В турпоходе. 1978 год!

Михаил Буканов
Ночь, остатки кострища освещают поляну багровым огнём. Вокруг высокие ели, в далёких вершинах которых, явно запутавшись, воет ветер. Накрапывает мелкий дождь. Расставлены палатки, но многие, сражённые борьбой с Бахусом, валяются где попало. Кто в спальниках, а кто и на сырой земле. Храп, сопение, хрип. И, как в популярной песне: "Лишь один не спит, пьёт...!"
Бля! Чего это было? Кто это догадался "Зубровку" купить? Передохнем же все! Гольная синтетика и метиловый спирт! Или этиловый? Какая, хрен, разница? Чего, Галя? Один еб*т а другой дразнится?
Ты же спишь! Глубокая, видать, проблема. В умот, а у голодной куме хряк сосед на уме! Не видать ничего! Только зря ты в стакане прячешься, всё равно найду и выпью! Эй, Зубровая, выходи! Ой! Во-дура! Не из меня, тварь! И зажевать нечем! Галь! А, Галь! Дай носок понюхать! Или зажевать! Шутка юмора и сатиры! Гы! Вот ничего баба, да и женщина приличная. Физику она в нашей школе преподаёт. Двое детей, муж инженер. Всё время в командировках. Какую-то там плотину в каком–то там Нуреке дальнем построить хочет! Я даже не представляю это где? Чего-то наш физрук у костра зашевелился. Не может быть! Он на спор бутылку водки из горла засадил. Титанушка! А потом на руках ходил. И как тогда водку ту не потерял, ума не приложу. Только она видать ему в голову его спортивную и шибанула. Так прямо на руках и заснул. Чудо природы. Его бы в книгу рекордов спортивных. Но нету у нас международных наблюдателей здесь. А на слово не поверят! И зря! Так.
Что я хотел сказать? На слово только русским верить можно. Объяснюсь. Русский никогда не скажет тебе роковое "нет»". Большевики отучили. Наши духи любимые, те самые, польские, так в компромисе и называются "Быть может!" Партия прикажет, комсомол ответит "есть!" В крайнем случае, "может быть!" Чего-то у меня голова кругом идёт. Нут–ка я ещё отхлебну! Во! Эта уже легче! "Надоело, говорить и спорить, и любить усталые глаза!" За Павлушу Когана, старшего лейтенанта и поэта – не чокаясь. Ать, два! Откат нормальный! Чего я сделать забыл? Вот. Не пришёл на помощь другу и товарищу в трудной ситуации. А чего нас должно больше всего тревожить? Оставление товарища в беде! Вона, трудовик сопит. В палатку залез, в спальнике, даже кеды снял. Ну, буржуин. Эй, Володя! Просыпайся. Давай, давай. Что "чего"? Просыпайся, говорю. Сходи пописай! Чего ты зенки дикие изумлённо пялишь? В детском саду младшую группу всегда на горшок поднимают. Давай иди вон в кустики. На Галку не наступи! Ой! Чего дерёшься? Я к тебе как к человеку, а ты? Чего Серёжка наш Есенин о нас говорил? "И зверье как братьев наших меньших никогда не бил по голове! А ты мне в глаз сунул. Ну, извини! Бьёт по носу. Затем выволакивает в спальнике из палатки и затаскивает в кусты. Остынь, пролетарий! За это время трудовик опять засыпает. Устал я, "Марш вперёд, труба зовёт "золотые" роты!" Самые стойкие – это мы, военруки будем! Потому, краса и гордость есмь современной эпохи, полностью и окончательно победившего меня в пьяном перепиве социализма. Ага! Счас! Ух! Примеривается между двух палаток, попадает точно между ними. Матерь вашу, в синюю проблематику пехотного устава 1936 года! Какой идиот колышки внутри палатки забивает? Ну, и хрен с ними! Чего мы, не йоги что ли? Храп!