…а во вселенной был покой, мира творением вселенная дышала, в храме молебен шёл за упокой, за жизнью жизнь на грабли наступала…
ШАРВАР
Личность, сливаясь с коллективом,
на месте не стоит,
а коллектив холодным пивом
возбуждает к жизни аппетит…
Жарким июльским днём, когда всё уже давно расцвело и пересохло, волей случая, судьбы или стечением обстоятельств, оказались они под прохладной тенью раскидистой придорожной растительности у здания районной сберкассы (сбербанка?)
На фасаде сберегательного здания, завлекая блеклыми выцветшими красками, висел чудом уцелевший анахронизм. Нестареющая доярка периода развитого социализма весело предлагала: “ХРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ!” Но безжалостная рука времени, шокнутая гайдаровской терапией, внесла свою лепту, вернее даже не лепту, а всего лишь одну букву “А”, в результате чего анахронизм безграмотно испортился. “ХАРАНИТЕ ДЕНЬГИ В СБЕРЕГАТЕЛЬНОЙ КАССЕ!” - предлагала невозмутимая доярка, указывая мозолистой рукой на входную дверь сберегательного заведения...
Желающих “схАранить” не было. Были желающие обрести. Потные тела пенсионеров разных возрастов и категорий, слипшихся в бесформенной очереди и едином желании получить нажитую трудом, затрудняли вялотекущей проходимостью доступ к окну выдачи и обязывали занять выжидательную позицию.
Насытившись терпким запахом людского пота, трое мужчин в годах джинсах и безрукавках, жадно вдыхали в себя никотиновый продукт ядовитой промышленности, как отечественной, так и зарубежной, похотливо поглядывая на доярку.
Самый молодой из них был майор, который с достоинством и честью нёс в себе все тяготы и лишения насущного существования и статус “военный пенсионер”. Остальные были рядовые и постарше: инженер-программист вычислительного центра ПЯ №00М/00Ж точка РУ (ракетная установка), не так давно “сыгравшего в ящик” и преподаватель русской словесности. Объединяли этих таких разных людей кадровые реформы. Благодаря всеобщему реформированию всех и вся, появился во вновь создаваемом обществе “ограниченный контингент”, который с формулировкой: “уволен по орг. штатным мероприятиям (по сокращению) с правом на пенсионное обеспечение, согласно выслуге лет в льготном исчислении…” украшал молодой порослью состарившийся пенсионный слой нового общества, которое будет жить...
Имеет место быть одно, но то одно - имеет третье и второе... И не так важно где ты был: на войне, в “ящике” или преподавал смуглым школьникам малярийного Зимбабве основы русской словесности в рамках проекта “Дружба Народов”. Важно, что в разгуляе нового жизнеустройства преемственность государственных поколений не забыла о тех, кто служил Государству, вознаградив. Пенсия! И какая разница сколько. Главное - есть! И не потому, что потому, а потому как объединённые чувством глубокого морального удовлетворения, эти трое в джинсах испытывали невольно возникшее и тёплое родственное...
- Такая нам досталась доля - нам не прожить без алкоголя! - весело вытолкнул из себя препод пересохшими миндалинами и многозначительно посмотрел на майора.
- Пиво или кефир? - с военной непосредственностью и постоянной готовностью уточнил задачу майор.
- Пыво! - спрограммировал кибернетик, извлекая откуда-то вспотевшие ассигнации современного достоинства - прога шарвар. Проявив жест доброй воли, кибернетик уставился в хвост неподвижной очереди, выскользнувший на раскаленный асфальт из душного помещения районной сберкассы объёмным задом довольно крупной пенсионерки, типа: “Никто не обнимет необъятного”.
- Шарвар - условно-бесплатная прога (программа) пользователь которой по истечении некоторого срока эксплуатации должен (по идее) заплатить за нее создателю, - наставническим тоном начитанный препод раскрыл глубоко заложенный смысл непонятных слов кибернетика недоумевающему майору.
- Пьем на шару? Понял. Есть! - на своём сленге откликнулся майор. Мы, мол, тоже не пальцем деланы и продекламировал, - по соотношению “качество - цена, “пиво на халяву” вне конкуренции. В древней Греции Тантал погиб от голода и жажды. Не вынес муки. Но тот, кто пива хмель вкусил однажды, не даст себе засохнуть, сложа руки…
"Если тебя посылают за пивом… значит тебе доверяют". Майор бережно взял ассигнации и вольной трусцой протрусил до ближайшего ларька, одну из торговых точек многоточия ЧП Манукяна, которого лица Среднерусской возвышенности почему-то называли лицом Кавказкой национальности, хотя на самом деле и те, и те были евроазы.
ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО
У нас у всех достанет сил,
чтобы перенести несчастье ближнего…
Если подходить к этой торговой точке с точки зрения “возлюби ближнего”, то ближайшая ближней не была. И дальней не была. Рядом была. Пивом торговала. “По сведениям Госкомстата, три четверти жителей Российской Федерации составляют 75% населения страны”.
Но Госкомстат не уточнил. Какой процент населения пьёт пиво, в связи с подорожанием алкогольной продукции, для поддержания незначительного кайфа общепринятых европейских стандартов. Майор входил в этот процент. И кайф испытывал, выводя пиво из организма естественным путём…
- У вас холодненькое есть? - спросил он миролюбиво.
Торговая супермодель, облокотившись силиконовой грудью на прилавок и с трудом разомкнув наклеенные ресницы, окинула клиента оценивающим взглядом от истоптанных кроссовок до седоватого ёжика причёски и чувственно сказала:
- Есть, - и сочувственно причмокнув размалёванными губами, добавила, - “Балтика”.
Майор настороженно глянул на ассигнации и ласково уточнил:
- Послушай, красивая, а холодненькое “Волжское” у тебя есть?
Красивая оживилась в предчувствии:
- Есть, но тёплое.
Майор обречёно глянул на ассигнации:
- Балтика - троечка?
- Девятка! - бесчувственно выдохнула продавщица.
Подоспевшая группа поддержки в лице начитанного препода не дала разгореться зарождающемуся антагонистическому противоречию. Препод был частым посетителем ларька и давно изучил все потребительские права граждан, охлаждая “Волжское” в собственном холодильнике “Саратов”. Он незаметно сунул дополнительно выбитые у кибернетика ассигнования в сжимающийся кулак майора. Гулять, так гулять.
- Три девятки! - хорошо поставленным командирским голосом пророкотал майор, небрежно бросив на прилавок обфондяк (общественный пенсионный фонд), мол, знай наших, - и протереть не забудь!
Красивая, потеряв явное преимущество и возможность поиздеваться над этими занудливыми пенсионерчиками, апатично полезла в фирменный холодильник, жалея самоё себя и привычно медитируя по этому поводу: “Сорок миллионов недовольной массы в массе своей, - процитировала она выдержку из передовицы обрывка газеты прочитанной где-то, когда-то, в каком-то месте, - житья от них нет. Вот у меня дядя, внучатый. Семьдесят шесть лет. В семьдесят женился на однокласснице моей, сына родил. Шушукались соседи, что молодуха с садовником нагуляла, но дядя сертификат из Мюнхена привёз от генной инженерии. Плоть от плоти, кровь от крови. Он этот сертификат в холле повесил, вместо грамоты Президиума Верховного Совета СССР. Дядя “красным директором” был. Но в нужный момент в нужном месте оказался. Приватизировал что надо. Пару фирм открыл. Коттедж за городом, квартиры в городе европейских стандартов. Все три семьи обеспечил, которые нажил честным трудом до моей одноклассницы. Руководство города ему на семидесятилетие пятьдесят километров дороги подарило, заасфальтированной. Прямо к загородному домику. Живёт себе человек и не жалуется, не ропщет. Право на пенсию свою моей бабке переписал. А эти ходят вечно недовольные. Пожил? Посторонись! Дай пожить тем, кто в будущее верит…”
Переварив головным мозгом огромный продукт собственного подсознания, она протерла три запотевших бутылки “Балтика” и обессиленная, рухнула силиконовой грудью на прилавок…
- Всё телемаркет? - отрывая взгляд от продвигающегося медленно и печально хвоста очереди, спросил майора кибернетик.
- Нормально, - ответил начитанный препод, свинчивая позолоту с вновь запотевшей за время следования бутылки.
- Абгемахт! - подтвердил майор, мол, не лыком шиты и на всякий случай добавил, - О’кэй!
Они удобно расположились на территории муниципального образования, в просторечии называемой газоном.
- Ничто так не согревает, как холодное пиво, - расслабленно изрёк начитанный препод.
Остальные были согласны. “Зачем напиваться и ползать? Попить, покурить и… летать!” Расположившись на занятых рубежах, мужчины в джинсах обсуждали сообщение из газеты, потягивая холодное пиво: “…Хорошо вооруженные кулаками граждане напали на мирно сидящих в танках солдат. Есть пострадавшие. Солдаты получили тяжелые моральные травмы. Демонстранты отделались легкими смертями…”
ПРОДВИНУТАЯ ОЧЕРЕДЬ
Жизнь - это очередь за смертью.
Дурак тот, кто лезет без очереди.
Продвинутая очередь требовала активных действий со стороны разомлевших любителей пива. Оставив опростанные бутылочки у можжевелового кустарника, для участковой дворничихи, и обернув их, на всякий случай, сенсационной газеткой, они твёрдым шагом направились по своим, аккредитованным заранее местам. И всё бы на этом благополучно завершилось, если бы кибернетик не сменил ориентацию. Вернее переориентировался.
Вместо сухонькой аккуратной старушки, за которой занимал (ориентир №1), кибернетик взял ориентир №2 - зад крупной пенсионерки, который в своё время являлся хвостом очереди. Вот за этим задом кибернетик и пристроился, передом (насмотрелся… или в программе сбой…)
Но крупная пенсионерка свою очередь в десятое окошко (там, где пенсию дают) отстояла ещё вчера, а сегодня подошла вплотную к окошку №11 (там, где за коммунальные услуги платят).
Поскольку данная категория населения педантично и скрупулезно получала деньги в одном окошке и сдавала в другое, то коммунальная очередь слилась с пенсионной в едином порыве (получить и отдать свой гражданский долг), незаметно раздваиваясь у окон №10 и №11.
- Вы здесь не стояли! - взорвал рабочую тишину районной сберкассы боевой клич моложавой дамы, перед которой втёрся кибернетик, оттеснив её на один пункт.
Отсутствующий взгляд и свежие алкогольные пары “девятки”, на выдохе, подогрели и без того раскалённую атмосферу.
- Алкаш противный!
- Щенок! Я в этой очереди вырос!
- Как вам не стыдно!
- Совесть иметь надо!
- Пропил он её, совесть, а на выручку за сданные бутылки решил берлогу свою вонючую оплатить!
- Бутылки под кустом оставили, - вдруг человеческим голосом с убойным выхлопом согревшегося пива уточнил кибернетик.
Это и явилось последней каплей в разбушевавшемся океане “коммунальщиков”. Разъярённая очередь, сформировавшись в необузданную толпу, разрывала кибернетика на части, как Майкла Джексона на сувениры, пытаясь оторвать его от крупной пенсионерки.
Разговоры разговаривать было уже некогда, пришла пора бояться. “…и как убитые уснули мужики, - запоздало мелькнула в сознании кибернетика мысль чужого разума и зависла осознанием вновь приобретенной, - в свободном обществе свободным быть нельзя, у каждой пешки скипетр ферзя”.
Моложавая ближняя дама с пролетарской ненавистью истязала его газеткой, которой до этого создавала микроклимат, обмахиваясь и изредка попукивая. Стоящий за ней воинственный пенсионер в очках и с тросточкой делал боевые выпады, пытаясь уколоть кибернетика последней…
У него (у воинственного пенсионера) мозоль была больная. И все домочадцы знали и жалели его. А в трамваях он не ездил. И сын знал. И тоже жалел. Но, иногда, бывало, наступит второпях на больную мозоль. Наступит, “Ой!” - скажет и извинится. Оно и в самом деле “ОЙ!” Больно. Но потом проходит. Ведь больная мозоль тоже не всегда больная, а тем более извинился.
А тут совсем другое дело. Ведь затопчут, не разобравшись и не извинившись. Вот он этой тросточкой и отмахивался, переживая за больную мозоль и вдохновляя своими решительными действиями коммунальных соотечественников ближнего рубежья. “Пусть ярость благородная…”
Дальние, не имея доступа к телу и попадая в единомышленников, метали тяжёлые и лёгкие предметы первой необходимости, находящиеся на балансе сберегательного заведения, а так же личные вещи и домашнюю утварь, оказавшуюся по случаю…
Истошный призыв заведующей заведением: “Господа пенсионеры! Успокойтесь! Невозможно работать!” - аукнулся гласом вопиющего в пустыне. Лишь один майор, расталкивая распаренные тела и пробираясь к месту боевых действий, откликнулся репликой: “Господа сюда не ходят, душечка”.
Тем временем вторая часть очереди, пенсионная, обуреваемая чувством здорового любопытства, жаждой справедливости и введённая начитанным преподом в обстановку: “Наших бьют!” - составила конструктивную оппозицию “коммунальщикам”. Пенсионеры по очереди (по коммунальной и пенсионной) терзали друг друга, но не больно и до первой крови…
И неизвестно чем бы это всё кончилось, если бы не прибывшие через три минуты после нажатия кнопки “маски откровения”, передёрнув затворы и сделав выстрел (предупредительный, другого не было, все контрольные в подконтрольные криминальные структуры отдали), заботливо предложили уставшим пенсионерам прилечь:
- Лежать! Кактусы потные… мать вашу! Руки за голову и на улицу! Ползком! Мухоморы маринованные!
…и дисциплинированная очередь медленно поползала, переливаясь сединой и негодованием. Как на концерте у М. Задорнова. “Я подожду. Дошло?!” - в партере доллары заулыбались, и покатилось в дальние рубли…
НАША МАРКА
Человека можно уничтожить,
но его нельзя победить
Блюстители порядка, незлобно попеняв заведующей сберегательным заведением за ложный вызов и прихватив на сувениры пару образцов выпускаемой продукции, в спешном порядке убыли на следующий…
В результате проведённых следственных действий на месте кровавого побоища, удалось установить:
1) никто ничего не помнил “с чего началось и кто зачинщик”, да и не удивительно, учитывая массовый склероз сберегательного контингента;
2) кто прав, кто виноват - неизвестно;
3) состава преступления не было;
4) материальные и денежные средства были в наличии, создавая некоторую рабочую замусоренность;
5) не было истцов, а значит и ответчиков.
В меру посрамлённый и не в меру переволновавшийся коллектив районного сбербанка перешёл из распорядка “выдача - приём” в режим “инвентаризация”, о чём извещала бесцеремонно вывешенная табличка на закрытых дверях. Да и не надо было. Всем потенциальным клиентам этого богоугодного заведения впечатлений на сегодня хватило с избытком. Это их “сегодня”. А “завтра” - доживём, увидим… но хотелось бы как “вчера”.
Боевые старики и старушки, обретя возможность снова встать на ноги, сбитыми группками разбредались в разных направлениях, горячо обсуждая эпизоды прерванной вмешательством извне баталии. На лицах “коммунальщиков” и “пенсионеров” шаловливо играла озорная улыбка давно и безвозвратно ушедших лет. Слегка морщинясь внешней оболочкой, сигналил в юность зуммер сердца…
Внезапно пришедшая старость, монолитной фундаментальностью вытесняла не до конца использованную молодость, а несгибаемые (радикулит!) владельцы пенсионных книжек по-прежнему успешно удерживали занятые в юности плацдармы…
- Я всё-таки этому ковбою на палочке попортил любимую мозоль, - по-человечески честно признался кибернетик.
- Ты бы его ещё покусал, - добродушно предложил начитанный препод.
- Кто хочет, тот допьётся… Кто ищет, тот найдётся… Кто весел, тот дерётся… Живым живей живётся… Где-то кто-то сказал кому-то: “стариков убивать надо в детстве!” - это, по-моему, круто… откуда возьмётся наследство? - проявил инициативу и сразу же засомневался майор.
- Что это ты, майор, стихами заговорил? Тоже поэзией балуешься? - заинтересовался препод.
- Нет, мысли рифмую. Мне так удобней. Хороший ты мужик, литератор, сразу ухватил, - разрядил обстановку майор.
- Хорошие мужики на дороге не валяются. Они валяются на диване, - скромно заметил начитанный препод. - Одно сегодня стоит двух завтра, предлагаю нанести дружественный визит одному хорошему человеку, если вы не спешите. Они не спешили. Спешить было некуда…
- Лучше иметь дело с хорошим приятелем, чем с хорошо вооружённым неприятелем, - заметил майор, и они согласованно проследовали к хорошему человеку.
Человек лежал на продавленном (в молодые годы) диване однокомнатной хрущёвской квартиры и оказался учителем пения, уволенным из народного образования по достижению предельного возраста. И поскольку ему также не хватало, как и уволенным по орг. штатным, подрабатывал на мелкооптовой базе сторожем. Но ценность этого человека была в том, что у него всегда было.
Для поддержания голосовых связок он постоянно употреблял. Продукт был наш, отечественный, экологически чистый, как слеза младенца. Фирма-изготовитель, в лице соседки Дарьи, гарантировала.
Ценность продукта определялась удовольствием, которое он мог доставить. Низкая себестоимость Дарьяловки (от ловкая Дарья), за счёт отсутствия акцизных марок и высокая оборачиваемость за счёт постоянного спроса (только для своих), позволяли поддерживать доступные розничные цены. Невмешательство карающих и контролирующих органов обеспечивалось отсутствием даже намёка на рекламу с обеих заинтересованных сторон. Нужна ли реклама монетному двору? Был спрос, было и предложение. Качество!!!
- Наша марка! - гордо сказал учитель, прислушиваясь к обстоятельному докладу препода по теме “Пенсионное обеспечение широких слоёв населения” и переливая кристально чистую жидкость из трёхлитровой банки в мутные, давно немытые стаканы.
- Самогон варишь? - спросил любопытный майор.
- Зачем? Так пью, - улыбнулся старый учитель пения.
- Завтра получим, рассчитаемся, - заверил его препод, и они дружно выпили за своевременную индексацию пенсий…
ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК
Pulchra res homo est, si homo est -
прекрасное существо человек, если он - человек.
Обстановка располагала. Да и не было её, обстановки. Вернее, раньше была… Настоящее становится прошлым, настоящее будущим не станет. Будущее становится пошлым, если настоящее достанет…
Жил учитель безбедно, по тем социалистическим меркам. Зарабатывал на хлеб насущный солистом оперного театра и преподаванием в общеобразовательной школе, что не существенно. Подрабатывал песнопением на свадьбах и других культурных и некультурных мероприятиях местного значения. Существенно. Это и являлось основным источником дохода. Расходы, конечно, стремились превысить доход, но в своём стремлении к благополучию учитель их опережал. И это у него получалось.
Старший сын, окончив мореходное училище, бороздил в загранкомандировках, как-то боком прикоснувшись к Мировой цивилизации, пока ветрами перемен не был занесён на постоянное место жительства в один из портовых городов необъятной Родины. Последние два года - заложник. В залоге. В одном из иноземных портов вместе с судном обанкротившегося судовладельца.
Младший, после службы, осел где-то в Барнауле. Хорошо осел. На землю осел. Фермерством занялся. Но, погасив кредит, взятый у государства, и раздав долги… законопослушный младший ждёт закон о земле. Растит двоих внуков, натужно сводя концы с концами…
“Августовская пуча” никаких особых перемен в жизнь учителя не внесла. Благодаря близкому окружению, он жил в отдельно взятом Коммунизме. Тогда все всё брали. И он взял. Коммунизм взял. Свой, собственный… Жил по способностям. А большего от него и не требовали. Спасибо им. Жил по потребностям. Которые тоже большими не были. Спасибо им. Пенсию жена получала. По доверенности. А ему зачем? Денег при Коммунизме не бывает, да и при не Коммунизме у многих нет. А материальную базу он построил. Успел. Средства кое-какие остались. Вот отношения не всегда складывались, так это с непривычки, Коммунизм всё-таки… Отдавая предпочтение дивану, надолго уходил в нирвану, но вдруг: “Внезапно кончился диван”, - сказал по телику братан…
Перемена обстановки произошла в связи с возникшей и довольно быстро прогрессирующей болезнью жены. Занемогла старуха.
Он её к лучшему профессору в городе. Платному. Профессор внимательно выслушал симптомы, взял за посещение двести рублей и дал направление на обследование.
Продав трёхкомнатную кооперативную квартиру со всеми удобствами, а зачем, сыновья-то разъехались, приобрели по случаю однокомнатную хрущёвской планировки без явно выраженных удобств. Обследование прошли. Началось лечение. Эффективное. Современное. Своими медикаментами и наёмным обслуживающим персоналом.
Медикаменты были эффективные и дорогие, да и персонал современный не дешевле. Продал дачу, а зачем, всё равно некогда. Червяк яблоко грызет… А если бы наоборот? Фу!!! Продал машину. А зачем, если на дачу ездить не надо, да и увеличение пенсий, заботливо проводимое Государством в рамках социальной программы, никак не увязывалось с ростом цен на бензин в коммерческом секторе, а альтернативы в другом секторе не было. Продал гараж, а зачем, если машины нет. Продал вещи, а зачем, если ей только один больничный халат, а ему и так сойдёт. Продал мебель, а зачем, если вещей нет…
Умерла она. И вот уже ровно год, как отпевает её дарьиным продуктом, зарабатывая сторожем, а на закусить - пенсия…
Иногда, очень редко, заходят знакомые из группы поддержки, вот как сегодня …и ему не так одиноко. А главное - всё есть. Стол, четыре табуретки, диван дачный (семейная реликвия), посуда, какая никакая… И продукт. Недорогой и экологически чистый. А что ещё надо? Сколько хочется, столько и надобится…
…умерла. Забыли её в окружении…. Окружение не выбирают. Из него выходят. И забывают. А он помнит. Что-то с памятью, как там поют, стало. Может быть это удобнее? Не помнить! …нет ничего страшнее привычного забывания. Забыл позвонить… забыл написать… забыл зайти … забыл, забыл, забыл …и привык. Отвык помнить…
СПЕРМАТОЗОИД
Старики не хотят умирать.
Ну, ещё бы, хоть самую малость…
Но торопит седеющих рать.
Им ведь тоже не много осталось…
Отсутствие обстановки никак не сказывалось на той дружественной сердечной атмосфере, установившейся после первых принятых. Тема, обозначенная начитанным преподом в первые минуты вторжения, получила своё дальнейшее развитие. Говорили в основном о пенсионном обеспечении. В ходе дебатов выяснилось, что майор самый высокооплачиваемый из всех присутствующих, в размере пенсии.
Нога в строю, рука на пульсе,
Народ в кильватере, сам в курсе…
Легко! …когда под попой трон,
И за спиною легион…
- Блин! - перейдя на неуставные взаимоотношения, удивился майор. - Мне моей военной на жизнь не хватает. За телефон надо? Надо! За квадратные метры? За умыться, покакать, жратву подогреть? Да и пожрать. Не вдосталь, но хоть чем покакать. Мыльнорыльные средства гигиены периодически прикупить надо. Трусишки какие обновить... Баба у меня хозяйка, но с трудом бюджет выкручивает. А если дети с внуком в гости зайдут, так это сплошная экономическая диверсия получается. Не пойму. Вы-то как живёте?!
Сугубо штатские приятели майора многозначительно переглянулись.
- Если дурака учить, он не станет умным. Он просто будет больше знать, - незлобно сказал начитанный препод, смачно пожёвывая зелёное перо закуски. - Что такое есть пенсия? В нашем случае - денежное обеспечение за выслугу лет. А какой же дурак на неё живёт. Не в Германии. Выслужил - получи. А жить, не жить - это твоя проблема. Хочешь жить, умей вертеться. “Деньги не пахнут, но их и не нюхают”.
Майор сконфуженно перевернул в себя наполненный учителем пения стакан.
- Пробовал я себя на вашей гражданке. Не получается. Сначала в государственных структурах, но там платят за проезд к месту работы и обеденный перерыв. Пошёл к “хозяевам”. Там немного больше платят, внуку на жвачку остаётся, но прогибаться перед ними надо, а у меня радикулит. На полевых выходах нажил, в снегу спал. Да и без понятий они какие-то. По понятиям живут, а в деле не соображают, но как матюгальник раскроет, так и хочется… но нельзя, “хозяин”. Пуп прыщавый. Он-то и портянки солдатской не нюхал, в комсомолах на руководящих постах обретаясь, а берётся меня, две войны прошедшего, уму разуму учить. Ну ладно ты, препод, жизнь повидавший, а он-то что видел кроме бюста пионервожатой и приватизационного чека? Курица - не птица, армия - не гражданка, пенсия - не оклад, но и я не раб. Служить бы рад, но отслужил. Сам себе хозяин. Пришёл раз в месяц - получил… и… и на… - начал распыляться майор.
- Если комп в глухом дауне, а идти на три точки ой как неохота, юзай пауер свитчер! - посоветовал кибернетик, которого после вновь опрокинутой перестал понимать даже начитанный препод.
- “На свою глупость жалобы не подашь”. Кто долго раздумывает, не всегда находит лучшее решение. Не все такие как те, к которым ты ходил. Но у тех не таких, родственники и хорошо знакомые есть, вакансий нет. А вообще человек может все, пока не начинает что-то делать, - изрёк начитанный препод, смачно закусывая зелённым пером, - вот наш собрат старший, во дворы пошёл. Ночью не спится - бессонница, так они валом во дворы и валят. А чтоб не забесплатно, под охрану тачку крутую берут. Их сейчас много развелось, тачек, на всех хватает. Пять рублей ночь. Индивидуальная такая трудовая деятельность по индивидуальной охране индивидуального транспорта. Или с источника водички наберут в бутылочки пластиковые и на шоссе. Два рубля бутылочка. Влёт уходит…
Долго они ещё толкались вокруг этой темы, запивая чистой как кристалл Дарьяловкой…
- Авоська стала нихераськой, вкусив плоды социализма, а на обломки самовластья встали реформы кретинизма, - недоумевал сам себе майор.
- Можешь пить свою желчь до скончания жизни: жизнь нельзя сократить и нельзя изменить, - процитировал препод русской словесности нерусского Омар Хайяма, тщательно пережёвывая зелёное перо, - самое главное в жизни - это знать смысл ее; если человек услышит утром, в чем заключается смысл жизни, то без сожаления может умирать в тот же день. Люди красоту продают. Цветы, картины, музыку, поэзию… И люди покупают. А “чо”? Красиво…
- Господа, простите меня за грубость, пенсионеры! А кто такое человек?! Если по Библии - пыль. Что в ней хорошего, в пыли?! Если по Дарвину - обезьяна, тоже не самое лучшее. А если по генетике - сперматозоид папин, выживший среди миллиардов своих собратьев, случайно, я подчёркиваю это слово - случайно, отыскавший мамину яйцеклетку. И никто вам не виноват, господа сперматозоиды, что на каком-то этапе жизни вы её потеряли. Ищите и обрящите, господа сперматозоиды! - расставил все точки над “i” и над “ё” учитель пения, расплёскивая по стаканам остатки благородного напитка.
- В третий раз закинул он сети, глядь - в сетях золотая рыбка. Чешуя у неё в интегралах, на хвосте написано “MERA”, - продекламировал кибернетик, давая тем самым понять присутствующим, что пора уже чего-нибудь и спеть.
Спели. “Боже царя храни…” спели, “Союз нерушимый…” спели и, тщетно силясь вспомнить новый, перешли на лирику. “Ой, красивы над Волгой закаты. Ты меня провожала в солдаты…” - профессионально поставленным голосом выводил учитель пения. Остальные старательно, но от души подхватили: “…помнить буду, не забуду, помнить буду, не забуду”, - что тоже неплохо. Атмосфера размягчилась и начала растекаться. Вобравший в себя всю молодость зелённой закуски препод, тужился в давно прошедших годах, вспоминая:
- …и в наши советские времена песни о любви пели, сексуальные…. Помнишь: “…у ней такая маленькая грудь и губы алые как маки…” Там ещё что-то в ногах было…. А, вот! …в Нагасаки.
- …не забуду, не забуду, не забуду, помнить буду… О! Вспомнил! Пора по бабам! - вдруг скомандовал дисциплинированный майор, скомкав лирическое настроение отдыхающих.
Несмотря на отсутствие должной военной подготовки, препод и кибернетик вскочили как новобранцы перед присягой. Взглянув на часы, препод заметил: “Не оставляй на завтра то, что можно съесть сегодня!” -смачно доел последнее перо, одиноко зеленеющее на щербатой тарелке и нетвёрдым, но насколько есть строевым, направился к месту построения, на выход. Sic itur ad astra - таков путь к звёздам...
Распрощавшись с гостеприимным учителем пения джентльменским набором благодарностей, заверив в нерушимой вечной дружбе, майор и кибернетик догнали препода на лестничной площадке и, сомкнув локотки по парадному расчёту, вывалились на улицу.
- Обострился слух, озарился взгляд, распахнулся нюх, раздвоился ряд… а был ведь человек, как человек… - констатировал препод.
- Заточился зуб, засорился глаз, опупел мой пуп, отупел анфас… Человеку ничто человеческое не чуждо, - подтвердили единомышленники, уходя в темень надвигающейся ночи. - Солдаты в путь, в путь, в путь. А для тебя, родная…
Non est ad astra mollis e terris via - Не гладок путь от земли к звездам...
На столе стояла порожняя трёхлитровая банка, всем своим наглым видом показывая, что в мире ничто не вечно. Механически выполняя элементарные санитарные нормы, учитель пения смахнул оставшиеся после ужина (хлеб, соль, лук) крошки хлеба в мусорное ведро, составил посуду (банка, четыре мутных стакана и щербатая тарелка) в раковину и пошёл в опочивальню, на в молодости продавленный диван. Перед глазами стояло лицо супруги. “Годовщина… вот и весь смысл…” - подумал он, засыпая. А мужу всякому своя жена милее. Муж голова, жена - душа. С душою голова целее. Ушла душа… и голова за нею… изрядно переполоша…
К утру, учитель остыл… Вызванный соседкой сын из Барнаула похоронил его рядом с матерью, за вырученные от продажи хрущёвки деньги. С чем появился, с тем и ушёл. Сперматозоид…
SIT TIBI TERRA LEVIS
Самое верное средство ошибаться -
это считать себя непогрешимым.
Вставала ранняя заря. Заря всегда вставала рано. Кто рано встаёт тому и ложиться раньше. Чтобы выспаться. Ночь напролёт и день в пролёте…
Встретившись у жизнерадостной доярки, как договорились, и, оставаясь в неведении, приятели без происшествий получили свои кровные. Обновлённая пенсионная очередь мирно продвигалась к заветному окошку, странно не перемежаясь с коммунальной. Наученные опытом контролёры-кассиры удвоили, а то и утроили очередную проходимость. Редкие “вчерашние” душевно раскланивались друг с другом, сохраняя на лице загадочную улыбку...
Рассчитавшись с кибернетиком за злополучное пиво, новые знакомые направились к учителю пения, дабы провести расчеты за прижившуюся Дарьяловку.
Горели “трубы”. Чирк зажигалки спичку бережёт. Первым не выдержал внутреннего напряжения неопохмелённый кибернетик:
- А не испить ли нам чего-нибудь? - бесцветным, но до боли человеческим голосом, предложил он.
- От чего же, от чего же, - неестественно по-мальчишески согласился майор.
- Пара сапог. Два сапога - пара. И руку моет неумытая рука. Долг платежом красен, - вставил своих пять копеек не в меру начитанный препод, - сначала к Солисту, а там посмотрим, закусывать надо было лучше. “Тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь обществу!”
До посветлевшего за ночь подъезда учителя пения дошли молча. Первым в незапирающуюся последнее время дверь из-за отсутствия врезного замка, подаренного или кому-то проданного, вошёл препод.
- А не пора ли нам пора, хозяин. Народ жаждет! - весело обратился он к учителю пения, лежащему на продавленном в молодости диване.
Отвернувшийся от посетителей лицом к стене учитель даже не шевельнулся.
- Перебор, - вынес предположительный диагноз кибернетик.
Майор, неоднократно повидавший жизнь и смерть и научившийся безошибочно определять их демаскирующие признаки, повернул учителя пения к себе лицом…
Суеты не было. Действия их были разумны и хладнокровны. Вызванная карета скорой помощи констатировала и увезла. Зашедшая соседка Дарья (проводить) заверила, что сыну сообщит и за квартирой присмотрит, хотя зачем… хотя и “бомжи”… или молодёжь потрахаться зайдёт.
- Почём продукт? - бросил ей вдогонку до сообразительности начитанный препод.
Учуяв в неопознанных мужчинах потенциальных клиентов, Дарья провела несложные математические расчёты (3 - 1 = 2), что означало: потеряв одного, приобрела трёх, окинула внешний вид (эти не заложат, надёжные) и, подчиняясь законам продвижения товара на рынок сбыта, объявила: “Пять рублей - стакан. Я напротив живу”.
Перемыв посуду в раковине, произведя приборку и оглядевшись, они, не сговариваясь, выложили на стол эквивалент вчера выпитому, в денежном выражении.
- Deffuncti injuria ne afficiantur - правонарушение мертвого неподсудно, - обобщил начитанный препод, и приятели тихо вышли, ритуально притворив символическую дверь… - Губит людей не пиво, губит и не вода. Губили людей товарищи, губят и господа… Sit tibi terra levis (пусть будет тебе легка земля)…
- А соседка, Дарья, цену себе знает, - как-то невпопад откликнулся майор.
- Не люблю женщин, знающих себе цену - у меня нет таких денег! - категорически заявил страдающий похмельным синдромом кибернетик.
- А где ты дешевле найдёшь? По цене почти как пиво, но крепче и вкусней, - свалил его своей безапелляционностью начитанный препод.
- Помянуть бы надо, - робко засомневался майор, учитывая непредвиденно урезанный бюджет (…пиво, Дарьяловка) и несоразмерные цены на поминки.
При ценообразовании алкогольной продукции, военный бюджет в расчёт не брали, как и социальное обеспечение пенсионного контингента, одним словом данная продукция в потребительскую корзину не входила. А чем же ещё поминать как не этим, другого продукта пока не сочинили…
- Да, если мы его сейчас помянем, то до следующей пенсии вряд ли дотянем... - утвердительно подтвердил начитанный препод и, распрощавшись, отклонился от намеченного майором маршрута.
“Все люди хотят жить долго, но никто не хочет быть старым. Наш жизненный путь усыпан обломками того, чем мы начинали быть и чем мы стали, - думал сам себе на уме начитанный препод, случайно наступив и не заметив на оброненное чьей-то дипломированной собачкой испражнение, - обломки социализма… Будёновки, испанки, хрущёвки, кастратки дружественного Фиделя. Стахановцы, ударники, рядовые герои социалистического труда, мелькавшие ежедневно на телеэкранах. Это сейчас, благодаря всекоммерческому телевидению стало ясно даже детям, что хелдер-шолдер, или как его там, сдобренный виагрой делает жизнь сухой, удобной и комфортной, а кариесу на это всё наплевать…”
Майор и кибернетик некоторое время шли вместе. Пути их пересекались и расходились где-то через четыре квартала.
- А я смерть в живую первый раз в жизни видел, - признался кибернетик, - к родителям на похороны не отпустили, в “ящике” был, а так больше и не умирал никто из близких. По телевизору показывали, как членов из политбюро хоронили, но это разве эффект, по телевизору.
- Запах зелённого листа и гарь от взрыва… Жизни и смерти смесь проста… после нарыва. Насмотрелся я этого добра. И в Афганистане, и в Чечне насмотрелся. Не впечатляет! - как-то сердито проинформировал майор.
Не въехав в складывающуюся ситуацию, кибернетик полюбопытствовал:
- Расскажи чего-нибудь про войну.
- А что про войну рассказывать? Про войну не рассказывают. Про войну воюют. Это старатели от журналистики, аккредитовавшись фронтовыми репортёрами, выхватят отдельный несвязанный с сюжетом эпизод и в кадр. Правозащитники на эпизодах кормятся. А у широких масс общественности впечатление создаётся!
Прочувствовав каким-то подкожным чувством, что не убедил, майор нехотя продолжил, слегка поигрывая желваками.
- Вот ты на унитаз ежедневно ходишь? - как-то в лоб спросил он.
- Хожу, - почему-то застеснявшись, ответил кибернетик.
- Вот видишь, - с упрёком продолжал майор, прочувствовав заранее утвердительный ответ на поставленный вопрос, - а если тебя каждый день на плёнку снимать при исполнении и в телевизор. Что скажут широкие массы общественности?! Засранец, скажут! И правильно скажут. Что видят, то и скажут, хоть ты далеко и не засранец, а так как и все, и эпизод этот будничный и не характеризующий…
Частично просветлев в вопросах жизни и смерти, кибернетик, распрощавшись, пошёл своим путём. И майор пошёл…
А мимо, натянув маску тупого безразличия, проходили… проезжали… проносились люди, рефлекторно совершая ежедневный, одним им известный, обряд. Обряд жизни…
НЛО
Рождённым ползать, плевать на крылья,
рожденный ползать упасть не может…
Неопознанный летающий объект в виде светящегося блюдца появился на небосклоне неожиданно. Центр блюдца был окрашен в красный цвет, а края в зеленоватый. Вместе с недремлющим населением города со своих балконов за объектом наблюдали и независимые приятели (от которых ничего и ничто не зависело).
“Венера, - сориентировался в пространстве начитанный препод, оторвавшись от невесёлых дум. - Там тоже, наверное, свои проблемы. У нас - земные, у них - венерические”. Венерических проблем у препода не было и он вернулся к земным: “Не существует такой проблемы, от которой нельзя было бы уйти, ведь все проблемы в нас самих… - глядя на зеленовато-красное блюдце, препод входил во вселенское равновесие. - А если есть? Ora pro nobis - молись за нас!” Взглянув ещё раз то ли на Венеру, то ли выше, он отправился на заслуженный отдых: “Нет нас и нет проблем…”
Зависший НЛО, краснел красным центром и зеленел по краям… “Французский метеозонд MIR, для исследования стратосферы. Влетел иностранец, - узнал НЛО кибернетик, - сделанный из тонкого полиэстера он выглядит очень эффектно из-за блестящего майларового покрытия, отражающего свет наподобие зеркала. Но почему красно-зелённый? А вообще-то наука на месте не стоит, у богатых свои причуды. Отстал ты, брат, от науки”, - пожурил он себя.
В уставшем за день подсознании всплыла рухнувшая станция “Мир”, для которой кибернетик разрабатывал какой-то “винтик”. В 1986 году “винтик” завесили над планетой вместе с курсом перестройки и ускорения, а в январе 2001 года “Прогресс” дал толчок для падения… И “Мир” упал, а взятый курс завис на околоземной орбите. Падение не осталось незамеченным широкими массами мировой общественности. “Если где-то, что-то убывает, то в другом месте появляется…” По другой цене. “Мир” появился на аукционах. Кусками и штуками. От $100 до двух с половиной тысяч. Дешёвка по сравнению с бортжурналом Гагарина, который на аукционе “Кристи” - двести тысяч долларов на старте завесил. “А этот летает!” - бросив на невинный НЛО укоризненный взгляд, кибернетик отправился на покой, спать. Покой ведь только снится… “Провожая закат, мы живем в ожиданье восхода, и влюбленные в море, живем ожиданьем земли…”
Глядя на разноцветное блюдце, от которого оторвалась маленькая искорка и бесследно растаяла в ночной мгле, майор погрузился в размышления: “Инопланетяне отрываются. Понаехало их за последнее время… Знакомые лётчики рассказывали, даже наших к себе на работы берут, на принудительные. Попользуются и обратно выбросят, лет через сто, но кому они уже нужны? Не гуманны вселенские гуманоиды… А земляне по своим законам живут, по законам земного тяготения. В одну реку не входят дважды, бывшим в употреблении не пользуются, если это не вторичное сырьё. Одноразовое гигиеничней. Но бывают и исключения. “Афганцев” два раза пользовали. Один раз в качестве интернациональной помощи международному коммунистическому движению, в государственном масштабе, а другой раз в сфере льготного налогообложения, в масштабе частной предпринимательской деятельности. И два раза выбросили. Кому они нужны, дважды использованные? Вот и мыкаются по законам тяготения…”.
“Иди уже спать. Утро вечера мудрее!” - раздался из спальни голос жены. И майор пошёл: “Утро добрым не бывает, утро вечера дряннее…”
ВЕНОК ОТ ШКОЛЫ № 15
Есть в утешение, только,
реклама колготок… и водка…
Тучки небесные, излив последние капли, нехотя расступались перед робко пробивающимися лучиками июльского солнца. За вмонтированным столом, эстетично вписавшимся в свеже выкрашенную оградку, сидела Дарья. На рукотворном холмике, подпирая друг друга, стояли два венка. Надписи на траурных лентах гласили: “Отцу от сыновей” и “От коллектива учителей средней школы № 15”. Подле свеженасыпанного холмика лежала обновлённая надгробная плита с портретами отца и матери барнаульского фермера в ожидании усадки разрыхлённого грунта.
По углам изгороди часовыми почётного караула стояли, зеленея юной листвой, стройный тополёк и белоствольная берёзка, посаженные учителем пения год тому назад, который занял свои последние квадратные метры с подселением, значительно облегчив сумму, вырученную за предпоследние.
В центре стола возвышалась трёхлитровая банка Дарьяловки плотно окружённая продовольственными чудесами отечественной торговли и утопающая в аппетитных запахах домашней кулинарии самой Дарьи. Препод, кибернетик и майор, переминаясь с ноги на ногу, молчали. Пришли они порознь, но пришли. Не сговариваясь…
Расположившись по обе стороны накрытого харча, разлили по одноразовым стаканчикам и молча выпили, не забыв плеснуть кристальной жидкости в мутный стакан, единолично разместившийся на щербатой тарелке. Чем провожали, тем и поминали.
- Я его первый раз по местному телевидению увидела, - заговорила Дарья, выходя из себя наружу. - Красивый он был… и голос… Потом в нашей учительской появился. Я химию преподавала. Влюбилась, как дура, по сей день. С мужем у нас любви не было. И детей не было. Первого ребёнка я сама скинула, а потом не получалось. Муж зарабатывал хорошо, но пил. Квартиру трёхкомнатную кооперативную купили. Обставили… А счастья нет и нет. А он всё пил и пил. И я возле него потихоньку… Потом пропал. Без вести. Пришёл как обычно, под утро, но какой-то трезвый и перепуганный. Неделю не пил, не говорил, на кухне спал. Через неделю пропал. А мне, как и легче. Квартиру разменяла. На две и одну, правда, на одной площадке лестничной. Думаю, заявится, пусть и живет, напротив, в однокомнатной. Его я любила. А он жену. Красивая у них любовь была. Не яркая, не на показ: “Ты мой подписчик! Я твоя подписочка!” - а внутренняя какая-то, человеческая. Он и не догадывался про меня, а я всё в себе, даже подумать было страшно. Семьями мы дружили. Особенно как мой пропал. И дружили они красиво. Но вот, несчастье… Когда они свою квартиру продали, я им и предложила однокомнатную, которую для суженного берегла. Мёртвый он уже тогда был. Мне бывшая соседка вырезку из газеты принесла. Я её наизусть помню: “Прямо в помещении почты покончил вчера жизнь самоубийством 67-летний житель города Удальцы Зачухонской области Андрей Мокшин. Утром пенсионер пришел в почтовое отделение и попросил денег в счет пенсии за ноябрь. Когда работники почты отказали ему, он пригрозил покончить жизнь самоубийством. Почтальоны не восприняли эту угрозу всерьез - пенсионер был известен отчаянным пристрастием к алкоголю. Но к вечеру они обнаружили Мокшина, повесившимся на дверной ручке прямо в отделении связи. Прокуратура г. Удальцы посчитала, что в случившемся винить некого, и просто зарегистрировала самоубийство. Тем не менее, пенсию пожилым людям Удалицкого района выдавать начали…” Ну вот. А ещё она мне призналась, что полюбовниками они были. Рассказала, почему исчез. Накануне с ним приключилось. Напился он в тот раз сильно. На автопилоте домой дошёл, а во дворе - приспичило. Наполовину он свою нужду справил. Свалился в беспамятстве, а мимо проходящий пёс со свинской рожей, откуда взялся, заинтересовался механизмом мужниным, с чего сделано? Отгрыз он ему, что на дороге валялось. Под наркозом… Муж очухался. Протрезвел сразу, к соседке за первой медицинской помощью обратился, меня постеснялся, любил, значит. А через неделю исчез…
Выпили опять, молча. За обоих. Ведь люди. Потом ещё, и ещё… Приятели понимали, что не к месту разговорившуюся женщину прорвало за многие годы молчания. Вот, мол, я-то похлебал... Жизнь так складывается и мера ей - количество выхлебанного дерьма. От этого никуда не денешься...
- Венок от школы № 15 ты купила, - спросил до сообразительности начитанный препод.
- Я, - и Дарья всхлипнула. Первый раз за всё время…
Молча пили. Дарьяловку пили, выборку из ассортимента заморской ликёроводочной промышленности пили... Появившийся откуда-то НЛО, обидевшись на невнимание землян, покраснел центром, позеленел краями и исчез куда-то…
И БЫЛО УТРО…
Есть такое твердое правило:
встал поутру, умылся,
привел себя в порядок -
и сразу же приведи
в порядок свою планету
Утреннее солнышко уверенно расплавляло пролившиеся накануне грозовые тучки. Ранняя стайка кладбищенских воробышков по-хозяйски приземлилась за знакомой оградкой. Попрыгав для порядка у щербатой тарелки, она весело распределилась за трапезным столом, лакомясь импортными и отечественными крошками, не обращая внимания на забредшую кошку. Местная. Да и кошке не было никакого дела до этих чижиков. Она обнюхала мутный стакан, брезгливо фыркнула, ухватила кусок оброненной колбасы и уселась рядом на асфальте, подсохнуть, не обращая внимания на подошедшего подержанного жизнью мужчину с сумой, в рубище застойных лет и в бывших в употреблении сланцах. Местный…
“Кошка сидит на асфальте - это скабрезно. Элемент биосферы взаимодействует с антропогенным ландшафтом - вот это достойно - изрёк мужчина, переступив оградку, - эволюция антикоммунистического протеста не привела к постиндустриальной трансформации общества. Мозги с ногами съехали давно, а те, кто остался… им всё равно, - натренированным движением мужчина перевернул в себя содержимое мутного стакана, - ипостась, три в одном: иномарка, большая квартира и отдых за границей. Социальный компромисс и постиндустриальный протест отмыли закопанные деньги российского истеблишмента. Испокон веку российская бюрократия и класс распределителей - управленческие импотенты, - он вкусно зачмокал беззубым ртом, вбирая в себя зелёное перо закуски, - власть и деньги развращают везде“.
Переведя дыхание, мужчина разжёг подобранный окурок и, затянувшись во всю мощь слабых лёгких, завершил самоговорение: "От живого человека добра не жди, а от мёртвого - поздновато…" Положив мутный стакан в торбочку и забраковав щербатую тарелку, он перелез через оградку и пошёл себе, прекрестившись на свежий холмик: "Здесь упокоенный лежит… в смешенье истины и лжи... и червь прожорливый здесь смертью насладится. Придут и установят щит… на нём по-русски… иль санскрит… а жизнь покойника на небесах продлится. Благословен еси Господи, научи мя оправданиям Твоим!"
“Молодец мужик! - подумала вслед ему кошка - Вот и я о том же, но у него красивее”. Мужик, уловив спинным мозгом кошачий восторг, обернулся, хитро подмигнул поклоннице своего таланта и выдал на бис: “Человек толпы добра не помнит. Землю круглую охватывая глазом, творит оргазм над унитазом! Разруха в головах, а не в сортирах...”
Непростой оказался мужик... У него склад был. Философский. Философский склад ума у него был. И складировал он туда все, что на ум придёт. Умный был. Хотя… кто его знает? Но, если целый склад ума, то, наверное, умный. И думал он этим своим складом ума, не так как все думают. У каждого свой склад. А у некоторых даже - палата. Ума палата. Рождаются эти некоторые в палатах. В палатах живут, в палатах и умирают. Ум у них триумфальный. А у него - философский.
Он на кладбище жил. Чтобы не думать... Мозги берёг для философии, поскольку склад философский. Бывало зайдёт ум за разум, выйдет и вернётся. Сумасбродство эдакое. Но не сумасшествие. Шествовал он важно, с сумой шествовал, но, чтобы без ума - упаси Господи. С умом суму носить, а без ума и суму потерять. Без ума... Не все умеют, бывает и дуреют, а дурь ума не прибавляет, кто его знает, что на ум вместе с дурью придёт. А что на ум пришло, то на склад ушло. Философский склад… ума... Да и тарелочку напрасно оставил. Пригодилась бы...
P.S. ПОСЛЕ НАПИСАННОГО
Alea jacta est! Жребий брошен!
Власть седовласа испокон.
Мудра преклонными годами…
Прошли… и снова Рубикон…
Теннисный корт или татами?
А на планету мягко опускалась ночная темень. Ежедневно опускалась. И ни при чём здесь этот злополучный Чубайс. Время суток такое, не про нас будет сказано (в смысле не мы это придумали).
Так вот. Опускалась она, опускалась, каждый вечер опускалась, но планета не спала. Как раз в это самое время активизировались сперматозоиды, мешая людям спокойно отойти ко сну после трудов праведных. Так было принято у людей, у нормальных людей, - ложиться спать с наступлением темноты, - но неугомонные сперматозоиды давили на психику.
Мириады сперматозоидов! Они напрягали и будоражили своих переносчиков, стремясь выйти в открытый космос. Переносчики, взбудоражено озабоченные, отыскивали в прохладно открытом космосе тёплое местечко для снятия напряжения и выпускали шалунишек, дабы благополучно уснуть сладким человеческим сном.
Шальные сперматозоиды полчищами вырывались из временного заточения и в массе своей бесславно гибли. Но находились среди них и умники, которые пользовались скафандрами, изобретением гения и рук человеческих (какой дурак в открытый космос без скафандра суётся?) Но всё равно гибли. Как и те, которые просто гибли от рук человеческих, безо всякого гения. А находились и такие, умственно отсталые, которые достижениями цивилизации не пользовались, а по старинке, следуя примеру далёких предков, отыскивали свою яйцеклетку и выживали, очеловечиваясь. Людьми становились!
Но по мере развития и совершенствования цивилизации многие из них, из выживших, сокрушаться стали: "Лучше бы я сперматозоидом в презервативе засох!" Знать не впрок пошло очеловечивание, не про нас будет сказано (в смысле не мы это придумали)…
Рядность - это заурядность тех, кто рядит граждан в рядность. Обряжают, наживают, обзывают, обижают… Их смещают, зачищают, презирают… новых снова избирают из рядов… в ряды… Вот такая круговерть… без нужды.
Сложная это штука - жизнь. Вот мы с тобой просто люди. Простолюдины. Или, как не единожды обмолвился действующий президент, рядовые граждане. Если чохом, то дорогие россияне, как постоянно обращался к нам бездействующий президент, путая рост собственного благополучия с всеобщим обнищанием благосостояния граждан. Но это уже политика. Мы с тобой вне политики.
Имеет тот, кто потеряет. Паводок там, или пожар. По-человечески всё излагает. Мол, помогите, мол, с каждым бывает, мол, отбатрачу, не стар. И помогают тем, что имеют. И сострадают. Болезных жалеют…
А если, к примеру, сокращение штата иль неуплата заработанной платы? Кто пострадавших будет жалеть? Не состоялся. Надо иметь… Вот и имеют те, кто имеет тех, кто хотел бы, но не имеет и не умеет имущих иметь… Надо тонуть! Или гореть…
Визажисты средств массовой информации Единой России из всех сил пытаются припудрить правительственную однобокость проводимых реформ в пользу нерядовых граждан. Это политика. Мы - вне, потому как рядовые. А разве при царе или генеральных секретарях лучше было? Фамилии, имена, отчества заурядности менялись и их окружения… а рядовые как были, так и есть… и будут. Сперматозоиды…
Учёные умы пишут труды, защищают диссертации, из кожи лезут, пытаясь обнаружить ген, ответственный за построение общества. Но тщетно. Ни математической логике, ни астрологическим прогнозам, ни раннее открытым и впоследствии закрытым законам спонтанно возникшее беспорядочное движение очеловеченных сперматозоидов не поддаётся. В процессе эволюции животного мира складываются, конечно, те или иные формации, которые пытаются загнать репродуктивной научной мыслью в общепринятые понятия строя. "Равняйсь. Смирно!" - и будьте любезны. Вот это - феодальный, вот это - рабовладельческий…
Кстати о рабстве. Люди, сделанные в СССР, о нём только читали. Но пришло время и пожалуйста - вот те нате. Или о беспризорных без постоянного места жительства… или о черте бедности и прожиточном минимуме… И холопы, и крепостное право - неминуемые этапы будущего… Вот те и строй: "Кру-гом! Ша-гом марш!"
Общественно-первобытный строй… династия Романовых… культ личности Сталина… Горбачёвская перестройка… Ельцинская эпоха… Путинская вертикаль… - всё это плод воспалённого соображения изголодавшегося разума голодных умов той или иной научной степени. Нет этого ничего и никогда не было.
Сперматозоиды были, есть и будут. И те, которые отошли в небытие, побывав в людях, и те, которые сейчас людьми себя считают, и те, которые воображают, находясь в семенниках производителя. Команду ждут: "На выход!" Последних, гипотетических, больше всех вместе взятых, но никому не известно когда, куда, в смысле "на выход" и что из этого получится…
Вот то, что получится, и будет той или иной формацией того или иного периода. Получится больше крепких, здоровых, особенно здравомыслящих, тогда и строй крепким будет. А если будет больше мрази, то и строй получится мерзопакостный…
Скажу о себе. Я, эксклюзивный папин сперматозоид, дисциплинированно вышедший в люди по команде "На выход!" опередил тысячи тысяч своих собратьев. Как это? - сказать не могу, но вышел, стал в строй, дослужился до полковника, послужил им и окончательно вышел. Весь вышел. Сейчас на дожитии и проживании того, что заслужил (в смысле пенсии военной).
И строй распался. Новый появился. В нём уже совсем иные сперматозоиды. Как они выстроятся? - сказать не могу, но точно знаю, что построение их зависит от того, какие они есть…