Тот, кто меч обнажит - взойдет на престол.
Все обряды свершившему - небо за то суждено.
Наставлениям гуру внимающий - истину мира обрел.
По деяниям каждого - каждому будет дано.
- Лал-Дэд
У меня уйма времени, вынужденное бездействие. С моим неразговорчивым и нехитрым попутчиком мы сидим в относительно чистом и даже славном то ли в кафе, то ли в доме в одном из городков на нашем пути по имени Сага. Сидим на Крыше Мира, болтая ногами, ждем наугад заказанные момо с картошкой, вдыхаем дымящие палочки. В смысле я сижу, а Женя задремал на диванчике. В доме слышны отдельные звуки, иногда из его глубины выходят разные мужчины и женщины на нас поглазеть. Видно, что им любопытно, и хочется как-то пообщаться. Если бы эти люди с запекшимися скулами и странными улыбками могли говорить по-английски – кажется, открылся бы целый мир. Хотя, конечно, англоязычность была бы уже актом разрушения их мира. Да так и происходит с теми, кто знает пару слов – коралл, вынутый из воды.
Примерно полпути до Кайласа уже проехали. Достаточно, чтобы время замедлилось и почти остановилось, чтобы стало непонятно, что будет дальше, что скоро, а что нет, и сколько осталось. Для того, чтобы вечером, закрыв глаза, видеть перед собой набегающую дорогу, выстроенную трудолюбивыми, дисциплинированными китайцами для тибетцев, которым она совершенно не нужна. Точно так же им не нужны жуткие туалеты из еще не обсохшего бетона. Им лень туда ходить.
Они не хотят так жить – ради работы, результатов, достижений. Они никогда не будут, как китайцы, жить в палатках посередь Тибетского плато, рядом с генератором и бочками с дизелем, и строить дорогу, или бетонные коробки для жилья, работать, пока светло, и спать , пока не взойдет солнце, чтобы снова работать. И там же, собственно, жить, заводить детей, а потом в кузове грузовика переезжать туда, где нужно еще что-нибудь построить. Они не будут муравьями копошиться в какой-либо работе. У них в крови другое счастье.
На Западе продуктивная жизнь – это большой результат. Заработать денег, построить дом, написать книгу, выиграть чемпионат мира – что угодно. В нашей вселенной необходим «сухой остаток», именно по нему мы судим о своей и чужой жизни. Здесь все по-другому. Здесь достижения никого не интересуют, ради них никто не готов ничем жертвовать – временем, сном, душевным равновесием, желанием поболтать с соседями или просто с удовольствием поковыряться в носу. Здесь жизнь прожита не зря, если удалось стать немного более хорошим человеком. Но даже и к этому никто не прилагает усилий в европейском понимании. Даже из этого они не делают цель и результат.
Предполагаю, что им сейчас очень трудно. С 53го года, когда Тибет был захвачен и присоединен к Китайской республике, их традиционное духовное ориентирование отсутствует, напротив, искореняется нынешними хозяевами края, в порыве служебного рвения даже отобравшими у меня на границе книгу о Тибете на русском языке из-за хитрого Далай-Ламы на обложке. Идейно чуждая книга, спасибо, что самого не обвинили в интеллектуальной диверсии. Китай потребляет половину мирового производства бетона, Китай строит самый длинный в мире мост, Китай теряет счет городам-миллионникам, Китай весь про круглосуточную работу, про экономический прорыв. Пятьдесят тысяч китайцев, которые рождаются каждый день, тоже будут очень скоро и так же неустанно чем-то заняты. Тибетцы не приняли китайский уклад, но, вероятно, подрастеряли свой собственный.
...Все же гордость за европейский мир вспыхивает, когда эти инопланетяне, не понимающие даже слова ok, знают! Знают, что такое кока-кола, и приносят ее с первой попытки! В смысле духовной платформы мы им в подметки не годимся, жить счастливее мы едва ли научились, наши технические достижения мало их трогают, так что это единственное, чем нам удалось их пронять – красная алюминиевая банка с газированной сладкой водичкой внутри. Не знаю, впрочем, пьют ли они сами этот чудо-напиток.
Пришла женщина, которая должна готовить нашу еду, села напротив, устала. Я ни о чем с ней не могу поговорить. Я пишу, а она сидит, смотрит, не мешает, улыбается. Предлагает с хитрецой пиво. Видно, что веселая, не против посмеяться, но может и просто посидеть, ничего страшного. А может пойти пасти яков. Крепкая, широкая, добрая.
Приносят наши момо, вот только они с мясом. Даже странно, что в этой буддистской стране так много мясной пищи. Пока Женя ее уплетает и нахваливает, я рисую в тетради момо без мяса, крупным крестом перечеркивая схематичную начинку. Женщина взяла мою тетрадь, полистала вверх ногами, положила. Спрашивает: Кайлас, Кора? – эти слова понимает. Сложила руки намасте – идейный, мол? Я радостно закивал. Все важное понятно без языков.
...Стемнело. Дождь над Южным Китаем. Снаружи кромешная темнота, только сияет лампочка над входом в сортир. Мы втроем в комнате, Саша слушает книжку с телефона, отвернувшись к стене, Женя читает какой-то журнал. Тихо, как будто во всем Китае мы одни, и мы не расположены к разговору.
Здесь, в Тибете, жизнь людей, посвященная накоплению каких-то заслуг представляется забегом множества бульдозеров, на огромном поле сгребающих снег. Они движутся все одновременно своими причудливыми траекториями. Один пихает перед собой огромный сугроб и приветственно гудит нагруженным дизелем. Он молодец. А у другого сугроб перед собой поменьше. Он неудачник. Но пока забег не кончился, поводить итоги рано, а после итог не имеет значения. Бульдозеры один за одним останавливаются, каждый неожиданно, каждый в своем месте в высоком снегу, каждый со своей кучкой снега перед ножом. Тишина. Стынут неподвижные шестеренки. Азарт закончился. Стало вдруг понятно, что снега кругом полно, весь мир в снегу. И сверху тоже постоянно сыплет снег. Вволю.