(1819—1892)
Ещё при жизни Уитмен стал жупелом гомосексуалистов англоязычного мира. Ныне он считается зачинателем движения за равноправие сексуальных меньшинств. Величайший поэт Америки, он создал всего одну книгу и писал её всю жизнь. Книга эта проникнута откровенной сексуальностью и в своё время вызывала ужас и возмущение добропорядочной публики. Со временем Уитмен стал одним из самых влиятельных поэтов США, он признан отцом свободного стиха.
Родился Вальтер Уитмен 31 мая 1819 года в малолюдном посёлке Уэст Хиллз (Западные Холмы) в городе Хантингтон, штат Нью-Йорк. Располагался посёлок на северо-западном берегу пустынного и холмистого острова Лонг-Айленд (Долгий Остров).
Род Уитмена жил в посёлке более двухсот лет. Когда-то это была довольно зажиточная семья, но к началу XIX века Уитмены обнищали, да к тому же стали вырождаться. Вальтер оказался единственным здоровым ребёнком в большой семье.
Отец его, тоже Вальтер Уитмен (1789—1855), был плотником и фермером, человеком непрактичным, переполненным либеральными идеями. Не зря биографы всегда подчёркивают, что отец поэта родился в день падения Бастилии и начала Великой французской революции. Суровый, вспыльчивый человек, Уитмен-старший воспитал своих сыновей в бунтарском духе, борцами за справедливость и защитниками бедных и угнетённых. Сыновья его недолюбливали, больше тянулись к матери.
Мать будущего поэта Луиза Ван Вельзор (1795—1873) была малограмотной, забитой женщиной. Кроме Вальтера на её руках находились ещё восемь детей. Мальчик горячо любил мать, до конца её жизни их связывала сердечная дружба. С отцом у Вальтера не было особенной близости.
В 1823 году Уитмены переехали в Бруклин*, где отец своими руками построил новый дом. Мальчика отдали было в бруклинскую школу, но одиннадцатилетнему Вальтеру пришлось бросить учёбу и поступить на службу к адвокатам — отцу и сыну — в качестве конторского рассыльного. Хозяева были добрыми людьми, старались приохотить мальчика к чтению, записали в библиотеку. И Вальтер втянулся, стал запоем читать Вальтера Скотта, Фенимора Купера, сказки «Тысячи и одной ночи».
* В начале XIX века Бруклин был отдельным городом, ныне это часть Нью-Йорка.
Летом 1831 года Уитмен поступил учеником в типографию местной еженедельной газетки «Патриот», издававшейся бруклинским почтмейстером. Там у мальчика было достаточно много свободного времени, и он начал сочинять для газеты стишки и статейки. Впрочем, писания эти были откровенно бездарными.
А затем Уитмен стал кочевать с одной работы на другую. Причину этого один из очередных хозяев объяснил так: «Ему даже трястись будет лень, если на него нападёт лихорадка». Другой же подтвердил: «Это такой лодырь, что требуется два человека, чтобы раскрыть ему рот».
Каждое лето Вальтер уезжал на сохранившуюся за Уитменами родную ферму на Лонг-Айленде, где ничего не делал, лишь часто уходил к берегу океана полежать на горячих песках. В 1836 году он окончательно вернулся на родной остров и стал школьным учителем в небольшом поселке Вавилоне. Работа оставляла много свободного времени: поэт часами бродил по берегу или купался в бухте.
Весной 1841 года Уитмен неожиданно уехал в Нью-Йорк, где в течение почти семи лет неприметно работал в различных изданиях то в качестве наборщика, а то и как сочинитель очерков, рассказов и злободневных статей.
В 1842 году по заказу общества трезвости поэт написал роман против пьянства для маленького журнала «Новый свет». Неожиданно роман имел шумный успех! Однако дело на том и закончилось.
Так Уитмен дожил до тридцати пяти лет. А затем произошло внезапное перерождение. Как написал один из биографов поэта: «Ещё вчера он был убогим кропателем никому не нужных стишков, а теперь у него сразу возникли страницы, на которых огненными письменами начертана вечная жизнь. Всего лишь несколько десятков подобных страниц появилось в течение веков сознательной жизни человечества».
В 1848 году Уитмен совершил путешествие в Новый Орлеан и обратно, по дороге он побывал в семнадцати штатах и проехал — по озёрам, рекам, прериям — свыше четырёх тысяч миль. Америка переживала тогда счастливейший период в своей судьбе, это было время всеобщего ожидания чего-то хорошего и светлого. Биографы уверены, что именно во время этой знаменательной поездки в Уитмене родился великий поэт.
Сам он утверждал, что «божественный час прозрения» пришёл к нему в одно июльское ясное утро в 1853 или 1854 году. «Я помню, — записал он, — было прозрачное летнее утро. Я лежал на траве… и вдруг на меня снизошло и простёрлось вокруг такое чувство покоя и мира, такое всеведение, выше всякой человеческой мудрости, и я понял… что Бог — мой брат и что Его душа — мне родная… и что ядро всей вселенной — любовь».
Уитмен стал всё чаще уединяться на родительской ферме или на берегу океана и писать стихи. Книга «Листья травы» была написана в кратчайшие сроки. Издателя для неё не нашлось. Поэт набрал её сам и сам напечатал в количестве 800 экземпляров в маленькой типографии, принадлежавшей его близким друзьям. Вышла она в июле 1855 года, за несколько дней до смерти отца Уитмена. Имя автора на переплёте не значилось.
До выхода «Листьев травы» поэт называл себя своим собственным именем — Вальтер. Но для американского уха оно было слишком аристократичным. Поскольку книга была создана для простонародья, Уитмен взял себе своё детское ласкательное прозвище Уолт, так его звали родители и братья и сёстры, чтобы отличать от имени отца. Если бы имя Вальтер соответствовало русскому Степану, то Уолт переводился бы как Степашка.
Уолт скрылся от мира на Лонг-Айленде, где в уединении создавал новые стихи. Отныне всё, что он сочинял, вставлялось в очередное переиздание «Листьев травы». Другими словами, Уитмен всю жизнь писал одну книгу.
Нападки критики сделали своё дело: первый тираж «Листьев травы» никто не покупал. Тогда поэт лично приехал в Нью-Йорк, сам написал о своей книге положительные отзывы и с помощью друзей разместил их в нескольких газетах.
Понемногу в стране стали появляться одинокие приверженцы «Листьев травы». Редкие энтузиасты провозгласили Уитмена учителем жизни.
В 1861 году началась Гражданская война. Через год Уолт прочитал в газете, что его брат Джордж (1829—1901), воевавший в рядах северян, пропал без вести. Поэт поспешил на фронт, причём в дороге у него украли все деньги, и Уитмен остался без средств. К счастью, Джордж нашёлся быстро — его ранили в лицо и он уже поправлялся в госпитале. Успокоенный Уитмен собрался было домой. Но не смог уехать. В полевых лазаретах скопилось множество раненых, ухаживать за ними было почти некому, люди тяжело страдали. И Уитмен остался, чтобы помогать.
Большинство военных лазаретов сосредоточивалось тогда в Вашингтоне. Поэт перебрался туда и три года ухаживал за больными и ранеными. Ежечасно он сталкивался с оспой, гангреной, тифом…
Отметим, поэт помогал раненым безвозмездно!!! Сам же он жил в конуре и средства на жизнь получал от сочинения мелких журнальных материалов.
К началу 1864 года Уитмен сильно подорвал себе здоровье и заболел. Говорили, что, перевязывая гангренозного больного, поэт неосторожно прикоснулся к ране порезанным пальцем, и вся его рука до плеча воспалилась. Болезнь как будто прошла быстро, но через несколько лет она привела к страшной трагедии.
После войны Уолт Уитмен поступил на службу чиновником в Департамент по делам индейцев при министерстве внутренних дел. Но когда министр Джеймс Гарлан (1820—1899), бывший методистский священник, узнал, что в числе его новых служащих находится автор «Листьев травы», он велел уволить Уитмена в двадцать четыре часа. Причина была проста — если в первом издании сборника Уитмен воспевал красоту человеческого тела и секса, то в третье издание, опубликованное в 1860 году, он вставил раздел «Галамус», в котором объединил произведения откровенно гомосексуального содержания.
Имеется длинный список любовников Уитмена. Кстати, не доказанный. Вполне возможно, что Уитмен всю жизни оставался латентным гомосексуалистом. Но в литературе сохраняется утверждение, что поэт выбирал себе в любовники семнадцатилетних мальчиков и прощался с ними в двадцатидвухлетнем возрасте. Его первый постоянный любовник Фред Воан (1837 — ?) появился вскоре после выхода первого издания «Листьев травы». Этот канадец, водитель из Бруклина жил с поэтом несколько лет и затем писал ему всю жизнь.
Скандал в министерстве внутренних дел завершился тем, что Уолт перешёл на должность клерка в министерство финансов. Там его никто не преследовал. Неожиданно на защиту Уитмена встали критики. Гарлана объявили самодуром и устроили ему публичную порку. А Уолта с этого времени стали называть «добрым седым поэтом».
Катастрофа произошла в 1873 году. Дала себя знать та самая болезнь, полученная в госпитале. Уолта Уитмена разбил паралич, у него отнялась левая половина тела.
Поэт переехал в город Кемден, штат Нью-Джерси. Там жили его брат Джордж и мать. Но Луиза Уитлмен была уже лежачей больной, когда привезли парализованного Уолта. Через месяц она умерла.
В 1884 году Джордж по материальным соображениям вынужден был уехать из Кедмена. Уолт уезжать не захотел. К тому времени английские друзья собрали для него небольшой капитал, вполне достаточный для безбедного существования. Поэт купил себе небольшой домик. Поначалу ухаживала за ним его почитательница Анна Гилкрайст (1828—1885). А потом в дом переселилась экономка Мэри Оукс Девис (ок. 1837 — 1908). Она привезла с собой кошку, собаку, двух горлиц, канарейку и прочую живность. Жить стало намного веселее.
Болезнь не подорвала оптимизм Уитмена. Его стихи той поры остались такими же песнями счастья, как и созданные в ранние годы.
Последние годы жизни поэт провёл прикованный к инвалидному креслу. Он не скучал, друзья и возлюбленные не оставляли Уолта без внимания. С 1888 года почти ежедневно бывал у него новый любимец — юный банковский служащий, родственник Альберта Эйнштейна, Хорес Траубел (1858—1919). Как оказалось впоследствии, молодой человек вёл подробные записи о жизни великого поэта. После кончины Уитмена Траубел опубликовал свои записи и заработал на этом солидное состояние. Надо сказать, что таким же образом поступило большинство бывших мальчиков поэта.
В 1890 году Уолт Уитмен купил кладбищенский участок неподалеку от Кемдена и заказал себе гранитное надгробие. Однако смерть к нему долго не приходила. Умирал он медленно и мучительно. Его ещё три раза разбивал паралич.
Умер Уолт Уитмен 26 марта 1892 года. Церковь отказалась отпевать развратника. Это сделали многочисленные друзья поэта.
Первым переводчиком поэзии Уолта Уитмена на русский язык стал Иван Сергеевич Тургенев. Впоследствии его переводили Константин Бальмонт, Корней Чуковский, Иван Кашкин и другие. Творчество Уитмена оказало сильное влияние на Велимира Хлебникова и Владимира Маяковского.
В 2000 году мэрия Москвы решила преподнести в дар городу Нью-Йорку памятник Александру Сергеевичу Пушкина. Ответный дар был передан городу Москве в самый разгар борьбы за проведения гей-парада на улицах российской столицы. Это был символический памятник Уолту Уитмену. Он открыт 14 октября 2009 года в присутствии министра иностранных дел России Сергея Лаврова, госсекретаря США Хиллари Клинтон и мэра Москвы Юрия Лужкова на Воробьёвых горах рядом с первым гуманитарным корпусом МГУ.
Поэтам, которые будут
Поэты, которые будут! Певцы, музыканты, ораторы!
Не нынешний день оправдает меня и ответит, зачем я,
Нет, люди породы иной — коренной, атлетической, куда
величавее прежних.
Явитесь! Вам надо меня оправдать.
Я сам напишу для будущих дней два-три указующих слова,
Выступлю только на миг, чтоб уйти опять в темноту.
Я — тот, кто, слоняясь в толпе, на ходу вас глазами окинет
и снова лицо отвернёт,
Вам предоставив его разгадать и создать отчётливый образ.
Главного жду я от вас.
Перевод Самуила Маршака
На кораблях в океане
В океане, на могучих кораблях
(Когда вокруг расстилается безграничная синь,
Ветры свистят и с гармоничным шумом вздымаются волны —
огромные, величественные)
Или на одинокой шхуне, легко плывущей в темно-синем
просторе, —
Когда, радостная, уверенная, распростёрши белые паруса,
Она рассекает эфир в свете искристого, пенистого дня и под
бесчисленными звёздами ночи,
Моряки, молодые и старые, может быть, прочтут и поймут
мои стихи, напоминание о земле,
И полностью сроднятся с ними.
«Вот наши мысли, мысли путников, — пусть скажут они тогда, —
Не только землю, не одну лишь сушу мы ощущаем здесь, —
Здесь небо раскинуло свод; смотри, под ногами колеблется
палуба,
Нам слышно постоянное биение бесконечного потока, приливы
его и отливы, —
Звуки невидимой тайны, неясные намёки широкого солёного
мира, текучие слоги,
Благоухание моря, лёгкий скрип снастей, меланхоличный ритм,
Безграничный простор, горизонт, далёкий и туманный, — все
они здесь,
Это — поэма про океан».
И поэтому, моя книга, не робей, выполняй, что тебе
предназначено, —
Ведь ты не только напоминание о земле,
Ты тоже одинокий парусник, рассекающий эфир, бегущий
к неизвестной цели, но всегда уверенный.
Отплывай же и ты вместе с плывущими кораблями!
Отнеси им всем мою любовь (родные моряки, я вкладываю
в каждый лист мою любовь к вам!),
Спеши, спеши, моя книга! Раскрой свои паруса, утлое
судёнышко, над величественными волнами,
Плыви всё дальше и пой; во все моря, через безграничную синь,
неси мою песню
Морякам и их кораблям.
Перевод Александра Старостина
Когда я как Адам
Когда я, как Адам,
Крепко выспавшись, выхожу на рассвете из лесного моего
шалаша,
Посмотри на меня и послушай мой голос, подойди ко мне
ближе,
Тронь меня, тронь моё тело рукою,
Не бойся тела моего.
Перевод Корнея Чуковского
Незнакомому
Незнакомый прохожий! ты и не знаешь, как жадно я смотрю
на тебя,
Ты тот, кого я повсюду искал (это меня осеняет, как сон).
С тобою мы жили когда-то веселою жизнью,
Всё припомнилось мне в эту минуту, когда мы проходили
мимо, возмужавшие, целомудренные, магнитные,
любящие,
Вместе со мною ты рос, вместе мы были мальчишками,
С тобою я ел, с тобою спал, и вот твоё тело стало не только
твоим и моё не только моим.
Проходя, ты даришь мне усладу твоих глаз, твоего лица, твоего
тела и за это получаешь в обмен мою бороду, руки
и грудь,
Мне не сказать тебе ни единого слова, мне только думать
о тебе, когда я сижу, одинокий, или ночью, когда я,
одинокий, проснусь,
Мне только ждать, я уверен, что снова у меня будет встреча
с тобой,
Мне только думать о том, как бы не утратить тебя.
Перевод Корнея Чуковского
В тоске и в раздумье
В тоске и в раздумье сижу, одинокий,
И в эту минуту мне чудится, что в других странах есть такие
же люди, объятые тоской и раздумьем,
Мне чудится, что стоит мне всмотреться, и я увижу их
в Германии, в Италии, в Испании, во Франции
Или далеко-далеко — в Китае, в России, в Японии, они говорят
на других языках,
Но мне чудится, что если б я мог познакомиться с ними, я бы
полюбил их не меньше, чем своих земляков,
О я знаю, мы были бы братьями, мы бы влюбились друг
в друга,
Я знаю, с ними я был бы счастлив.
Перевод Корнея Чуковского
Мы — мальчишки
Мы — мальчишки, мы вдвоем,
Неразлучные, гуляем,
То на гору, то с горы, то на север, то на юг,
Мы локтями пробиваемся, мы сжимаем кулаки,
Мы радуемся нашей силе, и оружие при нас,
Где придётся, мы напьёмся, и влюбляемся, и спим,
А законов мы не знаем, каждый сам себе закон,
То воруем, то дерёмся, то под парусом плывём, дышим
воздухом, пьём воду и танцуем на прибрежье,
И дрожат пред нами скряги, и рабы, и попы.
Перевод Корнея Чуковского
Ты — загорелый мальчишка из прерий
Ты, загорелый мальчишка из прерий,
И до тебя приходило в наш лагерь много желанных даров,
Приходили и хвалы, и подарки, — и хорошая пища, пока наконец
с новобранцами
Не прибыл и ты, молчаливый, без всяких подарков, — но мы
глянули один на другого,
И больше, чем всеми дарами вселенной, ты одарил меня.
Перевод Корнея Чуковского
Завещание
Богатый стяжатель, делец,
После усердных годов подсчитывая всю свою наживу, собираясь
уйти,
Распределяет между своими детьми земельные участки, дома,
И завещает акции, фонды, товары какой-нибудь больнице или
школе,
И оставляет деньги кое-кому из близких, чтобы купили себе на
память о нём сувениры из золота и драгоценных камней.
Я же к концу жизни, подводя ей итог,
Ничего никому не могу завещать после всех её беспечных
годов —
Ни домов, ни земель, ни золота, ни драгоценных камней, —
Лишь несколько воспоминаний о войне для вас и ваших детей,
И маленькие сувениры о боевых бивуаках, о солдатах, и с ними
мое нежное чувство.
Все это я связываю воедино и вот — завещаю вам в этой охапке
стихов.
Перевод Корнея Чуковского
Смысл листьев травы
Не изгонять, не отграничивать и не выпалывать зло из его
угрожающей массы (ни даже разоблачать его),
Но умножать, объединять, довершать, расширять —
и прославлять бессмертие и добро.
Высока эта песня, слова её и полёт,
Она обнимает бескрайние сферы пространства и времени,
Всю эволюцию и в совокупности — поросль грядущего
и отошедшее.
Я запел её в зреющей юности и пронёс через жизнь,
Скитаясь, всматриваясь, не признавая авторитетов, включая
в песню войну и мир, день и ночь,
Не отступив от неё ни на краткий час,
Я заканчиваю её здесь и теперь, больной, нищий и дряхлый.
Я пою о жизни, но скажите мне доброе слово о смерти:
Сегодня Смерть, словно тень, идёт за мной по пятам, годами
преследуя, мой согбенный двойник,
Порой приближается, и тогда мы — лицом к лицу.
Перевод Алексея Сергеева