Куда торопиться тому, у кого впереди вечность?
- М.
Кора – ритуальный обход святыни по часовой стрелке, поломничество по кругу. Святыней может быть храм, ступа, озеро, гора. Кайлас – очень сильная святыня, обойти его 108 или хотя бы один раз – мечта огромного количества людей разных религий.
Большинство индусов, приезжающих сюда, копят на это деньги всю жизнь, и оказываются перед белоснежным ликом Кайласа только в старости, когда уже физически не способны противостоять холоду и высоте. Такие люди совершают поклонение на рассоянии.
Есть поломники, которые выполняют Кору, простираясь в полный рост на земле. В одной и той же толстой грязной одежде совершают они свой путь жарким днем и спят прямо на земле в пустом холоде горной ночи. Никуда не торопясь, ибо нет в жизни ничего более важного, для чего стоило бы освободить время, эти смуглые немые люди с дублеными лицами методично распластываются в поклоне на пыльной дороге, надев на руки дешевые пластмассовые шлепанцы, чтобы не стереть в кровь ладони. Некоторые тихо, почти неслышно мычат мантры. Час за часом, день за днем, в светлых мыслях и глубоком почтении, 800 дней длится такое поломничество из Лхасы к Кайласу.
Недалеко от первой стоянки, часа полтора вверх от дороги, прямо перед громадой Кайласа, есть небольшая площадка. Там я, сидя на ветру, фломастером подписавыл разноцветные молитвенные флажки именами дорогих мне людей, из которых многих уже нет в живых. Слезы, пронзительная благодарность, нерушимость связей, желание им счастья – все это потоком хлынуло в душу. И когда я растянул гирлянду своих флажков между камнями и другими флажками, как вытянулись они стрункой, как затрепетали, как бережно я их поправлял, какие живые они были в тот момент, мои дорогие, мои родные, мои важейшие люди! Такие разные, меж собой не знакомые, но все вместе ставшие для меня моей жизнью!
Кульминация Коры – перевал Долма Ла. Весь путь к нему – умирание, а на его вершине человек перерождается. Чтобы переродиться, непременно надо умереть.
Я начал умирать еще в Москве. «Мне ужасно плохо, потеряно, безнадежно. Мне кажется, я умираю», - говорил я совершенно серьезно в телефонную трубку накануне отъезда. «Так умирай! Только по-настоящему, не играя. Раз уж решил», - был мне ответ. Если, поумирав минут десять, не задумать почитать интересную книжку, или вкусненько поесть, или посмотреть кино, то умирать очень, очень страшно. Смысл, однако, в том, чтобы, набравшись решимости, направиться в самый эпицентр этого страха, принять в себя всю его потустороннюю силу. Лечь и умирать. Или идти, одному среди верениц поломников, надсаживая свой хилый и глубоко временный организм, с гудящей от гипоксии головой, приближаясь к смерти, с каждым шагом ощущая, как становится тяжелее. Без страха и сопротивления, но с полным принятием, чувствуя себя сообщником этой тотальной закономерности под названием Колесо Жизни, а смерть – частью жизни. Это очень, очень трудно – принять такое радикальное уменьшение «меня» как смерть - до нуля, до пустоты, если только не встать на позицию другого, бессмертного я.
Отчего-то после Коры чувствовал себя бесконечно одиноким. Как будто все-таки умер, но не родился. Но на другой день, после купания в Живом озере, когда выходишь из воды, и тело трепещет на солнечном ветру, наполненное силой и полетностью, пришло освобождение. Олицетворял его тибетец, красящий забор на берегу белой краской. Косо, криво красил, руки оторвать, но в такт движению валика вверх и вниз пел песню без слов, настолько похожую на мою, что моментами мощно звучит у меня в голове, мизерными нотками пробиваясь наружу, что я с полсекунды подумал, не я ли это. Но нет, не я. Похоже, но дико, без тормозов, без желания сделать это мелодично. Никакой не катарсис, не намеренно подстегиваемый выплеск, просто так, от живота, не боясь ошибиться, не стремясь кому-то понравиться. Находясь в этом звуке, он просто машет валиком на берегу священного озера.