"Рождённые в 1964-м"
Статья под таким названием опубликована в первом номере журнале «Германия» за этот год. Она просто поразила меня. Настолько всё там практически про меня. Если бы я был немцем. Привожу её здесь целиком со своими комментариями. (бумажную версию журнала «Германия» немецкое посольство присылает мне уже более 10 лет, наверно имеет на меня какие то вполне обоснованные виды, как на проводника европейского влияния в России)
Автор Штефан Виллеке
Это ссылка на электронный вариант статьи:
www.deutschland.de/ru/topic/obsh… e-v-1964-m
Штефан Виллеке:
Когда я наконец появился на свет (а произошло это в октябре 1964 года), мои родители подумали, что о моем рождении должны узнать все, и анонсировали его в газете «Bochumer Anzeiger». Им казалось, что все сделано правильно, но разочарование не заставило себя долго ждать. Потому что в воскресном номере газеты неожиданно оказалось множество новорожденных мальчиков с именем Стефан.
Сергей Баран:
Моё имя Сергей точно так же жутко популярно в моём поколении. В Ивановском рооддоме, в котором я появился на свет Сергеями, не сговариваясь назвали всех мальчиков, находившихся в одной огромной палате. Недавно снимал встречу чиновников муниципалитета с населением. Их было трое, мэр Сергей Балтабаев, его 1 зам. Сергей Горбивский, начальник отдела жизнеобеспечения Сергей Бобровский и снимал всё это репортёр местного медиа-холдинга Сергей Баранов. Жуть. Сергеи наводнили страну.
Штефан Виллеке:
Волна Андреасов и Берндтов схлынула, пора Михаэлей пока не наступила, и моя матушка надеялась, что имя Стефан – это ее тайный козырь. Но козырей больше не оставалось. Мы, Стефаны, наводнили страну! Мы, рожденные в 1964 году, самом успешном демографическом году послевоенного немецкого поколения. Тогда родились 1,4 млн. человек. Можно себе представить, что каждый месяц в Германии появлялся новый город с таким же населением, как Зиген. Мы могли бы заполнить все 18 стадионов бундеслиги. Да и на вторую лигу тоже хватило бы зрителей.
Сергей Баран:
В России также середина 60-х это конец послевоенного бебибума. Рождавшихся после нас уже несколько меньше, потому что меньше родилось детей в годы войны, которые могли бы быть их родителями. Мои родители родились перед самой войной.
Штефан Виллеке:
Кто они, рожденные в 1964 году? Например, это Юрген Клинсманн, Бен Беккер, Хейп Керкелинг, Линда де Моль. Конечно, были и более именитые поколения, но нашему повезло уж точно!
Сергей Баран:
В России из этого поколения я назвал бы экс-президента премьер-министра Медведева, журналиста Быкова и телеведущего Гордона. Погибший в автокатострофе молыдым Виктор Цой на год старше.
Штефан Виллеке:
В 1975 году, когда я ходил в гимназию, в моем классе училось 44 ребенка.
Сергей Баран:
В моём класее «А» было около 36 учеников
Штефан Виллеке:
Помимо меня имя Стефан носили еще три мальчика. Оно давало определенное преимущество: когда физик говорил: «Штефан, к доске!», ты мог сидеть ;довольно-таки расслабленно. Но были и связанные с именем недостатки: постоянно казалось, что обращаются именно к тебе, хотя речь могла идти о ком-нибудь другом. Впрочем, мы разделяли эту судьбу с Дирками, Ульрихами и Мартинами. Нас с самого начала могли легко спутать. Никого из нас не звали Марсель-Леонард или Лаура-Шанталь. А еще мы росли вместе со старшими братьями и младшими сестрами, со старшими сестрами и младшими братьями. Под рождественскими елками, украшенными тяжелыми гирляндами мишуры, лежали подарки «для всех детей». Ни у кого из нас не было «собственнических» чувств. И в этом заключалось наше большое счастье.
Сергей Баран:
У меня также есть замечательнейший младший брат. Не будь его, я вырос бы на порядки большим бы эгоистом с ещё больше искалеченной психикой.
Штефан Виллеке:
Откуда вы все взялись? куда ни пойдешь – все интересные должности заняты! Такой вопрос вдруг начали задавать нам дети кризисного поколения, молодые выпускники вузов, которые меняют одну временную работу на другую и никак не могут найти себе постоянного места. Эти люди сидят в журнале «Stern», эти же люди – в «Spiegel», повсюду слышатся одни и те же жалобы – почему вас так много, почему вы везде? Этот вопрос возникает, в принципе, всегда, когда на подходе новое поколение. Но сейчас накал обостряется. Мы ведь тоже были кризисными детьми, но мы потешались над кризисом, мы легко объезжали его за рулем автомобилей такси. Мы не принимали жизнь всерьез, и возможно именно поэтому жизнь щедро нас одарила. Но я забегаю вперед, нужно вернуться к началу.
Сергей Баран:
Я тоже так и не научился принимать жизнь всерьёз. Слишком всё в ней странно и не логично, чтобы всерьёз из-за неё переживать. Да она ещё и стремительно заканчивается. Только вошёл во вкус, а тебе уже 50. Как бы пора уже начинать закругляться.
Штефан Виллеке:
Когда я появился на свет (а это был вечер субботы), по телевизору как раз показывали «Bonanza», телесериал с толстым Хоссом.
Сергей Баран:
Я тоже родился в субботу вечером. Еври лайк сэчэдэй найт!
Штефан Виллеке:
Естественно, я не могу быть уверенным, но мне кажется, что этот сериал шел все время, пока я рос, а вместе с ним – «Daktari» и «Спортивное обозрение». Это важно упомянуть, потому что иначе трудно объяснить, почему мы привыкли к мысли, что все кончается хэппи-эндом.
Сергей Баран:
Я из телевизора 70-х запомнил больше всего мультфильм про белого медвежонка Умку, Кабачок «13 стульев», польский сериал «4 танкиста и собака», наш «17 мгновений весны», который могу до сих пор смотреть бесконечно и каждый раз находить в нём что-то новое для себя, и два более нудных «Тени исчезают в полночь» и «Вечный зов». Других тогда почти и не сделали ещё. Ещё мне запомнились спектакли театра Кукол Образцова про Адама и Еву. Они высмеивали Бога и пропагандировали атеизм, поэтому их в нынешней России ни за что не покажут. А тогда показывали очень часто.
Штефан Виллеке:
Разумеется, позднее, когда наши разговоры приобрели политический характер, мы постоянно возвращались к теме апокалипсиса.
Сергей Баран:
Для меня тема апокалипсиса стала одной из основных научных тем, которыми я занимался как историк и религиовед. И вся юность прошла под страхом ядерного взаимоуничтожения.
Штефан Виллеке:
Но это было возможно именно потому, что в действительности мы думали наоборот. От катастрофы нас должен был защитить один из наших героев – Че Гевара, Тарзан или Брюс Ли.
Сергей Баран:
Мой университетский научный руководитель профессор Григорий Иванов, бывший советский разведчик в Буэнос-Айресе встречался с отцом Че Гевары. Уже после гибели команданте.
Штефан Виллеке:
Нас было много, и мы справились с теснотой, теснотой наших детских комнаток, освобождающей теснотой полутемных залов для вечеринок. Никто из нас не находил себе подружек через интернет. Мы принимали решение, не занимаясь веб-серфингом. Мы не пытались найти правильный баланс, мы не пытались подстраховаться. Мы были полной противоположностью «Generation World Wide Web». Мы вели жизнь обыкновенных немцев, не рефлексируя по этому поводу. Мы были близки друг другу, не догадываясь об этом. А если возникала необходимость в сети, то мы поднимали телефонную трубку и звонили друзьям.
Когда большинство из нас получило аттестат зрелости (а было это в 1983 г., хотя некоторые, вроде меня, окончили школу в 1984 г.), газеты начали разносить дурную весть – «переизбыток выпускников вузов». «Вы все станете безработными!». Каждый из нас, кто изучал в университете германистику, историю или какой-то еще якобы бесполезный предмет, как минимум один раз в жизни слышал эту фразу. Такими виделись шансы поколения 1964 года из перспективы специалистов по профориентации. Мы, конечно, взяли эту фразу себе на ;заметку, но в ее истинность не поверили. Мы были самыми упертыми оптимистами в мире. Мы ходили на семинары, валялись на лужайках перед зданиями университетов, но не задавали себе вопрос: каким будет следующий шаг в твоей карьере? Да и само слово «карьера» представлялось нам попросту смешным. Нам было незнакомо чувство обеспокоенности, возможно, именно потому, что нас было так много.
Сергей Баран:
У нас на лужайках перед университетом валяться было не принято. Чтобы поваляться мы уходили в загородные походы. Но к карьере я относился также легкомысленно.
Штефан Виллеке:
Мы были детьми детей войны, беспечными сыновьями и дочерями обеспокоенных отцов и матерей. И если бы какой-нибудь демограф захотел исследовать наше поколение, то ему для начала следовало бы взять карту Германии по состоянию на 1964 год и отметить крестиком или галочкой все те места, где люди впервые построили себе дома. Эта карта была бы черной от чернил, потому что всю страну покрывали новые черепичные крыши, потому что страна верила в хэппи-энд. В стране, пострадавшей от катастрофы, ничто не вызывает такого оптимизма, как детский крик, наложенный на ;грохот бетономешалки. Мы были детьми германских строек, плодами сначала осторожной, а потом безоглядной уверенности в жизни.
Сергей Баран:
Мои родители успели получить сначала 3-комнатную квартиру в панельной многоэтажке, а через 8 лет переехали в 4-комнатную в кирпичной. СССР в те годы также плотно обрастал домами, только в отличие от Германии у нас преобладали многоквартирные дома.
Штефан Виллеке:
Многое мы видели в первый раз: курочку с поджаренной кожицей в сетевом ресторане «Wienerwald», гигантскую вазочку мороженного в северо-итальянских кафе. Мы были детьми, которые теснились на задних сидениях фольксвагеновских «Жуков», когда наши родители впервые в своей жизни пересекали Альпы и оказывались в Италии, стране грез и мечтаний, где нам разрешали купить бутылочку «колы» с торчавшими из горлышка соломинками.
Сергей Баран:
У моих родителей до самого конца XX века был горбатый «Запорожец», полный аналог фольксвагенского «Жука», во многом просто скопированный с него.
Штефан Виллеке:
Наши родители много курили на вечеринках. Самыми популярными марками были Stuyvesant, Lord и HB, а на сигаретных пачках не было никаких устрашающих наклеек.
Да и вообще, в семидесятые годы как-то умели обходиться без вкладышей с предупреждениями о возможных побочных действиях.
Сергей Баран:
Первая сигарета, которую я выкурил в 14 лет была НВ. В 18 лет в память о Сталине весь февраль курил «Герцеговину Флор» и даже завёл трубку. Но в итоге так и не понял удовольствия от курения табака.
Штефан Виллеке:
Сдавая экзамены на аттестат зрелости, мы видели гордость в глазах наших родителей. Никому из ;нашей семьи до сих пор не удавалось продвинуться так далеко. «Из вас должно получиться что-то путное!», – так считали наши родители, произнося эти слова настолько прямодушно, скромно, без обиняков, что после этого просто не оставалось места для конфликта поколений.
Сергей Баран:
Точь в точь как про меня.
Штефан Виллеке:
Деятели 68 года говорили о себе, будто они охотились в стае и любили в стае. Проблема заключается в том, что они плохо себе представляют, что такое стая. Деятели 68 года жили как бы в прекрасном сне. А наше время – это ясный день, который наступил после пробуждения от этого сна. Наше мировоззрение сформировалось в 1970-е и в начале 1980-х гг. Наши представления укреплялись, становились шире, но никогда не заключали в себе революционного потенциала.
Сергей Баран:
У меня даже стихи такие есть, в которых есть слова «Увы, мы совсем не борцы»
Штефан Виллеке:
Массовый университет, массовая безработица, общеобразовательная школа, общеобразовательный университет. Когда вы встречаете какое-нибудь слово со значением «массовости», знайте, без нас не обошлось! ;Наши слова вынуждали политиков возводить здания, а вовсе не ниспровергать системы. Мы были молодцами, ими и остались. Мы оказались далеким арьергардом уличных бойцов, и только у нас было достаточно людей, чтобы вести борьбу против систем, но… мы не создали никаких символов, нас даже не хватило на какой-нибудь маленький Вудсток.
Нашу Уши Обермайер звали Сьюзи Кватро. Отсутствие у нее политического сознания искупал в наших глазах ее грубоватый голос.
Сергей Баран:
Сьюзи Кватро и меня не оставила равнодушным в те годы.
Штефан Виллеке:
Мы слушали ее пластинки на громоздких проигрывателях, которые выглядели как отшлифованные гробы – нам их дарили к 14 годам по случаю конфирмации.
Сергей Баран:
Точно так же и мне в 14 лет подарили сразу два агрегата-сундука. Радиолу «Урал» и славный катушечный магнитофон «Маяк» (На таком же сделаны первые записи «Аквариума»). Это стоило тогда нескольких месячных зарплат.
Штефан Виллеке:
Поэтому мы, воспитанные в евангелической вере, немного сочувствовали католикам, которые принимали первое причастие и, следовательно, отмечали свой первый большой праздник в 10 лет. В этом возрасте, конечно, дорогостоящую аппаратуру детям не дарили! Пределом наших запретных мечтаний были длинноволосые рокеры из группы «Deep Purple», которые, выступая однажды с концертом в Японии, довели публику до того, что благовоспитанные японские фанаты поломали все стулья в зале. Когда «Deep Purple» распался, на его место, к счастью, пришла группа «AC/DC». Мы обязаны оптимистичным семидесятым годам, годам своего детства и молодости, нашим доверием к себе и друг другу. Поэтому мы вспоминаем о них с ностальгией. Этот отрезок нашей жизни – несомненно, маленький, но самый счастливый период в истории Западной Германии.
Сергей Баран:
Это был и зенит расцвета СССР. Когда ностальгируют по СССР, вспоминают прежде всего Брежневские годы. В более ранние жилось не так легко, то войны, то разруха, то ещё какая-нибудь напасть.
Штефан Виллеке:
Собственно, о нас много не расскажешь. Мы не совершали никаких безумств. Иногда мы просто отмечаем свои дни рождения, вот и все. В 2014 году нам исполнится пятьдесят. И на наш праздник приедет сотня друзей и родственников.
Сергей Баран:
Я любил отмечать День рождения в детстве и в студенческие годы. А теперь предпочитаю его не замечать.
И ещё одно соответсвие в моей судьбе с этим Штефаном. Когда я родился, родители не платили денег газете, чтоб она об этом сообщила. Но во время моей первой же прогулки на свежем воздухе, какой то репортёр сфотографировал мою маму и меня в коляске. Это фото вышло в самой главной газете Ивановской области «Рабочий край» под заголовком «Весна, весна, весна!»
Все эти приведённые мною параллели иллюстрируют как работают законы кармы, коллективной и индивидуальной.