II

Георгий Хромченко
Дом из семи комнат...
Все комнаты – это реализация
того, что ты есть...
Но если хотя бы одна из них заперта
и не исследована...
Именно там и поселится
этот неуловимый фантом «я»...

- Нго-Ма

Я заметил, что почти все мои желания рано или поздно сбываются. Радостное открытие на первый взгляд. К примеру, жизнь посылает мне именно таких людей, о которых я мечтаю и с которыми в сокровенных мыслях связываю какую-то свою главную, но засекреченную реализацию. Но всегда с некоторым опозданием.

Какое-то время назад мне остро не хватало людей, разделяющих мою тягу к азиатской экзотике. Умников, неустанно копающимся в мелочных лавках третьего мира, с краеведческим азартом забирающихся в пыльном автобусе в индийскую глушь, знающих множество символов, названий, божеств, жадных до экзотических предметов и понятий. Коллекция масок, висевшая у меня в прихожей, олицетворяло эту мою склонность. Мне казалось, стоит мне хоть с одним таким человеком повстречаться, и моя жизнь наполнится удивительными путешествия, чудесными, непростыми предметами, или даже неким иным пониманием, видением другой проекции, другим ощущением мироустройства.

И вот, пожалуйста! Вот же он, ровно такой человек, прямо передо мной. Умный экзотик. Европеец, склонный к индуизму. И не в Москве, не в Музее Искусств Народов Востока, а в Тибете, в самом подходящем для такого знакомства месте.

И восхищения и окрыления моего хватает ровно на одни сутки. Печально, но несомненно. Кажется, я пропустил момент, когда мне все это стало не надо. Уже избалован, уже слушать информативного и интересного человека быстро становится скучно. То ли особое обаяние, несомненное воздействие места, то ли общее мое умонастроение последних месяцев, а говорить хочется про счастье, про призвание, про любовь, про то, как правильно жить, с разных сторон, но непременно и постоянно – про самое главное. И экзотика этому никак не способствует, а, наоборот, мешает. «Может быть, и римское, а жаль».

Я вспомнил похожее чувство несколько лет назад. Историю о том, как была похоронена одна из самых дорогих мне иллюзий.

Когда-то, довольно давно, моим представлением о настоящих задушевных людях были те, кто поют проникновенные песни под гитару. Встретить таких людей мне не удавалось, но я их очень ждал, тех самых, пропитанных скрытой горечью о том, что могло бы сбыться, но не сбылось, недопонятых, недореализованных поэтов, служащих в госкомитетах. Они виделись мне такими же, как их песни - несбывшиеся, не ахти молодые, но, выпив у костра горькой водки, разворачивающие трепетную незаурядную душу в этом самом искреннем занятии. И была у меня уверенность, что по многочисленным паролям, по ни для кого, кроме нас ничего не значащим словам, мы узнаем друг друга, едва встретившись, и возрадуемся, плохо сдерживая слезы, и возьмемся за руки, ей богу! Я настолько был погружен в эти образы, что даже замечал случайные, интерьерные гитары в фильмах, как гроссмейстер Лужин – шахматную доску.

И вот ведь встретил однажды! Именно таких! Двух мужчин и одну женщину. И пил с ними водку в гулком осеннем лесу, и пел песни и читал стихи, и с ходу, без размаха, попадал в тон и легко находил нужный ракурс души. И всего-то лет на пять-семь они опоздали, но мне их было уже не надо. И когда прошел тот вечер, я отчетливо понял это. И почему-то стыдно стало за то, что показались они мне маленькими нытиками, кохающими свое таинственное недопонятое, которое, коль вытащить под хирургические лампы серьезного отношения, окажется лирической комбинацией лени, инфантильности, нерешительности, неспособности рискнуть и посвятить время и силы тому, что любишь.

Что-то есть в этом неистребимо советское, от посиделок на кухне. От работы днем инженером и писания по вечерам романов, постоянно подчеркивая для себя, что это и есть главная творческая реализация, что день надо просто переждать, ибо так распорядилась злодейка-судьба, что основная работа малоинтересна, а просто необходимое зло. Не зло даже, а просто без вечера душа слепнет, и нет ни грусти, ни радости, и девается куда-то тот запас человека перед природой, тот кусочек лишнего, благословенный избыток, ворованный металлический рубль, который от радости светится в темноте, и тем дороже заработанного червонца. Что-то периферийное, факультативное, подпольное и, однако же, такое дорогое и важное, что без него не хочется жить, и стыдно жить.

Ну раз это так важно – пиши романы в полный рост, положи на это время и силы главного калибра. Но нет! Пленительно быть не просто поэтом, а поэтом несостоявшимся! Какой мощный резерв всегда при себе, если делать любимое дело вполсилы! Что за сладостный излом в том, чтобы никогда не пробовать и, как следствие, никогда не проигрывать! Нет, нельзя этой золушке на сцену.

Почему не цветут все цветы одновременно, без конфликта, без вытеснения? Не всегда легко принять тот факт, что у любой мечты, любого пристрастия есть ограниченный срок годности. И совсем уж не всегда хватает мудрости и цельности долго хотеть одного и того же, чего-то, чего действительно стоит хотеть. И радоваться, когда это получаешь - а это всегда рано или поздно происходит! - но не ждать от этого счастья и перемены всей жизни. То есть как будто и не хотеть вовсе.