1
Пришел человек, сказал пару ничего не значащих фраз и подарил вдохновение. Муза – дама непостоянная, с кем в очередной раз придет – не угадаешь. Сегодня она пришла с тобой. Ну что ж, давай знакомится, мой дорогой. Я загляну тебе в глаза, я расскажу тебе все, что было с тобой, а то, что будет – то и будет.
В старинном зеркале отразится тень. В кофейной гуще проявятся буквы, и бумага сгорит на золотом блюдце, скорчившись фигуркой. Сегодня полнолуние. И я гадаю сама себе на тебя, прошедшего мимо. Горят свечи, и душа моя в огне. Ее сжигает предчувствие – беды или радости – она еще не знает.
Следят за тенью в зеркале мои глаза. Я знаю тебя. Ты из снов пришел. Тебя нет в моей жизни, не было и не будет. Тенью ты скользнешь мимо, улыбнешься напоследок. Смутишь мой покой, и я буду грезить наяву до тех пор, пока не встречу тебя вновь на улицах осеннего города.
Мы будем пить прохладное белое вино. Пить вино и молчать. Зачем тебе мои слова? К чему они здесь? В моих глазах - вся жизнь моя, вся жизнь твоя – сплетется воедино, а после рассыпется в пепел. Пепел развеет ветер, дороги наши разойдутся, и все покажется сном.
А до тех пор – я рядом с тобой. И плавятся свечи, оставляя следы на паркете. Ветер гонит тучи по небу. Будет дождь этой ночью. Он смоет следы с порога, расплетет мои кудри, убаюкает перестуком капель. Вслед за дождем придут холода. Зима вступит в свои права, и луна в который раз осветит комнату серебряным блеском. И вот тогда ты уйдешь.
Утром, встав у окна, я увижу на первом белом снегу твои четкие следы. Я пойду по комнатам, соберу огарки свечей, выплесну остатки вина в огонь, но фигуры твоей из воска не сделаю. Я отпущу душу твою в тот странный сон, из которого пришла она. Я не звала тебя, я не ждала тебя, и держать тебя тоже не нужно.
Воск растает и утечет сквозь дырочки в медной плошке. В распахнутые окна ворвется свежий морозный ветер. Он изгонит из памяти твой образ, и в следующее полнолуние я буду гадать уже о другом.
2
Медленно открываю глаза. Странные сны приходят этой осенью. И все равно, не верю я им. Просто осадок остается. На улице сумрачно. Рука привычно нащупывает пульт, и с третьей попытки экран начинает светлеть. MTV гонит какую-то чушь. Глаза закрываются, и новая волна сна накатывает и уносит сознание вдаль. Нет, так нельзя. Рывком отрываю голову от подушки. Судя по часам – опаздываю катастрофически.
Ладно, оставим сны для следующей ночи. Когда же я начну вставать еще на час раньше, что бы успеть почитать или хотя бы включить колонку, чтобы из крана текла горячая вода? Но это не реально. Будильник звонит, я его выключаю, а через полтора часа размышляю над тем, почему он (будильник, то есть) молчит.
Итак, бегом, бегом, бегом. Бессмысленная с виду суета складывается в череду мелких, упорядоченных действий. Жизнь по часовой стрелке. Пока греется чайник, плещусь в холодной воде. Пара бутербродов, растворимый кофе разболтан в чашке – минуты просто утекают сквозь пальцы. Листаю журнал. Зачем я их покупаю, если не успеваю читать?
Быстро одеваюсь. При таком раскладе прибыть на работу вовремя – это что-то из области фантастики. Я ни о чем не думаю, потому что это сбивает с ритма. Добегаю до остановки, втискиваюсь на площадку забитую школьниками и пенсионерами. И продолжаю не думать. Впрочем, и весь день я стараюсь не думать о чем-то, с работой не связанном. Так проще.
День идет, как обычно, и в какой-то из моментов рабочего перерыва приходит мысль о тебе. Я задумываюсь над сложившейся ситуацией, и так как обида, остро стоявшая после того разговора, почти стерлась, прихожу к выводу, что желание отомстить было детским и несвоевременным. Зачем? Какая я глупая стала! Мы не дошли еще до тех высот взаимоотношений, когда следует оставлять одни пепелища. Черт возьми, достаточно с нас будет и руин!
Сегодня орехово-шоколадный день. Сижу и мрачно грызу шоколадное печенье с ореховой крошкой. Ощущение, что скоро стошнит от сладкого, но организм явно желает потребить продукт до тошнотиков.
После того, как конторские столы заменили компьютерными и вместо расшатанных стульев оделили каждого мягким креслом, жизнь показалась раем. Это к слову об условиях жизни на работе. Может быть, за счет этих кресел время скользит незаметно, и бешеный темп, и горы бумаг как-то не вселяют трепета. Иногда не вижу смысла уходить домой. Хотя, это из-за того, что меня там никто не ждет.
Вот и блаженный миг свободы – шесть вечера. Покидаю стены конторы и жадно начинаю всматриваться, вслушиваться, вживаться в суету вечернего города. Чистое синее небо проглядывает сквозь резную арку деревьев. Лапастые кленовые листья шуршат под ногами. На улицах суета. Конторский люд спешит по домам, забегая по дороге в магазины. Зазывно распахнуты двери кафе и ресторанчиков. Где-то в глубине желудка просыпается мечта о жареной картошке – хрустящей, с лучком… Не спеша бреду по краю аллеи, зарываясь туфлями в золотистую падаль. Сизая пелена от костров вьется между деревьев. Запах дыма, как духи, что кокетливо опрокинул на себя осенний город.
Захожу в книжный. Взгляд первый – какая роскошь, сколько книг! Взгляд второй – боже, о чем они думали, когда расставляли книги на полках? Взгляд третий – сколько глянцевой мути! И, наконец, получасовое любование – вот это вещь! Оставляю деньги в кассе (где-то на заднем плане мелькает мысль: «Кило колбасы, пачка масла...») Быстро выхожу из магазина.
На остановке толпа. Темнеет. Похоже, на нашу окраину автобусы уже не ходят. Над домом напротив мелькает тень. Птица? Ну да, как же! Довольно крупная летучая мышь, яростно трепеща крыльями, проносится над толпой и скрывается на чердаке элитной «сталинки». Подъехал автобус. Толпа, духота. Пенсионеры злобно закрывают окна, пугаясь сквозняков. Через несколько минут воздух превращается в мешанину пивного перегара, тошнотворно-сладких духов, старой помады на собачьем жиру, каких-то тряпок и гниющих овощей с вечернего рынка. Пробиваюсь к окну, дышу в щелку форточки. Все равно, в маршрутке не лучше. Там пахнет бензином и новыми синтетическими чехлами. И перегаром, пивным перегаром, черт возьми!
Дома все как всегда. Кипячу чайник, делаю бутерброды. Мечта о жареной картошке так и остается мечтой. Что ж, в конце концов, это вредно. По ТВ какая-то чушь. Погоняла по каналам, остановилась на чем-то, уткнулась в газету. Хороший фон, совершенно не цепляющий сознание - очередной сериал. Можно спать, можно читать, даже посмотреть на экран можно – все равно не зацепит. Звонит телефон. Вот и вечер начинается. Два часа на проводе – разве это придел? Пусть разговор ни о чем, зато не так пусто в доме.
Вечер незаметно скатывается в ночь. Теплый душ, мягкий халат и чтение новой книжки в постели. Стрелки будильника вздрагивают на половине первого ночи. Книга глухо ударяется об пол. Открываю глаза. ТВ отчаянно мигает кадрами какого-то фильма. Завожу будильник, выключаю свет. Голова утопает в подушке. За окном рев моторов, визг тормозов. Дорогу недавно отремонтировали, и юные гонщики проверяют мощность папиных машин, наслаждаясь отсутствием ментов в нашем захолустье. Проваливаюсь в сон.
3
Под утро приснилось. Ветер гнул деревья и завывал в переулках. Сквозняки шевелили края шторы и ползком пробирались через дом, чтобы выскользнуть в дверь. Был снег. Он завалил белым пуховым одеялом город, и пробивающаяся сквозь тучи луна заменила уличные фонари. Город спал, кутаясь в сугробы, и только ветер жалобно скулил колыбельную.
В доме тишина. Замерли часы на стене. Заснул будильник на пол минуте до утреннего звона. И в этой тишине дом стал расти. Темнота раздвинула стены, подняла ввысь потолок. Закружилась чехарда предрассветного кошмара. Какие-то святочные маски, развеселые рожи замелькали. К чему они пришли, чего хотят? Зачем намели сугробы, которых нет вовсе? Не отвечают.
Мелькают яркие картинки. Не запомнить, не понять. Это сон, я знаю, точно знаю, что это сон. Делаю усилие и просыпаюсь. Иду по комнатам, сначала не понимая зачем, и вижу в гостиной тебя. Ты сидишь и вертишь в руках пачку «Marlboro».
- Когда ты приехал?
- А куда я должен был уезжать? Ты что, с ума сошла?
Ты смеешься и подбрасываешь пачку вверх. Тебе явно доставляет удовольствие моя растерянность.
- Подожди, тебя полгода не было дома...
- Иди сюда, глупая...
Пачка «Marlboro» отлетает в сторону. Кстати, почему «Marlboro»? Ты ведь другие любишь. Но задуматься не удается, так как твоя рука сжимает мне запястье, и ты увлекаешь меня на диван рядом с собой. У меня туман перед глазами, и я не вижу твоего лица. Странно, я не могу вспомнить день твоего приезда. Ты говоришь о каких-то людях, смеешься, твое теплое дыхание на моей шее, и твои губы поцелуями закрывают мне глаза...
4
Противный писк. Громкий, занудный, непрекращающийся. Пытаюсь понять, что это. Открываю глаза. Рука на ощупь находит будильник. Писк прекращается. Так, значит, это тоже был сон. А если это был сон, то значит, ты не вернулся. Что за день сегодня? Суббота? Да, судя по программам на ТВ – суббота... Какого черта я завела вчера будильник!
Лениво вытягиваюсь на кровати. Отражение в зеркале смотрит с прищуром, губы раздвигаются в улыбке, и даже твое отсутствие в доме уже не кажется смертельным. Нехотя совершаю традиционный пробег по комнатам. Натягиваю джинсы и свитер. Дома делать нечего, в голове мутный осадок сна. Допиваю кофе. Еще раз перелистываю журнал, глотая статьи вместе с бутербродом. Последний взгляд в зеркало – и выхожу на улицу.
Ночью был дождь. Мокрые листья прилипают к подошвам. Иду через весь город в недавно обустроенный парк, где, все же, сохранилась одна старенькая лавочка. Забавно, я никогда не приходила сюда вместе с тобой. С кем угодно могла зайти, посидеть, погрустить, но с тобой – никогда. На «посидеть, погрустить» времени не хватало.
Небольшая рыжая белка сбежала по стволу клена и с наглым видом уселась передо мной на дорожке. У меня нет орехов, и в глазах попрошайки явно читаются укор и презрение. Ходят тут всякие! Белка отпрыгивает в сторону и деловито перебегает на соседнюю тропинку. Действительно, что с меня взять?
Лавочка под старым тополем. Хорошо, что некоторые вещи остаются неизменными. Я одна, без выпивки, без книги – без всех атрибутов, этой лавочке сопутствующих. Просто хотела подумать в тишине. Откидываюсь на спинку и вижу мощные ветви, переплетенные над моей головой, редкие желтые листья и серое небо. Да, конечно, лавочка мокрая. И с неба что-то капает – то ли дождь, то ли туман. Но думается здесь гораздо лучше.
Милая старушка Эльза Яновна как-то сказала, что курить стала после смерти мужа. Вначале просто, чтобы пахло дымом, а потом это стало привычкой, от которой уже не избавится. И, смущенно улыбаясь, потянулась за пачкой «Bond».
Мне сегодня вспомнился этот разговор, бывший лет пять назад. Заменить человека дымом его любимых сигарет – в этом что-то есть. Что-то грустное до невозможности и немного ненормальное. Я определяю название сигарет по запаху дыма, с закрытыми глазами. Сон не идет из головы. Перед глазами стоит пачка «Marlboro» в твоих руках.
То ли дождь, то ли туман моросью падает мне на лицо. Вот идет человек. Он курит «Честер». Это просто блюз. Он звучит в душе с самого утра, и нет от него спасенья. Почему бы и тебе, черт возьми, не нарисоваться из тумана? Может, мы и помирились бы... Но ты далеко и приходишь только во сне. И во сне ты не помнишь о нашей ссоре, не знаешь, как долго тебя не было дома, не видишь моей грусти. Там все хорошо, как никогда. И не нужно признавать своих ошибок, и не нужно прощать чужих. Это просто блюз...
5
Причина ссоры, если оглянуться назад, была сущей ерундой. Ты сказал что-то невпопад, я не захотела пропустить это мимо ушей, и где-то через пару минут мы грызлись с ожесточенностью кровных врагов. Потом, устав от крика, я королевским жестом указала тебе на дверь. Ты грохнул ею так, что с потолка посыпалась побелка. И я не остановила тебя. С того дня прошло уже полгода.
До меня доходили слухи о твоих похождениях, на основании чего я делала вывод, что ты жив и чувствуешь себя не так уж плохо. Наши общие друзья поначалу осторожно спрашивали у меня, где ты и когда все это прекратится. Но так как я старалась держаться гордо и независимо, и на многие вопросы отвечала со смехом, расспросы скоро прекратились.
Шло время. Я вела светский образ жизни, посещая кинотеатры, кафе, различные встречи и вечеринки. Ты уехал из города почти сразу после нашей ссоры, оставив адрес одному из друзей. Слухи о тебе доходили все реже и реже, а мысли о тебе приходили все чаще и чаще. С каждым днем все невыносимей становилось возвращаться в пустой дом после очередной вечеринки. И однажды я написала тебе письмо.
За окном шел дождь, лето медленно сползало в сентябрь. Я писала, особо не задумываясь, о том, как живу, что происходит в доме, какие премьеры в кинотеатрах, и только в конце, как бы спохватившись, сказала, что люблю тебя. Конверт утонул в недрах почтового ящика, но ответа не последовало.
Через несколько дней выглянуло солнце, и водоворот работы и развлечений увлек меня прочь от грустных мыслей. Я на какое-то время забылась в этой суете. Но время шло, ты не отзывался, и вести о тебе сводились к односложному: «Недавно звонил. Все в порядке». Я продолжала делать вид, что все это меня не касается, и отсылать тебе письма. Они тонули в пустоте, не порождая ответа. Моя безответная переписка с тобой стала привычкой, но однажды я осознала, что вот уже полчаса разглядываю твои фото, и это был предел моей стойкости. Предел, после которого я уже не могла по-прежнему относиться к ситуации и вынуждена была признать, что мне тебя не хватает.
Я сдалась на милость судьбы и депрессии. И вот оказалась на этой милой мокрой лавочке под старым тополем.
6
Непонятная морось постепенно превратилась в мелкий дождь. Оставаться в парке глупо и холодно. Я иду обратно, через весь город, а блюз все звучит в душе, и под дождем не видно слез. В ближайшем магазине покупаю банку «Балтики». На ее аллюминевых боках капельки влаги. Пальцы сводит от холода. Жадно пью ледяное пиво. Горло стекленеет – это грозит ангиной, но мне, впервые за долгое время, плевать. Быстро иду по улице, а дождь все усиливается. Мы как две машины, летящие друг другу навстречу, я и дождь – наши скорости сливаются в одну.
Пустая банка остается под кустом. Теплый костерок выпитого пива начинает согревать изнутри. Капли дождя сползают по длинной челке. Хочется заболеть – чтоб хоть кто-то пожалел, как в детстве.
Я иду, загадывая на падении капель о твоем звонке. Мысленно рисую, как это будет.
Я захожу в дом, бросаю сумку в угол, и тут звонит телефон.
- Да?
- Привет.
- Это ты?
- А кого ты ждала?
- Не знаю... Никого... Тебя... - в голосе дрожь и растерянность.
- Ну, как у тебя дела?
- Все нормально. Когда ты приедешь?
- Не знаю. Еще не решил.
Паузы множатся в разговоре, глотая оплаченное время. Твое молчание говорит со мной, горло сжимается, и ты прощаешься, понимая, что все бессмысленно.
Так и будет, я знаю. Только когда? Дождь молчит об этом. Как большая лягушка, шлепает он по опавшей листве. Может не стоит загадывать на его каплях...
В доме тишина. Телефон молчит. Часы остановились. Только изредка вздрагивает хрусталь от проезжающих по улице машин. Я беру большой клетчатый плед, заворачиваюсь в него и устраиваюсь в уголке дивана.
Я слушаю молчание телефона. Это как приговор. Вечер наползает сумерками на дом. С этим надо что-то делать. Глаза закрываются, я засыпаю.
7
Громкий писк будильника. Я переворачиваюсь, чтобы дотянуться до него, и натыкаюсь спросонья на что-то большое и теплое рядом с собой.
- Какого черта ты его завела? Дай хоть в выходной поспать! – будильник с грохотом слетает с тумбочки. От удара пластмассовая крышка отваливается, батарейки катятся по полу, и будильник умолкает.
Большая и горячая рука наваливается на меня и с силой прижимает к подушке. Ты обнимаешь меня, и сонно целуешь.
- Почему ты плакала?
- Мне приснилось, что тебя нет рядом.
- Да? Как же это я оставил тебя одну? И, главное, зачем?
- Не знаю. Просто приснилось.
Я вздыхаю и впервые за всю ночь спокойно засыпаю у тебя на руках.
октябрь-ноябрь 2003г.