Лето. Жара. Июль. Я сижу в небольшом баре на набережной Прегеля и пью пиво. Да так, и не пью даже, а просто с бокалом в руке наслаждаюсь тихим вечером.
Река неторопливо несет свои воды вниз к Балтийскому морю, и лишь ласковая волна убаюкивающее лениво шлепает о камни парапета. Мимо меня по воде проплывают небольшие пучки травы, пустая пачка сигарет и пластиковая бутылка из под пива.
На своем веку Прегель повидала многое.
Когда-то давно на земли расположенного вдоль ее берегов древнего прусского городища Твангесте пришли закованные в броню рыцари с черными крестами на белых плащах, порушили языческие капища и отстроили на их месте взметнувшиеся ввысь острыми шпилями церкви и соборы.
А на горе, на крутом обрыве над рекой и над лесом, вместо вырубленного крестоносцами священного для пруссов дубового леса, стала возвышаться мрачная громада Орденского замка. Эта гора вместе с замком и дали на многие годы новое имя городу – Королевская гора, Кенигсберг.
Но судьба не пощадила этот город. Последняя Великая война стерла с лица земли красавец Кенигсберг и отдала его останки новым хозяевам. И теперь лишь отдельные уцелевшие здания прежних эпох случайными бриллиантами вспыхивают на фоне серых блочных многоэтажек.
На противоположной от бара стороне реки, рядом с низкими красного кирпича строениями бывших пожарных конюшен, у основания разрушенного старинного Зеленого моста, сохранился небольшой белый флигель. Говорят, что в старые добрые времена, лет двести назад, в этом месте Кенигсберга на границе городского района Ластадии и пригорода Форштадт был прусский королевский яхт-клуб. Именно сюда в конце июля 1807 года приехала королевская чета Фридриха-Вильгельма III и его августейшей супруги королевы Луизы Августы, чтобы на борту своей яхты вдали от двора пережить позор унизительного для Пруссии Тильзитского мира.
И вот как то раз летним вечером, почти таким же, как и сейчас, когда спокойное зеркало реки покрывается рябью вечернего бриза, а дневная жара отступает перед приходящей прохладой ночи, королева Луиза поднялась из своей каюты на палубу. Невеселы были ее мысли. Любимая ею Пруссия, которой Луиза отдала без остатка все свое сердце, вслед за остальной Европой должна была склониться перед дерзким корсиканцем, ненавистным Наполеоном Бонапартом.
Подсвеченная багряно-золотыми лучами заката, волшебной грациозной статуэткой Луиза, одна из самых блистательных красавиц своего времени, застыла у фальшборта, глядя сквозь паутину штагов и вант туда, где огненный диск солнца целуется с водами Прегеля перед тем, как навсегда исчезнуть в царстве тьмы до следующего утра.
Королева плакала. Она специально отвернулась от берега, потому что никто из подданных не должен видеть слез госпожи. А слезы катились по ее щекам и падали в воды реки. Вечернее солнце отражалось в каждой слезинке королевы, из-за чего те казались разноцветными драгоценными камешками.
В это время, проплывавший вверх по течению на своей барке один из богатейших людей Кенигсберга барон фон Руттенберг стал невольным свидетелем происходящего. Растроганный, он воскликнул:
- О, моя королева! Не стоит в такой прекрасный вечер предаваться унынию. Ведь каждая Ваша слезинка это чистый бриллиант, который я с радостью бы вернул, чтобы Вас утешить.
Королева, застигнутая врасплох, смутилась и отвернулась, но сама напряглась и задумалась - а сколько их было, этих слезинок?
Когда уже в наступающих сумерках барон возвращался с прогулки, он застал королеву на том же месте. Она величественно подняла свою царственную руку, чтобы привлечь внимание Руттенберга, и произнесла всего лишь одно слово:
- Двенадцать.
Барон улыбнулся, но улыбка его больше походила на гримасу человека, испытавшего внезапную боль. Тем не менее, через несколько дней на приеме в королевском замке, когда пришло время выказать почтение королю и королеве, фон Руттенберг подошел и, поклонившись, протянул королеве Луизе небольшую инкрустированную янтарем шкатулку, при этом сказав:
- Это то, что Вы, Ваше величество, потеряли на реке.
С тех пор корону Королевы Пруссии Луизы Августы Вильгельмины Амалии пополнили еще двенадцать великолепных бриллиантов.
Да, именно бриллиантами на безоблачном ночном небе рассыпались большие пушистые звезды. Уже совсем стемнело, и от воды потянуло промозглой сыростью. Я обнаружил, что мой стакан пуст и хотел заказать еще пива, но бар уже закрылся. Встал и пошел домой, спотыкаясь о выбоины в асфальте, под которыми местами проступала булыжная мостовая старого Кенигсберга.