Когда Джонатан убедился, что суть человеческой свободы состоит во владении общим на весь этаж туалетом, и что он располагает этой существенной свободой, его охватило чувство глубокого удовлетворения.
- Зюскинд
В Азии трудно привыкнуть к запахам. Вместо свежей листвы, сдобных булочек и мытых гипоаллергенным шампунем мостовых, которыми пахнет Европа, третий мир пахнет стиркой несвежего белья и пищевыми отходами. Даже когда нет выраженных признаков неряшливости, переходящей в свинство, их жизнь все равно пахнет по-другому, сама по себе. Еда пахнет так, что ее невозможно есть, и удивительно наблюдать, как все-таки едят.
Мне неимоверно трудно проломиться через этот гигиенически-культурный барьер со своими космическими мыслями. Брезгливость, высокомерие, отторжение – и вот ускользает самое важное, то, зачем приехал. Запахи выбивают из мыслей, из спокойствия, из благих устремлений. Непонятное бешенство накатывает оттого, что здесь, на Крыше Мира, в красивейшем и чистейшем месте на земле, люди умудрились построить себе такую презренную жизнь! Вижу, как сгребаемый с улиц дрянной, тошнотворный мусор отвозят за двести метров и вываливают с моста в реку, и начинается – неостановимое, нехорошее чувство в душе. Злость - на их изгаженные жилища, на их детей с прошлогодними соплями, запекшимися на щеках. На их священный перевал, пик Коры, место перерождения, где пахнет, как помойке длиной в 400 метров! Почему? Ведь ни один затрапезный деревенский викарий, трижды неправедный и недалекий, не позволит гадить в церкви! Для меня горы всегда были символом запредельной, космической чистоты – из-за недосягаемости, из-за того, что туда не ходит кто попало. Здесь я в первый раз брезговал пить из горных источников – знаю, что в них сваливают еще выше.
И сразу отторжение. Где мой апельсиновый фреш? Мигом уехать отсюда к черту, даже не в Москву, а в Лондон, где причесаны травинки, где можно три месяца не чистить ботинки, потому что они не пылятся. Где люди принимают душ дважды в день. Где живут по-человечески.
Теоретически человек может достичь такой степени просветленности, что ему действительно не важно, сидит он посередь помойки или в Версале. Но вот уверен я, что 99.9% этих живущих по пояс в дерьме людей ее пока не достигли. А значит, у них такая же разруха в головах, как и на улицах. А как иначе? Все, что присутствует в сознании, рано или поздно появится в жизни. Вот уже и появилось.
При этом я прекрасно понимаю, что моя жизнь вовсе не лучше, что рубашки с монограммой не дает повода для высокомерия. Более того, это Европа, а не третий мир, движется к самоуничтожению, это европейцы на своих чистых улицах и изрядных пенсиях кончают с собой, в то время как третий мир жадно стремится и жить, и размножаться. Откуда взялась такая дикая дилемма? Почему либо чистые улицы и антидепрессанты, либо запах позавчерашних помоев и 10 детей? В какой момент человек, начавший ежедневно умываться, загоняет себя в тупик и становится несчастным?
Говорят, в Лхасе перед одним из храмов сидят несколько монахов, и круглосуточно чистят вселенную. Поют мантры, приводя себя в правильное умонастроение. Делают так, чтобы в на свете становилось чуть меньше гнева, лжи, жадности, зависти, стяжательства и проч. Работают искусственной почкой мира. Недостаточно, конечно, это как обогревать зимний лес калорифером, ожидая, когда распустятся цветы. Но они честно делают что могут, создают вокруг себя маленький полюс благости. Не стоит и говорить и том, что в рамках очистки вселенной никому из них не приходит в голову умыться самому, или подмести улицу, на которой они расположились. Они совсем про другое, и отчего-то эти два понятия чистоты у них в голове совершенно не связаны.
Может быть, они и правда не связаны. Может быть, эта связь, которая представляется мне нерушимой, - простое следствие того, что европейский мир вообще слишком зациклен на физической, зримой компоненте жизни, привязан к ней ужасно, и не мыслит оторваться от нее, на коротком поводке семеня вокруг комплекса своих телесных удобств. Не знаю хорошо это или плохо, но счастья это точно не приносит.
...Сквозь никогда не мытые окна хостела – безмерно величественное тибетское плато, горы по горизонту, ледники, простор!