчик с французского, - он подошел к столу.
Платиновая блондинка с интересом посмотрела на него.
- Да. Ваш «CV», пожалуйста.
Он протянул листок.
- Странная фамилия – Серебряный, - она улыбнулась.
- Редкая, - он улыбнулся в ответ.
- Бывали в Алжире?
- Пока нет.
… Его и всю группу артистов высадили из автобуса на берегу Средиземного моря.
Оли с ними не было, она осталась в Москве.
Руководительница группы зашла босиком в теплую, прозрачную воду. У нее были длинные стройные ноги, ее звали Асель.
Песок был мелким и чистым. В нем поблескивали алмазики. Сверху - бездонное небо, на котором облака вычертили непонятные узоры. Белое было подсвечено розовым.
Она стояла, уперев руки в высокие бедра, и смотрела вдаль. Черные волосы, белая майка.
-  Что вы там высматриваете? – полюбопытствовал он.
Она пожала плечами:
- Ничего.
Ей было просто приятно смотреть.
- Хороший день, - сказал он. –  И солнце не жарит.
- Моментальное счастье, – вздохнула Асель.
Она присела, края майки погрузились в воду.
- Жизнь, как ожерелье, состоит из таких моментиков, - заметил он.
- Да, - ответила она.
По ее голосу он почувствовал, что она скучает. 
- Вы симпатичная девушка, -  заполнил он паузу комплиментом.
- И что из этого?– спросила она безразлично.
- Ничего, - ответил он. - Ровным счетом ничего.
Серебряный продолжил смотреть на небо над морем. Асель грациозно переминалась с ноги на ногу. Автобус должен был приехать только через час.
- Где вы научились говорить по-французски, - спросила она.
- В университете, - произнес он мечтательно. Пред глазами встала громада из тесаного камня на Воробьевых горах, похожая на фантастический ракетоплан.
- Давайте я принесу вам кока-колы, - вдруг предложила она.
Он кивнул:
- С удовольствием.
Она села рядом, поднесла ему пластиковый стаканчик с шипящей жидкостью.
- О чем вы мечтаете? – спросил он.
Она пожала плечами:
- О счастье.
- Счастлив тот, у кого все есть, - заметил Серебряный.
- У вас все есть?
- Нет, - ответил он. – Но в данный момент мне хорошо.
- Тут будет война, - сказала Асель. – Мы зря сюда приехали.
Она не ошиблась. Но тогда Асель еще добавила, что станет «большим человеком», и Серебряный засомневался. Трудно будет это сделать девушке с золотыми зубами. Это обстоятельство также удержало его в те дни от намерения переспать с ней. Спустя годы он, разумеется, жалел, что обратил внимание на такой пустяк.
… Серебряный открыл глаза. Он был в Москве. Золотозубая Асель куда-то исчезла, растворилась в лучезарном прошлом. Он сидел в офисе турфирмы.
- Нам не нужны переводчики с французского, - повторила с вежливой улыбкой платиновая блондинка.
…А была еще Анжелика… Он любил искусство, и в частности, «барокко» но все время забывал, что это такое. Но она помогла оживить ему знание. Однажды они встретились в самолете, и она дала ему глянцевую брошюрку с подробным рассказом о вычурном стиле, где классика дополнялась авангардом XVIII века. Он возил ее играть в теннис в Булонский лес и на другие корты Парижа, после игры они пили сок в безлюдных барах с видом на лужайки. Анжелика была в детстве чемпионкой и стойненькой, но все-таки - широковатой в бедрах. Если утрировать – больше походила на балалайку, чем на гитару…


XLV. Путешествие

Он вышел на улицу. Холодный ветер, пасмурно. Он перенесся к Исаакиевскому собору. Здесь было также серо. Подумал: «Катя»…
Она встретила его на пороге, широко раскрыла глаза, бросилась на шею.
- Я бы выпил чаю, - произнес он.
Катя со счастливым видом закивала:
- Есть шоколадные конфеты.
В гостиной на диване сидел седовласый мужчина.
- Мой папа, - сказала Серебряному Катя.
- Здравствуйте, - он опустился в кресло.
- Так это вы спасли мою дочь? - поинтересовался родитель.
- Так уж вышло, - проронил Серебряный. – Не хотел бы это комментировать.
- Все бы мужчины были, как вы, - со значением ответил отец.
- Это невозможно, - усмехнулся Серебряный.
- Мне было бы приятно, стань вы Катиным женихом, - серьезно сказал его собеседник.
- Мы об этом еще не говорили с ней, - ответил Серебряный. – Но вряд ли я подойду.
- Почему? – удивился отец.
- Она прекрасна, юна, - был ответ. – Но я не уверен в себе. Что будет завтра со мной?
- У всех впереди неизвестность, - парировал седовласый.
Серебряный вышел на балкон. Катя подошла сзади, обняла за плечи. Шепнула на ухо:
- Он скоро уйдет. И тогда…
Он обернулся, положил ей палец на губы.
- Давай, я приду вечером, так чтобы он не видел. А пока я просто попью с вами чаю и уйду... Или ты навестишь меня в гостинице завтра.
Она подумав, кивнула.
... Но вечер затянулся. Поскольку есть в доме оказалось нечего, Серебряный повез своих спутников в «Асторию», где снял отдельный кабинет. Там поужинали на славу. Мужчины выпили по бутылке вина, полбокала налили и Кате.
Провожая их к стоянке такси, Серебряный сунул отцу пачку долларов – тысяч тридцать.
«Не надо», - всполошился тот. «Путь будет», - убедительно прижав деньги к его руке, ответил Серебряный.
Катя пропустила батюшку внутрь машины, а сама задержалась на тротуаре, поцеловала Серебряного.
- Ну, езжай, - пробормотал он смущенно.
В «Астории» свободных номеров не было, и он побрел по набережной Невы, ежась от сырого ветра. Подумал и...

XLVI. «Том Коллинз»

... Перенесся на Кубу в отель «Довилль», где работала Каштанка.
Очаровательная загорелая брюнетка была на своем месте. Ее глаза засверкали при его появлении.
- Я научилась делать банановый дайкири, как вы любите, - гордо сказала Каштанка.
- Неужели, ждали меня? – воскликнул он, взбираясь на табурет. – Это приятно.
- Увезите меня куда-нибудь, - попросила она, подавая ему вазочку с напитком.
- Куда бы вы хотели?
- В Россию, - она в шутливой мечтательности опустил пушистые ресницы.
- Там холодно.
- Я хочу мороза.
- Однажды мы сделаем это, - сказал он, положив руку на стойку.
Она накрыла ее своей, и он почувствовал волнующее тепло ее ладони.
- Я хотел бы снять номер в этой гостинице, - сказал он. – Очень устал.
... Когда он, вытираясь полотенцем, выходил из душа, в дверь позвонили. Он  обмотал тканью бедра, открыл.
Каштанка!
Простыня в углу жесткой кровати голубела в ночи как снежный пик.
- Вспомнил тебя, - вдруг сказал Серебряный. – Ты жила тогда в маленькой прибрежной деревушке возле Камагуэя. И твой отец делал мне «Том Коллинз»…
Тогда она вообще была тоненькая как стебель сахарного тростника. С прической «каре» и желтой выцветшей майке. Ее отец жарил на сковороде с  огромных креветок в красном соусе и извинялся, что не смог принести еще и лангустов, так как не знал о приезде Серебряного. И рассказывал про ночную ловлю этих гигантских морских раков, ползущих в подводные клетки на свет. Но было понятно, что с режимного предприятия, в стране с карточной системой, вынести лангустов означало подвергать себя уголовному наказанию. 
Хижина хозяина упиралась в глинистый и кое-где поросший пучками травы берег, на который тихо накатывало море, вода которого была куда более пресной, чем в Атлантике, и потому казалась озерной. Прямо оттуда, со стороны кухни, открывался вид на три острова с пальмами. Чтобы Серебряному было приятней любоваться этой экзотикой, отец Каштанки выдавил несколько лимонов в высокий стакан, насыпал много сахара и залил все это местным ромом. Получился кисло-сладкий крепкий коктейль «Том Коллинз». Воспроизвести его состав Серебряный так и не сумел до сих пор. Хотя пытался.
- Я жалел тебя, - улыбнулся он сейчас в темноте. – Что ты, такая красивая и возвышенная, так и останешься на этом острове, а я тебя никогда больше не увижу.
Потом было возвращение в Камагуэй, и сопровождавший его журналист, также изрядно накаченный «Томом Коллинзом» и обычно сдержанный, и рассудительный, горько рыдал о своей семейной  трагедии.
А пальмовые островки в Карибском море в двух кабельтовых от  носа так и застряли в его мозгу.  Он был рад за кубинцев, которые, хоть и не могли покинуть свой остров в ту пору, но могли созерцать подобную фантастическую красоту.
- Рад, что увидел тебя вновь, и узнал.
- А я вообще сразу тебя узнала, - сказала Каштанка. – Мне запомнился молодой советский журналист в очках, которого привез к нам друг моего отца.
- А как твой отец? – озабоченно спросил Серебряный.
- Хорошо, - она пожала плечами. – По-прежнему работает на фабрике по переработке креветок…
Утром, отдохнувший и полный сил, он спустился в холл на завтрак, Каштанка уже была за стойкой бара.
- Возьми и не думай обижаться, - он дал ей двести долларов.
Она, покачав головой, отодвинула деньги.
- Ты точно повезешь меня в Россию?
- Наверное.
- И я увижу Кремль?
- Увидишь. И сделаешь мне «Том Коллинз». Или дайкири.
Она согласно опустили пушистые ресницы.
Серебряный подумал, что мог бы заказать чертерный рейс и приехать за ней. Но это в будущем. А пока...
- Вот, на память о нашей встрече, – он протянул ей тысячу долларов.
Она послушно взяла, подарив ему долгий доверчивый взгляд.
Серебряный вышел на Малекон и… пропал.

XLVII. Санкт-Петербург

… Залетел в Катину спальню. Туманно-белая ночь на исходе.
Она – в белой майке и шортиках.
- Ты где был? - спросила свирепо.
- Не сердись.
Она порывисто прижалась к нему. Ее нагретое тело пахло здоровой юностью. Руки девушки скользнули по его рубашке, обвили шею.
«У меня есть двадцать, тридцать минут», - посчитал он мысленно. А может, и больше, если он не захочет вставать и снова уснет…
Катя принесла на подносе кофе и апельсиновый сок, поставила на одеяло.
Села на кровати рядом, поправила темные вьющиеся волосы.
- Я так рада, что ты здесь, - сказала с улыбкой.
«В чем она сейчас нуждается?», - подумал Серебряный, - «Ни в чем. Одно из счастливых мгновений ее жизни…»
Так думал он. Но ведь она могла полагать иначе.

XLVIII. Его писатели, учеба

Не спалось и Серебряный перебирал в памяти имена писателей, которых полюбил… Бунина – за эротичность и мечтательность его «Темных аллей», Бернарда Шоу и Оскара Уайльда – за парадоксы, Мопассана – за горестное описание любви, жизни и смерти; Дюма-отца – за романтических всегда побеждающих героев, Гомера – за Одиссея и современные мысли, выраженные витиеватым, но без единого лишнего слова гекзаметром; Эврипида – за современное описание страстей, строгость стиля и неподдельный драматизм, Достоевского – за близость по духу, Шекспира, Лермонтова и Джеймса Хэдли Чейза – за характеры несчастливых героев, которые отчаянно, но умно борются с обстоятельствами;  Бестужева-Марлинского и Станюковича – за сильных героев и любовь к морю; Валентина Распутина – за красоту языка, Ибсена – за эпическое описание паломничества бродяги; Ганса-Христиана Андерсена – за поучительные сказки, полные глубокого смысла и поэзии; Горького – за дальновидность;  Алексея Николаевича и Алексея Константиновича Толстых – за яркую фантазию, Бориса Полевого – за великого героя, Аркадия Гайдара, Жюля Верна и Станислава Лема – за то, что научили мечтать; Анри Труайя – за «Екатерину Великую», Шиллера – за «Заговор Фиеско в Генуе», Конан Дойля – за блестящие сюжеты и доктора Уотсона, Джека Лондона – за неукротимый характер, везучесть героев и прекрасную прозу, Джона Скотта Фицджеральда и Ирвина Шоу – за блюзовое, ностальгическое описание потерянного поколения, Александра Беляева – за «Продавца воздуха», прочитанного в сочинской «Зеленой роще». Конечно, Хэмингуэя – за первую часть «Островов в океане», любовь в «По ком звонит колокол» и за героя-импотента. Возможно, еще Жака Аттали – за «Франсуа Миттерана», а Стефана Цвейга – за биографию Нуньеса де Бальбоа. Ну и как же без  O.Генри, чьи короткие рассказы явились для него эталоном!
Серебряный вновь пережил странное ощущение, будто его сознание раздвоилось. Теперь он думал об ошибках, совершенных его вторым я:
«Сказал себе, что не будет покупать дом. Лучше иметь деньги и не иметь забот. А сам, не прошло и двух месяцев, сам себя дезавуировал. Потом ох как раскаивался! Или по трезвом размышлении дал зарок не менять доллары на евро, а спустя пять лет поменял. И прогорел. Еще – дал слово бросить одну тварь, но, только она его позвала, помчался к ней, задрав штаны. И уж тут раскаянья было на по-олную катушку... Нет, не зря говорил Цицерон -  глупцы действуют по необходимости. Смоделировать будущее не умеют. Но ведь он (Серебряный) моделировал. А потом отказывался от собственных провидческих мыслей... Непоследовательность. Ее надо изживать. Как  писал Чехов – выдавливать из себя по капле. Но не раба, а все недостатки!»
Мопассан,  ссылаясь в чем-то на Флобера, призывал (!): не надо описывать окружающий мир банальными фразами, штампами, сложными, архаичными и запутанными конструкциями или приблизительными образами. Надо искать в каждом описываемом объекте (человеке или предмете) что-то индивидуальное, что отличает его от миллионов других. Дословно великий Ги, «добросовестный и упорный труженик пера», а может и гениальный писатель, в котором жила «непобедимая созидательная сила», был сторонником эксперимента и говорил так: «пусть будет у нас… побольше разнообразных предложений, оригинально построенных».
«Это неизмеримо повысит цену каждого предложения - в нашу эпоху всеобщей грамотности, графоманства и интернета», - добавил от себя Серебряный.
Разберемся с художниками. За что они нравятся Серебряному?
Ingres – за красоту изображенного им обнаженного тела, Леонардо – за красоту женского лица, Ренуар – за оптимистично-розовый цвет, Караваджо – за натюрморты, Гарофало – за размеры холстов (хотя в этом с ним мог бы поспорить Рубенс), Арчимбольдо – за революционный характер искусства, Перов – за «Три охотника», Брюллов – за «Последний день Помпеи», большая троица: Тициан, Тинторетто, Веронезе – как иначе (?), это три кита в океане художников!
Он много учился.
Виолончель – три года.
Фортепьяно – год.
Конькобежный спорт, дзюдо, каратэ, и всю жизнь - волейбол.
Учился на журналиста, дипломата, государственного администратора…
Сколько ему еще быть студентом, и не пора ли обращать знание в силу? Это произойдет, как только он будет готов.


XLIX. Катя

- Чего бы тебе хотелось? – вдруг спросила она.
«Ему?!» -  «Детей», «Счастья», «Вечной молодости»...
Но вслух он произнес:
- Стать гениальным ученым.
- А что мешает?
- Это иррационально, а значит, недостижимо сознательно.
Она забралась к нему под одеяло. Сказала:
- Сделаю все для тебя.
«Я был плющом», – подумал Серебряный. – «Который бессильно опал, когда стена обвалилась. А надо было быть пружинной сталью».
Девушка затихла у него на груди.
-  А сама чего бы хотела?
- У меня есть самое главное - ты.
Он усмехнулся, смежил веки, но по-прежнему не спалось.
Через час они встали.
- Поедешь со мной в яхтенный порт «Геркулес»? – спросила она.
- Вызывай такси, я заплачу.
Он провел с ней в порту весь день, сидя на стульчике с фужером шампанского и наблюдая, как она управляется с новой яхтой.
Вечером она пришла к нему в «Асторию», где он все-таки снял номер.
Ночью он перенесся в «Галери Лафайетт», надел костюм от Boss и перенесся в резиденцию главы Шумерлэнда...
Тот в одиночестве плыл в подсвеченном снизу бассейне. Серебряный пошле сверху – по бортику.
- Вы подумали над моими словами? – он сам удивился своему голосу, который гулко звучал над водой.
- То, что я делаю, сообразуется с вашими мыслями, - ответил президент. Он то погружался, то выныривал, как поплавок.
- Но вы еще не учредили партию Знаний?
- Не успел, - пловец был краток.
Серебряный пожал плечами:
- Жаль.
Президент посмотрел на него сочувственно:
- Если хотите что-то сделать, действуйте сами. У вас, как я понял, есть некоторые возможности.
- Думал вам помочь, - заметил Серебряный.
- У меня и так полно советников, - подвел черту собеседник. - А гениальными идеями государством управлять нельзя. Государство – не утопия.
-  Но жизнь народа улучшать надо, - сказал Серебряный. – Нельзя быть приземленными материалистами. Кто будет думать об интеллектуальном росте нации?
- Все-таки я возьму вас в советники, - со смехом заявил  мужчина в плавках.
- Провозгласите партию Знаний.
- Пока не буду. Не поймут, - пояснил президент. - Но беседовать с вами мне приятно. И полезно.
- А что тут разговаривать. Надо действовать, - воскликнул Серебряный.
- Вы меня еще не убедили, - заметил властитель.
- У меня не так много времени, - возразил путешественник. – Народ и страна ждут. Весь мир ждет!
- Энтузиаст, - президент погрузился в воду по уши, как бегемот.
Серебряный вновь прошел по кафельному бортику бассейна, президент не интересовал его больше. Можно было испариться, но в этом просторном помещении он чувствовал себя комфортно. Храм общества Знаний, который он стремится воздвигнуть – нужно ли это? Хлопотно – однозначно. Поэтому президент не хочет связываться. Но у Серебряного есть для этого и возможности, и время. Значит, нужно продолжать его убеждать.
Но он не желал быть назойливым.
И в это время:
- Коньяку не желаешь? – старик, перейдя на «ты», поднялся по лесенке из воды, ему подали махровый халат, а гибкая девушка с распущенными волосами принялась лохматить его короткую стрижку банным полотенцем.
- Почему бы и нет, - ответил Серебряный, дед которого был в свое время директором комбината шампанских вин.  Он уже предвкушал приятную обжигающую жидкость в полости рта и ее солнечный аромат.
Президент раскинулся в кожаном кресле, разметал руки и ноги. Две стройные девушки, подав им наполненные коньячные бокалы, замерли у дверей.
- Идея красивая, - словно раздумывая вслух, произнес правитель. – Но у меня много подобных инициатив. Никто из министров не против. Чего же боле? Опять поднимать суету, организовывать съезд, выступать с трибун… Зачем, если и так все движется в нужном направлении?
- Иллюзия, - возразил Серебряный. - За трескотней публикаций и заявлений, за ворохом бумаг создается видимость прогресса. На самом деле государственный корабль едва плывет по волнам рыночной экономики…
- Меня и такой темп устраивает. Невозможно объять необъятное, - недовольно сказал президент. 
- Так и будем плестись в хвосте мировой цивилизации вместо того, чтобы ее возглавить? – критически осведомился Серебряный и воодушевленно добавил. - Сейчас мы движемся хаотично, как бы бесцельно. А нужна определенная система, осмысленное движение к совершенствованию.
- Ты мне прямо программу составил, - расхохотался президент...


L. Путешествие

Серебряный глотнул коньяка. Жизнь сводит его с вершителями судеб и маргиналами. Всплывают в памяти послы Сирии и Бирмы, но с другой стороны была и дружба с послами Франции, Италии, России, Польши…
Он представил себя упрямым Христофором, который четыре раза штурмовал Новый Свет, но так и вернулся в Испанию, не солоно хлебавши… Или космическим кораблем, многократно взлетавшим на орбиту, но не сумевшим на ней удержаться.
Ничего…  Есть энергия, есть ощущение молодости и вера!
Президент внимательно посмотрел на него:
- Ты что замолчал? Может, нужно что?! Давай, помогу. Только без бредней про Общество Знаний!
Серебряный с улыбкой покачал головой и вдруг понял, что общается с людьми не для того, чтобы сообщить или узнать какую-то информацию, а чтобы поделиться избытком энергии, когда он есть, и зарядиться ею, когда ее не хватает.
Он подумал еще, что не может жить, как все. Когда есть перспектива, восходящий тренд, воздушная подушка, он чувствует себя в своей стихии. А когда пропадает ощущение непознанного, возможно, недостижимого, но манящего, сверкающего будущего, а впереди вырисовывается ясная, но унылая линия жизни – это не для него. Если судьба опускает его на уровень, который он считает недостойным себя, он начинает сопротивляться изо всех сил. Он отчаянно боится погружаться в серость.
И еще… Каждое яркое событие вызывает в нем букет мыслей. И приходится спешно отбирать одну, саму правильную – как самый подходящий цветок из вороха разных – с длинным стеблем, ровными лепестками, насыщенной краской.
- Без бредней нельзя, - покачал Серебряный головой, хотя и улыбнулся. Солнечная жидкость в похожем на пузырь бокале делала свое дело.
Он перебирал в уме – отправиться к Кате, Каштанке, Велии, а может быть, к Панче? Те будут рады видеть его, да и президент не собирается его задерживать. Но ему никуда не хочется.
- Ваше здоровье! – провозгласил Серебряный. Старик с просветлевшим лицом тоже поднял бокал.
- Выступите завтра по телевизору, - продолжил Серебряный. – Обратитесь к народу. Увидите, вас поддержат. И всем будет лучше.
- А сам чего хочешь? – великодушно осведомился мужчина в расползающемся на пузе махровом халате.
- Буду наблюдать и радоваться вместе с вами.
- Ладно, почти уговорил, - сказал правитель. – Где ночуешь?
- На море, наверное, - улыбнулся Серебряный.
- А то смотри! – президент показал на длинноногую девушку с распушенными волосами, которая появилась в дверях…

LI. Москва

… Он перенесся к Оле.  В ее спальне рядом с широкой кроватью горел ночник. Ее лицо выражало озабоченность, но при виде его - прояснилось. Серебряный с удовольствием обнял ее:
-Ты хочешь в Париж?
- Да, - ответила она без запинки.
- Делай визу, - коротко сказал он. – Это город влюбленных.
Среди ночи Серебряный проснулся. Как будто возле уха выстелила бесшумно гаубица большого калибра. Задумался о профессии дипломата.

LII. Жизнь  дипломата

 Ничего удивительного, ведь он был им в другой жизни. «Это многопрофильная высокоточная наука», - говаривал его знакомец, бывший в ту пору министром. Правда, времена, когда дипломат из юридического департамента, по блестящим воспоминаниям Ерофеева-старшего, мог по памяти процитировать Конвенцию Монтре о «Праве прохода через проливы», безвозвратно канули в Лету.
Дипломат говорит то, что надо, а не что думает на самом деле. Порой это совпадает, а порой вызывает раздвоение личности. Отчасти это объясняется его задачами - в трактовке Юбера Ведрина, французского министра: «Первая из них – защищать безопасность своей страны, вторая – защищать ее влияние». Потому что случается, когда интересы страны и государства расходятся. А бывает и так – когда интересы государства и страны совпадают, но… начинают противоречить общечеловеческим или высшим ценностям. Скажем, в случае оценки вооруженных конфликтов. Возникают муки совести, которых по идее у дипломата как солдата внешнеполитического фронта быть не должно. Подытоживая: дипломат – это ловкий служака, военный, орудующий вместо штыка словом и вербальной нотой. Дипломаты ищут компромиссы, убеждая и сбивая с толку более слабых, и добиваясь выгодных для своей стороны соглашений. Через какое-то время в стане проигравших происходит отрезвление, и тогда дипломатические баталии вспыхивают с новой силой. Вновь достигается компромисс. Шаткие консенсусы перемежаются вспышками насилия. Чем больше компромиссов, тем больше насилия. Хрестоматийная иллюстрация - Версальский мир! Дипломаты – источники нестабильности, значит, дипломатия – порочна по сути? Нет! Но в сказанном есть доля истины. Потому что и их вина в льющейся крови. Возьмем Сирию 2012 года, когда хваленые и изощренные западно-европейские чиновники с иммунитетом санкционировали невиданное кровопролитие…
Дипломаты – специалисты непрямого действия. Интересы лагеря, который они защищают, как горькие пилюли, облекаются в сладкую оболочку общечеловеческих ценностей, исторических прецедентов и положений международных договоров. Это люди, как биржевые маклеры, обладают отточенным мышлением. Можно иногда справедливо сказать, что это самые беспринципные и бессовестные люди, потому что в ряде случаев они невозмутимо отстаивают не интересы народа или человечества, а позиции режима, находящегося у власти.
Дипломат не признает ошибок своей страны, но достигает компромисса тайным выгодным предложением противоборствующей стороне на другом участке…
Серебряный побывал (да, и продолжал мысленно оставаться) в «костюме» дипломата и получил в этом качестве несколько незабываемых уроков, отразившихся в жестких стрессах. Во-первых, дипломатия - это одновременно гибкость, деликатность и твердость. Во-вторых, для важного гостя, в каких бы хороших личных отношениях с ним бы ни состоял, надо обязательно найти особо почетное место. В-третьих, когда идешь на нестандартный шаг (история с правом голоса для Европейского Союза), обязательно нужно продумать его последствия, и идти на него, только если выигрыш очевиден. Порой нужно разъяснить чистые побуждения, которыми ты руководствуешься. Иначе ты рискуешь быть непонятым, а твой шаг может быть истолкован превратно. В-четвертых, (случай с американской реакцией на резолюции о религиях по случаю года сближения культур) надо быстро соображать, а если не получается быстро, то надо тщательно взвесить «за» и «против», и стараться не отказываться от первоначального решения, а предложить такую формулировку иди аргумент, которые бы заставили бы противника уточнить свою позицию.
На многосторонних переговорах дипломаты, подобно Ниагаре, извергают елейные речи, по сути являющиеся нейро-лингвистическим программированием, зомбированием, гипнозом, под очарование которого подпадает неопределившееся большинство. Кто искусней, тот и побеждает. В этом красота профессии… На одной ассамблее ему понравилось выступление посла США. Тот не хотел давать права голоса Европейскому Союзу, мотивируя это тем, что другие наблюдатели, в том числе, Палестина, такого права не получали. В этом было рациональное зерно, и Серебряный в пику Европе поддержал американца. Беда в том, что он не объяснил своей позиции. В многостороннем формате нельзя отмалчиваться, если хочешь извлечь выгоду. Надо идти на риск.
Но и… «нельзя сдаваться не только после одного, но и после ста поражений», - говорил Линкольн. То же самое слышал Серебряный на курсах по борьбе с терроризмом в Вашингтоне. Американцы правы. После этого случая были победы – избрание в Исполнительный Совет Международной Образовательной Организации, резолюции по возобновляемым энергиям и сближению культур!
Чтобы чувствовать себя как рыба в воде в этой среде необходимо иметь хорошо развитое логическое мышление и ясность ума. Эти понятия можно объединить под брендом «интеллектуальная механика». Похоже на метод функционирования компьютера. То есть, как бы примитивный, базовый уровень мышления для такого высокоорганизованного существа как человек. Но именно он позволяет добиваться успеха, например, финансистам, которые близки дипломатам как социальная группа.
Дипломат должен быть не только рассудительным и демократичным, но и уметь вести себя с апломбом. Вот это умение Серебряному не было присуще… И еще – если привык говорить то, что думаешь, не сможешь стать дипломатом. Но дипломат экстра-класса - тот, кто говорит правду изощренным способом…
Когда против или его страны дипломата выдвигается абсурдное обвинение, ему нет нужды оправдываться. Ибо в таком случае несомненно существует железный контраргумент (ложь – это палка о двух концах!), причем§ в логике противника, и он уязвит врага… Остается только его найти.
   Спасибо отцу и Мещерякову - МИД. Михаил Иванович, первый министр, доверительно и даже участливо общался с ним, сделал на период написания части своих мемуаров помощником, полагаясь на его навыки журналиста и на тот факт, что отец Серебряного руководил литературным журналом. Так вот, незабвенный М.И. говорил ему: «Женись поскорей, поставлю тебя в кадровый резерв на длительную загранкомандировку». Но молодой человек не внимал голосу мудрости, не представляя для себя женитьбу по необходимости. Да и не считал равноценной сделку – свободу в обмен на сомнительное счастье увенчать себя лаврами двухлетнего зарубежного дипломатического опыта.
А что до вышеупомянутого опыта, то его лаконично обобщил однажды знакомый атташе-волейболист на римской вилле Абамелек: «Весь год ездишь с завхозом по магазинам, а в декабре садишься писать годовой политический отчет за все посольство».
В результате повсеместного лицемерия, то есть, криводушия и непорядочности, закулисной «купли-продажи» должностей - что получается под видом современных дипломатов? Династии бздунов и канцелярских мышей, которые дуют за границей дешевое пиво, ездят в дешевые шоп- и развлекательные туры по стране пребывания в дни отпуска, откладывают по копеечке  деньги на внедорожники в Москве и на учебу детишек в МГИМО. Какая тут на хрен забота о высших идеалах ...
Свой опыт и некоторые регалии Серебряный приобрел сам, кое-где вопреки системе, подозревавшей в нем инородное тело, а кое-где (не без этого), плывя по течению. И ранги атташе и третьего секретаря ему присвоил еще Шеварднадзе, а восьмой по счету – советника 1 класса (по-военному – между полковником и генералом), он уже не помнил, кто. Потом началась пробуксовка… Собственно, обходили чинами и ранее, но он наверстывал несправедливо отжатое благодаря собственному светлому энтузиазму, лишенному всяких амбиций, и, вероятно, везению.
 И сам (не без добрых людей, конечно) поехал за границу через год после того, как старого министра без лишних почестей спровадили на пенсию. А пожилой, но всегда бодрый наставник, чье хорошее отношение к Серебряному выражалось, впрочем, только в устной симпатии к нему, запомнился ему воспитательными беседами и еще восторженной мечтательностью. Был и остался М.И.  комсомольцем в душе. И был прав. «Если не будете как ДЕТИ, не войдете в Царство Небесное», - говорил Христос в Нагорной проповеди...

LIII. В Москве

Утром Серебряный сел у стола. Увидел розовощекий бугристый гранат. Спросил:
- Ты знаешь, сколько в нем косточек?
Оля виновато покачала головой.
- Помню, мой друг-художник, живущий под Парижем, писал натюрморт с гранатами, получились как настоящие. Так вот, он посчитал – пятьсот.
Она задумалась:
-  Ну да, похоже на это.
- А я думал, тысяча, - ответил Серебряный.
- Так много? – она сделала большие глаза…
- Много, - повторил он.
Она обняла его, поцеловала в губы.
- Ты знаешь ученых, которые бы боролись с раковыми заболеваниями, - спросил он.
Оля с сомнением покачала головой:
- Лично нет, но есть целый институт онкологический. Зачем тебе?
- Хочу включиться в эту работу, помочь людям.
- А как?
- Может, фонд основать – для помощи больным или исследованиям, - не очень уверенно сказал он.
- У тебя что, много денег?
Серебряный пожал плечами:
- Сколько-то есть. Надо только организовать эту работу. Может, объявление в газете дать - помогу больным. Правда, сразу толпа прибежит, отбою не будет.
Оля усмехнулась:
- Почему бы просто людям деньги не раздавать?
- Скажут – чокнутый.
Она нежной рукой провела по его волосам:
- Может, не готов ты еще быть меценатом?
- Или в противораковый институт какой-нибудь томограф купить? – продолжал размышлять он вслух. – Но науку это никак не продвинет. Там же стоит какое-то оборудование, которое худо-бедно работает…
- Новый прибор лишним не будет, - парировала Оля.
- Да, но…, - Серебряный задумался.
Девушка уехала в университет.
Почему его не влекут так сильно ни она, ни Катя, ни Панча, ни другие, с которыми он уже был? Потому что они уже завоеваны. Это вершины, которых достиг и с которых остается только слезть. На этом фоне выделялась теннисистка Велия, но ее холодность и равнодушие не воспламеняли его тем более…
Он нашел в интернете контору по аренде автомобилей и заказал на день «Бентли» с шофером. До приезда машины слетал домой и рассовал по карманам пальто, и пиджака сто тысяч долларов, не отдавая себе полного отчета в смысле этого жеста. В бельевом шкафу под майками и наволочками оставалось еще около полутора миллионов. Он взял их в банке в Мехико. Подумал, надо бы сосредоточиться на наркоторговцах, у которых этого добра в изобилии. Небезопасно, однако…
В институте онкологии, куда он подкатил на лимузине «Бентли», ни директора, ни главного врача встретить не удалось, да он и не рассчитывал особо. В коридоре разговорился с юной медсестричкой Зоей, которой представился меценатом.
- Лекарств, конечно, не хватает, - констатировал уверенно.
Девушка кивнула.
- А каких именно?
- Вот этого вообще нет, - она без запинки назвала дефицитный препарат.
- Могу достать, разумеется, бесплатно - заметил он. – Сколько нужно?
- Три упаковки, - просто ответила она. – Одна больная элементарно умирает.
Серебряный включил на своем телефоне поисковой мотор. Еще через полчаса, как бы выйдя в туалет, он достал нужный медикамент в Филадельфии, и вручил его девушке в кафе, рядом с онкоцентром, куда пригласил ее выпить кофе с пирожным.
Она благодарно посмотрела на него ясными глазами, крепко сжала пакетик с лекарствами. Серебряный вскользь подумал, что девушки и женщины, с которыми он общается, сплошь из нижнего сословия. Нет среди них ни банкирш, ни графинь… Студентка, волейболистка, консьержка, разве что Велия, звездная теннисистка, но с той контакт не заладился.
Он идет по нижнему, непритязательному слою, чистому и неиспорченному, с самыми естественными надобностями. Здесь нет условностей, диктуемых социумом, и хитро выстроенного карточного домика поведенческого кодекса. Точнее - карточной Великой Китайской Стены, по гребню которой надо уметь изящно пробежаться, да так, чтобы не обрушить. И по ней ходят люди, но тех, которые делали бы это с натуральной легкостью, Серебряному еще не доводилось встречать. В общении с ними есть возвышенная ритуальная прелесть, но Серебряный еще не научился получать от нее удовольствия. Короткие, но частые эскапады в высший свет изнуряли его своей пустотой и бесплодностью. Хотя, вероятно, он просто не научился вращаться там должным образом, ведь можно же наслаждаться собственной игрой на скрипке? Но для этого нужно освоить сей инструмент… Девственные, как свежевыпавший снег, отношения возможны в любых слоях общества.
- Могу еще достать, если нужно, - сказал Серебряный голубоглазой Зое. – Но это не решит всей проблемы.  Я бы хотел помогать ученым, которые ищут средство для борьбы с раком. Знаете ли вы кого-нибудь?
Да, она знала. И рассказала ему о стареньком профессоре, что давно на пенсии, но продолжает приходить в институт. Юнцом он участвовал в бальзамировании самого Ленина, а затем занялся онкологией. Серебряный посадил Зою к себе в «Бентли» и велел показывать дорогу. Старик оказался дома, и у них состоялся задушевный долгий разговор.
....- Я вам достану любые препараты и любые результаты исследований, какие только пожелаете, - сказал Серебряный в заключение. – А если нужно оборудование, только скажите...
Конечно, он не мог все купить сам, чтобы не вызывать подозрений большими суммами. Но зато всегда мог попасть к нужному человеку, который довольствовался бы меньшим, и похлопотал о приобретении для больницы томографа 3-Д, например. Впрочем, у него была и кредитная карточка, на всякий случай.
На прощание выпили по бокальчику Шато-Марго 1919 года, который Серебряный раздобыл в одном сыром погребке в Аквитании... 
Он отвез Зою домой, она пригласила его на чашку чая,  и он остался у нее на ночь.

LIV. Возле виллы Адриана

Серебряный заметил, что его перестали раздражать сараеподобные «Тойоты» и прочие восточные мустанги, затмившие своими габаритами и количеством былую элегантность «Мерседесов» и даже «Бентли».
Вспомнилась  заснеженная дорога на Рим. Горевшие при въезде на ее скоростной участок большие и круглые, как глаза пришельцев, с одной стороны красные, с другой - зеленые, не мигая, смотрели на него. И ночью, и сквозь туман, и через снегопад...
Еще были сиреневые мясистые ирисы, буквально пробившиеся сквозь наст, а потом заполонившие весь холм и  остальное пространство по обе стороны тропинки, где он гулял.  На смену им пришли маки на тоненьких ножках и с нежными лепестками, которых не в силах был победить ни дождь, ни ветер, ни палящее солнце, ни время. Их становилось все больше, они вклинивались широкими полосами в поля и пригорки, торжествуя на них красными полотнищами. Это место называлось Colle Cesarano - по соседству с виллой Адриана.
Там было много странных. Например, дама с безупречными манерами, осанкой и чертами лица маркизы неотступно попрошайничала. Один мужчина в серой куртке с архи-длинными рукавами целился и стрелял по кустам и людям с обеих рук, словно из крупнокалиберного «магнума» с разрывными патронами. Досталось от него и Серебряному, который припоминал за собой аналогичный грех в лучезарном детстве.

 
LV. Белые дюны Сабаудии

 Серебряный перенесся в Гаэту, где взял напрокат «Бентли» с условием, что сдаст его в Риме, и помчался в Вечный Город. Погода стояла солнечная, начинало вечереть. Серебряный нарочно гнал вдоль побережья. Работал кондиционер, но он открыл окно, и ласковый теплый ветер трепал его волосы и гладил руку. Он не стал сворачивать с «Понтины» на «Государственную дорогу 148», хотя это удлиняло путь, но зато слева по-прежнему было море.  Когда появились безлюдные, поросшие  колючками дюны Сабаудии, он внутренне возликовал и слегка поднажал на газ. Дорога тоже была пустынной. Песок цвета первосортной муки, синяя гладь и оранжевеющий мяч солнца.
Свернул на пляж возле заброшенного бара. Не заботясь о машине, бросил одежду под ноги, шагнул  в теплую воду, которая подносила к берегу пенные гребешки.
Нырнул на мелководье в прозрачную стихию. Сделал несколько гребков. Потом на поверхность – расшвыривая брызги, как кит. Глянул на сахарные дюны. Удивился – в распахнутую дверь «Бентли» кто-то юркнул – мелькнула голая девичья нога.
Нырнул еще раз, отдышался, глядя в гаснущее небо и прислушиваясь к учащенному стуку сердца. Вышел на ребристый песок. Машины уже не было. Утерся рубашкой, подсох, заснял прощальным взглядом картинку идеального жизненного причала.
И стремглав перенесся в «Бентли».
Пышноволосой жгучей итальянке с упрямым и надменным выражением лица было лет семнадцать-восемнадцать. Она вскрикнула от неожиданности. Бежевый салон на колесах качнулся, словно попал в воздушную яму.
Серебряный небрежно открыл бардачок, налил себе газированного напитка.
- Как тебя зовут? - спросил он.
Она испуганно вцепилась в руль, но скорость не сбавляла.
- Даниэла.
Рядом с ним лежала ее потертая сумка из черной кожи.
- Дай-ка,  сяду за руль, -  вежливо предложил Серебряный.
Ненавязчивый тон ее озадачил. Она вкрадчиво потянулась к своей сумке.
- Что у тебя там?
- Ничего, - ответила она, снова сев прямо. Плавно нажала на тормоз, прижалась к обочине.
- Перелазь, - сказал он. – Не надо выходить из машины.
Она послушно полезла на его место, цепляясь ногами за рычаг коробки передач. Он ощутил тонкий аромат духов, смешанный с запахом немытого молодого тела.
Серебряный тронул машину.
- Наркотики? – предположил он.
- Еще чего, - фыркнула она. Но Серебряный почувствовал, что содержимым сумки она дорожила.
- Значит, ты бродяжка, - констатировал он. – А машину покататься взяла...
- Я на бродяжка, - запротестовала она. – У меня дом, семья.
- А в голове ветер, - прервал он, отхлебнув содовой. – Кстати, угощайся, там бутылка...
- У меня своя, - она достала из сумки стеклянную фляжку виски. Глотнула, не морщясь, завинтила пробку.
- Еще и пьешь, - заметил он скептически.
- Нет, это чуть-чуть- возразила она.
Отчетливый, певучий говор.
- Южанка? – продолжил он.
- Фоджия.
- В Рим?
- Как догадался?
- Все дороги туда ведут…
Она пожала плечами.
- Мне там обещали работу. В «Аль-Италия».
- А в Сабаудии как оказалась, денег не поезд не было? А может ты жила на пляже?
Она скривила губы:
- Просто ночевала.
- А в Риме где будешь спать?  У Тибра под мостом не уютно. Хотя я могу отвезти тебя в полицию, - рассуждал вслух Серебряный.
Она встряхнула головой.
- Не надо в полицию. Поброжу по городу.
Вдруг его осенило.
- Могу снять тебе номер в гостинице. Документы есть?
- Конечно, есть, - сказала она. – Но не утруждай себя, выкручусь сама.
Он безразлично усмехнулся:
- Как хочешь…
- А ты сам где остановишься?
Он подумал:
- Наверное, в «Эксельсиоре»… В «Гранд-отеле» мне не нравится, это близко к вокзалу… Впрочем, в «Шератоне» по дороге из Остии тоже хорошо. И море рядом. Не возражаешь, если высажу тебя в «EUR»?
Она покачала головой, не отрываясь глядя на дорогу.
... Серебряный тормознул на бензозаправке с шестиногой огнедышащей собакой.
- Приехали.
Она вышла, он помахал ей рукой,  отъехал, не оглядываясь.
Через час, когда он сидел в баре «Шератона» с бокалом конъяка, к его креслу подошла Даниэла и обратилась на «вы»:
- Можно, я останусь у вас?
Он в упор посмотрел на нее:
- Я не нуждаюсь в спутнице.
Ее щеки дрогнули. Но постаравшись сохранить невозмутимость, она сказала:
- А если я вам заплачу?
Серебряный нервно умехнулся:
- Меня деньги не интересуют, но покажи для ясности, что там у тебя.
Жгучая брюнетка раскрыла потертую сумку.  Серебряный увидел несколько пачек розовых «евро» и шершаво-капустных долларов.
- Возьмите, сколько хотите.
Он отвел взгляд от кожаной торбы.
- Повезло ж тебе выйти на меня, - пробормотал он.
Она застыла в ожидании.
- Хорошо, - сказал он. – Возьми ключ и поднимайся ко мне. Я закажу шамапанское в номер.
Он выбрал люкс с видом на Фьюмичино и рассчитывал еще полюбоваться закатом.
Но было уже совсем темно, когда он вошел к себе, и через полуотрытую в лоджию дверь доносился стрекот цикад.
Белый круг света под молочным абажуром в углу. Девушки не видно. Зато появился  официант  - ходячий белый смокинг с шампанским. Ловко открыл, поставил фужеры. Когда исчез, с лоджии неслышно вступила в комнату Даниэла.
- Чем занимаешься в жизни? Сбежала от родителей? – небрежно спросил он.
- Вам интересно откуда деньги?
- Нет, - пожал он плечами. – Они мне не нужны. Тебе нужнее...
- Мне тоже, - она опустилась на ковер.
- Тогда зачем ты их взяла.
- Это мои. Продала дом.
Он покачал головой:
- Не поверю.
Даниэла усмехнулась и опять перешла на «ты»:
- Ты прав. Но это чистые деньги. Мне дал их один человек. Перед смертью...
Серебряный вдруг представил картину: «распластанное тело пожилого мужчины с животиком. Лужица крови возле плешивого черепа...»
- Криминал? – высказал загадку он. – Или эскорт-услуги?
- Клянусь, нет! – запротестовала она.
Он посмотрел в ее красивые темные глаза, постоянно менявшие выражение, и покачал головой.
- Ладно, ложись спать.
- Не оставляй меня, -  она опустилась на колени.
- Почему? – удивился он.
- Мне некуда деться.
- Все из-за денег? – предположил Серебряный.
Она, нахмурившись, промолчала.
- Хорошо, - сказал он. – Сегодня спи здесь. Будешь в безопасности.
«Не хватало ему только мафии и наркотрафика!»
- А ты?
- Поговорим завтра, - он сделал глоток шампанского и направился к двери.
- Не уходи, - услышал вслед. Она вскочила, ее руки обвили его плечи.
Он вернулся в кресло.
- Это не поможет, - глубоко вздохнул.
- Ошибаешься, - она выдернула из декольте крестик. – Ты ошибаешься, если думаешь, что я в дерьме.
- Сходи в церковь, - посоветовал он. – Отдай деньги на благотворительность.
- Мне не деньги, мне себя некуда деть.
- Кто ж виноват, что у тебя мозгов нет, - заметил Серебряный.
- Ты одинок? - Даниэла отстраненно вертела в пальцах крестик.
- Допустим.
- А я – да.
- И ты решила скоротать свое одиночество с человеком на «Бентли»? – съязвил он. - Все мы так или иначе одиноки.
- Деньги, которые ты видел, мне привез друг отца, - сказала она спокойно. – Привез, когда отец умер. Сказал, что это мое наследство. 
Она взяла со столика шампанское. Вздрагивая атласным горлом, отпила ледяную искристую жидкость.
- Я была ему как дочь. Он тоже умер. Но успел сказать, что я должна скрыться...
- Что ты умеешь делать в жизни? - спросил он, не надеясь на окрыляющий ответ.
- Летать, - сказала она. – Поэтому хочу быть стюардессой.
- Все мы умеем летать. Во сне, - заметил Серебряный.
- А я наоборот во сне не летаю, - ответила она.
-  Притаких деньгах могла бы и пассажиром бизнес-класса летать всю жизнь, - хмыкнул он
- Пассажиром не интересно, - она повела плечом.
- По-моему, ты сама не знаешь, чего хочешь, - подвел черту Серебряный. – Томление духа. С таким диагнозом я не возьмусь тебе помочь.
- Что же мне делать? – она вытянулась на полу, поглаживая волосы.
- Помоги себе сама.
- Если ты меня оставишь, со мной может случиться беда..., - Даниэла перевернулась на живот, ее платье в блестках задралось на округлых бедрах.
- С каждым это может произойти, – парировал он, не пуская соблазна в душу.
- Меня ищут, спаси меня, - она подняла на него свои большие глаза.
- Не знаю, как это сделать, - он покачал головой. – Ты в безвыходной ситуации, поможет только чудо. А я не чудо...
- Хочу на север, - воскликнула она. – Мне надоел этот климат, эта жаркая страна.
- Замуж тебе надо, - туманно предложил Серебряный. – Муж защитит.
- Женись на мне, - сказала она лукаво. – Отдам тебе все деньги.
- Я не настолько авантюрист, - вздохнул он.
Ее лицо стало серьезным.
- Правда, возьми, мне они не нужны.
В руках у Даниэлы появилась ее сумочка, которую она снова широко и доверчиво раскрыла, выставив напоказ розовые и зеленые брикеты.
Он постарался взглянуть на нее как можно мягче:
- Ты больна?
- Н-нет, - она запнулась и покраснела.
Серебряный похолодел изнутри, но не подал виду. Глотнул шампанского.
- Та-ак.
Надо было что-то делать. Лучше всего убраться отсюда.
Он запустил пятерню в ее шевелюру, стал медленно массировать, чувствуя, что ей это приятно.
Потом она прервала молчание:
- Я принцесса из рода Колонна.
В палаццо Колонна с его умопомрачительной картинной галереей в Риме, Серебряному доводилось бывать, но с самой этой знатной семьей он был до сих пор знаком понаслышке.
Он вдруг подумал о великих людях, с которыми встречался раньше. Одним из первых, не считая Брежнева в голубом костюме, был Дидье Рацирака. И воспоминания неожиданно унесли его в «Артек».

LVI. Артек

Дневники в Артеке вели все.
Первым этапом после выгрузки из самолета была эвакобаза, кажется, в Симферополе, где всем вставили термометры и распределили по лагерям. Нам выпал самый-самый – «Морской».
Запись от 16 июня. «Когда мы приехали, нашу делегацию повели переодевать в лагерную форму. Все проходило довольно оживленно. Меня и еще одного мальчишку, Игоря (здоровяка «кровь с молоком» – как спустя годы узнал Серебряный – сына председателя облисполкома), зачислили в первый отряд. Придя в отведенный нам кубический корпус-стекляшку, мы заняли второй этаж. Отсюда был отличный вид на море, но скука давала о себе знать. Впоследствии вожатые сказали, что идет оргпериод, то есть, заселение лагеря. Под вечер стало веселее. Делали стенгазету, и нам сообщили, что завтра мы будем дежурить по дружине (в Артек входит  несколько дружин-лагерей). Я уже обрадовался, что скука пропадет насовсем.
  …И действительно, утром играла музыка, мы делали уборку палат и территории. Нам с Игорем достался пост у входа на пляж – кругляши серой гальки. Наша задача заключалась в том, чтобы не пропускать к морю пионеров без сопровождения вожатых… Потом позавтракали и опять стали дежурить. Начался проливной дождь, мы побежали в Ленинскую комнату. Там увидели макет расположения всех дружин.  Опять стало скучно.
Одиннадцать часов. Сижу в комнате и смотрю на море. Игорь, спасаясь от безделья, пишет письмо домой. А я - дневник. Сейчас нас зовут в соседнюю комнату, петь песни…
Пели. В том числе, общий гимн: «Артековская клятва». Настроение заметно поднялось. Сегодня к полднику в нашу палату придут еще несколько человек. Пока нас трое… Приехали остальные. Они из Владимира. Дежурили в столовой. Полностью измотались. Было весело. После ужина показывали фильм: «Иван Васильевич меняет профессию». Начался дождь, на штормовках пришлось поднять капюшоны.
Ах, да - я не сказал о том, как праздновали 53-летие Артека! К нам приехали участники первой линейки. Все было торжественно на площади Дружбы, где проходил митинг. Затем мы пошли на Костровую площадь на концерт. Нельзя сказать, чтобы она была большая. Также нельзя назвать ее площадью. Нет! Просто громкие слова довольно часто встречаются в языке артековцев. Концерт очень понравился. Я фотографировал. Все мы ходим в парадной форме…
Кино кончилось в половине одиннадцатого. Мы сразу легли спать. Перед этим постирал носки, вымыл ноги. Спокойной ночи!
17 июня. Оказывается, наша смена не международная. Приехала только делегация из Венгрии – 7 человек, и японец. В семь часов нас подняли, и мы, застелив постели, пошли на медосмотр. Настроение пасмурное. Всю ночь шел дождь. Утром на небе темные тучи. Вчера и позавчера тоже – дождь и тучи.
…Наконец-то великолепная погода. На пляже солнце, а в воду не пускают. Сказали, что пустят послезавтра. Заполняли после завтрака анкеты. Затем на Костровой площади обучались бальным танцам. В библиотеке я взял книгу М.Арлазорова «Циолковский»…
А сейчас одна песня из тех, что мы учили:
Пенится вал за кормою,
Чайка белеет вдали,
Песню моряк за собою
 Вел от земли до земли,

Море седое, чайка седая!
Морская душа, морская душа всегда молодая!

Юнгой служил на «Авроре»,
Зимний дворец штурмовал,
И на земле, и на море
Ночью и днем напевал:

Море седое, чайка седая!
Морская душа, морская душа всегда молодая!

Как-то на пристани тихой
Вдруг услыхал старшина,
Юный нахимовец лихо
Пел, и звенела струна:

Море седое, чайка седая!
Морская душа, морская душа всегда молодая!

На побелевшие волны
Старый моряк посмотрел,
Славную молодость вспомнил,
Грустную песню запел:

Море седое, чайка седая!
Морская душа, морская душа всегда молодая!

Перед ужином в Ленинском зале был вечер знакомств в отряде. А после ужина – вечер знакомств в дружине, который проходил на Костровой площади. По-видимому, мы каждый вечер буде проводить на площади.  Это все довольно интересно.
18 июня. Утром погода отличная, и мы все в палате рады этому. С 9 до 11 – сбор отряда. Сформировали совет отряда и прочие руководящие органы. Я никуда не вошел. Однако, и большого желания не было. Наконец-то нас повели на пляж, на день раньше срока! Пошли в одних плавках и панамках (нам уже выдали повседневную форму). Купались всего два раза и то – по одной минуте. Немного загорали. Сейчас идет час Абсолюта – сонный час. Буду продолжать чтение «Циолковского». Не надеюсь скоро закончить. Много дел. После полдника играли в «снайпер». Это почти то же, что и наши «выбивалы», только с той и другой стороны сразу по несколько человек. Потом – на экскурсию по лагерю. К сожалению, фотоаппарата не взял. Но далеко не ходили. После ужина был сбор дружины – незабываемое зрелище! До этого показывал фильм об Артеке!
19 июня. С утра уже второй день стоит хорошая погода, но на море волнение. Была зарядка. На море – в 10.00. После завтрака пошли в камеру хранения, я взял там одну фотопленку и два теннисных шарика. Купались. Возле самого берега плавает на шлюпке спасатель. Нырять запрещают, но и без этого хорошо. Немного загорал. Перед обедом играл в теннис. Сейчас опять сонный час. Писать есть время только днем. План работ на день нам говорят утром. Сегодня знаменательная дата – открытие лагерной смены. Вечером будет костер – массовка.
За день меняем парадную форму на повседневную раза по три. И вот, одевшись в парадную форму, мы собрались на Костровой площади. Когда зажигали костер, нашим глазам открылось великолепное зрелище – над пламенем взвился фейерверк, заискрились разноцветные огни, послышались три громких взрыва. Потом костер стал гореть спокойно, начались массовые танцы. Сейчас, когда я вырвался на секунду, чтобы написать эти строки, ребята поют «Морскую душу».
20 июня. Не знаю, что писать, уже как-то привык к повседневному проведению линеек. Зачитали план действий, и мы разошлись по палатам. Через несколько минут начнется церемониальная общедружинная линейка…
Прошла она здорово, но ожидал большего. Забыл сказать, что вчера мы ходили в музей З.П.Соловьева. Хороший, но беден экспонатами. Сегодня участвовал в конкурсе на лучшее сочинение на тему «Мой старший друг – комсомол». Итоги еще не известны. В библиотеке взял книгу «Отцы тьмы», в которую включены многие документы, обличающие святую инквизицию. Сейчас выдавали штаны, но мне оказались коротки. Обещали заменить.
Вечер произвел настоящий фурор в лагере. К нам приехал Савелий Крамаров. Потом показывали фильм с его участием.
21 июня. Были на пляже. Давали всего лишь две минуты на купание. Мне хватило одной. После полдника идем в тир, а потом состоится «Вечер разгаданных и неразгаданных тайн». А пока, как всегда – время Абсолюта. До сих пор не доснял свою цветную пленку. Результаты похода в стрелковый тир: из четырех выстрелов на расстоянии 25 метров один раз в «десятку», один - в «девятку» и два раза – в «пятерку».
К шумящим за раздвижным, во всю стену, окном волнам мы так привыкли, что только изредка, в то время, когда ничем не занимаешься, слышишь, как они бросаются на берег.
22 июня.  Играли в теннис. Были предварительные соревнования. Получается еще недостаточно хорошо, но успехи есть.
Утром, в 7 часов, была торжественная линейка, посвященная 37-ой годовщине начала войны. В церемонии, проходившей у монумента Неизвестному матросу, вдруг попадали без чувств на площадку тринадцать человек. Причем, прямо на камни. Очень неприятное впечатление. Что с ними произошло, неизвестно. Их без лишнего шума оттащили назад. Впрочем, через несколько минут они пришли в себя. Говорят об утечке газа.
Записал еще несколько лагерных (в пионерском смысле!) песен.
23 июня. Идем в душ. Это сообщение встречено всеобщей радостью. После – зашли в кассу, и я взял 3 р. 40 коп. Также с нас вычли за памятные фотографии, которые нам сделают в конце смены. Я купил уже набор открыток «Артек», «По Ливадийскому дворцу» и различные пейзажи, а также блокнот.
В половине пятого едем кататься на катере. Возьму фотоаппарат. До сих пор не доснял цветную пленку. Вечером будет кино, а сейчас стану читать книгу Ст.Злобина «Степан Разин».
... Оживленной толпой, разбитой на отряды, мы собрались на пристани. Вскоре подошел катер – хорошее современное судно, и мы осторожно нырнули внутрь. Влезло около ста человек. Кораблик зашумел и отдал швартовы. Я сразу почувствовал уважение к его мощному мотору. Плыли в сторону Аю-Даг и дальше. Вот прошли на траверзе  синего, желтого, красного и нашего – зеленого копуса. Я сидел у противоположного борта, однако, мне было видно. Море, казалось, было налито свинцом, и ваолны тяжело, но не сильно колебались, напоминая холодец иссиня-зеленого цвета. В пяти метрах от себя сфотографировал чайку.
24 июня. Утром хорошая погода. Вчера после бани нам выдали белые трусы, и по этому поводу было много шуток. После завтрака присутствовали на митинге, посвященном комсомольско-молодежному субботнику в связи с XI Фестивалем молодежи в Гаване.

LVII. Серебряный

А спустя семь лет он сам принимал участие в очередном, XII Московском Фестивале молодежи и студентов. Правда, был не делегатом, а переводчиком пресс-центра, но все же, вкусил радостных эмоций на славу. По этому случаю их отпустили с военных сборов на полмесяца раньше. Тут же ему вспомнилось еще одно совпадение: советник Ди Стефано в больших роговых очках из итальянского МИДа, которая был культовой фигурой в своем министерстве, и с которой он сдружился в Риме, и докторесса Ди Стефано в кругленьких  титановых очечках из Неаполя, которая здорово его выручила в госпитале.

LVIII. Снова Артек

Минут пятнадцать мы шли на баннно-прачечный комбинат. Там выяснилось, что работа была только для девочек. Вернувшись в лагерь, стали пропалывать какой-то участок с растениями по-соседству с корпусом. Изрядно намучившись, пошли на пляж. Успел отнести свои туфли в сапожную мастерскую. Потом – ничего примечательного, разве что отлично накормили на обед и на полдник.
Сейчас отвратительный запах мазута дает о себе знать. Попутным ветром пахучую нефтяную пленку прибило к нашему пляжу. Купаться не будем дня два. Сейчас бегу на Костровую площадь, где будут подводиться итоги субботника. Море имеет радужный цвет, но на этот раз он не радует. Вожатый принес ватманские листы, будем чертить проекты лагеря, каким его представляем в мечтах. По-видимому, многие из них будут представлены на защиту в конкурсе «Артек будущего».  Подведение итогов субботника пока отменяется.
25 июня. Ходили на Аю-Даг. Высота над уровнем моря 572 метра, возраст 161 миллион лет. Полностью описывть восхождение, живописный вид на Артек, с одной стороны, и село Фрунзенское – с другой, нет времени. Все это было очень здорово. Одно скажу, подъем был заметно интересней спуска.
После возвращения поели и пошли на пляж.  Мазутную пленку отнесло почти полностью, и нам разрешили купаться целых шесть минут. Этого вполне достаточно. Сейчас готовим плакаты к конкурсу «Артек будущего». С огромным увлечением наше пятое звено работало над проектом, защищать который буду я.
В 15.30 метрах в двадцати от берега видели пару дельфинов. Вечером состоялось открытие клуба «Олимпия».
26 июня. Наш отряд дежурный по дружине, и кроме того, у нас праздник, - День Моря или Праздник Нептуна.  С утра распределили посты. Я должен был дежурить на Костровой площади, то есть, пока там идут спортивные или танцевальные занятия, никого через площадь не пропускать. Считалось, что это один из самых важных постов. После завтрака составили команду (и я вошел в нее), которая участвовала бы в Дне Моря.  Сначала была формальная часть праздника. Старший вожатый знакомил нас с тем, где и как мероприятие будет проходить. Через некоторое время все собрались на пляже в плавках и купальниках. Вскоре на громадной моторной лодке приплыл сам Нептун. Поставив весь лагерь на колени, в том числе, и вожатых, он привел нас к присяге на верность морю. Потом, сказав, что ему скучно, попросил спеть нас песню о «Морском» (так, напомню, называется наша лагерь). Вот она:
Корпуса цветные встали в ряд,
Синий, желтый, красный и зеленый,
Стали перед морем на парад.
К ним бегут шумя, сверкая волны.

«Морской»! – день и ночь повторяет прибой,
«Морской»! – песня дружбы звенит над тобой,
«Морской»! –это здесь начинался Артек.
«Морской»!- мы запомним на век.

Основал Зиновий Соловьев
Лагерь наш любимый в двадцать пятом.
Много в мире есть хороших слов,
Но Артек дороже всех ребятам.

«Морской»! – день и ночь повторяет прибой,
«Морской»! – песня дружбы звенит над тобой,
«Морской»! –это здесь начинался Артек.
«Морской»!- мы запомним на век!

Алые поднимут паруса
Зори над Артековским заливом.
Посидим у жаркого костра
И споем о лагере любимом.

LIX. Серебряный

При словах об Артековском заливе ему вспомнилась величественная дуга Бухты Ангелов, какой она распростерлась внизу под Шато над старой Ниццей, как две капли воды похожая на него. Он, дети и мама поднялись туда много лет спустя, влекомые сверканьем тамошнего водопада, который был хорошо виден в разрезе между домов с их улицы Префектуры, где также обитал когда-то Паганини.


LX.  Артек - продолжение

…Старик Нептун был растроган и в благодарность приказал чертям бросить Бармалея в  пучину. Затем по одиночке стали вылавливать вожатых и кидать их в море, что привело всех ребят в неописуемый экстаз. Вот в стихию полетел старший вожатый, а за ним и завхоз.
Потом морской царь благословил наш спортивный праздник и отчалил. Начались состязания. Прошли они хорошо (я довольно сильно охрип), но несколько охладили мой пыл. Ребята вылезали из воды, по колено черные от мазута. Более плотные его частицы осели на камни. Праздник кончился, но вечером будет его продолжение – «Два корабля».  А пока все отряды ринулись купаться. Я не стал рисковать и два раза окунулся в душе (игра слов). В общем, скучать здесь уже не приходится.
27 июня. В нашей дружине день памяти Пальмиро Тольятти, имя которого она носит. Была торжественная линейка. Мы прослушали фонограмму его речи перед артековцами. Не знаю отчего, но этот голос показался мне близким. Тольятти приезжал в Артек несколько раз и чаще всего бывал в «Морском». В 1964 году, когда он выступал перед пионерами, его хватил инфаркт, и через десять дней он умер в изоляторе «Морского» (не путать с «Морской тишиной»). Все это время возле больничного корпуса дежурили пионеры.
28 июня. Нас подняли в 6.30 и сообщили, что отправляемся в путешествие по южному берегу Крыма. Все обрадовались. Форма парадная, белые гольфы. Поехали на автобусе. Сначала была Поляна Сказок. Большинство скульптур сделано из дерева, и только часть – бетонная и медная. Объяснения экскурсовода были интересными. Он использовал цитаты из сказок, и время от времени возникало впечатление, будто я на самом деле в волшебном мире. Затем поехали в Ливадию, но дворец оказался закрытым. Сразу оттуда повезли в Воронцовский дворец, величественный внешний вид которого поразил меня. На северном фасаде – четкие зубцы башни, узкие бойницы. Осмотрели внутренние покои, в частности, Голубую комнату. Стены были украшены ручной лепкой, изображающей розы. Среди всех цветов не было и двух похожих. Дворец построен в английском стиле.
Обратно шли на катере. Разморило, и из полутора часов плавания я спал около часа. Когда подплывали к Артеку, сфотографировал знаменитые скалы Адалары.
29 июня. Опять санитарный день. На этот раз нам выдали трусы третьей окраски. Сейчас ждем, когда буду менять постельное белье. До душа взял в библиотеке второй том «Степана Разина». Проводят уже вторую репетицию бальных танцев – скоро конкурс, но у меня нет пары, а жаль! А все потому, что отверг девочку, которой суждено было стать звездой этого состязания. Видите ли, у нее в день, когда на поставили вместе, была прожжена утюгом блузка.
30 июня. Наше звено дежурило по отряду. После зарядки занялись уборкой. Что мне нравится в Артеке, так это то, что здесь не проводят повседневных нудных утренних и вечерних дружинных линеек, ограничиваясь утренними – отрядными. Вечером – подведение итогов.
Вчера проект «Артек будущего» от нашего звена защищал я, и он занял первое место. Решение жюри было единогласным, правда, в него включили и и меня. Всем понравилась сама защита.
После полдника состоялся отчетно-перевыборный сбор. Меня назначили заместителем председателя совета отряда на вторую половину смены. Сейчас, незадолго до ужина, получил письмо из дома, и поэтому буду как можно скорее писать ответ. Послезавтра наше звено делает политобзор на тему «Разоружение»…

LXI. Пример смирения

Тут уместно небольшое отступление. Вскоре после «отчетно- перевыборной кампании» он и еще несколько ребят нежились на солнышке на Костровой площади в парадной форме, когда к ним подошла жгучая и полнотелая брюнетка с большими грудями из их отряда. Серебряный восхищался и гордился ей – она была избрана председателем совета председателей дружин Артека, наивысший пост из возможных. Но власть ее не испортила -  оставалась открытой и доброжелательной.
- Чем сейчас занимаешься? - спросил Серебряный.
- Теперь я письмоносец, - девочка ласково погладила сумку почтальона, что висела у нее на плече.
Урок смирения, преподанный Артеком, восхитил Серебряного еще больше…

LXII. Артековские будни

2 июля. Вчера ходили на высшую точку Крымских гор – Роман-Кош. Без четверти восемь, когда автобус остановился у подножия этого массива, мы начали поход к его центру.  Четыре часа потребовалось, чтобы добраться до основания горы Ракушка. Идти приходилось под углом приблизительно в 40 градусов. Еще через полчаса мы были на вершине. Здесь когда-то воевали партизаны. В нашем сборном отряде состояло 122 человека. На обратном пути был привал, плотный обед и конкурс на лучшую инсценировку туристской песни. Победил второй отряд…
За последнее время было много дружинных соревнований. Первенства по «снайперу» и баскетболу выиграли наши – первый отряд. Вокальная группа дружины почти полностью укомплектована ребятами первого отряда.
Сегодня в полдень политобзор, и надо готовиться. Отряд только что вернулся с пляжа, где купались два раза. Начинаются генеральные репетиции танцев. После ужина вечер бальных танцев. На «блю-спине» очень хорошо выступала моя отвергнутая партнерша. Как всегда, оформление праздника отличное.
3 июля. Утром мы выгладили свою парадную форму и в одиннадцать уже стояли у въезда в «Морской» для встречи президента Мадагаскара Дидье Рацираки. Совет дружины должен был вручать цветы всей малагасийской делегации. Вскоре на аллее показался сам президент с супругой. Один мальчик из нашего отряда на французском языке приветствовал его. Когда гость проходил мимо меня, все по уговору закричали: «Добро пожаловать в Артек»! Я, кажется, кричал громче всех. Как только делегация во всевозможных ярких костюмах и сари прошла мимо, мы по другой дороге помчались на трибуны Костровой площади. На плацу уже стояли столики с «боржоми» и стулья, а для президента с супругой -  кресла. Мы встретили Рацираку овациями и во весь голос скандировали то, что положено в таких случаях. Затем глава далекого государства обратился к нам с речью. Говорил о дружбе между малагасийским и советским народами, упомянул о первом международном детском фестивале в Артеке «Пусть всегда будет солнце». Доверительно сообщил, что будущее принадлежит нам. Потом вышли разодетые юные танцоры и стали плясать.  Никого не узнал. Видимо, не из «Морского». Провожали президента с песнями. Перед этим он сделал запись в книге почетных гостей и сфотографировался среди пионеров. Нам фотографировать запретили.
Вечером должен состояться сбор всех комсомольцев Артека.
4 июля. Сразу де после зарядки пошли купаться. Вода удивительно теплая. Разрешили плескаться только минуту, но впереди нас ждало много дел. После завтрака снова купались. Лазили в воду два раза по три минуты и загорали полтора часа. Потом политобзор, подготовленный мной и нашим звеном. Как замполит, я взял себе самый большой и довольно серьезный материал. Остальные темы распределили среди членов звена. Выступление прошло отлично. Завтра едем в Севастополь. По этому случаю вечером, помимо кино, будет композиция «Слово о Севастополе».
6 июля. Вчерашняя поездка в город-Герой длилась в один конец два часа. Настоящий экскурсовод показал нам по пути самый высокий, больше ста метров, водопад в Европе, пересыхающий, правда, летом.  Проезжали также мимо Никитского ботанического сада. В Севастополе посетили сначала диараму штурма Сапун-горы. Потом поехали на Мамаев курган, послушали рассказ о его героической истории. Видели место, где был смертельно ранен адмирал П.С. Нахимов.  Дальше всем отрядом купили мороженного, и поехали в Аквариум. «Моего» ската там, к сожалению, не было.

LXIII. Серебряный

Кстати, электрического ската он себе «завел» в севастопольском Аквариуме за пару лет до этого, когда приезжал вместе с родителями. Небольшой плавающий ромб буквально положил на него глаз. Все время, пока их маленькое семейство бродило вокруг бассейна, ковроподобное существо с завидным постоянством подплывало к Серебряному. Переворачивалось кверху эмалево-белым животом, служившим одновременно и лицом. И что-то ему говорило, беззвучно шевеля  похожим на пупок  ртом.

LXIV.  Артек – завершение

…Плотно подкрепились в ресторане «Севастополь». После обеда пошли к памятнику затопленным кораблям. Когда двинулись на Графскую пристань, нас предупредили о запрете фотографировать. Пришлось покупать открытки, и отряд пошел в интересный музей Морфлота. Очень устали, и когда вожатый сказал, что мы еще посетим панораму обороны Севастополя, то все чуть было не заколебались. Однако, любопытство победило. На обратном пути в Артек я спал. Вечером пришло письмо из дома.
Сегодня санитарный день, были в душе. Сейчас должны идти на пляж. Море очень спокойное, и сквозь прозрачную воду хорошо видны камни на глубине. До обеда успел взять в библиотеке книгу А.Смоляна и Д.Ченцова «Здесь, в самом сердце Африки». Каждый день я должен брать газеты для отряда, такова моя обязанность. На тихом часу написал письма домой и  бабушке. До ужина был второй тур бальных танцев. С восьми до десяти – отрядный костер.
7 июля. Утром – совет отряда. Вместе с вожатым мы обсудили план дня. День обещал быть интересным. Ходили в КИД – Клуб Интернациональной Дружбы. Взял там адреса пионерских и молодежных организаций четырех стран.
После Абсолюта должны были кататься на катере. Но на пристани вожатый недосчитался одного человека, а раз так, то вернулись в корпус и занялись уборкой территории. Потом была политинформация нашего звена. Звеньевого не было, газета запоздала, и прошла она неважно. Вожатый спокойным голосом принялся читать нотации.  Было это серьезно. Разговор подействовал ненадолго, но на душе остался неприятный осадок – будто в Артеке ты никчемно живешь и ничего не делаешь. Но такое ощущение только после беседы. На самом деле мы сделали уже многое. Вечером была встреча с Олимпийской чемпионкой Войцеховской. А потом был фильм.
8 июля. Дежурил по палате. Ничего особенного не происходило. Вчера нам сказали, что Алма-Атинская делегация уезжает 14-го вечером. А сегодня отряд готовился ко Дню Советского Союза. Инсценировали песню. Пришлось даже немного поползать по асфальту. Купались в море. Было большое волнение, и мы ложились под пенящиеся валы. Вечером будет заключительный тур конкурса бальных танцев. Пойдем в дружину «Лесная».
Танцы были очень красивые. В отрядных выступлениях наши были первыми. А сольная пара первого отряда заняла третье место, на котором с новым партнером оказалась недооцененная мной девочка, похожая в своем серебристо-голубом платье на фею-мотылька.
9 июля. Сегодня День спорта. Участвовал в общеартековских соревнованиях по шахматам. В командном турнире выступил плохо, но в личном первенстве я стал победителем.
10 июля. День Советского Союза. Наша композиция уже почти готова. Осталось провести генеральную репетицию. Сразу после завтрака - торжественная линейка, посвященная празднику. Как и в других подобных случаях, в ней было много театрального. Приехавшему заведующему отделом ЦК ВЛКСМ был вручен хлеб с солью. Кстати, в соседнем от нас коттедже живет секретарь ЦК комсомола Алевтина Федулова. Потом были на море и много плавали. Сейчас забот полон рот. Надо готовить политобзор о событиях в Чили. Этим и займусь после Абсолюта…
Материал достал. Завтра начну обрабатывать. После полдника была ярмарка. В конкурсах победителю получают жетоны и на них берут либо пряники, либо конфеты. Были также самодельные сувениры. Оформление ярмарки великолепное.
Вечером состоялся праздник. Наше неожиданное проявление на Костровой площади было сопряжено с трудностями. Но мы выступили с блеском. Нам выдали гимнастерки, а мне еще подрисовали у виска кровавое пятно. Отстрелявшись и переодевшись, мы присоединились к празднику уже в качестве зрителей.
11 июля. Дежурили по дружине, что вдвойне приятно. Во-первых, наш отряд самый главный в дружине.  Во-вторых, уже за завтраком мы съели по две с половиной порции. Ловлю себя на мысли, что часто говорю о еде. Впрочем, делаю это не потому, что все время голоден, отнюдь. А потому что гурман.  Купались мы сегодня часто. Один раз утром и раза четыре – после завтрака.
Опять дежурю по пляжу. Это несложно. Сиди на скамейке, что возвышается над галечной дюной, как трон, и читай себе книжку!
Уже пахнет отъездом, сдали повседневную форму, завтра пойдем в камеру хранения за своими вещами. Смена пролетает быстро. Вообще обычная смена лучше международной. У нас больше свободы действий. Например, поездка в Севастополь «международникам» недоступна. И в смысле погоды у нас время самое лучшее.
После полдника подготовил материал политобзора. Просидел в библиотеке до половины седьмого – еле выперли – но подготовил! После ужина, когда убирались в столовой, меня подозвала методист лагеря – это ничем хорошим не пахло. Вкрадчивым голосом предложила отдать мой дневник, дескать, от каждой дружины надо по четыре дневника. Сказала, что потом мне его перешлют. Все мне это не понравилось, так как я тут много откровенничаю. И все же согласился… написать другой дневник, где от моих чувств не останется следа. Придется трудиться в поте лица.
Сейчас я залюбовался морем. Оно темно-синее, почти черное. Над горизонтом небо сначала голубело, голубело, потом розовело и опять бледнело, пока не становилось голубым над головой. Над морем резко выделяются несокрушимые Адалары. Когда перед фильмом мы бегали к морю, я убедился, что оно на самом деле Черное.
Вернулся после фильма. Завтра займусь «фиктивным» дневником.
12 июля. Утром пройдет линейка, посвященная 54-ой годовщине присвоения комсомолу имени В.И.Ленина. Сижу в солярии – это крыша нашего корпуса со специальным ребристым навесом – и жду, когда начнется линейка. На пляже пустынно. У подножия Аю-Дага сверкают волны. Сегодня в шесть вечера проведу политобзор о Чили. Надо готовиться, чтобы он прошел с блеском. Сейчас весь отряд собирается на пляж… Новость! -  политобзор переносится на завтра.
Ходили на космическую выставку. Основал ее Почетный артековец Юрий Гагарин.  Многие экспонаты выставки действующие. Некоторые побывали на орбите. Были в Зале открытого космоса. Там почти полностью имитировано межпланетное пространство.
Вечером общеартековский праздник. Торжественное закрытие пятой лагерной смены. Было много танцев, а под конец такой захватывающий салют, какого я еще никогда не видел! В дружину мы вернулись в половине одиннадцатого.
Ночь с 12 на 13 июля. Сдвинули все кровати вместе. Рассказывали разные повести и уже хотели идти гулять, как в три часа ночи явился вожатый и распорядился все поставить на место.
13 июля. Только завершилась дружинная линейка, посвященная закрытию смены. Время пролетело незаметно. Сейчас переодеваемся в свою одежду и идем в душ. В брюках чувствуешь себя почти дома.
Восемь вечера – провожали двух ребят из Владимирской делегации. Когда прощались, они плакали. Навзрыд ревели девчонки. Признаться, я тоже был недалек от этого. Раньше, когда слышал, что при расставании в Артеке плачут, не верил. Представляю, что будет со мной завтра. Когда я был младше, то при отъезде из летних пионерских лагерей в памяти ничего не сохранялось. Сейчас же мы узнали, что такое настоящая дружба. Не теряю надежды, что еще встречусь с этими ребятами, их адреса записаны. В палату я ушел до окончания прощального вечера, не побыв до конца массовки. Ложусь спать.
14 июля. В шесть утра проводили трех девочек с Сахалина, а сейчас, когда до подъема осталось два часа, переписываю некоторые песни, что не успел записать раньше.
Сегодняшний день не планировался. Утром была генеральная уборка. Сейчас около пяти часов вечера, осталось три часа до нашего отъезда. Из отряда уже уехало около четверти состава. Кажется, наша делегация будет ночевать на эвакобазе. Погода солнечная. Сейчас вожатый позвал на выход делегацию Северной Группы Войск. Нас все меньше и меньше…


LXV. В Желтом доме

Насытившись воспоминаниями детства, Серебряный вернулся к новоявленной принцессе Колонна, и тут же, сославшись на необходимость, вновь удалился. Провожаемый пристальным взглядом продолжательницы божественного рода Юлиев, вышел за дверь, и без проволочек перенесся к друзьям-компьютерщикам в Малую Академию Наук или, если по простому – в Желтый (по цвету фасада) дом Знаний.
…Сидели у забрызганной вином в результате научного опыта стены – лазерщик Эмир, программист Леха и компьютерщик Мухтик. Серебряный погрузился во флюиды Риммановой геометрии, а также геометрии Беклемишева (классная книжка), подпадая под очарование вектора матрицы и координаты точки в пространстве, осознавая превосходство нелинейных систем над правящими бал в экономике простейшими действиями «отнять», «разделить» и, в лучшем случае, «умножить».
В очередной раз привели себя к выводу что «знание – путь ко всему». При этих словах Серебряный вынул из кармана пачку долларов и дал каждому по две тысячи.
- Ты чем сейчас занимаешься? - спросил прагматичный Эмир…
- Наследницей Юлия Цезаря, - ответил Серебряный.
- Вы в одной психушке? - радостно закивал несостоявшийся боевой лазерщик.
- Пока нет.
- Значит, скоро сведут, -  сердобольное похлопывание по плечу.
- Как-нибудь вас познакомлю, - Серебряный глотнул бахусовского коньяка марки «Казахстан» и мысленно унесся в параллельный мир.

LXVI.  Параллельный мир
С детства, с Ялты и Сочи, c Гагр и Артека, и до виллы Памфилия, и парка Монсо, его притягивал дурманящий запах самшита. И теперь, на новом месте работы у подножия местного одноатомного Атомиума на траверзе эспланады степной Дефанс аккуратные редуты лопоухих кустиков вызвали в нем желание увидеть и учуять вместо них "железное дерево"... Но ничего, пусть растут, а ностальгируемую зелень можно будет высадить по соседству.
Когда были срочные задания, зачастую не хватало времени. Не ездил на обед или засиживался допоздна. Жизнь была восхитительна, потому что удовольствие - от работы и от быта, было поставлено на первое место.  Есть, что вспомнить. А время печали, связанное со старением, как гласит Библия, все равно наступает. Если бы, конечно, то время было насыщено одной работой, он сейчас возможно смотрел бы на вещи более аскетически и рационально, а возможно, сожалел бы. Но теперь уже не дано знать... Прислушался: бесполезный цокот тонких каблучков по коридору: туда-сюда.
Теперь, просыпаясь, он был спокоен и не стремился потянуть время в облачном пухе чистых простыней - благодаря крылатой фразе, выловленной в интернете: "Не думай о том, как провести время, время не проведешь".
Он встает в семь, чтобы поболтаться без дела с полчаса. Одновременно, но необязательно – не спеша умыться, побриться. Потом позавтракать, привести себя в порядок. Возможно, ответить на электронные письма и, как правило, посмотреть новости.
Кабинет, хоть и без окна, но просторен и на полу фальшивый блестящий паркет, а не шершавая плитка... Дал консультацию одному из замов относительно ненужности спешки в ратификации соглашений и вступления в международные организации. Желание быть на острие атаки нередко оборачивается тем, что на твоем горбу в "рай" проскакивают более степенные, а также ненужной преждевременной схваткой с инертностью бюрократических систем, имеющих легендарную консервативную традицию. Порой достаточно осторожно "провентилировать" ситуацию, избегая резких движений... Проиграл, а потом отыграл пятьсот псевдо-баксов в электронный "Блэк Джек". Умопомрачительное занятие - ничего не делать.
Засыпая, подумал о том, как свозит детей на Mont Сен-Мишель и скажет им в ответ на их восторги: "Вы сюда будете часто приезжать... И я с вами"... И эта поездка состоялась. Было ночное августовское посещение уникального замка, лучи прожекторов, выхватывающие его каменные  уступы из темноты, лазерное шоу, игра виолончели, грубые веревочные перила в башнях. Не было только тех слов…
Вспомнилось наставление куратора международного отделения Кустовой: " Вы должны учиться легко!" А Серебряный, кажется, пошел дальше - ему и живется легко. Или это действительно кажется?
Чтобы чем-то занять себя, один будущий посол в Италии, Испании и Бельгии занимался раскручиванием телефонных шнуров, ведущих от трубки к аппарату. Но голова у него всегда была на месте. В том, что касалось работы. Звезд с неба не хватал. Серебряный тоже - но хотя бы подпрыгивал. Но в обычном мире устремления прозаичней.
Природа блюдет равновесие.  Когда-то он беззаботно пил банановый дайкири со взбитым льдом во "Флоридите", а кто-нибудь другой в это время возможно грыз черствый хлеб. Теперь же он сидит  в back-офисе, а кто-то на Мальдивах потягивает «пина коладу», как Жак Ширак на пенсии в Сен-Тропе. В будние дни с девяти до шести тридцати он занимался тем, что перебирал визитки; думал о том, что будет есть на ужин; отскребывал какое-нибудь пятнышко на столе; поливал цветок в пластмассовом горшке на этажерке, мерял шагами кабинет, вставая с кожаного долговязового кресла на колесиках.
В воскресенье, как и накануне, он окунулся в сибирскую реку у подножия Байтерека. Бороздил ее поверхность в разных направлениях широкой акватории - то кролем, то брассом, то на спине, приятно чувствуя работу мышц.
Течения не ощущалось, но все-таки оно было, а, значит, отсутствовал риск подхватить энтеровирус. Вода была чистая, с кое-какой растительной взвесью, придававшей ей зеленоватый оттенок. Но все-таки была живой, не то, что в бассейне. Он был один наплаву, и на берегах не было даже ротозеев, только черный ус удочки с головой и оранжевыми плечами рыбачьей спасательной куртки торчали над излучиной - здесь водился лещ. Мао Цзедун тоже так плыл, преодолевая мутный поток Янцзы, но ему наверняка досаждали своим присутствием суетливые охранники и прихлебатели, которых невозможно было отогнать...  Мысль о сопоставлении себя с Великим Кормчим вытянула и образ Ерофеева с его "Москвой-Петушками"... Десять минут. Под подошвами снова зернистый песок. Серебряный выбрался на ветреный пустынный пляжик, распрямил свое бледное тело... Перед уходом собрал разноцветные стекла от разбитых кем-то бутылок, озаботившись экологией. Но неровный камень, просвечивавший сквозь воду у самого входа в нее, трогать не стал. Пусть это место сохранит свой неказистый вид во избежание наплыва отдыхающих.
….Как-то папский нуций Франческо Фолло легко и в двух словах разъяснил Серебряному разницу между цивилизацией и культурой. Но Серебряный не был Франческо Фолло, поэтому достоверно не удержал его слова в памяти. Зато запомнил, что культуру дала Италия, а цивилизацию - Франция.
И Серебряный вновь перенесся на окраину Рима.

LXVII. Шератон

Голая принцесса читала, лежа на диване в его номере.  Пышные смоляные волосы рассыпаны по плечам.  Кондиционер нагонял арктическую свежесть.
- Ты простудишься, - заметил он.
Она покачала головой, притворяясь, что не может оторваться от книги.
- Обиделась?
Она кивнула. Серебряный подошел к балконной двери, толкнул. В комнату хлынули вал тепла, дыхание субтропической зелени, пение ночных птиц.
Принцесса подошла сзади, положила ладошки на плечи.
- За тобой все еще гонятся? -  спросил он шутливо.
- Да.
- Но они же не знают, где ты…
- Это пока.
 - Чего же ты хочешь?
- Не знаю. Нормально жить….
- А они?
- Просто избавиться от меня. Деньги им не нужны.
- Что это за черная сила?
- Люди…
- Ты сделала им плохо?
- Они считают, да. Но это неправда.
Серебряный воскресил в памяти маленький остров…
- Есть одно место. Остров Муреа возле Таити. Мы снимем там виллу…
- Думаешь, нас не найдут?
Он задумался.
- Мы возьмем напрокат яхту. Я знаю надежного человека, который может быть капитаном. 
- Нас вычислят по билетам на самолет или на лайнер, если ты захочешь отправиться туда морским путем….
- Мы вылетим из Парижа, - предложил Серебряный.
- А как же деньги? Меня не пустят на борт с такой суммой.
- Оставишь мне, - ответил Серебряный.
- То есть?
- Не задавай лишних вопросов.
Принцесса кивнула.
- А потом разберемся с твоими преследователями, - Серебряный сел на диван.
Она обняла его…
У нее было горячее легкое тело, ловкие руки.  От нее пахло цветами.
 Серебряный проснулся перед самым рассветом. Лежал как в оранжерее, вдыхая тонкий цветочный аромат, и ощущая мерное тепло, источник  которого дремал, раскинув руки рядом. Не спеша стал целовать ее голое плечо, уголок подмышки.
- Что за телячьи нежности, - красиво нахмурилась она, не поднимая длинных черных ресниц.
«Действительно», - подумал он.
- Знаешь, я боялся разбудить тебя ночью стуком своего сердца, - заметил Серебряный.
- Влюбился, - сказала она.
- Ничего подобного, - решительно, но мягко возразил он.
 Серебряный чувствовал себя отдохнувшим. Но все равно вставать не хотелось. Они сядут в машину, он отвезет ее в аэропорт «Орли», посадит на рейс в Папетеа… Можно было бы выбрать Капри, но здесь не дадут яхту напрокат, и она не будет чувствовать себя в безопасности - Сицилия близко… И Неаполь. На греческих островах жарко… А почему он должен брать яхту напрокат… Он купит. Надо будет посмотреть объявления…
Банковский счет у Серебряного был,  а за большую яхту безналом не заплатишь, если, конечно, не строить с нуля где-нибудь в Африке… Или России. Но на это уйдет время. А заказать на будущее стоит…
Катя будет рада стать капитаном. Но как она воспримет его измену? Он не будет ей ничего навязывать, ни ей, ни принцессе… Доверенного мужчины у него не было, остается Катя. Но если она начнет ревновать, то принцесса может оказаться в опасности. Хотя она сама выбрала его и доверилась ему. Он не может предложить ей больше, чем может. А зачем все-таки привязывать Катю, фактически использовать ее? Он скажет ей правду. Не всю, конечно…
Завтрак заказали в номер.
Принцесса выпила шампанского, он тоже и еще - апельсинового сока. Рассчитавшись с гостиницей, сели в «Бентли» и, соблюдая скоростные ограничения, поехали вдоль побережья на север. Она доверчиво держала его правую руку. Хорошо, что коробка передач была автоматической.
К вечеру добрались до Лонгории. Серебряный снял номер в «Отель де Пари» и провел туда принцессу без регистрации. Вечер скоротали с очередной бутылкой шампанского в просторном джакузи.
- Тебе нравится? – спросила она. Капельки воды бриллиантами поблескивали на ее гладкой коже.
- Неплохо, - ответил он. – Но не это главное.
- Ты прав, - кивнула она печально.
            - Ты кажешься потерянной в этой жизни…
            - Ты тоже, - заметила принцесса.
            - Я просто живу, - ответил он.
            - И не скучно?
            - А что значит – «веселье»? И зачем оно?
            - Мне тоже не до него, - сказала она. – Но одно знаю твердо – мне надо быть с тобой.
            - Я не гарант твоего счастья и спокойствия, но хочу помочь.
            - Благодарю…
И вдруг предложила, как когда-то:
- Женись на мне!
            - Уже не думаешь о завтрашнем дне? – улыбнулся он.
            - Не хочешь быть всегда со мной? - она с наигранным возмущением посмотрела на него.
            «Уже забыла про свои неприятности!»
В мозгу у него пронеслась фраза из забытой кем-то книги на вилле в португальском городке Эспозенде - «Не бери ответственность за судьбу девушки, оказавшейся в трудном положении» - так писал Mario Puzo в романе «Последний дон».
            - Это разрушило бы план по твоему спасению, потому что предусматривает участие еще одной девушки…
-  Тогда понятно, - согласилась принцесса. – Конечно, я понимаю, что ты делаешь мне одолжение…
- А ты что, влюбилась?
- Пока нет.
- Значит, да? – предположил Серебряный.
- А хотел бы?
Он подумал о Кате.
- Не знаю.
Она опять зажгла сигарету:
- Брошу курить, если женишься.
Помахала пульсирующим огоньком перед его носом, разгоняя дым.
- Неужели?
Они легли спать, каждый на своем краю кровати.
Через пятнадцать минут, когда ее дыхание стало ровным, Серебряный перенесся в Петербург.
 Стояла глубокая ночь. Он лег рядом, нашел ее руку…

LXVIII. В Петербурге
 
Яркое солнце и голубое небо. Он увидел их сквозь веки и открыл глаза. Умытая Катя в белой маечке внимательно смотрела на него сверху.
-          У меня есть к тебе предложение, - сказал он.
-          Замуж? – спросила она недоверчиво.
«А есть ли у него выбор? Да - продолжать тянуть время и юлить между ней и принцессой. Как быстро все у женщин…»
- Почему бы и нет…, возможно, - сказал Серебряный. – Но сейчас речь о другом.
- Тогда меня уведет кто-нибудь другой…
- Мне уже собирать вещи? – спросил он шутливо.
- Нет пока, - она нежно похлопала его по груди. – Говори свое предложение...
Он изложил ей суть – «Есть девушка, итальянка, которую он должен на время спрятать от нескромных глаз. Для этого ему нужен шкипер, который будет управлять яхтой в течение месяца – в одном райском месте. Как только ситуация нормализуется, он вернет ее в Италию… И все».
- А если не нормализуется? – спросила Катя.
- Там видно будет, - заметил он. – Но тебе ничто не угрожает. Точнее, я не вижу конкретных угроз.
- Когда?
- Прямо сейчас…Сколько нужно, чтобы получить визу? - прикинул он. – Пару недель, если через турбюро. Я знаю одно – в Москве. Хотя и в Питере сделают.
- Хорошо. Что будет за яхта?
- Наверное, роскошная, - улыбнулся Серебряный. -  Но большую все равно не дадут. Такую, как у Абрамовича, нужно строить самому.
- А что за девушка? – спохватилась Катя.
- Она вступила с кем-то в конфликт, ей нужно быть в безопасности.
- Зачем тебе было с ней связываться? – поинтересовалась она.
- Она сама меня нашла.
- А как ее зовут?
- Называй просто – принцесса.
Девушка широко раскрыла глаза.
Серебряный ободряюще похлопал ее по руке:
- Ну-ну, кому-то встречаются принцы, кому-то – принцессы.
- Ты никуда не торопишься? – спросила Катя.
- Нет… в ближайшие 2-3 часа. А потом надо будет отлучиться… до вечера.
Она бросилась к нему на кровать.
- Почему ты не привезешь ее сюда, мы бы ее спрятали.
- Ей не понравится наша погода, а к участию в трансатлантических гонках она не приспособлена.
- У тебя точно ничего с ней нет?
- Я этого не говорил…
- Ты что?! - возмутилась она. – Хочешь быть многоженцем?
Серебряный покачал головой:
- Хочу ей помочь, ее загнали в тупик. А решил потому, что она, видимо, каким-то образом вызвала у меня симпатию…Можно, конечно, бросить ее на произвол судьбы…
- Ладно, если ты просишь…
- Ты можешь взять с собой отца…
- Еще чего…
- Ему понравится, и ты будешь, как дома… И я буду за вами присматривать. Кстати, он сейчас дома?
- На работе…
- Поговорю с ним вечером тоже.
 
LXIX. Лонгория
- Ты где был? – Даниэла нежно поцеловала его. Ее губы пахли апельсином.
- Решал твою судьбу, - он ощущал под шелковистой кожей шпангоут ее ребер.
- С кем? – она и не думала слезать с него, но была совсем не тяжелой.
- Сам с собой.
- А почему исчез?
- Не спалось.
- И что же ты решил?
- Ты полетишь на Таити.
- Гаити?!
- Таити, царство Гогена, почти рай земной!
- Что там делать?
- Ничего. Зато будешь в безопасности. Лазурный океан, экзотические фрукты, покой…
- Скучно.
- Другого ничего не придумал. Можешь, конечно, оставаться здесь. Но это еще более скучно. И вдобавок, у всех на виду.
- А если побродить по Парижу?
- Бродить? – он поморщился.
- Ты какой-то пассивный, - она легла ему на грудь.
- А ты забыла, что на тебя наведен снайперский прицел…
- С чего ты взял?
- Здравствуйте, - он запустил пятерню в ее гриву.
- Мне как-то уже все равно…
- Так не пойдет, или ты просто морочила мне голову.
- Расслабилась. Конечно, поедем, поеду, куда скажешь…
- А может, все не так страшно?
- Я знаю тайну…
- А они чего хотят? Что хотят сделать с тобой?
Принцесса пожала голыми плечами:
- Заточить в подземелье, стереть с лица земли… Не знаю.
- Кто это – «они»?
Она посмотрела с упреком:
- Тебе важно это знать?
- Важно – нет!
«Какие здесь удобные подушки!»
- Это враги моей семьи…
- И ты ни в чем не виновата…
- Нет.
- А чего хочешь ты?
 - Чтобы меня оставили в живых… И чтобы я спокойно занялась делами семьи… и не только.
Принцесса соскользнула с него. Подала стакан прохладного апельсинового сока.
«Не похоже, чтобы она была готова заняться делами. Но внешность обманчива».
- Когда поедем дальше? – она села на краешек кровати.
- Искупаемся в море, и поедем… Ты знаешь пляж в отеле «Меридиан Бич Плаза»? Утречком там приятно.
… Такси донесло их до места.
Окунулись в бодрящую чистую воду. Сели завтракать под зонтиками на террасе. Кроме них никого не было.
- Идиллия… не хочется уезжать, - сказала она.
«Это не идиллия, а болото, - подумал Серебряный. – А болото засасывает».
- Нужно действовать, - ответил он. – Можно было бы никуда не ехать, будь у тебя план.
- У меня он есть – скрыться на время. Встреча с этими людьми выгодна только им.
- Это мафия? – Серебряный растопырил пальцы наподобие спрута. – Масонская ложа? Рок судьбы?
Она покачала головой.
- Знаешь их имена?
- Знаю тех, кто стоит за ними. Вернее, догадываюсь.
- Могу встретиться с ними, - предложил Серебряный. – Но вдруг выяснится, что ты должна им десять миллионов евро?
- Это слишком мелко. Им категорически мешаю я сама. Но если ты с ними встретишься, они вычислят меня.
Серебряный утомленно потер глаза.
«Хочу, чтобы она могла жить спокойно. Тем более, она попросила о помощи. Неужели людям так мало места под солнцем, что они вынуждены истреблять друг друга? Риторический вопрос…. Нет, ты хочешь спасти ее не поэтому, а потому что она владеет настоящей тайной… Тайной Золотого Ключика? А вдруг отец завещал ей три миллиарда… или, скажем, шесть? И ей не дают вступить в права наследства? Тривиально».
Одинокая принцесса!
- Возможно, у них пропадет желание тебя «вычислять», - предположил он.
- А что ты им сделаешь?  Их главная задача добраться до меня. И вообще - нет места, где я могла бы спрятаться. Разве что в джунглях Амазонки... А там анаконды.
Она меланхолично рассматривала ногти.
- Против них ничего нельзя сделать. Это как бой с тенью. А у них руки развязаны…
Затем взяла абрикос с блюда.
Оранжевый плод в кольце губ цвета черешни.
- Назови имена тех, кто стоит за всем этим?
- Это слишком сложно, тебе не распутать клубок, - она грустно улыбнулась.
- А может, снять тебе виллу тут, на побережье. Будешь жить там, никуда не выходя, - подумал он вслух.
- Как в тюрьме, - язвительно сказала принцесса.
- Продукты будут привозить из магазина, - продолжил он.
- А потом явится почтальон с бесшумным пистолетом, - подхватила Даниэла.
- И все же, куда ведут следы?
- Какая разница…, ты же не будешь устранять их одного за другим.
- Могу обратиться в Ватикан – к Папе, могу к Ритвеллеру, - размышлял Серебряный, тоже взяв и распробовав сочный абрикос.
- Хоть в ООН, хоть в Европейский суд по правам человека... Огласка мне не нужна, а «им» - все равно.
- И даже если я построил бы тебе хрустальный дворец на воде, он был бы для тебя не более чем роскошной плавучей темницей, - подытожил он.
- Я бы не смогла там жить, - согласилась она. – Слишком много обязательств здесь. Онассис мог жить на «Кристине», его дочь – нет.
- Да, «Хрустальный дворец», - задумчиво пробормотал Серебряный. - Подводная лодка капитана Немо.
- Что? – переспросила она.
- Один древний путешественник, который изолировался от чуждого ему мира. Безрадостно завершил свое героическое существование... Но был ли у него выход?
- Мы его найдем, -  сказала она.
- Тогда поехали, - сказал он.
Даниэла поколебалась, оглянулась на море.
- Не смогу находиться долго вдали от Италии. Здесь мой дом. Я должна что-то делать.
- Ты же только что дала понять, что тебя раздавят как муху, - пожал плечами Серебряный.
- Не совсем. Мне надо сделать один звонок. Ты не возражаешь?
- Но ты же себя выдашь? - сказал он.
- Может и так, - ответила она.
- Давай попробуем, - согласился Серебряный, которому не хотелось давить на девушку.
Утреннее солнце приятно ласкало их лица, атмосфера безмятежности не располагала к спешке.
            - Ты, конечно, прав, - сказала Даниэла. - Но я уже устала скрываться. Чувствую себя загнанной лошадью.
            - Уже? - удивился Серебряный.
Она достала из сумочки телефон.
Серебряный подумал, что сейчас бы неплохо виски, с апельсиновым соком. Но до полудня было еще далеко.
- Не могу никуда ехать, - сказала она. – Извини.
Инкрустированная бриллиантами «трубка» издала мелодичный вздох в ее пальцах. Даниэла поднесла ее к уху:
- Да, Стефи, я как раз собиралась тебе звонить… Сейчас приеду. С моим спасителем… нет, ты его не знаешь.
Она подняла глаза на Серебряного:
- Хочу, чтобы ты поехал со мной на Скалу.
Он кивнул.
Моторка доставила их к скалистому подножию дворца. Та, которую назвали Стефи, была сестрой князя  и встречала их на причале. Она сильно постарела, но спортивная фигура, лучистый коровий взгляд и ямочки на щеках, пусть и отяжелевших, делали ее по-прежнему привлекательной.
- Ты можешь жить у нас, сколько пожелаешь, - сказала Стефи, заведя их в просторную затененную плющом комнату с балконом, откуда открывался чудесный вид на Средиземное море. – Что у тебя стряслось?
- Большие неприятности, - ответила Даниэла. – Хочу встретиться с женой Давида.
- Олимпией Альдибрандини? - понимающе кивнула лонгорская принцесса. – Но она сейчас не в Нормандии, а в Нью-Йорке.
Юная Колонна покачнулась и упала в обморок. 
- А где именно она находится? – вежливо осведомился Серебряный, наблюдая за тем, как слуги хлопочут вокруг распростертой на ковре девушки.
- В городе Большого Яблока не так много спокойных мест, - печально заметила бывшая коронованная певица. – Но в Ритвеллер-центре у нее есть пентхаус, куда она прилетает на вертолете.
- Я вас оставлю, - сказал Серебряный.
- А как вас найти, в случае чего? – спросила Стефи, оглядывая его со жгучим любопытством.
- Сам появлюсь, - пожал он плечами и, выйдя в коридор, исчез.

LXX. У Рикшильдов
«Действительно», - думал он, несясь сквозь подпространство в Нью-Йорк. – «Дворец Громальди более надежное убежище, чем парусная скорлупка у берегов Таити».
Серебряный оказался на зеленой лужайке висячего сада в небоскребе на Ритвеллер-плаза и, толкнув стеклянную дверь, вошел в апартаменты, утопая в белом ковре. Далеко не белоснежная женщина в шелковом халате и с алой розой в рыжих волосах возлежала на софе в позе  «Олимпии» Мане. Эта революционная картина запомнилась ему по выставке «Пикассо и мэтры» в Большом Дворце Парижа. Дама вопросительно воззрилась на него.
- Non c’e dubbio, e Lei -  Olimpia! - произнес Серебряный. – Хотел передать вам привет от Даниэлы Колонна. Она огорчилась, узнав, что вы не в Европе…
- Люблю иногда посмотреть на мир, расстилающийся у моих ног, - ответила она бархатным голосом и без всякого удивления. – У меня не так много развлечений.
Серебряный заметил на журнальном столике хрустальную вазочку с нарезанным ананасом и сказал:
- Я тоже люблю ананасы.
- Угощайтесь! - любезно призвала она.
- Нет, я просто поделился приятной ассоциацией, - ответил он вежливо.
- Так что же случилось с девочкой? – поинтересовалась Олимпия, в руках которой вдруг оказался кофе с молоком в маленькой фарфоровой чашечке.
Через секунду еще одна доза дивного напитка стояла перед Серебряным.
- Она очень расстроена. Ее все покинули. Почти все. Пока она в безопасности у принцессы Стефи.
- Она выбрала хорошее место, - одобрительно кивнула Альдибрандини. – Вы ей подсказали?
- Похоже, я был лишь инструментом в руках Провидения.
- Вы очень скромны, - заметила жена миллиардера.
- Речь не обо мне, - мягко напомнил Серебряный.
- Пожалуй, я съела бы ложечку ананасов с кофе, - ответила Олимпия.
- Прекрасный выбор, - подтвердил он.
Она помрачнела:
- Мир входит в период потрясений. И Даниэла в этом замешана.
- Я не спрашиваю, каким образом. Мне важнее другое, - ответил он.
- А кто может помочь всем нам? - развела она руками.
- Во вселенском смысле? – тонко улыбнулся Серебряный.
- Человек слаб, да, - она отставила чашечку. -  Даниэле нужен достойный жених…
- Которого она отвергает? - попробовал догадаться Серебряный.
- Вы все проблемы сводите к любви?! – Альдибрандини лукаво наклонила голову.
- Ну не к деньгам же? – парировал он.
- Почему бы и нет?
- Вам виднее, они у вас есть, - заметил он.
- А кто сказал, что я не на ее стороне? Это девочка еще многим покажет…
- Значит, я могу за нее не волноваться?
- Конечно, нет, - убежденно сказала Олимпия.
- Интуиция подсказывает мне, что не все так просто…
- Интуиция ли?
- В этом деле есть тайна, - сказал Серебряный.
- Как и в том, что вы здесь… Говорящий по-итальянски.
- Она имеет что-то, что не имеете вы? – предположил он.
- Со временем узнаете… Если вам суждено.
- Божественный род Юлиев? -  усмехнулся он.
- Вам смешно?
- Нет, хочу знать больше.
- Мы - нет, мы живем тем, что знаем.
- Что же вы знаете?
- Зайдите в храм.
- Проведите меня.
Она смерила его взглядом:
- Думаю, вы сами найдете путь.
- С вами быстрее, - сказал он.
- А куда вам спешить?
- Не мне, а Даниэле, - напомнил Серебряный.
- Да и ей тоже, - небрежно махнула рукой Олимпия.
- Шутить изволите, - недовольно сказал Серебряный. – Она может в любой момент исчезнуть. Вас это устроит?
Загорелая женщина, омоложенная гиалуроновой кислотой, озадаченно промолчала.
Потом продолжила с беззаботным видом:
- Не спрашиваю, как вы сюда попали. Но очевидно, у вас есть определенные способности.
- Есть, - нехотя признал Серебряный.
- Либо вас кто-то прислал…- она задумалась, как над партией в шахматы.
- Давайте прекратим догадки, - нетерпеливо прервал он ее. – Проясните мне ситуацию. Так будет лучше для всех…
- А то что? – спросила она с любопытством.
- Ничего, - ответил он почти ласково.
Альдибрандини покачала головой.
- Ваше «ничего» - верхушка айсберга: не обратишь внимания и пропорешь днище. А я ничего не оставляю без внимания. Пожалуй, я помогу девочке…
- Какие гарантии? – осведомился Серебряный.
- Мы остановим тех, кто ее преследует. Заказчики сядут в тюрьму.
- Не слишком ли жестко?
- Лишить кого-то свободы – наименьшее зло.
- А чего хотите взамен?
- С вами буду откровенна, - сказала Олимпия. - Сохранения финансовой стабильности в мире,
- Неужели девушка так могущественна, чтобы навредить ей? – не поверил Серебряный.
- У нее есть Знание, - флегматично ответила представительница «черной знати». – Но она об этом вероятно не подозревает.
-          И что, она должна дать какое-то обещание? – уточнил Серебряный.
-          Я сама точно не знаю, - призналась Альдибрандини. – Может, все-таки попробуете ананас?
-          Если обещаете защитить девочку.
-          Попробую, – ее глаза успокоительно мерцали.
Серебряный облегченно опустился в кресло.
 
LXXI. Параллельный мир
 
Он перенесся в сад Тюильри, вечерело. В окнах Лувра плавился закат. Запах самшита неотступно преследовал его, пока он петлял по хрустящим бело-пыльным дорожкам.
Вот вздыбленная над ажурной золоченой изгородью карусель, на которой когда-то кружились его дети, вот новый аттракцион – гигантское коромысло. А вот и статуя, похожая на Лаокоона – страдающий атлет, обвитый по рукам змеей, а по ногам ребенком и женщиной. Некто Jean-Baptiste Hugues заглянул в корень мужского бремени и выплеснул свое понимание в скульптуре. За что и удостоился каменного аватара  посреди аристократического королевского парка.
Затем путь Серебряного лежал к памятнику Ludovico Decimo Ovarto, поименованного в путеводителях Людовиком Четырнадцатым. А от него на Velib’е – вверх, наперегонки с городским пассажирским автобусом. На очередном перекрестке решительно крутанул педалями и ушел вперед, по улице Мучеников. Но так как она была крутая, тоСеребряный приковал  пегий велосипед на пол-дороги, и продолжил восхождение пешком, давая поту остыть.  Старый приятель - бульвар Рошешуар, слева –  La Cigale, рядом жилье облачнобородого Стефана, который теперь с горних высей наблюдает за происходящим на Бренной… Инженер-электронщик, художник–кубист, исполнитель русских романсов, любитель женщин и рассказчик лучезарных историй. У многих женщин, в том числе и красивых, оказывается, id;e fixe - переспать с художником с Монмартра. Сгорел как свеча в семьдесят четыре, а до тех пор очаровывал дам. Как-то прогуливался с очередной юной пассией. «Что ты будешь делать с ней», - ехидно окликнул из-за барного столика младший собрат по цеху. «А что ты делал с девушкой, когда тебе было тридцать», - парировал старец, посмеиваясь в окладистую бороду. О том, что пожилой бедокур вскоре преставился, Серебряный узнал в воскресный день в Жумьеже, одном из командорств Тамплиеров.
Последний рывок в монмартровское ущелье, на выходе из которого справа – Irish-pub (надо как-нибудь зайти! И ведь зашел спустя год, и был привычно разочарован: девушка-прислужница из Восточной Европы; облезлый хозяин-француз, наверняка, ее сожитель, воспользовавшийся ее бедственным положением; унылое прозябание в самозванном оазисе Благоденствия…). Теперь пологая петля серпантина с видом на усыпанную голубыми мерцающими паучками Железную Развратницу, и наконец, площадь Художников, непривычно оживленная по сравнению с предыдущими годами.  Здесь в знакомом «Рожке охотников», где когда-то сделал предложение будущей жене, расположился на лавочке под нечастые аккорды неизменной электрогитары и с пинтой Grimbergen’а (лучше не нашлось). Да, тепло и многолюдно вечером... Два официанта в гаврошевских кепках и фартуках сцепились вдруг безмолвно и люто. Серебро чаевых и стаканы посыпались на каменный пол со звоном. Их разняли, и шваброй стали заметать толстые осколки и презренный металл с таким равнодушием, как будто не ради него суетились тут сутки напролет.
Его тянуло сюда. Бывал здесь и с другими спутницами. Он был привержен знакам, символам, предметам и местам… Красная машина не позже сорока, золотой кот, иконка, нравоучения друзей, записанные всегда бывшей при нем ручкой на мятой бумажке. Дорога на дедушкину дачу на его несокрушимой «Победе» и джунглеподобные кукурузные поля за ней, что часто снились… Улица первой любви.
Человек достоин большего, чем жить обычной жизнью, вне поиска он обречен. И Серебряный вспоминал слова друга-психолога Т. (alias Вечный  Змей) - любителя Блока, Шивы, Камы, Райха и Менегетти – сказанные вот так же, за кружкой ободряющего в жару напитка у гастронома «Столичный»: «Мой бледнолицый друг, так важно чего ты хочешь на самом деле. Имеешь ли ты жизнь, которую хочешь?». А также о том, что блоковская фраза «Покой нам только снится» - это чисто мужское. О том, что у женщин изначально есть зависть к мужчинам.  И о том, что мнение окружающих призрачно: «Люди?! Какие люди? Они ушли… Дунул, и они развеялись как дым – те, кто тебя ненавидел… любил. Остаешься ты…». О взаимоотношениях полов он говорил: «Любая женщина в руках мужчины всего лишь женщина».
Друг-психолог корпел над оригинальной методикой лечения, и в связи с этим писал книгу, в которую после Камы ввел еще одно божество – Спонтаниуса. Божество - потому что нехватка спонтанности – это невроз, а избыток – сумасшествие. Врачебная этика незыблема. Но врач может спать с пациентом, если это происходит после окончания клиентско-терапевтических отношений. Ибо природное влечение должно по возможности удовлетворяться. Говоря о мужчине и женщине, Т. вновь сослался на Менегетти, припомнив его слова в контексте обсуждения творчества Серебряного: «Кто управляет образами, тот управляет миром». А потом Вечный Змей сказал: «для достижения цели нужен определенный аскетизм». И заметив, как на пилястр колонны над головой Серебряного одновременно с этим водрузился голубь, добавил: «В тебе есть что-то больше тебя».
Покончив с пивом, Серебряный описал дугу к пробитой снарядом колокольне Сакре-Кер в поисках Ван-Гога – рыжебородого Дамира с планшетом и пастельными мелками, с которым его свел знакомый художник А. с душевной фамилией, произведенной от итальянского Anima – «душа».  Он круглый год ловил в свои ветхие сети зазевавшихся туристов и конечно не мог проигнорировать столь дивный вечер, обещавший богатый улов... Но того и след простыл. Видимо, завершил рабочий день. И в белокрылый храм с раскинувшим руки мозаично-золотым Христом в этот раз уже не пустили. Но осталась знаменитая лестница с видом на ночной подслеповатый Париж,  сплошь засаженная фигурками жадно взирающих на него молодых и моложавых парочек, и одиночек. С взметающимися над ней разноцветными огоньками – летательными аппаратами смуглых коробейников и рокотом тамбуринов… А потом спуск по ступенчатым каскадам, украшенным на полустанках скатертями-самобранками нигерийцев в роговых оправах,  мантиях и фесках, которые с ученым видом профессоров древней Сорбонны и современных экспертов ЮНЕСКО предлагали контрафактные сумочки «Луи Вуиттона».
…И в эльзасское кафе Flam’s вблизи Елисейских. Графинчик ритуально почитаемого Серебряным Pinot Noir и лопатка быстроостывающей сырно-беконной Flammkuchen. Образы минувшего скользят прозрачными тенями… «Что он мог сказать теперь, четверть века спустя той прекрасной дикарке, что влюбилась в него в Алжире, а потом специально приехала к нему из Актюбинска, чтобы завоевать его сердце: что упустил шанс своей жизни? Нет, – что все женщины одинаковы! Таков окончательный вывод».
 
LXXII. На Ритвеллер-плаза
Серебряный перенесся в апартаменты над крышами Нью-Йорка. Дама в шелковом пеньюаре аккуратно подводила, глядя в зеркальце, голубые тени на загорелом лице.
- Лечу к Громальди, - сказала она. – Уже заказала вертолет в аэропорт.
- Я не тороплю вас, - заметил он учтиво.
- Cher ami, - вздохнула Олимпия. - Дела не ждут. Кстати, муж просил передать вам привет. Он будет рад познакомиться, но сейчас очень занят.
- Спасибо, - наклонил голову Серебряный. – Когда ему будет угодно.
- А чем вы собираетесь заниматься? Полетите со мной? – ее ресницы обворожительно дрогнули.
- Я бы с радостью, - ответил он, думая об отсутствии у него документов для предъявления на границе. – Но предпочитаю иной путь. Разве что вы согласитесь немного задержаться здесь…
Альдибрандини покачала головой.
- Увы, движение – это жизнь. А жизнь скоротечна. Я постоянно должна двигаться. У всех у нас есть роль…
- Тогда до скорой встречи! – пожелал Серебряный.
И перенесся в Лонгорию.
 
LXXIII. На Скале
Даниэла задумчиво курила, полулежа на широкой кровати под балдахином. При виде его затушила сигарету, счастливо улыбнулась.
- Меня мутит от курящих женщин, - сказал он грустно.
- Это некультурно, - заметила она.
- А у меня маленькая новость… Жена Давида готова тебе помочь. Она скоро будет здесь…
- Как скоро? - она стиснула пальцами простыню.
- Скоро, - повторил он. – Тебя что-то тревожит?
- Нет, - ответила безразлично. – Бежать теперь все равно некуда, да и поздно.
- Бежать от нее?!  Постой...- он замер.
- Чувствую себя, как в западне, - призналась Даниэла.
- Расслабься.
- Стараюсь, - она вынула из-под простыни стакан с солнечной жидкостью.
- Коньяк?
Она кивнула.
- Теперь у тебя все в порядке, - сказал он. – Не уверен, что я тебе еще нужен. Все как-то быстро получилось…
Серебряный развел руками.
- Ты меня не бросишь? – она подняла голову.
Он устало сел на кровать рядом:
- Зачем я тебе еще нужен?
Она ответила холодно:
- Хорошо, иди.
Серебряный встал, пошел к двери:
- До свидания.
Из-за спины донеслось:
- А поцеловать?
Он покачал головой, не оборачиваясь. И почти сразу ощутил, как теплые тонкие руки вкрадчиво обволакивают его плечи.
- Ты мне нужен…
«А ведь с ней в действительности может произойти все, что угодно», - подумал Серебряный. – «И меня еще будут мучить угрызения совести…»
 
LXXIV. Новая жизнь
 С наступлением темноты Стефи пригласила их поужинать на крышу дворца. Даниэла возилась с вечерним нарядом и Серебряный поднялся первым. Стол был сервирован серебром и хрусталем.  Вид ночной гавани, наполненной, как светлячками, огоньками яхт, умиротворял.
- Где вы живете? – доброжелательно поинтересовалась у него Стефи. – Знаю, остановились в «Отель де Пари»….
- Нигде конкретно, - искренне ответил он. – На Земле…
И поднял глаза к небу.
- А работаете? - ее глаза сверкнули, она взяла большую вишню из хрустальной вазы и поднесла к таким же вишневым полным губам.
- Ищу работу. У вас есть что-нибудь на примете? – он устало улыбнулся.
- Хотите быть моим помощником? -  предложила она. - Я посол Доброй Воли Объединенных Наций.
- Советником…, - ответил он вежливо. – Это мне ближе. Но после того, как проблема Колонны будет решена.
- Завтра прилетает Олимпия, - многозначительно заметила хозяйка.
- Мы все ее ждем, - отозвался Серебряный. – Хотя Даниэла волнуется…
- О, нет оснований, - Стефи очаровательно улыбнулась.
- Нам с вами  легко рассуждать, не так ли?
- Вы так думаете?
- Разве за вашу голову объявлен приз?
- Нет, но… Все мы оказываемся под ударом. А после семисот или более лет осознанной истории жаль, если ниточка рода прервется именно на тебе...
Стефи поигрывала бриллиантовой серьгой.
- Не прервется, - успокоил Серебряный.
- Надеюсь… Но что-то Даниэла задерживается.
- Она может куда-нибудь деться?
- Нет, но…
- Да, в жизни много непредсказуемого. Если позволите, я спущусь проверю…
- Не беспокойтесь, я попрошу об этом службу безопасности, - Стефи нажала кнопку под столом.
На крышу немедленно поднялась стройная телохранительница в черном:
- Да, Ваша Светлость.
- Напомните принцессе Колонна, что нам ее не хватает, - распорядилась Стефи.
Девушка в черном бесшумно исчезла.
- Вы любите лангустов?- спросила между тем Громальди.
- Это мое любимое блюдо, - ответил Серебряный. – А еще когда с картофельным пюре…
- О, - в отчаянии всплеснула руками Стефи, - А спаржа и печеные в углях артишоки вас не устроят?
Серебряный не успел ответить, как вернулась телохранительница со словами.
- Принцессы нигде нет.
Вся полиция Монте-Конте была поднята на ноги, но поиски результата не дали...
LXXV. И она продолжается
Нельзя сказать, что Серебряный не спал в эту ночь. Об отчете министра внутренних дел ему рассказала Стефи за завтраком на дворцовой крыше. Она была встревожена, но держала себя в руках.
- А может, к этому причастны Рикшильды? – предположил он.
- Им несвойственно восточное коварство, - пожала она плечами.
- А средиземноморское? - сощурил он глаза.
- Я больше склонна верить в мистику.
Серебряный повертел на солнце серебряную ложку, которой только что зачерпывал клубничное варенье:
- Жизнь скоротечна. Похожа на пролет падающей звезды по небосклону.
- Порой это не так, далеко не так, - сказала принцесса карликового государства, внимательно посмотрев на него.
- Явления жизни можно трактовать многозначно, - согласился он. – К счастью для дискуссий, такая возможность есть.
- Хотела поехать с дочкой в магазин, - сказала она. – Но до тех пор, пока эта ситуация не разрешится…
В этот момент телохранительница в черном комбинезоне поднесла Серебряному на сверкающем блюде записку.
«Я в городе», - было написано в ней ровным почерком. – «Но хочу видеть только тебя. Д.».
Он испытал облегчение и даже радость. Словно рассеялась какая-то мгла.
Кремовый листок хорошей бумаги без знаков. Но Серебряный почувствовал, что теперь, когда она так внезапно и чудесно обнаружилась, он сможет ее найти.
Он поднял глаза на Стефи, поймал ее пристальный взгляд.
-          Даниэла, - сказал он.
-          Что с ней?
-          Похоже, она скрывается.
-          Мы обеспечим ей защиту, - решительно сказала принцесса.
-          Она хочет видеть только меня.
Ее лицо дрогнуло:
- Значит, у нее все в порядке?
- Не знаю, надо встретиться.
- Где? – Стефи перевела взгляд на телохранительницу.
- Мы можем выяснить и сделаем это быстро, - ответила та невозмутимо.
Серебряный поднял руку, сказал мягко:
- Не надо. Зачем? Она об этом просила?
- Волнуюсь, - ответила Стефи. – Но вы правы, не стоит действовать против ее воли.
- А я постараюсь с ней встретиться, - подвел он черту. – Вероятно, у нее есть основания для скрытности.
- Не будем загадывать, - развела Стефи руками.  – Главное, она жива и здорова… Когда вы отправитесь к ней?
- Как выпью еще чашку кофе, - ответил он. – А когда прибывает Олимпия?
- Через час.
- Передавайте ей привет, а я присоединюсь к вам позже, если она и вы того пожелаете, - ответил он.
Окруженный всеобщим вниманием, Серебряный решил не торопиться, и покончив с завтраком, спустился к своему «Бентли». Но ехать  никуда и не думал. Откинулся в комфортабельном кожаном кресле, сосредоточился и представил черноволосую девушку с южным выговором…
Он оказался в странном полутемном помещении. Ноги утопали в пушистом ковре. Сверху доносился шум электрической дрели. Туда вела мраморная лестница с массивными резными перилами, на ступеньках которой, бессильно опустив руки, сидела Даниэла.

LXXVI. Под куполом цирка
Внезапно потолок вытянулся вверх, принимая форму шатра.  Шум дрели продолжал доноситься, но на этот раз из-за белой перегородки сбоку. Серебряный очутился в параллельном мире. Он развалился на коричневом кожаном диване под головокружительной высоты куполом, похожим на цирковой. Сильные, но незаметные прожектора окрашивали его в цвет фуксии.
Школьный друг Серебряного, перед которым пенился бокал нефильтрованного пива «Белый медведь», был рядом. Он вспоминал про свою замужнюю коллегу, которая не давала ему, своему начальнику, проходу, требуя любви. Ну что ж… однажды его терпение иссякло. Он дал ей искомое в самой недвусмысленной и грубой форме. В результате леди, искавшая романтики, настолько оторопела и уже никогда не приставала с нескромными предложениями.
А другая влюбилась в него, когда он, соблазнившись на downshifting, вздумал изобразить себя простым работягой. Все кончилось скандалом, когда ей на глаза попалось письмо, адресованное «Президенту Открытого Акционерного Общества господину…», и разрывом, потому что его интерес к ней угас сразу после того, как она сменила гнев на милость. Да, он хотел бы на дорогом немецком джипе уехать медитировать в дикое ущелье Монголии, или улететь очищаться в Тибет. Но пока не мог себе этого позволить…
Вдруг шатер исчез, растворился.
Серебряный вспомнил, как он обежал несколько магазинов Страсбурга в районе площади Клебер, чтобы найти книгу Валери Жискар д’Эстена. Наконец, нашел ту, что хотел – «Le Passage». В тот же день после лекции бывший глава государства, высокий поджарый старик, кстати, хорошо играющий на аккордеоне, вернул ему эту книгу с автографом -  «Для Валери», и  захотел вдруг узнать, каково приходится русским в Шумерлэнде. И он ответил, что государство проводит в этом вопросе сбалансированную политику… Потом, когда Серебряный уже отошел, пряча книгу и устремляясь к другим делам, экс-президент велел позвать его снова и пожелал успешной учебы. Эта история с автографом мгновенно распространилась по Школе. А бедный Клебер, назвавший Наполеона трусом за то, что тот бросил армию в Египте, и вскоре убитый в Каире, восемнадцать лет после смерти томился в замке Иф, по соседству с камерой будущего графа Монте-Кристо - Бонапарт оказался  мстительным типом…
LXXVII. Бессильно опустив руки
Даниэла подняла голову. Ее юное, с пухлыми щечками личико было бледно.
- Здравствуй, дорогая, - сказал Серебряный, пружиняще покачиваясь с пятки на носок. – У тебя есть план?
Она тряхнула головой:
- Я уже стала дорогой?
- Иначе бы не сказал…
- Тогда помоги мне. Просто побудь со мной рядом.
- Нужен другой вариант. Нужно спокойствие. Я попрошу обеспечить тебе дипломатический статус…
- Как?
- Это не наш вопрос. Стефи займется.
- «Наш»? – она усмехнулась.
- Отчасти мой. Я поговорю с ней. Принцесса принцессу поддержит…
- А зачем мне этот статус?
- Для твоего спокойствия. Чтобы была при деле, - стал перечислять Серебряный, а про себя подумал: «Не в психушку же тебя сдавать».
- Хорошо, - согласилась она. – Но пусть Рикшильды гарантируют мне безопасность. И еще…  я не хочу встречаться с Альдибрандини.
Серебряный удивленно кивнул:
- Не совсем понимаю, но ладно.

LXXVIII. На княжеской службе
… Он устроил ее в доме банкира Эдмонда Сафры на Остендском бульваре. По договоренности с Рикшильдами, разумеется. Оттуда она практически не выходила, хотя по указанию князя получила должность в Департаменте внешних сношений Лонгории на площади Визитации, а Серебряный стал советником Стефи, и оба стали обладателями паспортов монегасков.
Он остался жить во дворце на Скале, за ним закрепили отдельные покои.  Стальной взгляд Олимпии Рикшильд смягчался, когда она его видела. Впрочем, гостила она в Монте-Конте недолго, уехав в свой замок в Нормандию. Но и двух дней Серебряному оказалось достаточно, чтобы проникнуться к ней симпатией.
Он побывал у Кати в Петербурге и сказал, что поездка и яхта на Таити откладываются, так как, к сожалению, дела не позволят ему быть рядом с ней все время. Добавил, что это к лучшему, потому что его затея была сопряжена с риском, которому теперь повергаться не нужно. Катя была сильно обескуражена, но он только ободряюще улыбнулся. 
- Либо ты будешь меня ждать, либо найдешь свое дорогу в жизни, - сказал он. – Второе предпочтительней, потому что я человек непостоянный - не в смысле привязанностей, а в смысле местонахождения.
- Может, все же определишься? – она посмотрела в упор.
- Пока не могу, - сказал он. – Рано бросать якорь. Наверное, для меня всегда будет рано.
- Появляйся все-таки, - лицо ее приобрело обиженное выражение. – Наверное, всегда буду рада тебя видеть.
- Появлюсь, - пообещал он и добавил. – А ты пиши мне на электронную почту.
И с этими словами набросал ей на салфетке свой адрес и вручил на память перстень с камушком Swarovski.
А потом вернулся в Монте-Конте, в пентхаус Сафры, где Даниэла буквально накинулась на него, срывая одежду.
Кровати размером с татами им было мало.  Она стояла, вцепившись руками в дубовую столешницу, потом ноги ее подкосились. Ворс ковра был жестким, но это их не останавливало. Потом она заснула прямо на полу, Серебряный нежно гладил ее бархатистую кожу, вглядываясь в пухлые щечки и в губы-черешенки. Потом накрыл пледом. 
Утром охранник на входе был крайне озадачен и даже мрачен, когда увидел их выходящими вместе. Серебряный взял напрокат велосипеды, и они долго колесили по паркам, потом забрались в горы, где под музыку бродячих аккордеонистов сели выпить темного ирландского пива. Ей понравились настенные часы с черной кошкой, но он подумал, что такие вещи дарят только на прощанье, и решил не покупать их ей. Потом проехали вдоль набережной почти до итальянской границы, остановившись в Ментоне. Там заказали мидии по-мексикански. Оставили велосипеды. Поднялись в гору над морем, и там целовались на закате. На обратном пути, а он приказал пригнать свой «Бентли», она попросила подвезти ее к дому Сафры, и застряла там надолго, а он полулежал в машине, не обращая внимания на то, что она отсутствовала почти час. После давешних мидий ему хотелось молока, он выпил два стакана в кафе, как две капли воды похожем на монмартрский «Охотничий рожок». А потом они поехали во Дворец, а утром – он отвез ее на площадь Визитации, задав на прощанье вопрос: «Готова ли ты идти со мной по жизни?» Даниэла ничего не ответила.
После обеда он занемог от резких болей в животе. Из офиса Стефи его выносили на носилках. В госпитале он пробыл сутки. Даниэла присылала ему встревоженные сообщения на телефон, ибо не знала, что с ним - он попросил держать это в тайне. Едва выйдя из госпиталя, он на дрожащих ногах с трудом доковылял до дома Сафры. Она ухаживала за ним три дня, а потом бесследно исчезла. Он терзался ревностью, ибо источники в окружении Стефи донесли, что ее видели в Швейцарии.
Когда она вернулась, он повез ее на крутой вираж по пути с «Roc Agel», с которого сорвалась Грейс Келли. В дороге и по приезде на место Даниэла то молчала, то несла всякую чушь. Тогда он ее бросил. Просто оставил и уехал.
Перенесся в Нормандию к Олимпии, которая в этот момент принимала соседа - узкобородого и обходительного графа д’Ольямсона. Последний, учтиво откланявшись, тотчас удалился.
- Приятное лицо, - заметил по его поводу Серебряный.
- Да, просил миллион на реставрацию своего замка, - рассеянно ответила дама с голубыми веками. – Думаю, найдем способ помочь. Он сохраняет историю. А как вы?
При этом лицо ее словно озарилось изнутри.
- Переживаю, - сознался он. – Вот и приехал к вам.
Они прошли через сад на берег моря. Пошли вдоль пляжа, ракушки Святого Жака хрустели под ногами. Олимпия взяла его под руку.
- Проблемы с Даниэлой? – спросила она участливо.
- Не сомневался, что вы в курсе.
- Девушка странно себя ведет, не так ли?
- Немного, - ответил он осторожно.
- Знаете, молодым свойственно легкомыслие…
- Это и удручает. Если это действительно так, - ответил Серебряный.
- Но вы не хотите от нее отступаться. Иначе все бы решилось очень быстро…
- Меня озадачило, что она не захотела с вами встречаться.
- Это пустяки, у меня тоже не так много свободного времени, - она усмехнулась. – Но я могла бы вам рассказать кое-что, если бы вы захотели.
- Нет, - он покачал головой. – Не хочу много знать.
- Благоразумно, - кивнула она, дружески коснувшись его запястья. Ему вдруг захотелось обнять ее худые костлявые плечи, но Серебряный побоялся, что она рассыплется.
- Не бойтесь, - просто сказала она и доверчиво прижалась к нему. - На вашем месте я бы прекратила общаться с девчонкой.
- Чувствую, вы правы, - сухо ответил он. – Но меня беспокоит ее судьба.
- А ее - ваша? – скептически спросила она.
Он вздохнул:
- Да я слышал недавно по телевизору: «Не бойся расставаться с тем, что не делает тебя счастливым».
- Вот именно, - Олимпия осветила его ясным взором.
- Меня кое-что смущает, но возможно это временное явление.
- Романтик, - улыбнулась она. – У вас появился шанс вернуться на правильный путь.
- Забыть ее?
- Конечно.
- И ваша финансовая будет спасена?
- Безусловно. Но дело не в ней, а в вас. Вы стали мне дороги, - заметила Олимпия.
- А будь я обычным человеком?
- Мы бы не говорили об этом, - она резво наклонилась, подхватила ракушку Сен-Жак и с размаху бросила блинчиком по воде.
Три чистых подскока, глиссада - и ракушка исчезла в тумане.
Ох, не случайно принцесса Колонна отказалась от встречи с Олимпией Альдибрандини!

LXXIX. Дом Сафры
…Он перенесся в дом на Остендском бульваре.
- Ты меня бросил, - с порога кинула Даниэла, одетая по-домашнему: в хлопчатобумажных брюках и блузке.
- Не будем об этом или уйду, - ответил он.
- Уходи.
Он развернулся, взялся за дверную ручку.
- Вернись, я больше не буду, - услышал в спину, и его тут же взяли за плечи.
Она вновь отскочила и выставила телефонный аппарат за окно.
- Там микрофон, - пояснила.
Он остался стоять посреди спальни, она повисла у него на шее.
- Такое впечатление, что тебе, кроме “прослушки”, ничего не угрожает, –заметил он сердито.
- Зря так думаешь, - она беззаботно смеялась, бешено покрывая его лицо поцелуями.
… Потом он остался лежать, а она отправилась готовить ужин.
Лихорадочно сверля его мерцающим взглядом, накормила. Было вкусно, но показалось, что в польский бигус, который она почему-то называла «солянкой», подсыпано приворотное зелье.
Ночь провел в ее жарких ароматных объятиях, впрочем, Даниэла еще легла поздно - сидела за ноутбуком, а утром ушла раньше его. Ее отчего-то стало тянуть на работу.
Серебряный тоже не стал задерживаться, поел кукурузных хлопьев с молоком, выпил апельсинового сока и кофе, наблюдая за потоком машин на бульваре, и,  щательно одевшись, спустился в холл с пуленепробиваемыми стеклами, где спокойно миновал пост хмурого охранника.
Естественно, он поехал в благотворительную ассоциацию, которую возглавляла Стефи, чтобы разобрать кое-какие дела, написать несколько благодарственных писем. Самой принцессы не было, и он в тиши кабинета просто наслаждался чтением отчета о заседании послов Доброй Воли и видами зимнего сада с руинами месопотамской скульптуры за широким окном. В полдень позвонила Даниэла и предложила пообедать вместе.
Он заехал за ней на «Мазератти», чей трезубец и дизайн в последнее время стали нравиться ему больше, чем тяжелый, как у бегемота, профиль «Бентли», и они вместе перекусили в здании офиса, где в цокольном этаже была приличный ресторан для персонала.
Потом он отвел ее в свой кабинет, опустил жалюзи. Она посмеивалась…
На ней триумфально пламенело нижнее цвета фуксии.
…В субботу она предложила встретиться в Экзотическом Саду возле Аквариума.
Была со вкусом накрашена. Косметика подчеркивала красоту ее юного лица. Лизала мороженое сиреневым языком и безудержно целовалась с ним у фонтана.
Ночью приснился старый друг-доктор. Они были на загородной вилле, вечерело. Друг помешивал кочергой уголья в мангале, переворачивал шампуры с кусками сочной подрумянившейся баранины и говорил, покачивая головой: «Беги от нее, беги! Беда-девчонка! Увидишь ее на этой стороне улицы, переходи на другую…».
Серебряный проснулся. Вспомнил, что доктор уже год как стажировался в Китае, углубляя свои познания в области лечебного массажа. Чушь какая-то. Какая девчонка? Откуда он мог знать про принцессу?!
Вышел на балкон дворца. Синеватая бородка лунного света покрывала море до горизонта, на котором грустным «Летучим голландцем» вырисовывался контур чьей-то огромной яхты.
«Скорей всего, российский олигарх», равнодушно прикинул Серебряный.
Вдруг позвонила Даниэла и час не отпускала от телефона, у него аж ухо набухло. Никак не хотела отлипать. Видимо, ее мучила бессонница.
Утром ему позвонили - над домом Сафры столб дыма. Серебряный мгновенно перенесся в знакомый пентхаус. Много пожарников, но никакого покушения! Огонь закоптил стену кухни и вырвался в форточку. Девушка виновато объяснила, что всего-навсего забыла выключить плиту.
И попросила его несколько дней не появляться, пока шум не уляжется. Он не возражал, и они прекратили общаться.
Он даже подумал, что навсегда, и начал прикидывать вариант с перебазировкой в Санкт-Петербург.  И только неопределенность положения Даниэлы при всем кажущемся спокойствии сдерживала его от этого шага.
Однажды за завтраком, когда он сидел под тентом на крыше дворца Громальди и, удовлетворенно кивая, вчитывался в речь посещенного им президента о начале строительства в отдельно взятой стране «экономики знаний», Стефи, составлявшая ему компанию, сказала, между прочим, что в доме Сафры видели постороннего. Он поднимался в квартиру, снятую для принцессы Колонна.
Но Серебряный лишь пожал плечами.
А потом она неожиданно позвонила. И предложила встретиться в Экзотическом Саду, и он пошел почти против воли, только подчиняясь ее горячему желанию. Забрались в чащу. Серебряный подозревал, что вокруг могут быть видеокамеры, но, тем не менее, не удержался от объятий с Даниэлой.  Земля была неровной, трава росла клочками. Расположились на маленькой прогалине под кустом, похожим на перевернутую корзину. Издалека доносились голоса туристов. Она подстелила куртку, потянула его к себе. На ее шелковой груди колыхались тонкие тени листвы и прыгали солнечные зайчики. Он согревал ее холодную поясницу своими ладонями. В вышине дружелюбно шелестели невидимые кроны деревьев…
Выбравшись из-под куста, дошли по белой песочной тропинке до шале, где весельчак-бармен тут же соорудил им два джин-тоника со льдом. Его звали Жером, и он собирался продать квартиру в Ментоне, чтобы ехать на Таити.
У Даниэлы радостно горели щеки.  Наверное, опасность миновала, подумал Серебряный. Или она сошла с ума. Или все мы. Нет, дело не в этом. Ее не трогают только из-за него. Но неужели он – такая значительная фигура?! Ответ сам напрашивается. Значит, есть что-то еще. Или просто выжидают, собирают информацию, чтобы нанести неожиданный молниеносный удар. Кто? Ее враги… Те, о которых известно Олимпии. Почему же он не спросил ее об этом, когда был в Нормандии? Впрочем, еще не поздно… Но где гарантия, что она ответит… И что именно известно принцессе Колонна, которую посещают незнакомцы, и которая вдруг срывается в Швейцарию? Но, видимо, она достаточно хорошо распоряжается своей тайной, раз ее не трогают. Или, может, никакой тайны нет вовсе?
Нет?!
Тем лучше.
Серебряный улыбнулся.
- Ты чего такой счастливый? - спросила она. Румянец задорно играл на ее скулах.
- Жизнь кажется безоблачной.
- Значит, такова она и есть на данный момент.
- Но совсем без облаков тоже скучно.
- Я тебе их обещаю,  - залилась она звонким смехом.
- Своими поделишься, - кивнул он понимающе. – Давай…
- Не проголодался? – спросила она. – А то поехали за устрицами. Потом ко мне…
В Лонгорию порой поставляли свежайших устриц из питомника около Сета. Серебряный как-то эпикурейски угощался ими в чистеньком лионском ресторане после поэтического вечера в Национальном Народном Театре.
Она взяла в супермаркете две корзинки по две дюжины в каждой, а он прихватил устричный нож и два лимона. Но вместо дома почему-то рванул в сторону Гренобля.
Она не возражала. Лишь сказала по дороге:
- За нами следят.
Серебряный посмотрел в зеркальце заднего вида, но «хвоста» не заметил. Углубившись в горное ущелье, покинули шоссе и встали у излучины реки.
Даниэла сноровисто, как опытная рыбачка, вскрыла раковины.
Моллюсков запивали белым «muscadet», бутылка которого была предусмотрительно заложена в бардачок.
Решили пройтись. Вечерело.  Она с потемневшими глазами потянула его в заросли к черным дубам. Он прикинул в уме:
- Давай в отель.
В Монте-Конте они уже безусловно примелькались, поэтому Серебряный завернул в первую придорожную гостиницу, чей опрятный вид не вызывал нареканий.
Он зашел первый и договорился о комнате со скучавшим портье, которому предъявил только свой паспорт. Тот с усталым любопытством посмотрел на медленно поднимавшуюся по лестнице Даниэлу и вернулся к прерванному телесериалу на своем notebook’е. На стойке лежала замызганная бульварная газета с цветной фотографией. На ней была Велия в свадебном платье, она выходила за дипломата, которого он также знал.
Даниэла молча ждала, пока он скрежетал ключом в двери номера. От ее волос исходил тонкий аромат «Ангела или демона». Комнатка с закопчеными обоями была обставлена не богаче, чем монашеская келья.
- Тебя не шокирует это место? – спросил он.
- Мне не важно - где, важно, что с тобой, - ответила она.
Простыни, однако, пахли свежестью.
Шуршала ее стягиваемая одежда. Бренчала пряжка его ремня. Даниэла азартно смотрела на него снизу вверх черными, как маслины, глазами.
Потом она открыла узкое окно и, обнимая свое голое тело одной рукой, закурила.
- Надо бы бросить, - осторожно выразил он свое неодобрение.
- Ты же не женишься, - хмыкнула она.
С улицы проникала вечерняя сырость и звук дождя.
Ее глаза переливались черным жемчугом. Табачный дым вдруг унесло за окно.
Она вновь стала свежей и привлекательной…
Энергия в нем не убывала.
Но во всем, что происходило, была недосказанность и в итоге – неопределенность.

LXXX. Велия
Пока Даниэла была в ванной, он перенесся в Москву, в просторную квартиру Велии. Она сидела в заставленной победными кубками американской кухне и вертела в руках ракетку. На голове ее до сих пор была фата, как на снимке.
- А, это ты, - не удивилась она. – Давно не было видно.
- Решил проведать, - он посмотрел на нее с сочувствием.
- Что так?
- Хотел узнать, каково быть замужем за чудаком на букву «м»?
- А каково быть просто чудаком на букву «м»? – парировала она.
- Неплохо, - сказал Серебряный.
- Вот и мне.
- Ну, будь счастлива, - пожелал он, разворачиваясь.
- Постой, может, выпьешь чего-нибудь? – скороговоркой предложила она.
- Рижского бальзама, если есть.
- Есть, - она вскочила с места, нацедила из черной бутылки в хрустальную рюмку, протянула.
- Себе нальешь?
Она покачала головой, потом пожала плечами:
- Впрочем…
- Вот именно, зачем отказываться от удовольствия.
- Вот именно.
- Меня не удивляет, что ты с ним, - начал Серебряный. – Поэтому я не собираюсь никого очернять, просто хочу дать ему реальную оценку.
- У каждого своя реальность, - заметила она философски.
- Глубокое наблюдение, но если тебе не интересна моя…, - он отставил недопитую рюмку, подумав, что бальзам – нечто среднее между кофе и виски.
- Постой, я слушаю, - удержала она его.
- Хорошо, может, пригодится, - кивнул Серебряный. – Все ж ты кумир, чемпионка. Так вот, он из когорты птенцов «болонского процесса», людей без классического образования, наскоро испеченный магистр иностранных наук, с апломбом вместо приличного образования, с прозаическим запросами вместо высоких устремлений. Их, его и ему подобных, дипломатический уровень – торговаться насчет меню для фуршета, а в качестве хобби – бренчать на щипковом инструменте. А они строят из себя… Выступая, как надутые индюки, они лишь усугубляют собственное ничтожество. Их высокомерие – порождение неестественности, которая, в свою очередь, плод трусости, то есть, ничтожества. Но любовь зла…
- Ревнуешь? – усмехнулась она.
- Не перестаю удивляться несправедливости жизни. Но, как говорил Черчилль, жизнь несправедлива, и это справедливо…
 «Взять, например, самую сексапильную актрису телевидения, которая выбирает в мужья, да что там, просто беременеет от пошлого хохмача из скабрезного комедийного шоу, хотя могла бы сделать счастливым на всю жизнь какого-нибудь гения, типа Перельмана, да и сама стать счастливой», - размышлял дальше Серебряный. – «Или – ослепительно прекрасную чемпионку мира по гимнастике, которая предпочитает любому из олигархов заторможенного болтуна из телевизионного балагана, чей юмор вызывает гримасу вместо улыбки… «Вот такие они, наши дамы: красивые и талантливые предпочитают, как правило, известных, но необязательно умных, а некрасивые, но, как правило, умные…, впрочем, речь не о них».  Вот так устроена человеческая натура, и с этим ничего не поделаешь… Вот и вся справедливость».
А Велия нашла себе дипломата. Зачем? Восемнадцатый век в Европе считается веком расцвета дипломатического искусства, но континент в это время не просыхал от крови от Тридцатилетней, Девятилетней и прочих войн, каждая последующая из которых была следствием очередного дипломатического конгресса. Гастарбайтеры во фраках только искусно замазывали дыры в стенах готового обрушиться здания мира, которое, в конце концов, закономерно рушилось. Не говоря уж о «Мюнхенском сговоре», когда некий Чемберлен громогласно и лживо объявил, что «привез мир на тридцать лет». Вообще, современный мир, в котором верховенство юридических норм хотят в абсолют возвести, а на самом деле доводят до абсурда, упрямо игнорируя биологическую составляющую общества и ее благотворный для развития потенциал.
Какое открытие сделали юристы для человечества? Нет, открытия делают не расчетливые приспособленцы и крючкотворы, а люди пламенные, таланты и гении, дружащие с парадоксами, которые рождаются именно в результате вывертывания наизнанку существующих норм. Конечно, юристы вроде Собчака, Цицерона нужны, их надо уважать и слушать - но не сажать их на трон, потому что вслед за ними, как показывает опыт, его саранчой облепляет юридическая серость калибром поменьше... Юристы должны играть поддерживающую, а не доминирующую роль, а крючкотворы только тогда создают великие вещи, когда одержимы великой идеей. Таких - абсолютное меньшинство. Исключение среди правителей составлял царь Соломон, но где таких мудрецов наберешься! Международные организации задумываются как лаборатории идей, а превращаются в машину для составления отчетов и отчетов об отчетах, на которой паразитирует каста так называемых экспертов, сертифицированных некоей мутной международной стаей stakeholder’ов-временщиков, которая столетиями накрывает собой то одно полушарие планеты, то другое… Кстати, мои фразы – иллюстрация параллельного, а не последовательного мышления, а оно по аналогии с параллельным и последовательным электрическим соединением должно быть более эффективным».
Тут его мысль была прервана Велией.
- Просто хочется спокойно пожить в Париже, - призналась она. - А не в жарком тупом Майами и не в непредсказуемой Москве.
- Жизненный тупик, - кивнул Серебряный.
- Старость, - горько усмехнулась она.
- Это в двадцать шесть-то? – Серебряный потянулся. – Мы еще не одну бутылку рижского бальзама вместе выпьем. И в теннис поиграем. Если будет суждено.
- В теннис уже не хочу, - покачала она головой.
- Я тоже бальзам не хочу. Ибо дело не в нем, - ответил он, все больше укрепляясь во мнении, что Велия - потерянный человек.

LXXXI. Из отеля на обочине
Серебряный вновь оказался на упругом матрасе рядом с Даниэлой, но так внезапно, что у нее клацнули от страха зубы. Впрочем, она с похвальной скоростью вернула себе невозмутимый вид:
- Где ты был?
- Я никуда не уходил.
- А, понятно, - она кивнула, прижавшись к нему при тусклом свете ночника
- Так в чем же твой секрет? – спросил он.
- Так я и сказала, - кокетливо заметила она. – А твой?
- Не знаю, но ведь ты-то свой знаешь?
- Какой?
- Финансовой системы…
- Да.
- Рассказала бы.
Она стала нежно водить пальцем по его груди. Было приятно и щекотно одновременно.
Ее голос чарующей мелодией наполнял его уши:
- В августе 1971 года доллар - формально решением президента Никсона, а на деле – совсем других лиц, перестал обеспечиваться золотом и превратился в зеленую бумажку, необычную, но вместе с тем, бумажку. И никакого коллапса не произошло. Доллар продолжает успешно обмениваться на труд, товары и развлечения, несмотря на то, что печатается бесконтрольно. Это все равно, как если бы банда жуликов, которую все знают в лицо, начала в обмен на деньги выдавать ничем, кроме своего «честного имени», не обеспеченные векселя. А люди бы их послушно брали. И берут. Не устраивают Медных бунтов, как у вас в России.  В этом успехе, в этой магии и заключена тайна финансовой системы.
- Все основывается на доверии. И во времена фараона Хеопса брали тогдашние «доллары», и императора Августа.
- Хочешь сказать, существует некий общественный договор…  Ты такой наивный?
- Не совсем общественный, - начал Серебряный, но затруднившись с продолжением прервал сам себя. - Возможно, это не договор, а круговая порука некой тайной организации.
- Тоже ударился в конспирологию? - отозвалась она мелодичным смехом.
- А ты как хотела? Будь я ученым-экономистом, cказал бы, что в основе денежной массы лежит валовый внутренний продукт. Если бы работал в Центральном экономико-математическом институте Российской академии наук – применил бы адекватную Capital Asset Pricing Model. Остальным остается теория заговора... То есть, гипотеза, что штампующая доллары ФРС, которая находится в центре финансово-экономической дисфункциональности мира – как справедливо заметил ключевой руководитель программы монетарного стимулирования экономики США, некто Эндрю Хузар  -  удерживается на плаву чьим-то тайным желанием.
- Ты неплохо подкован, - промурлыкала Даниэла.
- Начитан благодаря информационной революции… И вообще, - продолжил Серебряный, - В мире много парадоксов. Почему, например, триптих английского художника-экспрессиониста Фрэнсиса Бэкона, который далеко не Да Винчи, в момент был продан на аукционе за 142 миллиона долларов, а 300 миллионов долларов для Филиппин, пострадавших от супер-тайфуна «Хайан» одновременно с аукционом, так и не смогли найти усилиями целой Организации Объединенных Наций?
- Дело не в заговоре. Совсем нет. И я знаю - в чем, потому что была допущена к этой тайне по рождению.
- Прямо-таки по рождению? - усомнился Серебряный. - Не слишком ли высокомерное заявление?
-  Допустим, мне повезло, что я узнала эту тайну, - отчасти согласилась девушка. – Но узнать ее могла только я.
Серебряный отогнал деловые мысли:
- Ну что, будем собираться?
- Да, - сказала она просто.
Он быстро оделся, стал приводить себя в порядок. Даниэла что-то неслышно делала сзади.
Серебряный вдруг ощутил через ткань брюк прикосновение ее руки. Что-то в нем привычно дрогнуло. Они обернулся и встретил ее горящие глаза…
Когда выходили из номера, Серебряный заметил на синтетическом покрывале дырку от сигареты. Когда успела?
Ужинали во дворце на Скале. Огромный, похожий на оперный, зал столовой был пуст. Свет многоярусных, покрытых жемчужными бусами люстр, приглушен. У обоих был зверский голод, они поглощали еду, глядя в упор друг на друга…
- Может, дело в чуде? - предположил Серебряный.
Она перестала жевать, посмотрела на него снисходительно.
- Но раз ты не говоришь, я должен что-то думать, - пояснил он.
- При твоих-то способностях мог бы догадаться, - она вернулась к бутерброду с белужьей икрой.
Он пригубил шампанского.
- Мог бы - догадался, а сейчас уже времени нет.
- Куда-то торопишься?
- Просто знаю, что не догадаюсь.
- К тому и говорю – не торопись…
- Хорошо, - подвел он черту. - Раз ты не торопишься, и я не буду.
- Правильно, - она подмигнула.
- Останешься у меня?
- Нет, - она тряхнула головой. – К себе поеду. Утром на работу…
- Ты же можешь не идти…
- Нет, надо, - сказала она с серьезным видом. - Да и не хочу, чтобы охранник тебя увидел.
- Он и не увидит.
- Ты его недооцениваешь.
Серебряному припомнилась фраза, брошенная вскользь Стефи, о незнакомце, который прошмыгнул к принцессе Колонна на Остендский бульвар ночью.
- Ладно, - кивнул он. – Я тебя отвезу.
Когда вернулся и, почитав на сон грядущий «Божественную комедию», погасил ночник. Вдруг показалось, какая-то тень отделилась от портьеры. По царственной осанке догадался – Стефи.
- Что вам, принцесса?
- Не спится, князь не понимает меня. Никто не понимает.
- Что случилось?
- Вчера во сне приходила Грейс…
- Она что-то вам сказала?
- Да. Она сожалела, что так произошло… Лицо и голос ее были полны грусти.
- Вы говорите про тот роковой спуск из «Roc Agel»?
- Да.
Стефи стала напротив балконной двери. Ее профиль словно оказался вырезанным из черной бумаги.
- В тот день, когда она везла меня на вокзал, она сказала, что знает тайну.
- Какую?
- Ту, от которой зависят судьбы мира.  Умоляла меня беречь себя. А потом машину выбросило с дороги. Это было так внезапно. Она ускорила ход, как будто мама нажала на газ. Но это было не так, машину саму бросило вперед. Мы обе успели только испугаться, закричать… Она предчувствовала, что нечто может произойти…
Перед глазами у Серебряного поплыли, растягиваясь, образы Даниэлы, Олимпии…
- И вот, придя вчера ночью, она сказала, что будет оберегать меня, и не только меня, всю семью,  потому что опасность еще сохраняется…
- Получается, она стала жертвой?
- Не знаю. Возможно. Не знаю. Это запутанное дело… Не по своей же воле она так поступила, - Стефи тряхнула головой, словно избавляясь от наваждения. – Но теперь я как-то успокоилась… Когда увидела, что вы здесь. Ведь вы ужинали с принцессой Колонна, потом сели с ней в машину. Я боялась, что вы не вернетесь.
- Рад, что помог вам обрести спокойствие, - учтиво поклонился он. – И не думаю, что вам угрожает опасность.
- Наверное, нет, - согласилась она. – Но что-то есть.
- Вы думаете, в этом замешана Даниэла? - озвучил Серебряный свои мысли.
Стефи покачала головой:
- Не она лично. Принцесса Колонна находится в эпицентре чего-то. И мы невольно оказываемся к этому причастны.
- Раз вы вспомнили о Грейс…. Вернее, она напомнила о себе, то эта причастность возникла гораздо раньше, - заметил он.
- Не знаю, - повторила она. – Но меня успокаивает, что вы здесь.
«Она терпит Даниэлу. Из чувства страха и немножко – ради меня», - подумал Серебряный, когда принцесса ушла. – «Или она хочет избавиться от нас обоих?»
С ним проблем не будет, он готов исчезнуть…
«Бред, не паникуй! Не переворачивай все с ног на голову!».
В эту ночь ему приснился президент США Обама, который долго с ним беседовал в мемориале Линкольна: что-то о стихах Серебряного.

LXXXII. Даниэла
Всю следующую неделю он был погружен в дела благотворительной ассоциации Лонгории. О Даниэле вспоминал урывками и временами сожалел о том, что она не звонит.
В один из таких моментов он перенесся к художнику А., чтобы переложить на него часть своего психологического бремени.
«Не позвонит - и слава Богу!» - сказал служитель десятой музы, которого он застал на этюдах возле мельницы на опушке Булонского леса. Тот промывал кисточки, готовясь паковать палитру, мольберт и треножник. День догорал, но живописец, чья фамилия звучала как «душа», был рад – успел поймать свет, который застрял теперь навечно в ветках нарисованных ясеней. 
 «Охота быть вторым номером?» - друг щелкнул застежками деревянного чемоданчика, в который превратился мольберт, и словно заглянул своими серыми глазами в душу Серебряного. – «Хотя, может, ты первый…».
Но Даниэла позвонила. Это было в день гала-вечера в Казино, и сливки общества слетались к двухбашенному особняку на площади с фонтаном, как мотыльки на свет лампы. Он предложил ей поехать, она согласилась. И они занялись любовью в пустующем VIP-зале прямо на рулеточном столе, в то время как в другом крыле дворца звучали официальные речи.
Ощущение, что их могут потревожить, придавало пикантности, но он был больше сосредоточен на белизне и тяжести ее бедер.
Малиновое сукно, на котором распласталась Даниэла, и зеленый шелковый шарф, мучительно сжимаемый ее рукой, разжигали страсть. А платиновая саламандра с бриллиантовыми глазами на ее нежной шее (подарок швейцарца?!), усиливали ее.
- Пойдем на фуршет? – спросил он, затягивая ремень.
Огонь угас, и настроение стало более меланхоличным.
- Давай, - кивнула она, ловко застегивая бюстгальтер.
Насытившись страстью, они не чуя ног перенеслись через просторный атриум в блистающий чертог, где на зеркальном полу было тесно от мужчин в смокингах и дам в длинных платьях.
К своему удивлению Серебряный заметил рядом со Стефи Олимпию с выкрашенными в голубой цвет волосами и понял, что она также зацепила его взглядом. Почему старая банкирша не рассказала о своих планах посетить Монте-Конте? Да и Стефи хороша!
Он инстинктивно поискал глазами Даниэлу, но у девушки, видимо, проснулся волчий аппетит, так как она, не мешкая, устремилась к столам, ломившимся от многочисленных блюд с мясом, рыбой и овощами.
Оказавшись предоставленным самому себе, он также съел пару кусочков севрюги с белым вином, парочку лососины – с красным, закусил канапе с красной игрой и, взяв порцию виски, отошел к мраморной колонне. Струнный квартет, три девушки-скрипки и юноша-виолончель, играл «Salut d’Amour» Эдуарда Элгара. Серебряный чувствовал, что ему больше нечего было желать, и что никто ему не нужен.
Неожиданно, рассекая свиту, к нему, подобно ледоколу, приблизилась Олимпия. Он тут же поднял тост за ее красоту, деликатно поцеловал в напудренную и грациозно подставленную щеку. Затем терпеливо подождал, пока она исчезнет в водовороте праздника. На этом он счел свою миссию выполненной. Можно было просто радоваться жизни на краю этого кипевшего утонченной энергией и сверкавшей чешуей драгоценностей сборища.
Но Даниэла исчезла, и внутри у него стало слабо попискивать чувство долга. Вероятно, убежала, гонимая внутренними страхами или испугавшись кого-то, например, старуху Рикшильд, и теперь неприкаянно паслась где-то там, в ночных пампасах столицы мини-государства. Он вышел из Казино, провожаемый, как минимум, двумя парами глаз.
Она сидела на бордюре тротуара. «Вроде, чисто, - подумал Серебряный машинально. – Не запачкается».
- Зря ты ее испугалась, - сказал он. – Может, Олимпия ради тебя приехала.
- А не ради тебя? – хмуро ответила Даниэла.
- Хотел бы. Но идеализм губителен.
- Ясно, - хмыкнула Даниэла. – Она мечтает до меня добраться.
- Думаю, для этого у нее нашлись бы другие средства.
- Ты недооцениваешь женское коварство, - заметила она.
«А ведь я хотел на ней жениться», - вдруг пришла Серебряному мысль из прошлого.
- Женись на мне, - словно прочитав ее, буднично предложила она в третий раз.
«Дождался!»
- Докажи, что любишь меня, - ответил он.
- Что мне, на коленях проползти перед Казино? – пошутила она в грустном замешательстве.
Серебряный представил картину.
- А нельзя побольше фантазии?
Она сердито сверкнула глазами.
- Можем прогуляться, - предложил он. – До отеля «Александра».
- Нет, мне надо домой, - покачала она головой.
- Как знаешь, - Серебряный не подал виду, что разочарован. Он был решительно настроен размять ноги. Буквально тянуло пройтись по уже полюбившимся холмикам, взгоркам и спускам города, который своей гористостью напоминал и Рим, и Алма-Ату, да и Париж с Монмартром.
- Не боишься, что со мной что-то произойдет? – бросила она с вызовом.
- А что может случиться? – осведомился почти равнодушно. – У меня такое ощущение, что ты можешь только получить по заслугам.
- Ненавижу тебя, - воскликнула она.
- Женщины одинаковы, - вздохнул Серебряный, но неожиданное признание все же расстроило его, и он счел за лучшее опрокинуть в ближайшем баре фужер шампанского.
Не оглядываясь, пошел вверх по серой ленте асфальта. Вечерняя иллюминация зданий в стремительно сгущающихся южных сумерках радовала глаз.
И все же оглянулся. Она шла за ним, плавно покачивая бедрами и небрежно волоча по земле шелковый шарф. Значит, так нужно. Но не мог же он играть с ней в прятки и нянчиться вечно. Как тут поверить, что в ее руках судьба мировой экономики, глобальной финансовой пирамиды? Но Даниэла была по-прежнему жива и здорова. Значит, Серебряный чего-то не знал.
Внезапно рядом запахло дорогой автомобильной кожей. Это неслышно притормозил лакированный «Роллс-Ройс» с откинутым верхом. За рулем был седой католический священник в сутане и круглых очках в золотой оправе. Он приветливо улыбнулся:
- Буду счастлив, если согласитесь проехать со мной.
- Куда? – Серебряному ощущал в себе легкость.
- Просто подышать морским воздухом.
- А она? – Серебряный кивнул на замершую в отдалении Даниэлу.
- Уверены, что хотите, чтобы она была с вами? – снисходительно посмотрел на него служитель церкви.
- Не уверен, - признался Серебряный. – Но я тем более не знаю, кто вы, и кто вас послал.
- Стечение обстоятельств, но есть, конечно, и имена… - пожал плечами обладатель белого стоячего воротничка. – Меня, например, зовут Джекобс, … падре Джекобс. Так вы едете?
- Не знаю, - засомневался Серебряный. – Я хотел только выпить бокал шампанского…
- Нет проблем, - священник коснулся бардачка машины, и из него мягко выкатилась зеленая бутылка с черной этикеткой. – Брют «Абрау-Дюрсо», прямо из Крыма. Или предпочитаете вдову Клико?
- Откровенно говоря, я предпочел бы какое-то неизвестное. Ну, да ладно… А точно – брют?
- Суше не бывает. Это шампанское словно ждало независимости Крыма, чтобы возродиться. 
 Падре сноровисто откупорил длинношеий сосуд и, наполнив хрустальный фужер игристой жидкостью, протянул его Серебряному.
Мимо проехал жандарм на мотоцикле и, вежливо улыбнувшись, деликатно обогнул их. И, поддав газу, стремительно скрылся в теснине домов.
- А она… - сказал, как будто возвращаясь прерванному разговору, шофер в сутане. – За ней много грехов… Которые Бог ей, конечно, прощает… Но, все-таки, держитесь от нее подальше.
Серебряный жадно осушил чашу из отягощенного свинцом стекла. Сказал одобрительно:
- Да, champagne в лучших традициях князя Голицына и Фролова-Багреева.
Священник наполнил опустевший фужер снова.
- А вы сами? – спросил Серебряный вежливо. - У вас должен быть дипломатический иммунитет.
- Вы проницательны, я из Ватикана. Именно поэтому должен блюсти нормы протокола, основоположником которого был Святой Престол, - седой джентльмен наклонил голову. – Хотя мне действительно очень хочется. Но… тут повсюду видеокамеры.
Священник сделал широкий жест и лукаво подмигнул.
- Приятно, что шампанское холодное, - заметил Серебряный. – Утоляет жажду не хуже кока-колы.
В детстве за «железным занавесом» Серебряный почитал этот напиток, как божественный нектар.
Вторая доза обогатила краски окружающего мира. И он погрузился в…

LXXXIII. Мысли
Как ты будешь относиться к людям, так и люди будут относиться к твоим детям.
Друг-психолог Т. (альтер-эго – Вечный Змей), ссылаясь на Антонио Менегетти, говорил, как уже упоминалось выше: «Кто управляет образами,  владеет миром». Со своей стороны, Серебряный думал, что «реальность – это то, что мы себе воображаем». А врачи, как напомнил режиссер Woody Allen, считают смешение воображаемого с реальностью нарушением психики. Где правда?
Второй друг-психолог и (любопытное совпадение!) тоже Т. (назовем ее «Океан», она познакомилась с Менегетти в Латвии), так резюмировала его учение: «Чтобы жить хорошо, надо точно понимать, что тебе надо». Кстати, от Латвии рукой подать до российского Кенигсберга, родины открывателя метода трансцендентальности Канта.  Надо и там побывать…
Серебряному также нравились слова из письма парижанки Катрин: «Nous choisissons le sens que nous voulons donner aux choses ou aux ;v;nements, c'est sans doute aussi pourquoi "on" dit que l'on vit dans un monde d'illusions», то есть, «Это мы выбираем смысл, который хотим дать предметам или событиям, и, неcомненно, поэтому говорят, что мы живем в мире иллюзий». Но  только ли мы даем этот смысл?
Хотеть – значит иметь, поется в песне. Французская поговорка гласит: хотеть – значит мочь.
Высшая функция знаний – производить новые знания, писал Питер Друкер. К этой же мысли склоняются адепты пост-индустриального общества, говоря: «развитие (развитость) характеризуется уже не экономическим производством, а производством знаний».  Серебряный вдруг осознал это применительно к себе. Накопленные знания дали пинок мыслительной деятельности. У него стали улучшаться когнитивные способности.
Тяжело сразу играть на нескольких досках, но надо учиться. Таковы вызовы времени – порой нужно уметь решать параллельно несколько проблем. Как? – Используя энергию враждебных обстоятельств, перенаправляя ее между ними, как в «айкидо»!
Если уважаешь человека, его ум, то не навязываешь ему свою точку зрения, задача мудреца – ставить вопросы.
Ночью ему снилось, как попал в своем самом элегантном костюме под дождь. Такое уже бывало в реальности. Но во сне пиджак не сел и не испортился – хорошая ткань, хорошее предзнаменование. Но Фатума, предопределенности не существует. Человек сам вступает в схватку с судьбой. Таков смысл фильма «Схватка», который он посмотрел накануне, но понял только сейчас: группа буровиков-нефтяников чудом остается в живых после авиакатастрофы и оказывается в дремучем лесу, где живут волки-монстры. Все погибают, потому что сдаются. Кроме одного... Бороться за жизнь до конца, пока теплится хоть искорка сознания – в этом человеческий долг.
Кстати, «если ты крепко спишь, то, можно подумать, ты исчерпал себя, либо в постели у тебя зажигательная девушка», замечал Вечный Змей. А Серебряный плохо спал последние дни.
До этого толком не спал два года, которые, в свою очередь, можно было разбить на два отдельных эпизода. Но там особая история, перекликающаяся с Rebibbia.
Сожалеть о прошлом – все равно, что сожалеть об умерших. Бессмысленно.

LXXXIV. Из непроизнесенных речей
On n’est pas l; pour glorifier quelques’uns, mais pour ; travers quelques’uns glorifier les grandes aspirations de l’humanit; et faire la lumiere sur les autres illustres penseurs qui, par leurs oeuvres, appartiennent au m;me courant spirituel et diffusent les m;mes valeurs universelles...
Не затягивайте нас в игру «вопросы-ответы», это тактика экстремистов – раскачивать лодку!
C’est la guerre, et ce sont des innocents qui payent les crimes des coupables... 
Гены сближают животных, людей сближает культура.
Доминирующий подход дискредитирует многообразие... Сближения не будет, если люди буду чувствовать, что другая культура им враждебна. Надо беречь традиции и не отрываться от корней, ибо они нас питают.
Вести диалог, это значит - слышать друг друга.

LXXXV. Защитник
Вынырнув из глубоких мыслей, он вновь оказался возле лимузина. Похлопал по его полированному боку, запрыгнул на красное сиденье. Священник надавил на газ, и они рванули вперед.
Серебряный мельком заметил, как стремительно уменьшалась фигурка Даниэлы.
-  Вы правильно поступили, - вымолвил падре Джекобс, внимательно посмотрев в зеркальце заднего вида.
- Вы хотели поговорить со мной? – осведомился Серебряный.
Тот улыбнулся встречному ветру, который развевал его истонченные белые волосы:
- Нет, знаю, что это бесполезно. Просто… увезти вас подальше. Извините, опять это «просто». Все не так просто.   
- Кажется, эта девушка ходит по лезвию ножа.
- Именно.
- Но ее статус служит ей защитой.
- Да, - пробормотал священник. – …Ее статус. Вы верите в подобные сказки? Даже Папу не спас его статус.
- Или ее секрет, который, напротив, должен был ее убить, – продолжил Серебряный свои размышления. – Парадоксально!
- Возможно, у нее есть сильные защитники.
- Возможно, но тогда эта история выглядит очень запутанной, - ответил Серебряный.
- Я же говорил, все не так просто.
- Кстати, говоря о «защитниках», вы не меня имели в виду?
- Заметьте, это вы сказали, - падре сморщил губы в улыбке.
«Не стоит пока разубеждать его», - подумал Серебряный. Мнение священника о нем было не так уж важно, но не хотелось никому вредить, и прежде всего, Даниэле.
- Ее секрет не из разряда математических, финансово-экономических и даже не геополитических. Он трансцендентный, - сказал падре. – Как и ваш.   Но нельзя исключать, что это мистификация…
- А вас интересует мой? – спросил Серебряный, пропуская упоминание о жульничестве мимо ушей.
- Боже упаси! – воскликнул служитель церкви, оторвав от руля обе руки, и добавил уже тише. – А ее – да.
Машина даже без очевидного управления шла по-прежнему мягко.
- Понятно, от нее ведь исходит угроза, -  кивнул Серебряный, подхватывая нить.
- Понятно, но не мне, - возразил падре. – И что вы вообще заладили с угрозой. Это она вам наговорила?
- Не лукавьте, не случайно же вы меня сейчас подобрали.
- Совершенно случайно, - вздохнул священник. - И в этом есть знак. Кроме того, каждая проблема несет в себе новую возможность. Да и что юная Колонна может сделать? В худшем случае обрушить в одночасье наш комфортный мир, с его непонятными эквивалентами. Даже не сам мир, а те мирские кумиры, которым он поклоняется. Это, конечно, трагично, но еще не конец.
- То есть, вы уже готовите себя к подобной развязке?
- «Мы»... Не связывайте меня с теми, к кому я не имею отношения. А мы готовы даже к концу света, как вы знаете, - падре снова взялся за баранку.
- Думаю, Даниэла уже находится в руках тех, кто ее больше всего боялся, – сделал вывод Серебряный. – Иначе бы ее уже не было на этом свете.
- Мы можем только предполагать, - смиренно сказал падре.
- И это опять наводит на мысль о ее секрете.
- Не советую с ней сближаться, - качнулась седая голова. – Хочу сказать: снова.
- А что, есть альтернатива? – грустно сказал Серебряный.
- А она вам нужна?
- Нет, но… Вы понимаете…
- Не хотите ни в чем себе отказывать. А ведь это слабость. Впрочем, можно найти вам альтернативу… Если вы не хотите быть выше этого.
- Вы правы. Нужен аскетизм, - вздохнул Серебряный.
- Надо еще знать, зачем он нужен… Кстати, думаете, она случайно встретилась вам?
         - Случайней, чем вы – усмехнулся Серебряный. – Но это тоже знак, не так ли?
Шампанское расслабляло. Цепочки огней, как его пузырьки, гирляндами покрывали приморский карниз.
- Конечно.
- Кстати, если бы вы реально хотели предложить мне альтернативу, то сделали бы это. Но не так-то просто найти замену принцессе.
- Безусловно.
- В этом несовершенство нашего мира, никто не хочет разбиваться в лепешку ради других, - посетовал Серебряный. – И в этом же его реальность.
- Но вы сами хозяин положения, - воскликнул падре. – Много больше, чем господин Ритвеллер.
- А разве он счастлив? Он что – эталон?
- У моего понимания тоже есть пределы, -  беспечно ответил носитель сутаны. – Не буду соревноваться с вами в мудрости. К сожалению, Ватикан еще и финансовый институт, и часть конструкции современного мира, со всеми его достоинствами и грехами.
Радио в автомобиле внезапно запело знакомым со студенческой скамьи проникновенным голосом.
- Можете сделать погромче? - попросил Серебряный.
Мысли умчали его.

LXXXVI. Филлингс
Серебряный поставил песню «Fillings» в исполнении Морриса Альберта и блаженно распростерся во мраке, закинув руки за голову. Через стекло струился свет из окон стоящего напротив корпуса, который напоминал борт океанского лайнера, усеянного зажженными иллюминаторами.
Он поплывет на нем однажды, как сейчас делал это мысленно под чарующую мелодию Лулу Гастэ. И рядом с ним будет такая же прекрасная девушка, что вчера охала на этом же матрасе, когда ее обжимал сосед – будущий журналист из Ирака. А сегодня иракец уехал в Европу на каникулы, и Серебряный занял его место. Более того, позволил себе воспользоваться его заграничной музыкальной шарманкой, и крутил полюбившуюся ему песню.
Девушка была неприступной на вид сексапильной блондинкой из Екатеринбурга, и звали ее Оля. Впрочем, Интишаль – тот самый сосед, быстро заманил ее в свои сети, обезоружив непонятно чем. Она сама, как моль на лампу, притянулась к нему.
На следующий вечер он встретился с отцом, приехавшим в Москву в командировку. Это произошло в гостинце «Советской» - бывшем «Яре», где в свое время гулял на Новый год Шаляпин, сделавший при этом грустные наблюдения, и где батюшка Серебряного остановился.
Глава семьи, по заведенной им традиции, повел Серебряного в ресторан.
- Что ты держишь руки за спиной, как дружинник, - заметил нестрого, пока они пересекали зеркальный холл.  Серебряный послушно расцепил пальцы.
Вошли в полумрак, где играла музыка, а столы освещали  электрические  свечи в красных абажурах.
Отец, как всегда, заказал самое вкусное. Меню здесь было отменное с еще царских времен, когда здесь кутили богатые купцы, а потом на тройках и с цыганами устремлялись в ночные скачки по городу.
Кроме того, сыну апельсиновый сок, а себе - сто грамм.
Серебряный уважал отца за все. В том числе за то, что тот во всех компаниях оказывался лидером.
Но…
- Иногда спрашиваю себя: а не слишком много ли я говорю? – заметил по этому поводу отец.
Стройная рыжеволосая  девушка в полосатых гетрах достаточно умело пела со сцены «Филлингс». И казалось, специально для них. Потому что ресторан почти пустовал. У нее был волнующий хрипловатый голос.
- И ты знаешь, у нее есть любовник, - сказал вдруг отец убежденно.
Серебряному в этот момент певица нравилась больше, чем белокурая Оля.
Которая через два дня сама зашла в его общежитскую комнату.
- А где Интишаль? – спросила, ощупав предметы взглядом.
- Уехал в Ирак, - Серебряный сидел в углу кровати с блокнотом на коленях, пытаясь сочинить рассказ. – Чай будешь?
- Нет, - она равнодушно тряхнула челкой, готовая исчезнуть.
- А с вареньем? - он достал из тумбочки литровую банку с драгоценными клубничными ягодами – одну из двух, что привез отец. – Домашним…

LXXXVII. Падре Джекобс и искусство
 - Люблю эту песню, - признался Серебряный о сокровенном. – Даже сам хотел бы сочинять.
- В чем же дело? – священник был вежлив, как дипломат.
- Пока не получается. Еще не дозрел. Мне и на фортепиано играть хочется… Впрочем, когда-нибудь начну. Но для этого нужен великолепный рояль.
- Я знаю, где есть один такой, и если вам понравится, он будет в вашем безоговорочном распоряжении, - с мечтательной улыбкой заверил падре.
- Какое приятное великодушие, - кивнул Серебряный.
- Вы можете, если захотите, попасть в круг, где вам все будет доступно. Но… очевидно, что вас не соблазнить такими мирскими пустяками.
- Из разговоров и новых ощущений можно высечь новую форму знаний и развития, - глубокомысленно заметил Серебряный. – И наслаждений тоже. Ибо приятное – часть полноценного существования.
- О, да, абсолютно согласен, - горячо поддержал пожилой собеседник. 
- «Искусство – это знание выраженное образами», говорил кинорежиссер Кончаловский, - сказал Серебряный. – А духовность – внелогическое знание – это уж не помню откуда. Но эти утверждения иллюстрируют связь искусства, знания и духовности. Всё, заметьте, вокруг знания кружится…
- Искусство - слишком тонкая материя, чтобы утверждать наверняка, что оно должно выполнять какую-то социальную функцию, - продолжил он. – И вообще, должно ли слово «должно» применяться к искусству? Вопрос резонный, но, возможно, кстати, риторичес… Посмотрев недавно один бельгийско-французский фильм, я мог точно сказать, что это не искусство, а хороший кинематографический продукт, качественное изделие – да, имеющее социальное звучание – но не искусство. Почему? Потому что слишком плоско, трафаретно, не чувствуется души. Возможно, собака зарыта именно в этом «слишком». Социальная и коммерческая канва художественного произведения не должны бросаться в глаза. Это отличает искусство от политики, от манипулирования сознанием и эмоциями. Хотя художнику, как и композитору нельзя отказать в желании воздействовать на души людей, чтобы выразить себя…
- И тут мы подходим к определению «чистого искусства», - отметил Серебряный. - Оно что - подлинно асоциально и аполитично? Но чем-то оно же нас трогает, завораживает? Игрой ума, игрой гения… И только ли игрой… Поэтому мысль Андрона Кончаловского мне близка. Хотя, конечно, он и не создал нетленного образа, и от жизни не получил полного удовлетворения. Мне по этому поводу таинственно интересен образ Кириллова в «Бесах», словами и действиями которого Достоевский пытался приблизиться к Богу, заглянуть за грань нашего мира, в бездну иррационального…
- А женщина, что вы можете сказать о ней? – весело крутил рулевое колесо священник.
- Какая? Эта? – Серебряный ткнул большим пальцем за спину.
- Да.
- В ней есть загадка…
- И что-то темное.
- Грехи, - поддакнул Серебряный в такт движению, но спохватился. – А вы уверены?
- Подозреваю.
- А я подозреваю, что не случайно вы затеяли этот разговор.
- Конечно.
- Значит, я вам импонирую.
- Очень, - признался священнослужитель.
- Кстати, и вы мне… А из-за нее может разрушиться мир, - полуутвердительно заметил Серебряный.
- В какой-то мере, - обладатель круглых золотых очков был уклончив.
- Я и сам чувствую, что она не в порядке. Но сами-то мы? Кто бросит в нее камень… Ах, банальщина. Достоевский как огня боялся банальщины… Нужно спасти принцессу. Ей нужно помочь.
- Мы поможем, - сказал падре.
- Не могу просто так верить на слово, при всем уважении, - Серебряный прижал руку к сердцу. – Хотя в вас лично не сомневаюсь. Как и в церкви.
- Нас многие хотели обмануть, - пробормотал Джекобс.
- Всех хотят обмануть. Так устроен мир... Некоторые обманываются сами.
Они мчались по карнизу.
- Куда мы едем? - вдруг спросил Серебряный.
- К прекрасному роялю, - мечтательно сказал падре Джекобс. – Или, может, вы проголодались? Тогда сначала лобстеров со спагетти…
- Вездесущие спагетти…Нет, мне не хочется ни есть, ни пить. И даже волшебная музыка, включая караоке, не в силах меня соблазнить. Тайны мира притягивают меня.
- Они нас окружают, - левая рука священника сделала широкий полукруг, подобно дворнику на лобовом стекле.
- Чувствую, что принцесса уже в надежных руках, - сказал Серебряный. - Этим пахло уже в тот момент, когда вы меня взяли на борт.
- Вы сели добровольно. А она… Ей ничто не угрожает, кроме нее самой. Но определенный ритуал мы вынуждены были соблюсти.
- Какой?
- Вам интересно? Поехали, - слуга Господень надавил на акселератор, и машина нырнула в большой туннель, а оттуда в еще один неприметный рукав.

LXXXVIII. Новый путь
…Дорога спускалась к морю под пение цикад по извилистому серпантину, с двух сторон подсвеченному декоративными светильниками. Под толстыми шинами заскрипела галька, «роллс-ройс» выкатился на пляж к подножию скалы. Часть каменного утеса бесшумно отъехала в сторону, как в сказке про Али-Бабу.
Священник и Серебряный вошли. В просторном красном зале уже все было готово для церемонии.
Принцесса Колонна была прикована кандалами к отвесной базальтовой скале. Пышные черные волосы ее были рассыпаны по голым плечам.  Полукругом к ней - в полумраке стояли кресла, два из которых были свободны, а в остальных сидели Олимпия, Стефи, какая-то японка и трое неопределенного возраста мужчин.
- Садитесь, - предложил падре Джекобс, указывая на пустующие кресла.
Серебряный, заинтригованный спектаклем, послушно сел, предварительно поклонившись дамам. Создавалось впечатление, что все, включая Даниэлу, были настроены достаточно мирно.
- Эти господа сами настояли на таком формате, - кивнула девушка Серебряному. - Я не хотела, чтобы ты присутствовал.
- Таков ритуал, дитя мое, - сказала Олимпия. – Присутствие твоего покровителя его не нарушит. Ответь нам на вопрос: ты собираешься привести свою угрозу в исполнение и обрушить финансовую пирамиду мира, в том числе, ее эманацию – Финансовую Резервную Систему?
- Нет, - Даниэла решительно мотнула черной копной. – При условии, что мои права будут восстановлены.
- Какие же?
- На имя. И на участие в Совете.
- Значит, иначе тайну ты не выдашь?
- Если вы попытаетесь узнать ее силой или хотя бы угрозой применения силы, то я немедленно сделаю то, что могу сделать… Вы ведь этого не хотите?
- Приведешь в действие какие-то скрытые механизмы? - продолжала интересоваться Альдибрандини, массируя затекшую кисть руки.
- По сравнению с их действием цунами 2004 года в Индийском океане покажется шалостью, - пригрозила Даниэла.
- Но мы все, кроме нашего уважаемого гостя, знаем одну вещь -  тут Олимпия вежливо улыбнулась Серебряному. – Ты не та, за кого себя выдаешь.
Но тот не отреагировал, продолжая внимательно следить за выражением лица Даниэлы.
- Уверены? - фыркнула девушка.
- И только нашему другу ты обязана тем, что еще существуешь, - строго заметила Стефи.
- Не преувеличиваете? – лукаво наклонила голову Колонна.
- Точнее, его внезапному появлению, -  вступила в разговор японка.
- Оно тоже не случайно, - Даниэла бесстрашно сдула с лица прядь волос.
- Кто бы ты ни была, но мы за тебя заступились - горячо сказала Олимпия. – Ты могла бы открыть секрет!
- Если открою даже одному из вас, никто уже ни за что не поручится, - заметила Даниэла.
- Так кто же ты? – вырвалось у Серебряного, который будто воспрянул ото сна.
- Уж точно не Колонна, - усмехнулся пожилой высоколобый мужчина с длинными и странно обвисшими, как у спаниеля, ушами. – Потому что, исходя из того, что она всем говорит, я ее отец, но… у меня нет детей и я, как видите, жив.
- А сами-то вы Колонна? – хитро посмотрела на него Даниэла.
- Это смешно! – вскрикнул тот уязвленно.
- Однако, под сомнение поставлено твое имя, - пробормотал Серебряный. Рот его непроизвольно изобразил кривую усмешку разочарования.
- И поведение тоже не соответствует этикету, - заметила Олимпия.
- Соответствие – понятие растяжимое, - не согласилась Стефи. - Нельзя судить по внешним признакам.
- Мы судим не только по ним, - сказала Альдибрандини-Рикшильд.
- Ее судьба в ваших руках, - обращаясь к Серебряному, мягко подытожил священник.
- Что именно? Жизнь или смерть? Тогда я однозначно выбираю жизнь…
- Но вы к ней равнодушны, не так ли? – уточнил падре.
- Она ничего не сделала, чтобы завоевать мое сердце, но это не повод бросать ее в беде. Или, может, существуют злодейства, в которых она замешана, и о которых я не знаю? – признал Серебряный не без горечи.
- Они впереди, - предупредила Олимпия. – Или вы предпочитаете судить по поступкам, когда еще все можно исправить, а не по предсказаниям? При всем моем уважении к вам, а оно глубокое, это легкомысленно...
- Но где гарантия, что данный спектакль - не мистификация?
- А что, гарантии могли бы произвести на вас эффект? Эффект… Но не более. Если вы решили для себя пощадить ее, то от этого уже не окажетесь.
- Не забывайте, Олимпия, - напомнил Серебряный. – В ее руках судьбы вашего мира. 
- И ее собственного.
- Но ей нечего терять, - пожал он плечами.
- Мы не можем подвергать себя такому риску, - заметил дотоле молчавший человек с лысым черепом, покрытым пигментными пятнами.
- Но вы ее заступники, - возразил Серебряный. – Или я ослышался?
Он повернулся к Олимпии в поисках подтверждения.
- Разумеется, - ответила аристократка с голубыми волосами.
- Почему вам так интересно мое мнение, если свой вердикт вы можете вынести сами? – изумился Серебряный.
- Мы не сторонники опрометчивых решений и хотели послушать вас, - произнес последний участник собрания - осанистый мужчина с окладистой бородой в колечках. – Но вы не знаете либо не соизволили открыть нам то, что знаете по этому поводу. А мы не можем длительно подвергать себя риску...
- Возможно, она игрушка в чьих-то руках, - заявил вислоухий, назвавшийся истинным Колонной. – Или даже орудие.
«Зачем я за нее впрягаюсь? Меня с ней больше ничего связывает», - подумал Серебряный, но перед глазами возник малиновый рулеточный стол, на котором она была распростерта не более часа назад.
Внезапно он поймал взгляд Даниэлы. Он ничуть не была растеряна и подмигивала ему.
- Поехали ко мне…, - прочел он по ее губам.
Ему не хотелось ехать на Остендский бульвар, и он покачал головой.
Она выразительно насупилась.
- Пожалуйста, отпустите ее, - обратился он к собравшимся.
- Оставить разговор незавершенным? - поднял брови «отец» Колонна. – Невозможно.
«Деградирует аристократия», - подумал Серебряный.
- Она сама не уйдет, пока не получит ответа, - заметила Стефи, глаза которой сверкали не меньше, чем бриллиантовая диадема на ее голове.
- Не переживайте так за нее, - надменно усмехнулась Олимпия. – Девушка знает, что хочет.
- Думаю, мы можем ей это дать, -  в раздумье сказал человек с черепом в «кладбищенский цветочек».
- А почему такое согласие? – тихо полюбопытствовал Серебряный у падре Джекобса. – После всех обвинений…
- Высшая осторожность, - ответил тот шепотом и незаметно нацелил указательный палец в каменный свод пещеры.
- Наверное, в земном понимании, - уточнил Серебряный.
Падре изобразил благостную улыбку. И непонятно было, был ли это плод вежливости, или знак подтверждения слов собеседника. 

LXXXIX. Мысли
Благодаря информационным технологиям – компьютерам, и, особенно, Интернету, молодежь поголовно стала грамотной. Это большой шаг в образовании. Но знания, которые она берет, поверхностны, без погружения в глубину – люди по-прежнему не понимают сути вещей или, как говорят в научных кругах, «физики процесса». Молодежь тщеславно думает, что она все знает из-за иллюзии всеохватности, которую создала информационная революция начала XXI века, но это все равно, что обежать взглядом тысячу капель воды, вместо того, чтобы изучить досконально одну или две.
Сила искусства в победе правды жизни над правдой вымысла. Обработать человеческий дух труднее, чем обтесать глыбу мрамора.
Надо стать психически истощенным, чтобы оценить «Москву-Петушки»….
Самое прекрасное порой рождается в судорогах, например, дети…
 Популярность и объективный отбор – вещи несовместные, невозможно назначать «великими» по конкурсу и замерить чувство.
Лучший моралист – это циник, потому что увещеватель взывает к разуму и сердцу, демонстрируя бессилие, а циник…

XC. На яхте олигарха
Серебряный вернулся усталый в свои покои во дворце Громальди. Шевельнулась ревнивая мысль узнать, с кем проведет ночь Даниэла, но он ее отогнал, как суетную и незначительную. Однако он чувствовал, что все равно не уснет – нервы были в полном беспорядке – и вышел на балкон вдохнуть свежего средиземноморского воздуха. Телевизор включать не решался, чтобы не беспокоить княжескую семью.
В лунном свете на горизонте вырисовывалась все та же  таинственная яхта, ему показалось, что оттуда доносится музыка. Серебряный бросил на кровать галстук, расправил ворот рубашки, подушился одеколоном и велел себе перенестись в кают-компанию плавучего острова.
Там он к обоюдному удивлению застал вислоухого субъекта, давеча представленного ему как воскресшего принца Колонна, но теперь облаченного в шелковый домашний халат цвета «corail».
Тот сидел за большим роялем “Стейнуэй с сыновьями” и неторопливо импровизировал, уставившись стеклянным взглядом в бокал с сухим мартини.
- Не могу заснуть, - сказал Серебряный, предваряя естественный вопрос. – Вот решил прогуляться.
-  Я слышал, что вы склонны к экстравагантности, – кивнул старый Колонна и, указав через крышку рояля на низкий белокожий диван, предложил. – Располагайтесь.
- Насиделся, - махнул рукой Серебряный. – Неплохо, наверное, жить на воде?
- Присутствие команды раздражает, - пожал тот плечами. – Но без нее никак… Нет рая на земле.
- Мучаетесь? – продолжил Серебряный с пониманием и в таком же фамильярном тоне.
- Влачу существование.
В этот момент в каюту с нижней палубы поднялась босоногая Даниэла в пеньюаре с оголившимся плечом и также застыла в растерянности.
- Вы напоминаете мне двух мошенников, застигнутых врасплох, - сказал Серебряный.
Парочка искренне и синхронно засмеялась, негодующе замахав руками.
- Мне не хотелось оставаться одной, а у моего «папочки» было что выпить, - принцесса указала на вислоухого. – Надо было снять стресс.
- Не лучше ли в таком случае прыгнуть за борт в теплую воду? – спросил Серебряный.
- Там может быть акула, - возразила девушка.
- Утоляем наши горести в вине, - клюнул носом «принц» Колонна.
- Кто вы? – полюбопытствовал Серебряный.
- Актер, - признался стареющий ловелас. – Меня наняли для спектакля, возможно, чтобы сыграть последнюю роль. – Я родом из Трансильвании, но последние годы провел в сумасшедшем доме, откуда милостью моих благодетелей был внезапно извлечен.
- Я решила составить «папочке» компанию, - напомнила девушка. – К тому же, здесь безопасно. И еще - не верь тем историям, которые он рассказывает о себе. Он сочиняет на ходу. На самом деле – он еврейский банкир из Чернигова.
- Ты кажешься мне все более безрассудной, - заметил Серебряный.
- Напротив.
- Тогда, может, поговорим о секрете Колонна?
- Даже если бы здесь собрался Мировой Совет, я не могла бы его обсуждать, - возразила девушка. – Дело в том, что он известен многим, но привести его в действие могу только я. Зачем мне делиться этой информацией?
- У меня такое ощущение, что ты морочишь мне голову, а все тебе подыгрывают, - язвительно сказал Серебряный.
- С какой стати, например, Стефи, стала бы это делать?
- От скуки, например, - парировал он.
- Скучно только тебе, мой друг, - она подскочила и чмокнула его в щеку. – А у нас жизнь идет полным ходом.
- Рад, что у тебя поднялось настроение, - с упреком заметил Серебряный.
- Я верю, что ты можешь меня спасти, и пока тебе это удается, - сказала Даниэла довольно.
- Не знаю только, зачем это делаю, - пробормотал Серебряный, которому в этот момент подали «campari» с грейпфрутовым соком. – Никогда бы не подумал, что наследница божественного Юлия будет вести себя подобным образом…
Она с упреком посмотрела на него:
- Некоторые вещи нам не сразу дано понять.
- Если ты рассчитываешь своими загадками еще долго удерживать меня возле себя, то предупреждаю…
- Однажды ты получишь доступ к Знанию.
- Благодаря тебе?... Самостоятельно я, похоже, его скорей найду.
«Принц» посмотрел на них поочередно восторженным взглядом:
- А я?
- Как знать…, - Даниэла неопределенно задрала голое плечо.
- Не идет ли речь о ритуале Золотого Тельца? – сделав томный взгляд, произнес вислоухий.
- Вы играете с огнем, - шутливо предупредила его девушка.
- Почему?
- Потому что говорите то, о чем не знаете, - она сделала вид, что хочет щелкнут его по носу, но вместо этого обратилась к Серебряному, впрочем, достаточно громко:
- Дело в том, что Мировой Совет знает, как оберегать секрет всемирной финансовой системы, это и называется ритуалом Золотого Тельца. Но он абсолютно не знает внутренних причин того, почему этот ритуал всякий раз, несмотря на кризисы, и, по крайней мере, до сих пор срабатывает. И не может знать. Есть его внутреннее освящение… И это знание открылось мне, когда я, перебирая отцовские бумаги, вспомнила его разговоры со мной…
- Мировая валюта – это виртуальная пирамида, условность, - сказал Серебряный. – Ее верховными жрецами являются несколько семей. Может, десять, может, сто… Или пятьсот.
- Откуда знаешь? – Даниэла по привычке состроила недоверчивую гримасу.
- Классические числа, - пожал плечами Серебряный, подумав, что именно такое устройство власти было в Венецианской республике. – А то, что ты говоришь про освящение – мистика. Чтобы разрушить пирамиду, мало ее разоблачить. Религии, как мы видим, незыблемы, несмотря на все аргументы атеистов. Безбожники и верующие худо-бедно сосуществуют. Люди верят в отлаженную финансовую систему, потому что хотят верить. Это в человеческой натуре – создавать себе кумиров.  А Мировой Совет, видимо, этим пользуется.
- Вот видишь, ты сам согласен, что это мистика, - сказала Даниэла. – Или метафизика.
- Или специальная евхаристия: таинство освящения доллара, - напомнил о своем существовании вислоухий.
Серебряный почувствовал сонливость и решил подвести черту:
- Извините за вторжение, оставлю вас…
- И меня? – удивилась Даниэла.
Серебряный секунду поразмыслил, и вдруг его озарило:
- Любовь угасла, а твой секрет мне уже неинтересен.
- Зря ты так, - сказала она с сожалением. – Ты совершенно неправильно истолковал мое присутствие здесь, и то, чем мы занимаемся. Мы родственники (она переглянулась с «Колонной-старшим»). Пусть и дальние…
- Мне нет до этого дела, - сказал Серебряный. – Прекрасная иллюстрация к словам: «не ревную, значит, не люблю».
- А как же элементарная справедливость, защита слабых? – усмехнулась Даниэла.
- Не вижу, чтобы тебе здесь угрожали. Иначе бы ты не приехала на яхту, не так ли? – он испытующе посмотрел на нее, испытывая легкое раздражение. Затем перевел взгляд на «папашу».
- Ей абсолютно ничто не угрожает, - поспешил заверить тот. – Более того, она здесь в большей безопасности, чем где-либо.
Серебряный представил эту парочку в одной постели, а они, безусловно, в ней окажутся, как только он отчалит, и его раздражение усилилось.
Но он решил предоставить событиям течь своим чередом. Кстати, припомнились увещевания падре Джекобса.
- Не собираюсь портить вам окончания вечера, - заметил Серебряный. – Спасибо за “campari” (А ведь гадость, когда пробовал в первый раз!). Ваши тайны пусть остаются вашими.
- Как знать, не имеют ли они отношения к вашим? – многозначительно заметила девушка.
Он задумался, потом бросил с холодной улыбкой:
- Вряд ли. Впрочем, посмотрим…
И повернулся, собираясь раствориться в ночи. Подумалось: «они липнут ко мне, как осьминоги».
И действительно, невидимое щупальце ухватило его. Это был голос Даниэлы:
- Не бросай меня. Может, я не нужна тебе сейчас, но пригожусь позже.
- Сколько еще жить ожиданиями? Простодушных вечно дурачат посулами.
- Посулами?
- Ну, завтраками…
- Не будь эгоистом, подумай обо мне!
«А чем я занимался до этого?» - возмутился про себя Серебряный, а вслух сказал:
- Многие просят меня сделать это. Верность нужна всем.
- Это точно, - ловелас из Трансильвании извлек из недр рояля бархатный аккорд, бормоча про себя, что предпочел бы этой старомодной махине электронное пианино с набором спецэффектов.
- Не верю, что вы актер, - сказал Серебряный.
- Вспомните Шекспира.
- Вам тоже таинственности не занимать. Вокруг одни любители половить рыбку в мутной воде, - шутливо пожаловался Серебряный.
- Это только кажется, - покачал головой вислоухий принц. - Для нас эти воды прозрачны, хоть и бурны. Вот окунетесь, поплаваете, и поймете. А в мутной плещутся… совсем другие.
Он пренебрежительно потряс рукой.
«Не хочет ставить себя на одну доску с криминалитетом!» - догадался Серебряный.
Ой, игра! Или расчет?!
«А что это я теряю с ним время!», - негодующе опомнился Серебряный. – «Сбросить этого шута в море. Но… что он мне сделал плохого?».
И вообще его присутствие на яхте было не запланировано. Однако, он здесь. И Даниэла просит его о помощи.
Он перевел взгляд на девушку.
«Я жива только благодаря тебе», - будто говорили ее мерцающие глаза.
Но он сомневался.
«Сколько можно вступаться за нее?» - между тем нашептывал ему внутренний голос. – «И Рикшильды, и падре Джекобс, и Стефи… все советуют с ней развязаться.  Неужели он совершит противоречащую здравому смыслу глупость?»
На самом деле все его сомненья от бессилия. Он просто не знал, как спасти ее. Он вмешался в чужую жизнь, в чужую историю.
Так было со всеми его девушками, среди которых она ничем хорошим не выделялась.
Его продолжали запутывать в клубок. Его особа привлекала внимание… или все же Серебряный преувеличивал свое значение, и весь спектакль, куда для усиления эффекта подтянули миллиардерскую жену, принцессу, священника и крупнотоннажное bateau de plaisance,  был затеян  из-за Даниэлы?

XCI. Параллельная жизнь
Опять унесло в воспоминания… В то время поезда ходили по степному маршруту, добираясь до цели через короткостриженый бобрик холмов и долин почти сутки. Серебряный обычно покупал место в удобном, советской постройки, спальном вагоне, так что сосед оказывался только один, как в гостиничном номере. В этот раз попутчику был шестьдесят один год, он сам объявил свой возраст.  Скинув майку, похвалялся телом юноши – одни мускулы, ни капельки жира. И называл себя Железным Человеком, потому что часть костей была скреплена титановыми пластинами, и один глаз был искусственный. Участвовал в триатлоне, имел юную любовницу, и говорил, что он человек необыкновенной судьбы. Был ясный солнечный день, и на его теле действительно отсутствовали старческие изъяны. Путешествие с ним было поучительным. Дороги сводят с необычными людьми. Позже Серебряный часто вспоминал о нем по утрам, когда мельком оглядывал свой торс в зеркале.
…А пребывание в высокогорной гостинице, когда песня «Eagles» «Отель Калифорния» реквиемом звучала в ушах при торжественно падающем за открытым окном густом снеге? У конца лыжного склона дьявольски сияла хорошо видная отсюда красная табличка, извещавшая, что температура -1 градус Цельсия. Он знал, что нужно идти в ночь, что сама природа собрала воедино все факторы, благоприятствующие такому походу. И фильм «Татаник» Джеймса Камерона, шедший в это же время на плазменном экране, подтверждал это. А он говорил себе, лежа на чистых простынях в уютном номере: «еще полежу чуть-чуть и пойду».

XCII. Плавучая западня
Внезапно на Серебряного снизошло.
- Tu fais l’objet d’une punition, - сказал он Даниэле. – На тебя ниспослана кара, лишающая здравого смысла. Только этим можно объяснить ваше дикое поведение. И ты должна пострадать.
- Многое в этом мире пока нельзя объяснить, - жеманясь, промурлыкала она.
- Вот именно, но мы грызем гранит науки, - заметил он строго.
- Мне завтра на обследование к доктору, - вставил реплику предполагаемый хозяин яхты. – Сканирование коронарных артерий.  Земные заботы полезны, не дают нам умереть от скуки в абстрактных разговорах и праздных развлечениях.
- А между тем, тучи сгущаются над миром, - захихикала девушка.
- Что нам до них! – старый Колонна (настоящий или фальшивый!) был беспечен.
- Похоже, вы готовы продолжать гулянку до рассвета, - позавидовал Серебряный, в котором сонливость боролась с боязнью не сомкнуть глаз.
- Вы это называете гулянкой? – презрительно бросил фигляр.
- Не оргией же?
- А вам ее хочется?
- Вот еще?! – возмутился Серебряный, представив невообразимую толкотню голых тел, шум и гам.
«Старик тоже проклят... Или отрабатывает свой номер?», - подумал он. – «Да, для них, гроссмейстеров международных махинаций, эти воды прозрачны».
Однажды они станут таковыми и для него!
Что с ним происходит? Плутовской роман из тех, которыми заполонили интернет графоманы, дорвавшиеся, наконец, до свободы творчества?
Нет, это его жизнь.
Даниэла права, «тучи сгущаются над миром», а он радуется, как охотник за торнадо, заметивший на горизонте хобот урагана.
«Где большие деньги, там большая кровь», - говорил отец. Но это уже не касается тех, кто проходит сквозь невидимую стену, оказываясь в чертогах Мирового Совета.
Но тут Серебряный отвлекся от теории заговоров, именно потому, что никак не мог проникнуть за вышеупомянутую стену. И его мысли швыряло из стороны в сторону, как пассажиров грузовика на ухабах.
- Ни одна из моих женщин не хочет сделать для меня то, что я мог бы по-настоящему оценить, - вырвалось у него.
- Наверное, потому что можете все сами? - полувопросом отреагировал фальшивый (теперь Серебряный был склонен так думать) Колонна, выплеснув из хвостатого инструмента очередную приятную руладу и вежливо улыбнувшись.
- А я? – вкрадчиво спросила Даниэла. К ней вернулся природный шарм.
- Ты лучшая… в своем роде, - не без колебаний заметил Серебряный.
- Женщины безжалостные хищницы, - в унисон с ним сказал добровольный тапер. – Поэтому надо ценить мгновения спокойной жизни, когда ты не попадаешься им в клюв.
- Ну что вы все о женщинах…, - с упреком воскликнула юная принцесса, сверкая голым плечом, вертясь и приседая.
- О чем же еще? - удивился «отец». – О секрете Колонна мы все равно ничего не узнаем.
- Можете попытаться.
- О, я пытался. Всю жизнь. Среди моих знакомых был главный мошенник Уолл-стрита Мудофф, герой секс-скандала Доминго Штраус-Кагелайн, тот, что был вынужден взять многомилионный кредит, чтобы выйти на свободу - своих денег у него не было. Но чудесным образом стал миллиардером, едва с него сняли наручники. Но, несмотря на всю свою гениальность и хитрость, данные nouveaux-riches – лишь мелкие карманники, орудующие у входа в пирамиду Мирового Совета. Увы, и я, в том числе. Знаете ли, есть фокусники и маги. И между ними большая разница… Поэтому я очень хотел бы знать секрет Колонна, то есть, (он кашлянул) нашей семьи.
- Значит, вы наемное лицо, - уточнил Серебряный. – Служите тем, кто побогаче.
- Да, герб нашего рода потускнел, - смиренно опустил глаза вислоухий.
- Ничего не потускнел! - вспылила Даниэла. – И «они» будут со мной считаться.
- Конечно, будем, - охотно подтвердил повелитель рояля.
- Вы никогда не унываете, - заметил Серебряный с невольной симпатией.
- Мне нельзя, - ответил бодрый старикан с достоинством.
- Вы играете с судьбой в рулетку, но, может, именно такое безбашенное отношение – самое рациональное, - заметил Серебряный. – По крайней мере, вы не будете испытывать отвращения к прошлому, где не было места авантюризму.
- Да-с, все суета, - поддакнул Колонна, все больше сближаясь в глазах Серебряного с образом Паниковского из культового романа «Золотой теленок».
- Впрочем, может, не человек виноват, а жестокий окружающий мир? – задумчиво предположил Серебряный.
- Вы богатый человек, - сощурившись, заметил «Колонна» по поводу этих рассуждений. – Потому что у вас много свободного времени. И вы предаетесь праздным умозаключениям. А мой «разум возмущенный» кипит…
«Тоже зациклен на богатстве», - подумал Серебряный и не стал расстраиваться из-за того, что принцесса, возможно, переспит с «папашей» в остаток ночи. А еще подумал, что упоминавшийся вислоухим Штраус-Кагелайн, вероятно, вхож в Мировой Совет, хоть и на вспомогательных ролях. Не небожители ж там заседают, да и Даниэла – не такая уж интеллектуалка, а тоже заявляет о своем праве на место в синклите?!
- Вы тоже не бедный, - сказал он вслух. – Какая яхта!
- Это все призрачно….
- Понимаю, - кивнул Серебряный. – Обязательства, долги. Вы раб той модели жизни, которую брали…
- И вы тоже, - не смущаясь, заверил эстет-пианист. – Думаете, вы свободны?
- Нет, конечно. Но вы мне завидуете. Я кожей чую, как это чувство сочится из вас.
- Ревную, да, – согласился Колонна. – Вы бы на моем месте, наверное, тоже… Но не я один, вы многих смутили… Я подчиняюсь стадному чувству. Впрочем, скоро я успокоюсь, и начну воспринимать вас как данность. Как это делает уважаемая Олимпия Рикшильд.
- Как вам будет угодно, - сказал Серебряный. – Но скажите, что вы собираетесь делать с принцессой?
- Она вольна в своих передвижениях, - заверил тот. – Забирайте ее, если хотите.
- Мне, к сожалению, некуда ее взять, - развел руками Серебряный. – И, похоже, ее нигде не ждут с распростертыми объятиями.
- Что же делать? - поднял на него печальные глаза Колонна.
- Девушке нужна свобода…
- И присмотр, - добавил старый «принц».
- На самом деле я должна встретить на этой яхте первый луч солнца, - сказала, усмехаясь, Даниэла.
И побежала по винтовой лестнице на верхнюю палубу.
- До утра-то еще далеко, - ворчливо заметил вислоухий. – Но пусть побегает…
Серебряный, допив «campari», тоже зашагал наверх, разминая затекшие ноги. Подняв взгляд к космической бездне, подумал: «Жизнь это ночное звездное небо, где звезды – крупинки счастья».
У кого-то их больше, у кого-то…
Но сейчас вместо далеких светил увидел бледное око луны, а в его свете – фигурку Даниэлы, которая поднималась куда-то, уцепившись за белый канат. Или же ее поднимали за шкирку… 
И шум вертолетного винта, воздушный вихрь от которого заставил Серебряного зажмуриться.
XCIII. В поисках утраченного времени
Он открыл глаза. Серебряный лежал навзничь на знакомой кровати под балдахином во дворце Громальди.  Соленый ветерок колыхал шторы, и солнечный свет осторожно проникал в спальню.
Нахлынули воспоминания. О том, как он бесцеремонно тряс за шею пилота вертолета, требуя изменить курс, о том, как вспыхнула оранжевым факелом яхта внизу, и о том, как столкнувшись со спокойным взглядом Даниэлы, он плюнул на все и велел себе вернуться на Скалу.
Куда полетел вертолет, что стало с принцессой? Он повертел головой и с удивлением обнаружил, что она лежала рядом, носом уткнувшись в подушку и посапывая, как французский бульдог.
Падре Джекобс, пещера в скале казались дурном сном, но тут он снова возникла картинка и грохот взрыва на роскошном прогулочном судне, и он слегка пожалел пожилого и порядком измученного лицедея Колонна, если, конечно, тот действительно погиб.
Впрочем, что ломать голову, он выскочил на балкон.  Горизонт был чист. Включил телевизор, и тут же увидел в чьей-то любительской  записи, снятой на мобильный телефон, как некое судно превратилось в разбухающий апельсин, будто от попадания ракеты «hellfire».
Что же получается, хотели расправиться и с ним, или же были уверены, что он успеет убраться? Нет, вряд ли. Его присутствие на корабле не было запланировано. Значит, в намечаемых жертвах значилась принцесса.
Но она спаслась и спит без задних ног.
- Нет, не сплю, - вдруг послышался ее бархатистый голос.
Блестящие черным жемчугом глаза Даниэлы смотрели приветливо.
- Мне возвращен мой дворец в Риме, - сказала она. – Нам больше не нужно скитаться.
- Значит, они поверили тебе, и не стали рисковать своей… финансовой системой?
- Не стали рисковать, потому что рядом был ты, - заметила девушка, сладко потянувшись. Свежая и ароматная, как только что сорванный персик.
У нее были нервы и наглость игрока в покер. Либо уверенность в собственной правоте, во что Серебряному верилось меньше. Но в этот миг он все равно был рад за нее. Девушка долго разгуливала по острию бритвы.
- Теперь ты вернешься в Рим, - безучастно констатировал он.
Но она не заметила флегмы.
- Конечно, не в этой же дыре оставаться.
- Какое высокомерие, - пошевелил он губами.
- Шутка.
- Чем будешь заниматься?
Даниэла перекатилась к нему и нежно погладила его грудь:
- Тобой.
- Сомневаюсь, - заметил он, задумчиво перебирая ее волосы.
- Обещаю.
- Да мне это не нужно. Занимайся своим Мировым Советом, кем-нибудь еще…
- Хочу тобой.
- Кругом хочу, хочу… Ты уже не ребенок.
- Хочу.
- Ладно. Пока пользуйся. Но только потому, что я устал спорить.
Разумеется, в голове у нее были иные мысли. Которые Даниэла, как обычно, не спешила озвучивать.
- Я открою тебе те стороны жизни, о которых ты даже не мечтаешь, - пообещала она.
- Так я и поверил.
- Ты действительно устал.
- Наконец-то поняла.
- Раньше ты не был таким равнодушным, – она взобралась ему на грудь. Тело ее было легким, а дыхание – полным здоровья и жизни.
- Отвяжись или я сразу уйду.
- А что, тебе плохо со мной?
- Пусть это не будет для тебя сюрпризом.
- Ах, вот ты как!
Даниэла ущипнула его за бок.
Серебряный отвесил ей звонкую пощечину, предупредив:
- Больше не смей.
От неожиданности она свалилась с кровати. Локти или коленки дробно стукнулись о ковер.
- Бьешь женщину!
- Воспитываю.
- А нужно?
- Может, еще исправишься.
- Однако, ты тиран.
- Это эффективный способ вправить мозги. Объяснять было бы долго.
- Зато культурно. Ты ведь джентльмен…
- Конечно, но жалко времени.
- С мужчиной ты поступил бы также?
- Если бы состоял с ним в подобной близости…
- Надеюсь, до этого не дойдет.
- Не дойдет, - пообещал он.
- Обещаю, что буду относиться к тебе почтительно.
- А у тебя есть выбор? – как бы удивился Серебряный.
- Дело не в выборе… я ошиблась.
- Вот и привыкай.
- К чему?
- Что ты можешь быть не права.
- А ты?
- Разве тебе не понятно?
- Извини…
- То-то, - вздохнул он. – Ангел и демон в одном лице.
- Не говори так, - взмолилась принцесса. – Мне страшно.
- Зачем мне этот груз? - продолжил рассуждать он вслух, видимо, чтобы испытать облегчение.
- Вот увидишь, я полностью изменилась, - заверила Даниэла.
- Ладно, - сказал он и строго нахмурился. – Постарайся больше не омрачать моего настроения.
Вслед за этим суровые складки на его лбу разгладились. «Очень доброе и очень лживое существо», - писал Тургенев об одной из своих героинь… В своей же Серебряный особой доброты не заметил.

XCIV. Официант
Он почти распластался в кресле, но я привык и не к таким позам клиентов.  Наверное, гость просто хотел расслабиться, выпить пива, послушать музыку. Я и сам был неравнодушен к пению на французском и английском нашей Дины, которая сейчас на эстраде - в пурпурной подсветке и в черном коротком платье без украшений  - успешно подражала Marilyn Monroe.  И платье очень кстати обтягивало ее стройную фигуру. Пива принес этому посетителю местного – «Line Brew», как он и заказывал. Вообще, хоть прислуживать -  не мой трюк, как говорят французы, но я занимался этим без насилия над собой, а этот гость вел себя спокойно, рассудительно и излучал какую-то домашнюю, доброжелательную ауру. 
На всякий случай, подал еще меню и карту вин, но, повторяю, он не был похож на человека, пришедшего утолить голод. И вообще, непонятно зачем зашел. Такое впечатление, что просто было некуда податься. Хотя я тоже лучше бы посидел на его месте, чем сновать туда-сюда на кухню с подносом весь день и полночи. Хорошо еще, что прохлада опустилась на город.
А этот сидел, уставившись в пространство и время от времени поворачивал голову, как вентилятор, в сторону эстрады. Интересно, какие мысли роятся в голове одиноких молчаливых клиентов?
Серебряного заманило в этот бар бархатистое пение на французском, он даже подумал, что играет пластинка.  Но увидел сквозь зеленую изгородь певицу в коротком черном платье, залитую мягким пурпурным светом огней рампы. Она казалась мулаткой из Гваделупы, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что нет. Коренная жительница степного Абу-Даби. Это только порадовало Серебряного, потому что ее французское произношение, как и внешние данные, были на высоте.
Серебряный сделал глоток пива, ферменты которого тут же всосались в кровь, и подумал, что в Париже, например, он бы такого дивного голоса и в такой располагающей атмосфере не услышал.
Она промурлыкала еще пару мелодий в сопровождении пианиста и контрабасиста и спустилась с эстрады. Серебряному стало скучно, хотя он намеренно убежал в родной город от Даниэлы, которой стал тяготиться. И он отправился на поиски певицы, сделав соответствующий знак официанту и для верности сунув под свою кружку банкноту.
Девушка сидела в другом конце зала у входа в служебное помещение в компании своих музыкантов и с аппетитом ела судака на гриле.
- Вы создали мне хорошее настроение, - Серебряный положил перед каждым стодолларовую бумажку.
- Вы думаете, все покупается? – сказала девушка, вытирая тыльной стороны ладони рот.
- Нет, но не с букетом же цветов к вам подходить? Куда вы его потом денете? – заметил Серебряный. – Да и мы незнакомы.
- Познакомиться хотите? - девушка сочувственно сверкнула цыганским взглядом.
- Ладно, ешьте, - махнул он рукой. – Когда на сцену вернетесь, или вы уже все?...
- Нет, через пять минут, - ответила она смущенно.
- У вас хорошее французское произношение, - сказал он. – …И английское тоже.
- Спасибо, в школе хорошо училась, - ослепительно улыбнулась она. В ней было что-то знакомое.
- Учиться, это очень важно, - глубокомысленно заметил Серебряный, отметив про себя банальность сакраментальной фразы, и вернулся на свое место, далеко вытянув ноги под стол.
Впал в оцепенение. Официант опять принес пива. Время понеслось стремительно,  в такт пузырькам в кружке, взлетавшим к поверхности.  Услышал, как вновь заиграла музыка, как девушка что-то пела. Пиво кончилось.
«Чего я жду?» - подумал он.
- Еще пива? - раздалось в ухе.
- Лучше виски и жасминового чаю, - ответил он задумчиво.
Потом появилась она, помахала ладонью с длинными пальцами перед его глазами. Улыбнулась, будто приглашающе, отошла, покачивая высокими бедрами. Он не отреагировал. Певица? Ну и пусть поет. Знает французский? Эка невидаль…
Рассчитался с официантом, вышел на дорогу. С гор потянуло вечерней прохладой. Колонна спящих машин. Вдруг одна из них зажгла фары.
На асфальт мягко спрыгивает Она.
- Хотите подброшу?
Серебряный удивлен:
- Если вам по пути…
- А куда?
- Мне подойдет любая чистая гостиница.
- Я знаю одну.
У нее черный джип, большие кожаные сиденья.
Они въехали на гору, где стоял отель, а рядом -  крутилось колесо обозрения. Внизу светящимся покрывалом мерцал город.
- Вероятно,  я разжег ваше любопытство, - сказал Серебряный.
- А я ваше?
- Нет, только поначалу, чуть-чуть. Ваш французский…
-  Вы прямо не можете без этого слова, - она достала толстую сигару, опустила стекло. - Не помешаю?
Чиркнуло колесико зажигалки.
- Вместо кальяна? – предположил он.
- Люблю кубинские… Вы меня не узнали?
- Н-нет, - засомневался он.
- Клеопатра…
Он вспомнил невесту из «Тропиканы» и радостно улыбнулся:
- Кругом авантюристки!
- Кругом? – хмыкнула она.- И почему сразу авантюристки?
- Страсть к приключениям.
  - Скорее, поиски самой себя.  Не получается долго на одном месте.
- Где ты еще была?
- Лондон, Париж...
- А теперь домой. Круг замкнулся.
- Домой? Ну да, - подтвердила она. - Если не учитывать, что меня родили в Австралии… А так-то, конечно - Родина предков.
Клеопатра пустила в окно струйку дыма:
- Но пока надо побыть здесь. А как заработаю денег, то в Индию.
- А деньги зачем – на дом в Лондоне? В Индии-то они не нужны…
- Что-то типа того. На спокойную старость.
- Какой прагматизм!
- Не всем все дается легко…
- Не надо думать, что кому-то что-то дается легко. Все за все чем-то расплачиваются, - парировал Серебряный. – Либо получают по каким-то заслугам.
- Опыт?
- И чутье.
- Но всё же вы легко расстаетесь с деньгами…, - отметила она.
- Не расстаюсь, а даю тем, кто в них нуждается… Ну, а вы как стали петь, внезапно озарило, что есть талант, или – бытовые причины?
- Талант…, - ее нижняя губка изогнулась скептическим коромыслом. - Вы милосердны!
- Но ведь людям нравится…
- Спасибо.
- А я знаю это место, - вдруг вспомнил Серебряный. - Веригина гора!
- Кажется, вы понемногу освобождаетесь от своих вериг, - сверкнула очами Клеопатра.
- Только здесь никогда не было отеля.
- Много чего не было, - она кивнула влево.
Там, у подножия величественной пирамиды Малого пика, в сравнении с которым усыпальница Хеопса была бы не более чем туристическим сувениром, на фоне гаснущего неба виднелась россыпь подсвеченных небоскребов.  Один из них, в слюдяной кольчуге окон, был также увенчан пирамидой.
- Что это?
- Хотите посмотреть?
- А что, у вас нет других предложений?
- Есть. Пойдемте в гостиницу. Я сама здесь живу на двадцать пятом этаже. Вам даже не придется снимать номер…
- Согласен, - он отстегнул ремень безопасности.  Ноги твердо встали на землю.
- Вы всегда сможете найти меня, когда пожелаете, - услышал за спиной ее приятный голос. – Но вы не обязаны это делать.
Обернулся, чтобы поблагодарить.  Но машина, отель и Клеопатра растаяли в дрожащем воздухе. Остался только бункер станции канатной дороги, колесо обозрения и несколько по-летнему ярко и легко одетых парочек, пришедших на гору полюбоваться заревом заката.
Не тратя времени на сожаления, Серебряный велел себе перенестись в небоскреб с шапочкой-пирамидой, на который указала ему девушка.
 
XCV. Пирамида
Серебряный очутился под его остроконечной и прозрачной изнутри крышей в просторном и безлюдном помещении, где стояли широкие кожаные диваны, на стене висело изображение Будды, булькал большой аквариум с зелеными водорослями, а ноги ступали по белоснежному ковру. Место было чистым и ухоженным, но казалось необитаемым и будто застывшим в ожидании реального жителя.
«А ведь это настоящий центр Евразии», - подумал Серебряный, приблизившись к скошенному оконному стеклу, на которое так же косо упали первые капли дождя…


* * *