Прекрасным летним днём по берегу городской реки шёл... некий Б. В это время,- был седьмой час пополудни,- недалеко от Б сидел А. Он сидел на трубе. Наверно они были знакомы, во всяком случае Б подошёл к А и весело сказал ему:
- Что это вы на трубу забрались? Ну-ка, живее вниз, поболтаем, знаете ли, о том, о сём.
- Протри очи,- возразил ему А /он сначала хотел сказать
"фары", потом "буркалы", но в последнюю секунду решил употребить это старинное слово, просто от злости, что ничего более подходящего не нашлось/,- я сижу не на такой трубе, из которой зимой идёт дым,- с неудовольствием объяснил он,- а на
такой... большой, железной, они по всему городу валяются.
Б удивился и опустился рядом с А на трубу. Посидев минуту в молчании, Б вдруг встрепенулся и спросил!
- Так что, бишь, я хотел сказать?
- Тебе виднее,- сказал А. И посмотрел на противоположный
берег реки. Он смотрел туда долго. Скоро ого глаза совсем остекленели. Представьте себе, сидит А и с напряжённой физиономией смотрит в одну точку, находящуюся на противоположном берегу реки. "Явно тут что-то не так",- подумал С. "Это можно объяснить тем, что А очень не прост. У А, видно, голова с двойным дном".
- Это ваши глаза там?- спросил Б.
- Мои,- коротко ответил А.
- Зачем же вы их там остекленили. По-моему, там нет ничего.
- Ты очень глуп.- Дерзко ответил А.
"Однако, он остёр на язык,- подумал Б,- надо завести какой-нибудь разговор".
- Однажды,- начал Б разговор,- возвращаюсь я домой с
этой ... с работы. Захожу к себе во двор и, представьте себе,
вижу: моя собака по кличке Тишка, забравшись на плетень, за-махала лапами и полетела.
- Конечно, вы удивились.- Сказал А.
- Нисколько. Просто у меня сломалась рука, она выключилась.
У меня такой организм: всякий раз, когда что-то превосходит
моё понимание - или выключается рука, или нога, или падаю в
обморок. Однажды я застал свою кошку за удивительным занятием: она писала.
- Как её звали,- мечтательно спросил А.
- Кошка Мурка.
- Это замечательное, славное имя. А что она писала?
- Философский трактат о человечестве.
- Я так и думал. Ну, как трактат?
- Он был очень длинный. Я никогда не мог дочитать его до
конца. Слог был превосходный, почерк аккуратный, но там
били такие длинные предложения, что они не помещались целиком в моей средних размеров голове. Всё же одну фразу я специально выучил наизусть - она понравилась мне своей загадочной внутренней красотой - но так и не понял, о чём это. Вот слушайте: "Испорченность - есть прививаемое средой свойство мышления думать о себе, как о существе возможном, а не реаль¬ном, но ввиду того, что сама реальность в последние, исчерпывающие времена стала не столько реальной, сколько возможной, то появилась возможность и даже необходимость лавировать на
грани испорченности, думая о себя временами, как о существе возможном, временами как о реальном". Всё.
- Я бы хотел познакомиться о вашей кошкой,- сказал А, выдержав хорошую паузу,- она очень умна в отличии от вас.
Б поёрзал на трубе и стал втихомолку, про себя, восхищаться
уму и проницательности суждении, а также богатству внутреннего мира своего приятеля А.
- Это ещё что!- сказал А,- у меня, вот, есть идея.
- Как! - Б был потрясён.- У вас есть идея и вы молчали! А
что это такое - идея?
- У меня есть идея, повторил А, возвышая голос,- это
значит... Ну, как бы гипотеза, руководство к действию.
- Объяснитесь удовлетворительнее,- строго сказал Б.
- Сейчас объясню,- важно ответил А,- вы, конечно, думаете,
что я обыкновенный человек. Но Это не так. И это не так имен¬но потому, что у меня есть идея. Поэтому я необыкновенный
человек. Понятно?
- Например,- сказал Б, сильно замотав головой,- вы полу¬
чаете телеграмму от своего знакомого: "Саша выезжай тчк Вася".
Вы составляете гипотезу, что, к примеру, Вася нашёл вам место
неплохо подзаработать. Вы разрабатываете план действий: купить
электрофуганок и ехать на поезде к нему. Так?
- Очень отдалённо,- обиделся А,- то, что меня на воспламеняет, я вообще не замечаю. Притом идея - это... такое... большое... красное. В неё входит вся жизнь. Идея выше жизни.
- Идею придумали вы, значит она не может быть выше вас,-
уверенно, по-латински, сказал Б.
- Видите ли в чём дело. Идею придумал не весь я, а только
кусочек меня, но самый прекрасный кусочек, и теперь он зовёт меня вперёд!
- Этак вы совсем раскрошитесь,- сказал Б.
Действительно, А стал на глазах крошиться. Он слабо улыбался и покачивался. Раскачиваясь и крошась, он погружался всё более в какую-то пучину. Рядом кто-то хихикнул.
- Это вы хихикаете?- возмутился Б, подняв брови,- как
вам не стыдно хихикать, когда вы совсем раскрошились от ваших
бредовых идей.
Но всмотревшись в несчастного А, который всё глубже опускался в бездну, он понял, что хихиканье исходит не от него. "Так, ничего странного,- успокоил себя Б,- просто что-то где-то хихикнуло, вот и всё".
Вскоре он услышал исходящий из бездны слабый голос А.
- Где мы находимся? В городе или в состоянии оцепенения?-
спросил этот слабый голос.
- Я думаю, это зависит от того, что сейчас важнее,- высокомерно
ответил Б.
Почему-то у Б голос то же стал, как будто из бочки. Так они и говорили, как из бочки.
- Вообще, я больше всего люблю яблоки. А вы?
- Я люблю бананы, но яблоки то же уважаю.
- Не правда ли, в этом есть что-то трагичное?
- Верная мысль,- подтвердил Б,- грустно и смешно.
И он левой рукой выдернул из пропасти А, который уже совсем было улыбался, и тут между ними возникла длительная глубоко¬мысленная пауза. Она грозила натянуться. У них даже помутилось в голове.
- Смотри!- вдруг закричал Б. Он указал на тучку, которая быстро приближалась к ним, разрастаясь во все небо.
- Это смерч. Он всегда застает в такие моменты.- Сказал Б.-Давайте отойдем.
А и Б отошли шагов па десять. Смерчь, свирепо гудя, промчался мимо, унеся с собой трубу, на которой они сидели.
В клубах вихря Б заметил нечто улыбающееся, точнее, ехидно улыбающееся. И маленькое. В душу Б вселилось беспокойство, он хотел было поделиться с А некоторыми соображениями по этому поводу, но ...
... они вдруг оказались в комнате, в дремлющем состоянии. Комната
представляла собой веранду большого дома, располагавшегося на южной окраине города. Отсюда открывался прекрасный вид: крыши, полуразрушенные церкви, деревья, река.
А и Б полулежали в креслах. Перед ними вплотную к окну был стол, накрытый белоснежной скатертью. На скатерти в белой вазе стояли три веточки белых лилий. Еще - стакан молока, ещё - высокий бокал для шампанского. Бокал наполняла красивая жидкость рубинового цвета. Стены были украшены многочисленными портретами великих людей. Рамка одной из картин с правой стороны внизу была немножко покарябана ножичком.
Когда А и Е очнулись ото сна, между ними завязался ленивый разговор.
- Мы тогда не договорили, всё было так быстро,- позёвывая,
сказал А,- меня интересует дальнейшая судьба кошки Мурки. Это трагическая история,- сказал Б, отхлебнув молока,-
Она, ведь, Мурка, кошка эмансипированная была до крайности. Всё книжки читала. Ходила всегда грустная, задумчивая.
Бывало, чешет себе за ухом и вдруг задумается, да так и застынет с поднятой лапой. Думает о смысле бытия. Живи она на сто лет раньше, она была бы счастливой супругой великого кота Мура, которого господин Гофман так несправедливо оболгал. Но волею судьбы забросило ее в наш безумный век. Выражаясь её же словами, современное существование было чуждо ее существу. Под конец своей короткой, но пламенной жизни Мурка заболела какой-то ужасной болезнью, из современных. Сам я в этом не разбираюсь, она называла свою болезнь "разрывы в мозгу".
- Она умерла?
- Да, съела отравленную мышь.
А тяжко вздохнул и сказал:
- Гений всегда найдёт себе повод умереть... Вот и я тоже…
Продолжил было А, но, не досказав, погрузился в тягостные
раздумья. Взгляд его стал остекленять ту картин с покарябанной рамкой, но потом он встрепенулся, чтобы сказать:
- Ну, а Тишка?
- Это тоже трагическая история,- сказал Б,- Тишка хоть и умел летать, но не любил. Он любил кондовую правду жизни. Он был проницателен, энергичен, лукав, развратен и обаятелен. Все его любили. Вокруг него вечно заваривались всякие собачьи интриги. Последнее время он стал пропадать где-то неделями. Однажды мы с Тишкой прогуливались по берегу нашей реки. Тишка, как всегда, был счастлив и источал радость жизни. Он лаял на солнце, блестел глазками и махал хвостиком. А потом он даже затрясся от неописуемой, распиравшей его собачей радости. Тявкнул, махнул последний раз своим обаятельным хвостиком и шагнул прямиком с обрыва в воду. И поминай Тишку, как звали.
Весёлый был пёс. На знаю, что это он решил утопиться...
А исподлобья взглянул на Б и пробурчал:
- Всех бы вам на тот свет отправить.
На протяжении всей беседы А держал в руке бокал. Временами он подносил бокал к глазам и рассматривал сквозь рубиновую жид¬кость расстилавшийся за окном пейзаж города.
- Можно отхлебнуть?- попросил Б. Он уже выпил своё молоко.
А протянул ему бокал, широко и коварно улыбаясь. Едва только
Б поднёс бокал к губам, А пнул Б в бок. Бокал разбился, по белой скатерти расплылось красное пятно.
- Что это значит?- спросил Б.
- Там был яд,— ответил А,— я люблю поиграть со смертью.
- Очень глупо,- сказал Б. Поступок А погрузил его в мрачную задумчивость.
- Посмотрите, за окном никто на шмыгает?- мрачно попросил
он А.
А прислонился носом к стеклу и сказал!
- Шмыгает. Так, маленькое что-то.
- И?
- Да... Не правда ли, «и» похожа на «ж»,- задумчиво сказал он.
- Что вы имеете в виду?- спросил Б.
- Это тонкий намёк,- объяснил А.
- На что?- возмутился Б.
А таинственно промолчал.
- Полеземте на крышу,- сердито буркнул Б.
- Мне что-то но хочется.
- Быстрее. Нас снова затягивает.
А и Б забрались на крышу. Оттуда открывался прекрасный вид.
- Какие крыши вам больше нравятся, - спросил Б, задумчиво созерцая окрестности, - красные или белые?
- Я люблю зеленые крыши. Это большая редкость. Но я их люблю.
- Кажется нам пора лезть на трубу,- грустно сказал Б.
- Давайте я вас подсажу.
А и В уселись на трубе.
- Отсюда вид ещё прекрасное,- сказал Б. И потом с глубоким чувством добавил:
- Я люблю этот город.
- Да, хороший город,- молча ответил А, дрогнувший голосам.
Скупая слеза покатилась по его щеке.
- Кстати,- сказал Б,- вы должны быть женского рода: "А
упала".
- Вы тоже: "Б пропала".
- Я думаю, это теперь не имеет большого значения. Границы между полами скоро совсем сотрутся. Я слышала, в Гваделупе - это маленькое, но очень цивилизованное государство где-то
в Африке - так там мужчины уже научились рожать.
- Какой ужас!- возмутилась А.
Вслед за этим А упала, а Б просто-напросто пропала, успев только прошептать: "Я так и думала".
Как только они упали и пропали, из кустов вышмыгнула маленькая "и", где она терпеливо караулила всё это время. Она забралась на крышу, потом уселась на трубу. Закинув нога на ногу, она венценосно окинула взглядом расстилавшийся перед ней пейзаж города. Во взоре её светилась сила воли.
Тут город стал рушиться. Сохли и валились деревья, река затягивалась тиной и превращалась в болото, дома рассыпались в мелкий прах – и на месте города образовалась пустыня. Только полуразрушенные храмы плыли в безмолвии ландшафта, да труба, на которой сидела самодовольная «и», торчала из чернозема.
Раненбург 1986 год.