Добрый день. На мой взгляд, произведение, которое легло ниже благодаря вопиющей инфантильности пера, совершенно не нуждается в потертых кружевах с плеча императрицы - предисловии и послесловии. Данный исторический роман, именно так его будет правильнее охарактеризовать, самодостаточен. Однако, дабы резец ваятеля не стесал на первый взгляд лишнюю грань, предложенные слова все же будут существовать. (p.s. Они очень об этом просили.)
Итак, вышколенный временем исторический роман. Плавая по зеркальной поверхности Эгейского моря, предлагаю окунуться во второй век нашей эры. Древний Пергам, что на западе нынешней Турции, переплетется в действии с Древним Римом, находящимся на пике величия, и с Иерусалимом (Палестиной). Император Адриан мечтает о равноправных провинциях, объединенных римскими ценностями. И только один народ не соглашается склонить головы пред величием Рима - евреи. Но Император, неутомимый путешественник и великий любитель искусства, готов идти до конца ради мечты. Иудейский народ восстает в кровопролитной битве за свою веру. В этот отрезок времени бывший раб и актер, а ныне продавец на рынке Траяна влюбляется в одну вдову, живущую в Риме. Для него не существует большего желания, чем встретиться с любимой. Вдова и ее дочери верят всем сердцем в Иисуса и очень переживают за избранный Богом народ. Решив доказать свою преданность любимой женщине, продавец отправляется в дальний путь, чтобы пополнить ряды восставших! Но мир не всегда бывает добр. Сюжет закручивается вихрем пыли в пустыне. К тому же властный Адриан выставил еще не все свои могучие когорты.
Как бы помпезно не звучало краткое изложение романа, оно далеко не полно. Основные кульминационные моменты реальной истории все еще топчутся за кулисами.
Что ж, предлагаю одеть палевый галстук мужчинам и вечернее платье, сотканное из романтических песен, женщинам. Быстрее, в партер! Скоро третий звонок. Аккуратнее, не заденьте вон ту полную даму с моноклем. Впрочем, действуйте, как знаете. Если, конечно, сможете выдержать этот взгляд свысока.
Первые ряды, мягкие кресла. Как называется театр? К сожалению, ответ статного соседа заглушил третий звонок.
Темнота, кто-то громко чихнул сзади. Напряжение возрастает. Приятный шлейф духов 'Святая Женевьева' исходит от женщины, сидящей справа. Занавес медленно поднимается, свет прожектора скудно осветил кусочек авансцены. Звук подковок лакированных туфель оповестил о появлении конферансье. Его костюм строг, строптивые волосы зачесаны назад. На лице отразилась безупречная галантность. Язык газет вот-вот донесется из скупых уст.
Что же касается меня, то я лишь хочу вам пожелать приятного просмотра.
- Старый музей, Старая национальная галерея, Пергамский музей, музей Боде, - шептал еле слышно женский голосок, скользя взглядом по перилам, разделяющим тротуар и реку Шпрее. Музейный остров в Берлине разрезал реку надвое, заставляя охранять страницы истории. Конец сентября обещал быть пасмурным. Сдержав слово, тихие воды реки отражали полированную в штукатурный цвет гладь небосвода. Дождя не намечалось, однако в руках некоторых прохожих виднелись зонты преимущественно темных тонов.
Подойдя ближе, девушка остановила перекличку музеев. Судя по направлению взгляда, выбор пал на Пергамский музей. Нескончаемый ручеек людей лился по направлению к входу. Молодую особу, при произнесении имени которой улыбаются уголки губ, бесшумный поток унес за собой. Тонкий ценитель прекрасного последовал взглядом за Даниэлой: каскад темных волос раздувал легкий ветер, женственную спину и коралловые плечи облегала водолазка, греческие колонны-ноги шагали в обрамлении синих джинсов. В свои двадцать пять девушка была прекрасна природной красотой: улыбка сияла на медовом лице, карие глаза, точно очерченные брови, ожидающие поцелуя губы - не такую ли красавицу рисует в сердце влюбленный мужчина?
Выбор Даниэлы стал понятен при первом же взгляде на величие музея. Между близнецами-хранилищами пергамского наследия, во внутреннем дворе музея, возвышалась смотровая площадка - ротонда диаметром 34 метра и высотой 27 метров. На вопрос, сколько же тонн металла ушло на строительство этого великолепия, способны были ответить лишь многочисленные окна жилых домов с кирпичного цвета крышей, покоящихся напротив Пергамского музея со времен основания Берлина.
Девушка остановилась перед входом в круглое здание панорамы. Над ним высился плакат с надписью 'Pergamon' и фамилией автора проекта Asisi в правом верхнем углу.
Заплатив 18 евро, Даниэла оказалась во втором веке нашей эры. 360-градусная панорама античного Пергама открылась взору. Изображения сопровождались спецэффектами, которые усиливали ощущение пребывания в том времени. Слышались голоса людей мегаполиса, музыка, стук инструментов. В маленьком мире Великого города заходило солнце, в домах зажигались лампы.
- Автор панорамы - художник и архитектор Ядегар Азизи, - сквозь последние лучи солнца послышался уверенный голос гида со смотровой площадки на высоте 12,5 метров.
Даниэла последовала на голос и вскоре оказалась среди небольшой группы туристов. Худой мужчина высокого роста, лет 28, в круглых очках, с длинными волосами и косичкой на затылке продолжал ораторствовать:
- Продолжение экспозиции - археологические экспонаты самого Пергамского музея, и прежде всего Большой алтарь. Собрание предметов античности насчитывает около 450 экспонатов, занимает 4000 квадратных метров. Каждый год наш музей посещают более одного миллиона человек. Парламент Германии выделил на реконструкцию и частичную перестройку здания 385 миллионов евро.
Итак, - гид полуобернулся к самой панораме. - Перед вами цветные полотнища весом около шестисот килограммов. Они подогнаны плотно друг к другу. Скажите, друзья, вы вряд ли догадывались о том, что автор потратил на создание этого чуда пять лет?
Среди слушателей пронеслись изумление и восторг. Улыбнувшись, гид продолжил:
- Перед вашими глазами на панораме представлен древний Пергам 8 апреля 129 года. Круговая панорама поможет вам настроиться на дальнейший осмотр экспонатов. Подлинный пергамский реквизит расположен в соседнем зале.
- Да ты и сам похож на коренного жителя Пергама, - усмехнулась про себя Даниэла.
Таинственно сузив глаза под круглой толщей очков, Джон Леннон приготовился сыграть новый хит, разведя руки перед фортепиано:
- Начну свое скромное повествование открытием немецких ученых. Карл Вильгельм Хуман, впервые приехав в 1865 году в турецкий городок Бергама, что на западе Анатолии, приходит в ужас при виде того, что творят на древнем акрополе местные рабочие. Последние складывают в кучи обломки мраморных статуй и пережигают их на известь. Немецкий инженер, который находится на службе у Османской империи, подает жалобу в правительство и добивается запрета на мародерское уничтожение руин Пергама.
Затем он пытается заинтересовать немецких археологов, чтобы начать в Пергаме настоящие раскопки. В 1878 году Османское правительство выдает официальное разрешение на проведение археологических раскопок под руководством Хумана. Берлин и Константинополь договариваются о разделе будущих находок.
Немецкая сторона сумела устроить дело таким образом, чтобы в ее собственность перешел гигантский фриз с горельефом, опоясывающий Большой алтарь. Кстати, он победоносно расположился перед вами, немного правее.
Указательный палец коренного музыканта древнего Пергама направил взгляды слушателей в сторону алтаря на панораме. Группа людей наперегонки старалась рассмотреть цветной фриз замечательного произведения искусства.
- Но самое интересное в том, - производил впечатление гид, - что в том же, 1878 году Хуман и его коллеги обнаружили нечто, действительно стоящее внимания.
Смакуя тишину, гид выдержал паузу:
- Среди молодого ветра и стройного ряда колонн Большого алтаря был обнаружен свиток пергамента, созданный, как установили позже ученые, в 1-2-м веке нашей эры!
На папирусах в то время пергамцы больше не писали. Они использовали для письма дубленые кожи животных - пергамент.
Лица слушающих, оттеняемые светом, исходившим от панорамы, теперь казались масками, выражающими глубокий интерес. Гид праздновал победу.
- Было ясно, что не боги горшки обжигают. Возник ряд вопросов. Каким образом сохранился свиток? Был ли он подлинным или его подкинули искусные мастера подделки? В таком случае пополняет ряд вопросов слово 'зачем'. Зачем кому-то изменять или дополнять историю?
Но ученых более других заинтересовал текст, содержание свитка. Каждое предложение отливало янтарным блеском греческого языка, а автором данной последовательности букв стал некий Диодор - таким именем подписался автор.
Неизвестный свиток был незамедлительно переведен учеными. Содержание потрясло переводчиков.
Гид сложил руки вместе, остановившись на середине увлекательной композиции. Звуки рояля отголоском хранил слух каждого слушающего.
- Очень интересно, - прошептал мальчик, держащий свою мать за руку неподалеку от Даниэлы.
- Удивительно, - ответило эхо голосом девушки.
- Сейчас, в эту самую секунду, - настроение гида преобразилось в крещендо, - с позволения спокойной души Диодора, я хотел бы рассказать содержание пергамента. После этого мы последуем в другой зал, где внимательному слушателю будет представлен сам свиток.
Среди вас есть знатоки греческого?
Группа экскурсантов ответила вызывающим молчанием.
- Значит, я могу быть спокоен, - лицо гида озарила греческая улыбка, - никто из вас не сможет впоследствии сослаться на недостаток моего профессионализма.
Итак, представьте: нынешняя, раннеосенняя Берлинская погода, 137 год нашей эры, ночь, вдали видны огоньки эпицентра великой империи - Рима.
Аврелиева дорога оставила в пыли следы мужской обуви. Безмолвную ночь со всех сторон окружили звезды. Лунный свет еле освещает гробницы в крипте, что на кладбище святого Панкратия. Среди гробниц заметен едва улавливаемый контур человека в капюшоне. Широкие плечи выдают в нем мужчину. Голова склонена к земле. В руках он держит три маленькие зажжённые свечи. Южный ветер колышет юное пламя. Постояв неподвижно несколько минут, незнакомец достает из-за пазухи еще одну свечу, побольше. Приблизив ее к первым трем, он зажигает ее. Через несколько мгновений мужчина сильно выдыхает воздух из легких, полных горя и отчаяния. Свечи гаснут. Лицо незнакомца не удается рассмотреть. Спустя некоторое время он вновь шагает по прежним следам на Авриелевой дороге в сторону Рима. Его шаг тверд, но походка как у узника. Луна безразлично освещает одинокому человеку путь.
Безоблачное весеннее небо качается из стороны в сторону. Яркое солнце застыло вдали. Рука отекла, дуновение морского ветра вызывает мурашки по телу.
- Он пришел в себя, - доносятся незнакомые голоса.
- Значит, пришло время для разговора, - отозвался властный голос под скрип палубных досок, - рад приветствовать избранника сцены на своей галере.
- Кого? - Диодор слегка приподнялся, продолжая все также лежать на палубе. Он находился на римской галере: паруса латинского типа насыщал крепкий ветер, вольнонаемные гребцы, расположившись по четыре человека на каждое весло, несли галеру вперед, упираясь ногами в специальный брус. Весла, доходившие длиной до 15 метров, походили на крылья. Казалось, судно парит над водой, едва касаясь кончиками крыльев морской поверхности, создавая этими движениями еле слышные брызги.
- Держать скорость в семь узлов, - воскликнул триерарх, переведя внимание на лежащего напротив юношу. - Как тебя зовут, о божественный избранник театра?
- Диодор, - произнес юноша. На вид ему было лет двадцать пять. Мокрые, смолисто- черные волосы облепили загорелое лицо. Тёмно-карие глаза миндалевидной формы горели огнем, скулы напряглись в порыве самозащиты. Он не понимал, почему находится в открытом море и зачем его расспрашивает капитан судна. В каком направлении вообще движется галера?
Триерарх словно прочитал мысли юноши:
- Мы направляемся в крупнейший центр эллинистического мира - Пергам.
- Эгейское море сегодня сопутствует императору. Это верный знак, - донесся голос одного из помощников капитана.
- Куда направляемся? - охрипшим голосом произнес юноша. Полное отсутствие всякой мысли очертило правильной формы лицо. Резким движением Диодор попытался спастись бегством, выпрыгнув за борт корабля. Но истощение организма и мокрая одежда приковали его обратно к палубе. Увесистый смех капитана галеры был молниеносно поддержан всей командой. Однако в следующее мгновение суровый взгляд триерарха обратил в молчание всю центурию.
- Посланник богов рвется в театр, - промолвил подтянутый капитан. - Ничего страшного, мы доставим тебя вовремя. С корабля на сцену!
Диодор взглянул на свое одеяние, пропитанное пеной морской. На нем был длинный хитон. Мягкая, эластичная, прекрасно драпирующаяся ткань облегала развитое тело. ''Вот, значит, почему меня приняли за актера, - осколком пронеслось в юной голове, - моя одежда''.
Первые лучи солнца ласкали морскую гладь. Диодор облокотился о борт судна, пытаясь заглянуть за пределы горизонта. Еще сонное солнце слепило глаза, попутный ветер дул в спину. Слышался звон монет - ранние моряки тормошили удачу, играя в 'голова или корабль'. В глазах азартных игроков мерцали звезды. Одеяние молодого человека было высушено за ночь. Он был сыт, в его жилах вновь текла река сил и молодости.
- Апрель, 129 год, апрель, - обратился Диодор к морю.
По мере того как солнечный диск поднимался выше, мысли обретали последовательность форм. Воспоминания из прошлого проносились, как волны в море, оставаясь позади.
Он родился в Греции, в семье рабов. Отец умер от чрезмерных физических работ, когда ребенку был год. Мать занималась шитьем разнообразных костюмов. Старшая сестра умерла в пять лет от солнечного удара. Сколько себя помнил, мальчик помогал матери - приносил и уносил ткани для шитья, позже развозил готовые костюмы на телеге. Закрывая глаза перед сном, он мечтал о родных землях своих предков - могучие сосны обдувал северный ветер, юноша бежал по бескрайним полям, догоняя неизвестность. Названия захваченной римлянами страны он не знал, но чувствовал родные края всей душой.
- Пора разбудить капитана, - послышался недовольный голос моряка, проигравшего все монеты.
Мысли молодого человека приняли новый оборот. Ему вспомнилась ночь кораблекрушения. Торговое судно, чуть шире, чем нынешняя галера, отправилось от южных берегов Греции. Но куда? Диодор помнил множество актеров, костюмов, разных других вещей. На лицах некоторых виднелись синяки - последствия скудной игры. Небо заволокло тучами, поднялся сильный ураган. Сильнейшие волны перевернули корабль под торжественные возгласы сценических диалогов. Свой последний спектакль актеры сыграли подлинно: столько эмоций, желание выжить, борьба за каждый глоток воздуха и финал на дне морском. Раскаты сумрачного грома аплодировали стоя. Последнее, что помнил Диодор, - жест одного из актеров - чувствуя обреченность, он снял с себя длинный хитон и отдал его юноше.
Со слов триерарха, на следующий день один из гребцов увидел вдали качающуюся на волнах доску. На ней покоилось обездвиженное тело.
- Пускай меня будут презирать в обществе, - Диодор ударил кулаком по деревянному борту корабля, - но я буду вольноотпущенным, буду свободным!
Опасаясь быть услышанным, молодой человек оглянулся на бодрствующую центурию.
Все члены команды корабля, потерпевшего крушение, были мертвы, их рты были забиты илом и мертвое спокойствие охраняли глубоководные рыбы. Кто мог подтвердить происхождение молодого раба? Мать или хмурый господин? Но они были далеко, и не всякий решится проделать бесконечный путь по морю ради установления истины.
Сама воля случая позволила бывшему рабу выбирать, и он выбрал свободу!
Все одухотворенное на римской галере приняло Диодора за вольноотпущенного актера, потерпевшего кораблекрушение: его корабль отправлялся в Пергам для постановки пьесы в день празднества во славу бога-покровителя театра.
- По этому случаю в Пергам пожаловал с визитом сам император Адриан, - перекидывались фразами между собой моряки. - Проклятые дионисяне, - сочно сплюнул себе под ноги один из гребцов.
- Впереди Пергам, - прогремел бас триерарха, появившегося на палубе.
Крик чаек нарушил безмолвие неба. Молодой актер бросил взгляд вдаль: солнце поднялось выше по выбранной с самого создания света траектории, поверхность Эгейского моря золотилась солнечным светом, появились зеленые очертания берега. Сердце юноши забилось быстрее. Его ждала новая жизнь, полная зрелищности, неожиданностей и блеска театральных сцен.
Эгейские воды выбросили Диодора, как пустую ракушку, на сушу. Робкими шагами молодой человек ступал по направлению к величественному Пергаму. Редкие облака призывали посетить город, многочисленные толпы зевак двигались в одном направлении. Несмотря на большое расстояние между пределами морскими и блистательным городом, до слуха доносился неопределенный гул, схожий с шумом праздника. Царственные горы вдали сливались с небом, людской поток поднял над собой и понес нежданного гостя.
- Культ Диониса связан с культом власть имущих, - послышался среди прочих голос матери, объясняющей своим маленьким детям суть праздника. - Каждые два года мы, эллины, устраиваем в его честь празднества - многодневные дионисии.
- Слава жизнерадостному олимпийцу! - послышались хмельные возгласы.
- Слава Дионису, - вторили другие.
Диодор с интересом разглядывал почитателей Диониса, устраивающих богоугодные попойки. Судя по их радостным лицам, они верили в покровительство 'хмельного' Бога.
- Дионис Категемон (вождь, наставник), - крикнул прямо в ухо юноше хмельной голос сомнительного вида персонажа.
Зеленая растительность гостеприимного берега поражала взгляд молодого человека: тут и там виднелись стройные стволы вечнозеленых деревьев. Особые приверженцы праздника украшали подножия деревьев своими спящими фигурами. Солнце отбрасывало короткую тень.
- Половина дня, - заключил Диодор. Караван двигался дальше.
Вскоре почитатели земного бога оказались у подножия холма, на котором расположился цветущий город: блеск и величие сквозили в каждом доме. Гору с греческим акрополем омывали две реки: Селинунт и Кетиус. Отвесные скалы защищали акрополь Пергама с трех сторон. Казалось, сами боги оградили его с целью проживать там в летние месяцы. Хотя молодому человеку южная сторона казалась более пологой. Он засматривался на дома, сложенные из андезита и крытые черепицей. Местные девушки дарили улыбки незнакомцу, возвышая его до уровня Олимпа. Между домами Диодор рассмотрел крыши гимназия, святилища Деметры, Нижнего и Верхнего рынка. На самом верху, под стражей лазурного неба, таяли на солнце храмы и дворцы акрополя.
Прохожие толкались, шествуя вверх по извилистой главной улице Пергама навстречу празднику. Многие желали увидеть римского императора Адриана. Рабы, окрестные крестьяне, свободные граждане - у всех жителей в этот день был единственный путь. Разные диалекты и жестикуляции смешались в бурном потоке. Прибывший из Греции Диодор с легкостью определил доминирующий диалект - койне, на котором разговаривало большинство.
- Не так давно был построен храм Траяна, - шла впереди небольшая группа людей, судя по одеянию, гостей Пергама.
- Он возвышается на вершине акрополя и построен в честь императора Траяна, правившего Римом в начале 2-го века нашей эры.
- В таком случае мы сможем рассмотреть его лучше.
- Судя по всему, культ императора пришелся пергамцам по вкусу.
Толпы людей не убывали. Казалось, все средиземноморское побережье участвовало в празднестве.
Напирающая толща людского потока вытолкнула молодого человека за борт. Диодор оказался на обочине дороги неподалеку от гимназия. Мальчики семи лет кружили у входа, напоминая своими движениями своеобразный танец.
- Только и делают, что пыль поднимают, - встал рядом с Диодором в схожей позе мальчик двенадцати лет, - посмотрел бы я на них, как они будут копья метать.
- Тебя тоже вытолкнула щедрая толпа? - осведомился Диодор. Один из малышей, бегавших перед гимназией, споткнулся и расшиб колено.
- Я сам их всех вытолкну, - рассмеялся стоящий рядом мальчик, глядя на упавшего малыша.
- И как же зовут Пергамского Ахиллеса?
- Эвмен! - вскинул густую бровь мальчик. - Меня назвали в честь царя Эвмена.
- Мое имя Диодор, - улыбнулся начинающий актер. - Я из Греции.
- Люблю греков, - улыбнулся безветренной тени Эвмен, затем искренне взглянул на собеседника. - Ты будешь моим другом!
- С радостью готов им быть.
- Пойдем со мной, - призвал за собой наследник царского имени. Несмотря на разницу в возрасте, бывший раб и свободный гражданин прониклись дружбой с первого слова.
- Когда мне исполнится восемнадцать, меня определят в гимназий уже на правах эфеба, - продолжал Эвмен третий, - я стану полноправным господином, то есть гражданином.
- Трудно учиться? - прервал 'господина' Диодор.
- А ты разве никогда не учился?
- В гимназии … нет. Но я учился вместе с детьми господина, философии, греческому языку и другим предметам.
Поправив одежду, Эвмен махнул рукой:
- На мой взгляд, философия самый легкий из предметов. Одеваешь полевые лилии в разные цвета и все тут.
Колонны гимназия излучали превосходство в науках и искусствах, их цвет выдавал значимость, состав - вековую нерушимость. Друзья оставили в стороне педотриба - учителя гимнастики. Бессердечным движением рук он разнимал борцов, хлеща их розгами. На вспотевших телах, в промежутках напряженной рельефности мышц, красовались красные полосы.
Поднявшись в крытый стадион вверх по лестнице, молодые люди свернули направо, в раздевалку.
- Кого на этот раз ты привел с собой, Эвмен? - обратился к юноше мужчина с сильными руками средних лет. Он был хмур, крепкое тело напоминало о лавровых победах былых времен.
- Это мой друг, Диодор, - представил юноша своего друга.
- Тело развито, виден след упорных тренировок, - оценил опытный взгляд умащителя, который перед тренировками натирает учеников маслом, - или это физический труд раба?
- Я боролся и бегал с ранних лет, - развеял сомнения хмурого человека Диодор.
- Что ж, тем меньше наказаний прутьями тебя ожидает, - алипт переключил внимание на Эвмена, - а ты подойди ближе. Тебя необходимо хорошенько натереть. Твое тело недостаточно упруго. К тому же солнце сегодня желает оставить на юных телах ожоги. Но я не позволю ему сделать это.
Огромные руки алипта принялись за дело. В конце процедуры на тело Эвмена тонким слоем был посыпан порошок, избавляющий от пота.
- Как вы считаете, какой атлет из меня получится? - позировал Эвмен, напрягая пучок маслянистых мышц.
- Ты же знаешь, что педотриб не любит, когда ученики подражают атлетам, - покачал головой алипт.
- Но ведь слава атлетов велика, - вмешался Диодор, - победителей Олимпа ждут почести, воздаваемые богам!
- Они живут без меры! Они занимаются только своим телом, - прогремел умащитель.
- Прекрасный человек накалывает на штык музыку, дух, веру, мудрость! Но наш царь, чье великое имя я имею честь носить, сам был атлетом! Он участвовал в Панафинейских играх, - рассердился мальчик.
Алипту понравилось состояние духа Эвмена:
- Да… В состязаниях колесниц в Афинах ему не было равных, но ведь и большую библиотеку построил наш знаменитый предок. К сожалению, тебе не удалось увидеть ее. Проклятый Рим!
- В 31 году до нашей эры Марк Антоний украл 200 тысяч томов Пергамской библиотеки и подарил Клеопатре, - добавил Диодор.
- Ты так опоздаешь, - алипт хлопнул в ладоши, не обратив внимания на слова грека, -весь класс уже в зале. Сегодня вас вновь будут учить бегу. Получишь ты сегодня прутьев.
- До встречи, Диодор, - донесся голос убегающего в зал Эвмена.
В ответ Диодор только встретил взгляд алипта, полный грусти, отваги и ненависти.
Оставив властелина раздевалки наедине с маслом и голыми стенами, Диодор снова оказался на главной улице, выйдя через нижний портал гимназия. Теснота улицы стала еще более масштабной, крики возбужденной толпы перерастали в неистовый гул - сам Дионис смущенно взирал на это пиршество, прячась от стыда за тонкой пеленой облака.
На остальных улицах Великого города встретившиеся лицом к лицу два человека вряд ли могли обойти друг друга. Праздник в городе - щедрый подарок торговцу. Неувядающей лозой выстроились предприимчивые лица: дрова из Мизии, смола из горных лесов Пинда, мед, заменяющий все сладости на свете. В этот день можно купить даже занозу из ноги императора!
Крупные плиты вымощенных улиц насчитывали миллионы шагов, облака пара вздымались над медоварней.
- Сейчас бы голубя в меду, - мечтательно произнес Диодор, переводя голодный взгляд на фонтан, образовавшийся вследствие прорыва водопровода.
- В день приезда самого императора, - кряхтел горбатый старик. В его действиях сквозила тревога. – О, Боги Олимпа, беда мне, распепели меня молния громовержца!
- Не волнуйтесь, хозяин, - обращались к своему носу рабы, - глиняные трубы с локоть в длину, подогнаны по размеру. Мы поставим новую трубу.
- Лучше бы римляне придумали водопровод, - не унимался старик. Седые волосы на висках не успевали за быстрым хождением старика взад и вперед, - десять километров трубопроводов. Боги реки Селинунт, сжальтесь над бедным стариком!
Прохожие с любопытством смотрели на ремонтные работы, седой старик делал вид, будто все идет по плану.
Обойдя рабочих, Диодор взобрался на верхнюю террасу гимназия. Для него не существовало прошлого и будущего. Настоящая минута завладела всем существом молодого человека. Он плыл по течению горной реки, полной камней и извилин, словно маленькая веточка, оторвавшаяся от цветущего дерева.
В следующую секунду река жизни вынесла Диодора в купальню внутри палестры. Верхние залы гимназия предоставлены были сейчас для тренировок эфебов и взрослых, отчетливый шум выдавал занятия многоборцев.
Но таинственную тишину купальни в это время нарушали только мудрые изречения двух отживших свой век учителей философии. Казалось, два старика давно вросли в пол купальни, став неотъемлемыми фигурами задумки архитектора. Холодные ножные ванны расслабили оживший мрамор:
- Рим одолел эллинов! - эхом донеслась беззубая речь. - Римские галеры наводнили наши гавани.
Послышалось бульканье опустившихся в ванну ног.
- Да... династия пергамских царей оборвалась на Аттале III.
Один из стариков неодобрительно кряхтел:
- Кто же еще станет отливать из бронзы памятник родной матери, находясь под самым солнцем!
- Могучий Юпитер сразил наповал царя за дело, - встал со скамейки один из стариков, собравшийся сменить воду.
- Напрасно Аттал оставил завещание, согласно которому Пергамское царство перешло к Римской империи.
- Можно ли в субботу залезать на забор? - вопрошали безмолвные стены купальни.
– Залезать нет, но слезать с забора можно, - таила в себе ответ лечебная вода.
Суждения дня остались позади. Главная улица поднималась вверх, пытаясь дотянуться до подножия акрополя. На пути попадались дома с росписями на штукатурке в виде разных птиц. Стоило отвести взгляд, и они уже парили по небу, оставив желтоватый фон пустым.
Вскоре старый город остался во власти возрастающей толпы. Подняв голову, Диодор увидел верхушку Большого алтаря, выглядывающего из-за Верхнего рынка.
Окольными путями молодой человек достиг площади вокруг алтаря. Вдали виднелось Эгейское море, чуть ближе - новый город, подковообразный стадион, Римский театр, Святилище Асклепия и Амфитеатр. Закрыв глаза, Диодор вдохнул свежий воздух. Такого великолепия ему еще не доводилось видеть: бескрайние поля облепили равнину, горы таили загадку, река стремилась вдаль, разных видов деревья податливо склонялись силе ветра. Но. Для местных жителей красота здешней природы казалась блеклой. Пергамцы даже не обращали на нее внимания. Одни общались между собой, другие махали руками прибывающей толпе, шествующей по главной улице, третьи восхищались скульптурными сценами Большого фриза. Будучи небольшим знатоком искусства, Диодор зачарованно осматривал красочный мир легенд Древней Греции. Яркие сцены украшал 300-летний Большой фриз по внешнему периметру. Горельеф изображал битву титанов с богами, после которой утвердились олимпийцы - новые боги! Размеры скульптур были огромны.
- Если они обладали таким ростом, я вряд ли бы и с одним справился, - воображение закружило Диодора. Ему представился блеск мечей, скрежет зубов, пятна крови на одежде, напряжение красивых лиц в борьбе за право господствовать над людьми.
- Алтарь был посвящен покровительнице города Афине, Зевсу и нашей любви, - стоя под кроной дерева, щебетал на ушко своей возлюбленной молодой мужчина.
- Цезарь сейчас, должно быть, осматривает строительство нового храма, посвященного его предшественнику Траяну, - общались между собой двое мужчин среднего возраста. Их руки сложены на груди:
- И мечтает в тайне от всех о таком же. 'Храм Адриана' думает он, - слышится смех. Взгляд Диодора последовал за взглядом мужчин.
Невольный восторг доносится из уст молодого человека. Среди пения птиц, заглушаемого криками толпы, он смотрит, боясь моргнуть, на вершину акрополя. Под самым небом, где стоит поставить лестницу, и вы на Олимпе, виднеются колонны храма Траяна, Святилище Афины, Библиотека и Храм Афины.
- А может, взмыть вверх и войти через крепостные ворота, - промелькнула дерзкая мысль в голове Диодора, - хотя бы раз в жизни побывать наравне с теми, кто так пренебрежительно смотрит на меня с вершины акрополя!
Но мысль осталась только мыслью, разбившись о гордые каменные стены, ведущие к самой вершине. Колонны храмов, сознавая свое величие, грелись на солнце. Жизнь среди них казалась размеренной, время не имело власти над ними. Крыши поднебесных зданий огибали дождь и ветер.
- Ну, что встал, как колоннада перед акрополем, - недовольно произнес пожилой человек. Диодор случайно задел его плечом, восхищенный вершиной пергамского царства.
- Изв...
- Не нужны мне твои извинения, - ворчал старик, - смотри, скатишься кубарем к сцене!
Поросшие зеленью стены провожали взглядом старика. Он направился к сцене, стукая палочкой по ступеням, в сторону театра.
Театр расположился полукругом прямо под акрополем. Крутой спуск к сцене заполняли нарисованные люди. Стоя и сидя на ступенях, они ожидали появления Цезаря и его окружения. У основания театр продолжила сцена, за ней длинной цепочкой колонн легла, греясь под солнцем, театральная терраса. Завершал театральное действо храм Диониса, зазевавшийся особняком в стороне от театра.
- Тебя зовут Диодор? - перед молодым человеком выросла молодая девушка. Улыбка на ее лице ослепляла.
- Меня? - смутился молодой человек. Глядя по сторонам, он попытался найти еще одного Диодора.
Живые глаза девушки что-то искали в лице стоящего напротив юноши. Не дождавшись ответа, она взяла его за руку:
- Пойдем.
Легкими движениями пара, олицетворяющая молодость, спускалась к сцене.
- Кто ты? Как тебя зовут и откуда тебе известно мое имя? - обратился Диодор к изящной спине девушки.
- Меня зовут Афина, - ослепила улыбкой весь Пергам девушка. - Я занимаюсь актерским мастерством с детства. Триерарх рассказал нам о кораблекрушении и описал твои приметы: ‘будет стоять напротив акрополя с открытым ртом!' Так и случилось. Ты аккуратнее в следующий раз. Того и гляди, птицы в твоем рту гнездо совьют.
- Куда мы идем? - пытался осознать происходящее Диодор. В данный момент его интересовали горы, некрополь и изящные изгибы реки вдали. `Искупаться бы сейчас`, - думал он.
- Мы идем на сцену, - мило нахмурилась греческая богиня, - ты должен играть! Император хорошо знает и любит греческую культуру. Кто еще способен донести ее зрителю? От тебя даже пахнет Грецией!
- От меня сейчас пахнет нерешительностью, - пара достигла просцениума. Стоя в окружении десятков статистов в ярких костюмах, украшенных настоящими драгоценными камнями, в настоящих доспехах и с настоящим оружием, Диодор взирал снизу вверх на многолюдный овал театра. Прямо по центру с небесного акрополя спускалась дорожка, границами которой служил человеческий строй. Путь вел к сердцу зрительных мест -велариуму.
- В нужном направлении смотришь, - донеслась из-за спины чувственная мелодия - голос Афины, - именно под этим парусиновым куполом за твоими действиями будет наблюдать царь и бог!
Места для зрителей заполнялись со скоростью быстрых аккордов, вокруг дорожки, предназначенной Цезарю, не оставалось просвета.
Мысль 'удрать куда подальше' охватила Диодора.
Но уже в следующий миг чьи-то руки схватили его. Вскоре толстым слоем был наложен грим, и голову юноши венчал незамысловатый парик.
- Шедеврален, - оценив взглядом, пропела Афина.
- Как называется пьеса? Какую роль я играю? Что мне вообще нужно делать? - дарил воздуху растерянные жестикуляции человек в парике.
- Пьеса называется «Дом на костре», - отозвался один из актеров с блестящим на солнце мечом в руках.
- Я играю дом или костер?
- Ты играешь героя, который по ходу пьесы должен погибнуть.
- И что мне делать?
- Импровизируй, - улыбнулась Афина.
- Ты ведь профессиональный актер из самой Греции, - вторили окружившие статисты.
В этот момент со стороны акрополя донесся оглушительный рев толпы, сами стены акрополя склонились до земли, приветствуя императора Адриана. Сделав одолжение, Цезарь показался солнцу, поравнявшись с аркообразным выходом. В свои пятьдесят с небольшим этот видный, высокий мужчина в неутомимом расцвете сил, порождал страх в сердце крупного зверя и даже льва. Мужественные черты лица были обращены вдаль, густые, ухоженные волосы плавно переходили в бороду.
- Он первым из императоров отрастил бороду, - прошептала Афина на ухо Диодору. Боясь быть услышанной, она продолжила, - Адриан стремится показать всем, что он интеллектуал. Возможно, он таким и является. По крайней мере, таким он мне нравится больше.
Следом за императором появился юноша восемнадцати лет. Затмив своей красотой Адриана, он приковал взгляды окружающих. Правильные черты лица, олимпийская фигура, обольстительный взгляд. Что-то необъяснимое тянуло к нему, одним движением рук он мог укротить разбушевавшуюся толпу.
- Его зовут Антиной, - влюбленный взгляд Афины скользил по юноше, - этот греческий мальчик является фаворитом императора.
- Он упал с Олимпа, - восторгался Диодор, - никогда не видел подобной красоты! Подожди, фаворит? Он и император любят друг друга?
Девушка рассмеялась:
- Похоже на то.
В ответ Диодор только презрительно фыркнул.
Афина вытянула указательный пальчик:
- А вот и Вибия Сабина.
- Кто эта женщина?
- Супруга римского императора.
В окружении роскошной свиты предстала перед публикой Вибия Сабина. Троюродная племянница своему мужу, она выглядела угрюмой красавицей. В ее поведении прослеживались тонкий ум и строгость нравов. При каждом взгляде на императора ее глаза освещала ненависть.
Тем временем на сцену был помещен макет деревянного дома.
- Что это? - вскинул брови Диодор.
- Декорация, - не отрывала Афина взгляда от Антиноя.
Достигнув велариума, Адриан сел в театральной позе:
- Неплохо меня сегодня приветствовала публика. Путь в ложу усыпали лепестками цветов. Тебе понравилось, Антиной? - произнеся речь, богоподобный встретился с взглядом супруги, который обжег его.
- Да, мой император, лепестки цветов благоухали под твоими ногами, - ответил раскрасневшийся юноша.
- Еще раз убеждаюсь, ты венец творчества, - не скрывал своего восхищения Адриан, - тебе понравился новый храм, посвященный Траяну?
- Да, император.
- Ликуй, мой Траян, воздвигнут твой храм, воспел к небесам Цезарь, как называется Тогата, которую мы будем сейчас смотреть?
- «Дом на костре», - услужливо произнес голос из свиты.
Просцениум казался непомерно огромным, миллион пар глаз жаждали зрелищ. Диодор не мог выйти на сцену.
- Ты хочешь, чтобы тебя сожгли на костре? - торопили актеры молодого человека, - иди на сцену! Иначе мы все погибли.
Диодор бросил полный растерянности взгляд на Афину, затем на зрителей, на декорации, вновь на девушку.
- Боги не оставят тебя. Сам Дионис благоволит тебе, - Афина крепко сжала руки человека в гриме и парике.
Диодор вышел на сцену. Его тело дрожало, и он едва мог скрыть эту дрожь. Храмы акрополя застыли в ожидании. Зрители были везде: в театре, на акрополе, на деревьях и ближайших домах. Тишина, все ждут начала пьесы. Даже пролетающая в небе птица не шевелила крыльями. Всего полчаса назад, отдаляя наступивший момент, в жилах текла река уверенности. Но теперь, когда нужно действовать, сама душа, казалось, покинула безжизненное тело. Диодор встретился взглядом с императором. Лицо Адриана напряглось в ожидании. Ни одна деталь сейчас не могла ускользнуть от тонкого ценителя древнегреческой культуры.
- Жизнь или смерть? Великолепная игра или вечное сожаление неудавшегося актера? Нужно действовать, - закрыв глаза, Диодор пытался вспомнить хотя бы что-нибудь, что связано с театром. Еле заметная ухмылка задела его лицо. Он повернулся к деревянному макету дома:
- Так Ты, мой друг бездомный,
Склоняешь лик свой наяву.
Так я смотрю на вас смущенный,
Хожу по сцене, как в бреду!
И нет покоя больше сердцу.
Рабом я был под небом сим.
Стою на сцене нынче гордый
Пред императором моим!
(Диодор обратился к ложе императора.)
Но кто тот юноша прекрасный
Срывает маски с человечьих лиц,
Твоей любовью обреченных,
Пред красотою падаю я ниц.
(Статисты поджигают макет дома позади Диодора.)
Один твой взгляд, о, Цезарь, сильный
Испепеляет небеса.
Взглянул на мой ты дом красивый,
И он сгорел, увы, дотла!
(Голос молодого человека обретает твердость. Он уверенно стоит на сцене.)
О нет, не надо!
Я мысль твою уже ловлю,
Взглянув последний раз на небо.
Сейчас, мгновенье, я умру.
(В последний миг Диодора подменяют на преступника и на глазах у всех зрителей убивают. Доносится голос из-за сцены.)
Став жертвой красоты, я умер.
Не отменить земных путей,
Коль цезарь, в юношу влюбленный,
Не повелел меня спасти!
Стоя за сценой, Диодор замер. Порывистое дыхание соединилось с учащенным биением сердца. Актеры молчали в ожидании вердикта. Подобной пьесы, сочетавшей в себе наглость и безумный кураж, не доводилось ранее видеть никому.
- Полный провал, - перешептывались обеспокоенные актеры, - гнев императора будет велик!
Но речь актеров прервали нарастающие аплодисменты. Вскоре шум ликующей публики сотряс весь акрополь.
- Вперед, герой, - рассмеялась Афина, - иди на сцену! Сорви плоды виктории!
Но едва Диодор сделал шаг по направлению к сцене, как овации утихли. Движением рук Цезарь заглушил их. На лице Адриана бушевали гром и молнии. Он был сильно раздражен.
- Ты посрамил греческую культуру, - послышались трусливые голоса в направлении Диодора. - Прощай, Аттал, мы будем помнить тебя.
- Кто дал распоряжение убить раба на сцене прямо на моих глазах? - взорвался Адриан.
Среди окружения императора появился старик.
- Мы..они..я..он раб..и..и, - заикался старик.
Император презрительно осмотрел старика:
- Разве я не запретил господам убивать рабов и не предписал, чтобы судьи, а не господа выносили обвинительные приговоры?
Императорская свита утвердительно закачала головами.
- С тобой я разберусь позже, - Адриан сделал жест рукой. - Увести его!
Стража под руки унесла бедолагу. Старик бросал безумные взгляды на каждого проходящего в надежде зацепиться за малейшую веточку.
- Изумительное представление, - изменил тему Антиной, - великолепная игра актера.
Адриан приветливо улыбнулся:
- Ты прав, мой Антиной! Живое воплощение идеала чистой гармонии не может быть не право!
- Тот мальчик, актер, он играл страстно, словно наслаждался каждой каплей искусства, - продолжил мысль фаворит.
Цезарь размышлял:
- Пожалуй, он наделен своеобразной данью любви к греческому искусству! О, где юнец тот обреченный? Пусть выйдет на сцену.
Собравшись с духом и поправив парик, Диодор вышел на сцену.
Не говоря лишних слов, император начал аплодировать. Через несколько секунд все одухотворенное разразилось мощной овацией в честь игры молодого человека. На лице актера появились слезы, сердце сжалось, по телу бежали мурашки. Он запомнит этот миг на всю жизнь, миг благодарности. Диодор играл всей душой, возложив на карту как жизнь, так и смерть. Он готов был целовать руки, которые аплодировали ему. Любовь ко всему окружающему пронзила его сердце.
Просторные покои императора освещало бледное сияние луны. Легкую ткань занавеси убаюкивал весенний ветер. Стоя на балконе, Антиной глядел вдаль.
- Как прекрасен твой силуэт в таинстве ночи, - Адриан полулежал на небрежно расстеленной постели. Его глаза горели страстью, могучая грудь вздымалась при каждом вздохе.
- Что таят в себе горы? - грустно ответил юноша, глядя на просторы Пергамского царства, - тонко переплетаясь с облаками, они хотят, что-то сообщить нам, о чем-то поведать. Но о чем?
- Они твердят об огромной любви в моем сердце.
Антиной опустил голову в ответ на слова могучего Цезаря. Всесильный голос продолжил:
- Подойди ко мне, мой божественный избранник!
Поправив простыню на голом теле, юноша повиновался. Сквозь тонкий слой дорогой ткани угадывалась отточенная красота мужского тела. Адриан не сводил хищного взгляда с греческого юноши:
- Скоро мы отправимся в Иудею, затем в Египет! Мы поднимемся вверх по Нилу на 800 км до первого порога. Экзотическая религиозная практика и уникальная архитектура. Я хочу посмотреть все в Египте!
Кисть императора коснулась руки юноши. Адриан притянул Антиноя к себе. Еле различимый шепот доносился до слуха юноши:
- Только ты и я... ты и я...
- Нам просто необходимы новые походы и завоевания! Огромный приток денег и рабов. Что еще может быть нужно?
- Однако Адриана не зря называют блистательным политиком.
По одной из улиц Рима прогуливались двое патрициев. Искусная туника отбрасывала на тротуар блики солнечного света. Летняя погода уже давно посягнула на царство весны. Последняя с трудом сдерживала границы владений. Свободные граждане рассыпались по Великому городу.
- Это верно. Кто еще смог бы собрать долговые расписки на сумму 900 миллионов сестерциев и поджечь их? - восторгался остроносый патриций с томным выражением лица.
- Такой шаг, несомненно, понравился всем, - подытожил кучерявый спутник, - хотя все понятно. Не зря его кумиром является сам Август.
Мужчина с томным лицом взглянул на свои сандалии:
- Стремясь к миру, Адриан тренирует легионы, как будто готовится к войне.
- Оно и не удивительно, - продолжил собеседник, - кто-то ведь должен стеречь границы владений великой империи.
- Послушай, Цезарь даже крестьян к себе расположил. Шутка ли, освободить любителей земли плодородной от налогов и сборов на семь лет. Для них он бог.
- Конечно, Бог! Во время его визита в северную Африку впервые за пять лет полил дождь. Был рекордный урожай оливок и пшеницы.
Словно услышав беседу двух мужчин, из-за поворота показалась телега, набитая большими амфорами. В кувшинах покачивался главный товар Рима - оливковое масло. Аффриката колес уносила телегу на рынок. За ней показалась женщина. Медлительность и определенная статность выдали богатую матрону. Каждый шаг ее холеных ступней был обдуман. Бросив поверхностный взгляд на поклонившихся ей молодых патрициев, она прошествовала дальше, словно делая одолжение тротуарным камням. Через некоторое время женщина оказалась напротив дорогого особняка. Властно переступив порог, она вошла внутрь.
- Госпожа, у вас гости, - произнесла фракийская рабыня.
- Кто еще решил пожаловать в такой час? - пропела матрона.
- Какая-то женщина с тремя детьми. Она сказала, что...
Но хозяйка дома уже не слушала, оставив молодую рабыню на пороге.
- София, милая моя. Как я рада видеть тебя, - воскликнула женщина, увидев у себя в доме гостью с тремя маленькими детьми. Две маленькие девочки с интересом смотрели на вошедшую матрону, обняв руками ноги матери. На руках София держала третьего ребенка -годовалую девочку.
- Здравствуй, Фессамния, - сдержанно улыбнулась София, - и я очень рада тебе.
- Какие знатные у тебя дамы, - подойдя ближе, Фессамния погладила девочек по голове. Ясные глаза детей засветились небесным светом. - Как их зовут?
Густые волосы детей были аккуратно расчесаны. Улыбнувшись, любящая мать представила своих девочек:
- Это Пистис. Ей недавно исполнилось четыре года, - щеки девочки, стоявшей у левой ноги матери покраснели. - А это Элпис. Ей два годика. И конечно, любящая жить у моего сердца Агапэ. Она уже совсем большая. Ей один год.
Влюбленный взгляд Фессамнии поочередно останавливался на каждом ребенке. Девочки были невероятно красивы: прозрачная белоснежная кожа, большие голубые глаза, русые волосы. Их ангельский лик завораживал: ноги каменели, хотелось вечно смотреть в эти чистые глаза. Казалось, девочки находились под круглосуточной охраной венка из роз. Дочери были зеркальным отражением матери, но только с ангельской примесью.
- Наверняка, дальняя дорога из Милана вымотала вас, - заботилась хозяйка, - вас нужно помыть и накормить.
- Да хранит тебя Господь, - красивое лицо Софии в обрамлении черных волос выражало исключительную мудрость.
Гостьи обедали за большим столом, украшенным яствами из всех уголков Римской империи. Восторженные взгляды рабов были прикованы к детям, из цветущего сада доносилась влюбленная трель соловья.
- Наконец-то ты решила навестить меня, - властная матрона на глазах превратилась в ранимую женщину, - и не одна. А в таком чудесном сопровождении.
Пистис и Элпис с большим аппетитом пробовали новые блюда. Агапэ сладко спала на груди у матери.
- Дорогая моя, - ответила София, - я не смогла больше выносить Милан и стены родного дома. После смерти мужа...
- Твоего мужа? - перебила взволнованная Фессамния. - Я не ослышалась? Давно это было? Я не верю собственным ушам. Такие люди просто обязаны жить долго.
- Ты не ослышалась, - вздохнула София, - недавно, при невыясненных обстоятельствах мой муж погиб. Но не будем об этом. Моя вера, надежда и любовь всегда со мной - это мои девочки.
Женщина поцеловала свою спящую дочку в лоб.
- Дорогая моя, оставайся у меня хоть всю жизнь, - на глаза римской матроны накатились слезы. - Я люблю тебя и успела полюбить твоих детей всем сердцем.
- Ты полна добрых плодов, дорогая, - заключила София.
- И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Аминь, - молилась София, стоя на коленях. По обе стороны от матери, сложив ладошки вместе, стояли на коленях две старшие дочери. Движением губ они повторяли каждое слово. Агапэ спала рядом в маленькой кроватке. Личико девочки украшала улыбка - сквозь пелену сна она слышала молитву.
Прочные, как литое зеркало, небеса рассыпали звезды только для того, чтобы осветить ими Рим. Тишина вечера ловила редкие беседы прохожих на улице, и еле слышные шаги утомленных за день рабов нарушали ее.
- С твоим появлением мой дом преобразился, - дождалась окончания молитвы Фессамния, - цветы в саду распустились, рабы улыбаются. Даже звезды светят ярче обычного. Я не удивлюсь, если завтрашний рассвет подарит удвоенное сияние.
- Я здесь не при чем, - встала с колен женщина. Ее лицо источало смирение, но от дуновения Божия происходит жизнь.
Пистис и Элпис легли в кровать. Старшая сестра рисовала на небе указательным пальчиком созвездия. Элпис ясным взглядом следила за каждым движением сестры.
- О каком Боге ты говоришь? - Фессамния попыталась найти ответ в глазах Софии, - Юпитер, Юнона, Апполон? Безусловно, тебя направляет сама Минерва.
София приветливо улыбнулась:
- Разве может направлять человека несуществующее Божество?
- Клянусь Дианой, - подняла руки к луне Фессамния, - я не понимаю, о чем ты.
- Я христианка, - твердо произнесла София, - верую в Иисуса Христа! Заходит солнце, меркнут звезды, но слава Его никогда!
- Расскажи о нем, - заинтересовалась Фессамния. - Меня всегда интересовало всё новое.
- Его распяли на кресте, как последнего преступника, - слезинка показалась на чистом лице женщины. - Мы с Ним умерли, с Ним и оживем.
Богатой матроне впервые доводилось видеть такую глубокую силу духа. Римские жители привыкли насыщать плоть, предаваясь пьяным оргиям. Какие-то невидимые врата скрипнули в душе Фессамнии.
- Расскажи о своем неведомом Боге все, что знаешь.
- Заповедь Его есть жизнь вечная... - взглянув на спящих дочерей, начала женщина. Фессамния слушала, застыв перед подругой, словно колонна Пантеона. Заржавевшие врата открывались в ее душе, медленно вытесняя высокую гору под названием Олимп.
- Сегодня ты порадовал самого Диониса Категемона, - торжествовал Эвмен. - В городе только и говорят, что об избраннике театра!
- Скорее преувеличивают, - рассмеялся Диодор. - Когда я вышел на сцену, то жутко испугался. Сам Адриан норовил испепелить меня взглядом и…
Маленький друг Диодора хлопнул его по спине.
- Выше голову, атлет! Сегодня твой день.
Вечер сгущался переливом разбавленных маслом красок. Художник рисовал заходящее за горы солнце, уплывающие вдаль облака, полупустую улицу Пергама.
Диодор смотрел по сторонам.
- Как будто я поднимался на акрополь совсем по другой улице. Где тот праздник, гул, веселье толпы?
- Город просто зевает перед сном, - поймал мысль приятеля Эвмен. - Скоро он уснет. Но уже завтра Пергам проснется вновь, и все будут ждать твоего выступления!
- Это уж вряд ли.
- Увидишь, - посмотрел вдаль мальчик. - Пойдем, меня ждет отец на Нижнем рынке.
Диодор поплелся за энергичным Эвменом. Куда еще ему было идти? Его никто не ждал. Крышей над головой было небо, постелью могла стать придорожная пыль.
- Отец, смотри, я привел героя дня, - оказавшись у торговых рядов, приветствовал своего родителя Эвмен. Один из крупных торговцев на Нижнем рынке, отец мальчика важно оценил Диодора, как привык оценивать все в жизни. Плотная туника едва скрывала полный живот, уставшее за день лицо еще хранило следы деловой предприимчивости.
- Наслышан о тебе, - крупный торговец обнял сына. Атмосфера рынка еще не утратила людского оживления. - Как зовут тебя, Софокл?
- Диодор, - выдохнул молодой человек. Усталость дня мешком с камнями ложилась на плечи.
- Он приехал в Пергам сегодня на римской галере из Греции, - Эвмен пытался рассмотреть выставленных на продажу рабов вдали. Мускулистый негр, сонный человек с длинными волосами, светлый юноша, на котором из одежды лишь набедренная повязка. Откуда он? Из-за Рейна или, может быть, из-за Дуная?
- Чем ты собираешься заниматься в Пергаме? - вопросил торговец. - Играть в театре? Но ведь праздник скоро закончится. И что потом?
Диодор пожал плечами в ответ. Его так же, как и Эвмена, заинтересовал человеческий товар. Мужчины, женщины, дети: на шее каждого из них висела табличка с описанием. Кто они, чем занимаются и на что способны, увы, не удалось рассмотреть.
- Значит, на корабле приехал, - отец Эвмена последовал взглядом за тем, что так заинтересовало Диодора, затем снова на молодого человека. В голове крутилась навязчивая идея. Совсем недавно крупный торговец потерпел убыток в качестве разбившегося о скалы неподалеку от Родоса корабля. Судно было набито товаром и направлялось в Рим. Кроме того, на палубе находился верный помощник, отвечавший за сохранность провизии, навсегда обретший покой среди водорослей Средиземного моря. А что, если?
- Ты будешь работать на меня, - поставил штамп крупный мужчина. Диодор вопросительно взглянул на отца мальчика. - Ты будешь сопровождать товар в Рим и обратно! А в промежутках следить за успеваемостью Эвмена в школе и всячески помогать ему.
- Я согласен, - вместо Диодора воскликнул Эвмен. Торговец задержал взгляд на греке.
- Меня интересует сейчас только одно. Где бы склонить голову на ночь, - устало проговорил Диодор. Рабы вдали покорно ждали своей участи. Несмотря на трагическую судьбу, их глаза не выражали гнева, отчаяния или протеста. Что с ними будет? Какова их роль в жизни, которую выберет для них человек? Рабов заставят таскать тяжелые тюки под присмотром бывшего раба - хозяина - надсмотрщика или они станут всего лишь прислугой в доме богатого господина?
- Взаимное проникновение восточных и средиземноморских культур в период расцвета эллинизма привело к оживлению международной торговли, - повествовал Пирр, отец Эвмена. Утро следующего дня дарило легкую прохладу, доносившуюся со стороны моря. - 330 лет назад. Вот было время!
Диодор еле поспевал за увесистым торговцем. К тому же его замучила икота. Выспавшись за ночь в доме Пирра и наевшись с самого утра, молодой человек сейчас мало чем интересовался.
- Какое время? - смутно понимал крупного торговца Диодор. Но рассказчик словно и не слышал слов спутника:
- Но появились признаки грядущего упадка. Восточное царство Селевкидов ослабело, потеряв многие провинции. Одновременно формировалось могущественное Парфянское царство. В Анатолии началось усиление государства с центром в Пергаме. Войны внутри Греции поспособствовали расширению Римской империи. И вот к чему это привело.
Собеседники достигли Нижнего рынка. Открыв один глаз, покровитель торговцев сонно потягивался, пытаясь отойти ото сна. Специфичный запах - смесь всех товаров на рынке, служил особой эссенцией. Нищие дремали на своих местах в ожидании первых покупателей, торговцы деловито осуждали взглядом попрошаек.
- Ты будешь поставлять товар на рынок Траяна, - щупал руками шелк Пирр, - который находится на римском форуме.
Никогда не бывавший в Риме Диодор представил богатых патрициев и матрон, свысока глядящих на все мирское. Пирр продолжал:
- Я крупный продавец, и мои друзья продолжают наше дело в самом центре сосредоточения власти. Мы продаем вина, оливы и другие товары из отдаленных провинций империи - шелк и экзотические приправы.
- Вина и оливы, - вторил Диодор, словно заучивал роль в театре.
- Уже скоро ты будешь сопровождать товар в Рим и отвечать за каждую бочку вина.
Молодой человек развел руками:
- Я не против.
У входа на рынок уже появились ранние покупатели. Вскоре собралась целая толпа. Среди прочих было много гостей города. Одни приходили за покупками, другие - из чистой любознательности. Праздник продолжался, но далеко не для всех. Рабы из Восточной Европы, Азии и Африки смиренно сгорали под палящим солнцем. Их красные плечи облезали, на измотанных телах виднелись ожоги. Живой товар - сельские рабы и городские. Существуют еще и общественные рабы.
Диодор закрыл глаза. Кому как не ему знать все унижения, боль и потери, ждущие этих бедолаг впереди и возникавшие в уголках его памяти всякий раз перед сном.
Весь день Диодор провел бок о бок с отцом Эвмена, и с каждой минутой он познавал дух рынка все больше и больше. Шум, возгласы, споры, зазывания, конкуренция – всё вызывало в душе молодого человека бурю эмоций. И только солнце на бесконечном небе безразлично повторяло свой вязаный круг.
Широкие воды Нила послушно несли корабли императора. Плодоносные пальмы на берегу приветливо склоняли головы. Ветер раздувал беззаботные паруса. Две знатные дамы разговаривали между собой на корме одного из кораблей.
- Его потомство - оскорбление для всего рода человеческого, - отчеканила Вибия Сабина. Движением рук она поправила свою прическу в стиле Плотины.
- Получается, у Адриана не будет прямых потомков? - предположила поэтесса Юлия Бальбилла.
- Не будет. Если, конечно, Антиной не забеременеет.
Юлия рассмеялась:
- Родил красавец Антиной
Мальчишку с рыжей бородой!
- Обойдемся без фанфар. Где же плоть и кровь римской цивилизации? Наш гречонок перестроил и улучшил сотни городов империи. Где же они?
Супруга императора угрюмо взглянула на Срединное Царство Египта. Неистощимая поэтесса держала беседу на плаву.
- Города скоро появятся, как и евреи, составившие основное население северной Африки и Востока.
- Я слышала про них, - взбодрилась Августа. - Это они сделали подкоп под каждой колонной храма в Киренаике и разожгли под ними костер. Весь храм рухнул! Наверняка было очень зрелищно.
- Адриану пришлось выстраивать храм заново.
- Ничего страшного. Моему троюродному дядюшке это полезно.
- Но все-таки, сколько бы Цезарь ни построил храмов, статуй и городов, его душа навсегда останется в Афинах. Его главный подарок городу - Храм Зевса Олимпийского - восхищает. Гигантское изваяние Зевса внутри храма, покрытое золотом и слоновой костью, оживает при каждом взгляде солнца. Сам олимпиец ежедневно раздвигает жилистыми руками облака, снисходительно любуясь своим отражением на земле.
С открытой неприязнью Сабина ожидала окончания тирады. Поняв это, поэтесса, принадлежащая к древнему роду патрициев, смолкла.
- Все это, конечно, хорошо, - одобрила жена императора. - И образ громовержца, раздвигающего небеса, придуман неплохо. Но ты, моя милая, упустила одну деталь. Скорее четыре детали - это четыре огромных изображения Адриана, тоскующих на входе в храм.
- На мой взгляд, изображения совершенны. Они верно отображают могущество императора, - Бальбилла на миг задумалась над своими словами. В тишине, нарушаемой игрой воды о борт корабля, раздался нервный смешок Вибии Сабины.
- И как только ему не пришло в голову изобразить себя плечом к плечу с Зевсом? Наверняка побоялся. Пришлось охранять вход, размножив себя, - Августа обратила внимание на пробор, разделивший густые волосы Юлии надвое. - Хотя и здесь есть смысл. Его изображение невозможно не заметить. Этакое напоминание всем и каждому. Молодец, получил допуск к Элевсинским мистериям...
Остановить Сабину не представлялось возможным. Весь гнев, вся личная неприязнь текла рекой, превышаюшей размерами Нил. Адриан относился к своей супруге, как к рабе. Чувствуя к себе подобное отношение, она не могла смириться. Отличаясь красотой и тонким умом, она могла всего лишь чувствовать взаимную неприязнь. И если бы не пламя разгоревшегося монолога, женщины смогли бы различить звук, похожий на падение в воду крупного камня неподалеку от них.
Страстное солнце стремилось встретиться в затяжном поцелуе с закатом. На светлом небе сквозь толстый слой занавесок виднелась юная луна. Первые звезды в запряженных колесницах ожидали старта соревнований. Адриан в сопровождении неразлучного Антиноя стоял на палубе корабля. Со скоростью в пять узлов судно пересекало Нил.
- Антиной, моя любовь, глядя на тебя, твою молодость, я желаю возродиться. Хочу вычеркнуть последние тридцать лет из жизни, быть молодым, свежим и желанным.
- Ты желанен, мой император, как никогда, - мягко ответил Антиной. В подтверждение слов юноши последние лучи заката осветили императора. На их фоне Адриан казался небожителем.
- Ты моя навязчивая идея, - в глазах Цезаря засияла похоть. - Наша любовь благородна и чиста! Заглавные буквы наших имен связаны тонкими нитями... О, Юпитер!
Адриан шагнул к Антиною, желая стиснуть в крепких объятиях юное тело. На лице юноши пронеслась обреченность. Но в следующее мгновение, сжав кулаки, император отвернулся.
- Я желаю обозреть самые древние и самые знаменитые памятники этой страны - пирамиды, храмы в Фивах, статуи богов и фараонов. Меня привели сюда рассказы об экзотических религиозных практиках. А какая здесь архитектура! Но несмотря на все это изобилие свершающихся желаний, без тебя, мой Антиной, я был бы одинок! Мне бы так не хватало тебя, твоих нежных прикосновений, - Адриан закрыл глаза, чувствуя на своей могучей спине любимый взгляд. Наступило молчание. Цезарь пытался поймать невидимую связь сердец. - Положи свои руки ко мне на плечи и поцелуй меня в шею, - повелел владыка империи. Но к нему никто не прикоснулся. Адриан выждал несколько мгновений. Результата не последовало.
- Антиной, ты меня не слышишь? Почему ты не прикасаешься ко мне? Ты не хочешь поцеловать меня?
Пролетающая над судном птица ответила императору взмахом крыльев. Не дождавшись ответа, Адриан обернулся. На месте Антиноя никого не было. Он оглянулся по сторонам - след фаворита остыл.
- Я не способен больше выносить это, - обреченно молил Бога реки Антиной. - Этот варвар не успокоится, пока не изнасилует меня до смерти. Его страсть не знает границ, а похоть достигает Олимпа. Он называет меня Богом и в тот же момент издевается надо мной. Но я не покажу своей боли никогда. Пускай лучше меня поглотят темные воды Нила. Быть может, река укроет меня от беспощадных лап хищного зверя?!
Слеза скатилась по прекрасному лицу юноши, растворившись в реке. С другого конца корабля послышались тревожные вопли, схожие с рычаньем льва.
- Антиной! Жизнь моя, где ты? - раскатывались на весь Египет выкрики обеспокоенного Цезаря.
- Не в силах я более выносить этот ненавистный голос! Уж лучше вечно пребывать в царстве Плутона.
Антиной в последний раз насытил легкие чистым воздухом, взглянув на остаток солнца, возвышающийся над линией горизонта. Взору предстал зеленый луч - зеленая составляющая диска Солнца, лежащая поверх желтой и красной. На миг зеленый край оторвался от светила.
- Антиной! - хищник подбирался все ближе. Но юноша уже едва различал крик. Жизнь навсегда потеряла свой смысл - благосклонные толщи реки спешили поглотить человеческое тело. Запас кислорода в легких истощился. Один вздох, и Антиной растворится в пучине речной. Вдруг ясное желание жить заставило юношу выплыть на поверхность. Но увидев силуэт Адриана на корабле, Антиной поменял решение. Глаза любовников встретились. Лицо Цезаря приняло маску бесконечной растерянности и любви. Адриан протянул руку к своей единственной страсти. Впервые, сквозь многочисленные слои воды, Антиной видел такого беспомощного человека, далекого от былого величия. Но уже в следующее мгновение странное чувство спокойствия охватило бывшего фаворита. Силуэт императора померк, ощущение воздушного безмятежья, волшебного эликсира, разливающегося по телу, захватило все естество.
В неизменном положении, словно тысяча ваятелей желали изобразить трагедию, застыл Адриан. Прохладное утро накатывало росой, покрывшей смущенные паруса корабля. Всю ночь в голове императора крутился один и тот же образ: страх и ненависть в застывшей позе утопающего. Почему Адриан не прыгнул в воду? Почему не спас свой единственный образец идеала греческой культуры? О чем он думал в момент последней встречи? Корил ли себя за бездействие?
За всю ночь Цезарь не проронил и слова. Жгучие слезы, как водопад Виктория, катились по мужественным щекам. Адриан рыдал, как женщина - громкий стон вырывался из властных уст. Пальцы рук норовили вырвать волосы из головы. Подобного горя еще не чувствовало могучее сердце.
Стоило кораблям пристать к берегам Египта, как Адриан поспешил собрать свою свиту.
- Настают дни скорби, - возвысился над головами патрициев неутомимый путешественник. - Великое горе постигло мое сердце.
- Мне отказал в любви Антиной, - иронически добавила еле слышно Вибия Сабина.
- В прошлую ночь в светлых водах Нила утонул Антиной, - продолжал император. Тревожный шум пронесся в пределах свиты. - Не так давно одна пророчица предсказала мне великое несчастье. Зная это, юноша решил ценой собственной жизни предотвратить беду. Антиной добровольно принес в жертву богам свою молодую жизнь ради меня.
В изумленном молчании публики Адриан вглядывался в знакомые лица. Дорогие одеяния знатных лиц в такт обдували ветра Африки.
- Говорю вам и объявляю всем: провозглашаю Антиноя Богом! Отныне вы и вся Римская империя должны чтить нового Бога. На месте гибели Антиноя, неподалеку от этих мест, на берегу Нила будет заложен город, носящий его имя.
- Антинополис, - воображали некоторые лица из свиты. - Средний Египет, судя по месту гибели юноши, это где-то около города Беза.
На лице Цезаря вновь проступили слезы. Утерев их, он поспешил удалиться. Невыразимое чувство одиночества пронзило великого правителя. Он снял ответственность с себя за гибель фаворита перед лицом народа, но не перед собственной совестью, которая всякий раз норовила нарисовать в воображении роковую встречу родных сердец.
Почтенные волны Эгейского моря уносили торговое судно прочь от Пергама под дружный скрип корабельных досок. Осматривая равнину горизонта, Диодор с улыбкой вспоминал расставание с Эвменом. Мальчик настоятельно требовал, чтобы отец отпустил его с Диодором. - Отец, я обязательно стану мореплавателем.
На что крупный торговец Нижнего рынка снисходительно отвечал:
- Обязательно станешь. Только в другой раз. И вообще ты хотел стать атлетом!
Но Эвмен уже бежал вдоль берега, провожая судно. Он спотыкался о прибрежные камни, падал, поднимался и вновь бежал, пытаясь изменить ход событий. Истощив силы, он упал на колени, руки зарылись в мягкий песок. Неслышные волны накатывали все ближе, а тем временем корабль постепенно превращался в точку вдали. Когда судно стало не больше песчинки в детских руках, Эвмен устало поднялся с колен и поплелся в обратном направлении.
На пороге дома он появился к вечеру. Следы желаемого путешествия на лице потеряли власть. Отказавшись от ужина, мальчик ушел спать.
- Сегодня я проиграл. Но завтра, завтра я обязательно стану мореплавателем, - сонное лицо осветила довольная улыбка.
- Попутный ветер несет нас над морем.
- Такими темпами мы доберемся к берегам Рима вдвое быстрее, - швырялись друг в друга фразами бывалые матросы.
- И никакие иллирийские пираты нас никогда не догонят!
Возгласы моряков нарушили воспоминания Диодора. Теперь он снова был тем мокрым актером, пришедшим в себя на палубе римской галеры. Как и в тот раз, судно окружало безмолвное море, впереди неведомые края. Тем временем матросы грезили римскими матронами.
- Эх, я бы уж точно показал ей настоящего льва в постели, - под дружный хохот ораторствовал любитель выдумок.
И все же какая-то невидимая струна арфы тянула Диодора в центр цивилизации. Нежные пальцы женщины вот-вот должны были коснуться струны, воссоединив ее мелодичным ручьем с другими.
- Здесь так шумно, - оглядела римский форум София. Фессамния сладко улыбнулась.
- Конечно, моя дорогая. Это же рынок и центр политической жизни. В Риме несколько таких шумных мест.
Две знатные женщины прогуливались по форуму. По одну сторону легкая базилика для суда, в одной с ней цепи здание для заседания Сената. Городскую площадь окаймляли портики и украшали статуи. Ветреные лица сновали в произвольном направлении.
- Вы воздвигаете храмы своим Богам и верите в их покровительство, - София взглянула на один из храмов.
- Они подарили Риму власть и величие, - безразлично ответила Фессамния.
Мать троих детей покачала головой.
- Они обрекут Рим на погибель.
Фраза прозвучала тоном пророчества. Фессамния поспешила переменить тему.
- Быть может, ты слышала, у нас появился новый бог, Антиной - фаворит императора, утонувший в водах Нила.
- Нет. Я не слышала.
- Адриан поспешил провозгласить восемнадцатилетнего юношу Богом! По всей империи принялись возводить храмы в его честь и устанавливать статуи.
София смиренно взглянула на подругу.
- Много замыслов в сердце человека, но состоится только определенное Господом.
- Послушай Рим. Он говорит только об этом.
И в самом деле, общая тема объединила голоса людей.
- Посмотри обязательно на небо поздним вечером, - разговаривали около здания Сената двое патрициев.
- А что там? Новое созвездие вторглось в нашу вселенную?
- Нет. На небе появилась новая звезда. Это Антиной вознесся на небо и стал звездой.
На расстоянии нескольких шагов от знатоков астрономии грелись на солнце несколько стариков. Над ними возвышалась одна из статуй, ослепленная прямыми лучами солнца.
- С изображением греческого юноши уже чеканят монеты.
- А сколько тысяч статуй с его изображением нам предстоит еще увидеть?
- Это уже чересчур, - перебил диалог самый пожилой из стариков. - Римские нормы допускают лишь обожествление императора и его ближайших родственников!
Фессамния победоносно взглянула на Софию.
- Понимаешь, какой оборот принимают действия императора?
- Меня мало интересует мирской удел. Только без Господа истает сердце в груди моей.
- Для того чтобы понять тебя, необходимо понять твоего Бога, - на лице римской матроны застыл вопрос. - Видишь эту противопожарную стену? Она отделяет нас от рынка Траяна. Пойдем туда. Эта площадь мне ужасно наскучила.
Порт Бриндизи остался далеко позади. Аппиева дорога поросшей зеленью на обочине привела товар из Пергама в Рим. Пьянящий аромат величественного города навсегда остался неповторимой эссенцией в памяти Диодора. Многообразие сооружений покоряло молодого человека: базилики, термы, театры, амфитеатры, цирки, библиотеки, рынки, храмы, алтари, гробницы - параду масштабных преувеличений и внешних эффектов не было конца. Акведуки, мосты, дороги, гавани, крепости, каналы - широта строений вскружила молодую голову. Поражала многонациональность людей и диалектов. Сам солнечный диск разместился над Городом, контролируя каждый вздох Рима. Глядя на шумное великолепие, Диодор почувствовал себя неотъемлемой крошкой большого пирога.
- О, божественный Меркурий! Кого на этот раз нам прислал Пирр? - у заднего входа рынка Траяна Диодора и его продовольственную свиту уже ждал римский торговец.
- Меня зовут Диодор, - произнес околдованный городом молодой человек.
- Я буду называть тебя Грек, - пристально осмотрел Диодора упитанный торговец средних лет. В его чертах странным образом сошлись твердый характер и приторная лесть.
- Но меня зовут...
- Правило номер один, Грек, - перебил льстивый толстячок, - в этом торговом центре торгуют всем. Зазеваешься, и тебя продадут. Понял?
- Да, но…
- Правило номер два. Я говорю - ты делаешь. Ты делаешь - я говорю. Никаких да, нет и но. Понял?
- Да... то есть понял.
- Отлично. Вот тебе несколько человек, - чернокожие рабы по приказу торговца выросли из-под земли. - А теперь бери, что привез, и пошли. Правило номер три: учись командовать. Рабы не простят в твоем голосе неуверенности. Понял?
Едва доносившийся голос уходящего в глубь рынка торговца терялся среди прилавков. Не теряя времени, Диодор схватил несколько мешков с товаром, быстро раздал указания окаменевшим неграм и побежал за торговцем, боясь потерять последнего из вида.
- В начале второго столетия император Траян распорядился построить на форуме комплекс, включающий в себя 150 различных лавок, причем чтобы каждая выходила на улицу, - вещал торговец, совершенно не заботясь, слышат его или нет.
Выходящая на улицу часть лавок - витрины, были набиты покупателями. Все пять этажей, расположенных в виде террас на склоне горы, вдыхали движение жизни.
Стены рынка были облицованы красным кирпичом, принимавшим иной оттенок на солнце.
- В этих стенах размещается орган, ведающий раздачей зерна, - продолжал торговец. Казалось, что торговля навсегда потеряет свой смысл без этого человека.
Поспевая за ним, Диодор успевал оглядывать прилавки, которые ломились от фруктов, мяса, хлеба, рыбы, вина, олив и других товаров из всех уголков империи. Здесь же вросли в бетон портняжные и сапожные мастерские. Многочисленные харчевни притягивали соблазнительным ароматом.
- Мы на месте, - упитанный торговец остановился у лавки, украшенной мозаиками и изображениями предполагаемых товаров. - Раскладывай товар здесь, Грек. И пошевеливай этих лентяев. Даю десять минут, чтобы перенести весь товар.
Презрительно взглянув на негров, торговец исчез из вида, деловито зашагав в неизвестном направлении.
Лица рабов источали пустоту и отрешенность. Капельки пота стекали по могучим рукам. Голоса покупателей смешались в шумную массу. Не обращая ни на кого внимания, Диодор принялся за дело.
- Чувствуешь притягательный аромат, исходящий из той харчевни? - спросила Фессамния, поправив тунику, доходящую до щиколоток.
София еле заметно кивнула.
- Главная улица, на которой мы сейчас находимся - Виа Бибератика, названа в честь этой харчевни.
- Здесь очень шумно, - рассматривала многочисленные лавки рынка София.
- Конечно, моя дорогая, это не Милан.
В стенах рынка богатым дамам уступали дорогу, многие учтиво кланялись. Другие, опустив голову, спешили исчезнуть из вида.
- Знакомая лавка, - обратила внимание подруги Фессамния. - Подойдем ближе. Хозяин этого заведения очень предприимчив. Каждый раз он радует меня новым товаром.
Женщины рассматривали мозаики с изображениями товаров, когда Диодор принес на спине последний мешок.
- Добрый день, - Фессамния презрительно взглянула на молодого человека. - Я хочу видеть Луция.
При взгляде на Софию на загорелом лице молодого человека выступила краска. Диодор в жизни не видел такой смиренной красоты и доброго взгляда. Женщина притягивала к себе той чистотой, в складках которой таился небесный свет. С первых секунд встречи в душу молодого человека впорхнуло неведомое чувство. Он не мог дать ему названия. Одно лишь желание всегда быть рядом с незнакомкой и защищать ее овладело им.
- Луция? - переспросил Диодор.
Фессамния негодовала.
- Ты оглох? Мне нужен хозяин лавки.
- Дорогая подруга, не кричи на него. Быть может, он не расслышал вопроса, - приветливо улыбнулась Диодору София. Сердце в груди молодого человека стремилось выпрыгнуть наружу. В следующую секунду он собрался с мыслями.
- Хозяина сейчас нет. Но может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь?
- Что у вас нового? - осведомилась богатая дама.
- О, Венера, кого я вижу, - заслонил спиной Диодора подоспевший торговец. Пальцы его рук лихорадочно играли нарастающую мелодию по поверхности прилавка. - Сама Аврора привела вас ко мне!
- Добрый день, Луций.
- Добрый, Фессамния, добрейший, - отозвался продавец, - вы вовремя, как и всегда. Сама Юнона направляет вас. Только что прибыл товар из Пергама. Лучший шелк во всем Риме и только у меня экзотические приправы.
Диодор наблюдал за происходящим из-за спины торговца. Луций услужливо улыбался, Фессамния властно выбирала товар. София, сложив руки на груди, осматривала пределы рынка.
- На сегодня это все, - изящно дотронулась большой амфоры Фессамния. - За покупками я пришлю прислугу.
- Зачем же прислугу? - стелился персидским ковром перед матроной торговец. - Я сам доставлю его к вам. Грек! - крикнул торговец, обернувшись, - ты последуешь за госпожами.
Диодор хотел было возразить, но взгляд переменившегося в миг торговца не принимал отговорок.
Следуя за женщинами, Диодор нес в руках мешки с продуктами, ведя подсчет камней на тротуаре.
- Возьмем, к примеру, Пантеон, - рассуждала Фессамния. - Его серые колонны воплощают имперское величие. Их высекли на горе Клавдия за 2000 километров от Рима. Каждая колонна сделана из цельного куска гранита и весит более 60 тонн.
Перед глазами Софии рисовались картины:
- Когда ты говоришь мне об этом, восхваляя императора, я представляю тех рабочих, которые перевозили колонны из Египта в Рим, следуя прихотям безумца. Под палящим солнцем кто-то из них не вынес чрезмерной физической работы, а кто-то и вовсе задыхался от пыли.
- Я не задумывалась над этим, - махнула рукой собеседница. - Искусство требует жертв. И потом Адриан желает, чтобы его присутствие ощущалось во всех уголках империи.
По пути встречались бронзовые изваяния знаменитых людей. Их сменяли статуи божеств из золота или слоновой кости. Шедевры культуры провожали проходящих мимо людей с оттенком грусти.
- Из-за этого желания люди ненавидят Адриана, - впервые на светлом лице Софии вспыхнула злость. - Многие евреи поверили, что император позволит им отстроить заново храм Соломона, который римляне разграбили и сожгли 60 лет назад.
Фессамния нахмурилась.
- Для Цезаря, как и для всего Рима, вера в единого Бога - святотатство. Адриан избран Богами.
- Но Бог избрал евреев. Император понимает, что для Иерусалима он всего лишь человек. Ополчившись на иудейскую веру, Адриан издавал эдикт за эдиктом. За обрезание он назначил уместную казнь.
- Конечно, это же увечье!
- А для евреев это договор с Богом.
- Цезарь всего лишь желает равноправия, объединенного римскими ценностями.
- Нет. Он вторгся в чужой мир, посеяв семена бури, - стенаниями всех иудеев говорил голос Софии.
Ни одно слово не пронеслось мимо ушей Диодора. Каждая интонация впереди идущих дам бутоном справедливости сохранялась в душе. Молодой человек, не сводящий глаз с Софии, пытался понять, почему ей дороги евреи, иудейский народ в целом? Почему она защищает их? Все заключается в их вере? Единый Бог - кто это?
Для Диодора не существовало никаких богов. Он не понимал их значения в жизни человека и не пытался понять. Но теперь, глядя на Софию, он чувствовал непреодолимое желание узнать, в какого Бога верит эта женщина? Какая вера делает ее такой мудрой, чистой и настоящей в его глазах.
- Она похожа на ароматный цветник среди пустыни, - обратился Диодор к погрязшим в тротуаре камням.
Дом, в который Диодор вошел следом за женщинами, был всеми помещениями обращен в перистиль. Как и многие другие дома Рима, наружу выходили только глухие стены без окон. Внутри дома молодого человека ждал атриум, вокруг которого расположились кубикулы и триклинии. Настенные росписи создавали иллюзию расширения внутреннего пространства для тесных комнат, из перистикля доносилось журчание фонтана.
- Вот мы и дома, - вдыхала цветение сада София.
Навстречу ее словам из триклиния показались две русые головки, две Софии в миниатюре. Раскрывая объятия, к матери подбежала Пистис, а тем временем Элпис разглядывала мозаику на полу.
Фессамния удалилась в таблинум.
- Кто это, мама? - спросил детский голосок.
- Это наш друг, - три пары ясных глаз обратили внимание на молодого человека. - Его имя…
- Диодор, - закончил фразу неподвижный человек с продуктами в руках.
- Ты можешь поставить провизию, - улыбнулась София. Пистис и Элпис словно этого и ждали. Подойдя к Диодору, они крепко обняли его. Впервые в жизни молодой человек почувствовал огромный прилив тепла и доброты.
- Вы говорили о едином Боге, - робко начал он, глядя на очаг, посвященный богине Весте.
- Наш Господь - Иисус. Блажен и свят имеющий участие в Его Воскресении, - глядя на дочерей, произнесла София.
- Я хочу узнать Его.
- Ты обязательно узнаешь Его, если будешь искать. Наша сила на коленях.
В дверях появилась гордая Фессамния в окружении рабов. В отражении бронзового треножника ее величие казалось безграничным. В руках Диодора оказался мешочек с сестерциями.
- Отдашь хозяину, - нарушила покой стен хозяйка дома.
Дернув дверную ручку с рельефным изображением медузы, Диодор простился со всеми обитателями богатого дома. Дорога обратно заняла меньше времени. Масштабные строения и многообразие римской культуры в целом потеряли свое значение. Звон монет в кожаном мешочке раздавался в такт шагам, уставшая за день пыль тонким слоем покрывала обочины тротуара.
- Иисус, Господь... Кто это? - размышлял над словами Софии Диодор. - Искать, чтобы узнать. Но где Его искать? Наша сила на коленях. Что означают эти слова? Я хочу иметь участие в Его Воскресении, хочу найти Его! Хочу быть сильным.
Надвигался вечер. На небе высыпали звезды. Обогнув противопожарную стену, Диодор оказался напротив щедрого овала рынка. В мягкую почву его души было брошено семя. Но какими будут ветви будущего растения, какие плоды они принесут? Ответ на этот вопрос не мог подсказать даже пряный аромат харчевни, влекущий к себе со стороны рынка.
Яркие лучи ноябрьского солнца осветили следы бессонницы и глубокого страдания на лице Адриана. Император не спал несколько дней, щеки не успевали осушать горькие слезы. В окружении придворных император находился у колоссального памятника Мемнона на западной окраине древних Фив. Свита Цезаря вела себя невоспитанно, норовя написать на каждом из древних памятников. Среди праздного веселья послышался звук, похожий на оборвавшуюся струну.
- Тихо, - распорядился Адриан. Обладая тонким слухом, он первый услышал своеобразную музыку.
- Колоссы поют, - послышался полупьяный комментарий.
- Поющая статуя Мемнона приветствует тебя, император, - вторил другой голос.
- Увы, талант твой не столь высок, - размышлял Адриан, поглаживая рукой бороду. Обойдя гигантскую статую кругом, он воскликнул. - Я с улыбкой отвечаю на приветствие Мемнона и высекаю на камне надпись в свидетельство того, что я вижу и слышу. Пусть будет ясно всем, что я возлюблен богами!
Свита в молчании слушала фаворита богов.
- Юлия, - обратился император к Юлии Бальбилле. - Прошу тебя, прикажи вырезать мой ответ Мемнону на левой ноге статуи.
Под осуждающий взгляд императрицы поэтесса ответила молчаливым согласием.
- Скоро мы тронемся в обратный путь, - общались между собой придворные в свите императора. - Сирия и Малая Азия уже ждут появления Цезаря.
- В любом случае мы задержимся в любимом городе гречонка – в Афинах.
- Италии придется подождать избранника богов еще пару лет.
Душный воздух обдувал ленивые ветки пальм. Местные жители восторженно взирали на гостей, верблюды вдали неуклюже тащили набитые тюки с сухофруктами.
Слух о восстании иудеев застал Диодора во время поедания оливок - их терпкий вкус, пропитанный маслом, дарил сытость. Молодой человек поедал темные оливы горстями, не обращая внимания на наличие костей. Летний день 132 года был пасмурным и душным. Мошкара, облепившая пыльную дорогу в Рим, норовила искусать. Дорогая колесница поровнялась с переполненной продуктами телегой.
- Сигналом к восстанию послужил отъезд императора в Грецию, - послышался голос патриция, правящего колесницей.
- Еврейское население наверняка готово отдать свою кровь и жизнь борьбе за своего Бога, - отвечал патриций постарше.
Быстро обогнав телегу, колесница исчезла за толстым слоем поднятой пыли.
Молодой человек раскашлялся.
- Пора поспешить в Рим.
Для бывшего актера и нынешнего помощника торговца дорога из Пергама в Рим и обратно стала делом привычки. За два года он успел познакомиться с каждой рыбой в пределах Средиземного моря. Каждая знакомая кочка по дороге в Рим приветствовала толчком. Диодор отлично справлялся со своей работой. Пирр жаловал юношу, Эвмен восхвалял. Однажды сыну крупного торговца в Пергаме все-таки удалось уговорить несговорчивого отца. Эвмен прыгал от счастья. Но уже на третий день пути, наблюдая морскую пустыню, он захотел домой.
- Хочу быть атлетом, - заявил он.
- Но ты же хотел стать мореплавателем, - взмолился Диодор. Эвмен напряг пучок возросших мышц:
- Море может подождать. Но Олимп ждать не умеет!
Рынок Траяна встречал новостями о войне в Палестине. Крики разношерстного балласта вторили эхом, отталкиваясь от пятиэтажных стен рынка.
- Цезарь наложил запрет на практику иудаизма!
- Новый Иерусалим будет построен на развалинах древнего города.
- Адриан оскорбил евреев, назвав город Элия Капитолина в честь самого себя и в честь Юпитера Капитолийского.
- А ну! Пошел вон отсюда, - заглушил кричащего бродягу один из торговцев пинком под зад.
На заднем входе в рынок телегу с товаром встречал располневший Луций. За два года от чрезмерной лести на его спине вырос горб.
- А вот и мой дорогой Диодор, - потирал руки торговец.
- Рад приветствовать тебя, Луций.
- Без тебя работа совсем не идет, мой мальчик, - в последнее время римский торговец совершенно забыл о своем деле, перекладывая всю работу на плечи Диодора.
- Ничего страшного, сейчас все исправим. Аппий, Кезон, что встали? Разгружайте телегу.
Пока рабы переносили товар, Луций, обняв за плечи Диодора, шел к своей лавке.
- Мальчик мой, та женщина, подруга достойнейшей Фессамнии, спрашивала о тебе.
Диодор покраснел. Волна прибоем вынесла волнение на берег души.
- Что ты сказал ей?
- Сказал, что как только ты появишься, я скажу тебе об этом.
- Мне нужно идти, - рванул было к выходу Диодор. Но Луций придержал его за плечи.
- Для начала тебя ждет прилавок, - кивнул головой в сторону лавки продавец, - ты работаешь до вечера, - поменял тембр голоса Луций. - Затем можешь ступать хоть по всем дорогам Рима одновременно.
Окружающие торговцы улыбнулись Диодору. С момента первого посещения Рима многие лица и дома стали для молодого продавца своими. Да и сам рынок стал для него второй родиной. Накопившийся список покупателей, запах трав и вид надменных римлян стали привычной картиной.
Но. Пока Диодор начинал очередной рабочий день, хозяин лавки, посвистывая, отправлялся за любовными утехами. Обсчитывая молодого человека, звонкие монеты он отправлял в грязные руки доступных развратниц.
Солнечный циферблат намекал на вечер. Диодор выдохнул всей скопленной за день усталостью. Многие лавки были уже закрыты, другие закрывались. Только харчевни еще гудели в сомнительном ожидании посетителей. Кирпичные стены рынка дышали теплом. Обслужив последнего клиента, молодой человек последовал примеру других продавцов. Его движения выдавали спешку. Всеми фибрами души он стремился в тот дом. Рутина рыночной жизни не имела для него смысла так же, как и путь нищего, прислонившегося к противопожарной стене.
- Перед лицом уничтожения своей культуры евреи подняли кровопролитное восстание, - хрипел хромой бродяга. На длинной бороде обрели покой комки засохшей грязи.
- Да поглотят тебя Сонм и Мор, - отправил бездомного к самой смерти квартет голосов в ответ.
Покинув владения Меркурия, Диодор смешался с потоком римских жителей. Блеск их одежд вызывал зависть. Сравнив себя с патрициями в мраморном отражении одного из зданий, молодой человек опустил голову.
- Но разве для Бога моя скромная одежда имеет значение? - размышлял он по пути к дому Фессамнии. - Человек должен светиться изнутри, а не снаружи.
За последнее время Диодор много раз находил повод явиться на порог богатого дома. Под любым предлогом он готов был перенести весь товар из лавки Луция в дом к богатой матроне. И каждый раз повод был один: увидеть Софию и ее дочерей, услышать что-то новое о едином Боге. Влюбляясь в женщину из Милана, он все больше думал о Боге, даря Ему по кусочкам жизнь.
Пистис, Элпис и Агапэ всегда были очень рады появлению смуглого человека из Пергама. Этот раз также не стал исключением.
- Диодор, - вскричали девочки, увидев в стенах дома человека с кувшином в руках.
- Добрый вечер, мои дорогие, - ответил взаимностью Диодор. Чрезвычайная красота в девочках смешалась с благоразумием: ясные глаза светились умом, лик сиял, добрая улыбка украсила лицо. В свои семь лет Пистис обладала удивительной силой внутреннего убеждения. Признавая истину, она была верна во всем. Каждое ее слово или домашний труд были проникнуты непоколебимой верой в Бога. Красивое лицо Элпис всегда было окрашено ласковой улыбкой. Для нее не существовало неудач. Часами она разговаривала с рабами в доме, вселяя в них новое ощущение - надежду на спасение.
Маленькая Агапэ источала абсолютную любовь. Каждое ее прикосновение вдыхало жизнь в неодушевленные предметы. Своих сестер она любила больше себя самой. Ее уста говорили только о Боге.
Девочки прилежно занимались чтением, были усердны в молитве. Они изучали пророческие и апостольские книги.
- Где же ваша мама, - под хмурое молчание рабыни у входа спросил Диодор.
- Мама молится за избранный Богом народ, - ответила старшая из сестер.
- Я так рада видеть тебя, - в больших глазах Агапэ заиграла радость.
Девочка прижалась к Диодору. Его одежда дарила набор рыночных ароматов. Старшие сестры последовали примеру младшей. Это был лучший момент в жизни. Казалось, Божья десница коснулась молодого человека.
В этот момент из кубикула появилась София. На миг остановившись, она залюбовалась представшей картиной. Закрыв глаза, три русые головки прижались к Диодору. Уставшее лицо молодого человека обратилось вниз. Усталость на лице сменяется счастьем, губы слиплись в еле заметной улыбке. Руки обнимают девочек за плечи. Сумеречный свет поглаживает мозаичный пол. На заднем плане статуей застыла рабыня. Входная дверь приоткрыта, за ней видна улица. Рядом с дверью, отгородившись ото всех, стоит кувшин.
Рука Софии на первом плане непроизвольно тянется к дочерям. Слабые очертания очага, посвященного Весте, наполовину потерялись за пределами картины.
- Добрый вечер, Диодор, - красивое лицо Софии было отмечено тревогой. Черные волосы женщины переливались каскадом блеска.
Дочери обратили ясный взгляд на мать, взор карих глаз Диодора источал готовность к любому испытанию.
- Тяжелые времена настали для всех христиан, - продолжала женщина. - В Иерусалиме, в новом городе Адриан воздвиг храм Юпитера, вызвав тем самым войну.
София подошла ближе. Пистис, Элпис и Агапэ отправились спать, следуя словам матери. До слуха донеслось шуршание одежд девочек, скрывшихся из вида.
- Я что-то слышал о восстании иудеев по дороге в Рим, - нахмурил брови Диодор, - но что случилось на самом деле?
- Император решил построить языческий город в самом центре священного наследия евреев и запереть им вход туда! К тому же эдикты и ряд других действий Цезаря оскорбили еврейский народ.
- Что же происходит там сейчас? Почему в Риме так много говорят об этом?
- Евреи захватили несколько городов и укрепили их, - ответила вдова. - Они возвели стены и прорыли подземные переходы. Верующие во Христа присоединяются к восстанию. Десятки тысяч воинов превращаются в сотни тысяч. Но разве они способны всерьез противостоять Римским легионам?
София подошла к окну. Почтенного возраста луна игриво оттеняла листья деревьев в саду.
- Она парит над землей, - цепкая мысль пронеслась в голове Диодора. Звук шагов женщины и впрямь невозможно было уловить.
- Не будет насажено черенков от чужой лозы, - взмолилась к небу София. - Я сама пойду на войну и буду сражаться с поборниками неправды!
- Нет! - подбежал к женщине Диодор. В порыве чувств он дотронулся ее руки. - Вам радуются кипарисы, солнце каждое утро встает только ради вас! Вы должны быть рядом с дочерьми.
София оглянулась. Совсем рядом билось юное сердце, по жилам текла храбрая кровь, карие глаза метали искры. Диодор продолжал:
- Я пойду на войну, вступлю в ряды верующих во Христа и возвращу назад на сто ступеней солнечную тень!
- Знай, - восхищалась молодым сердцем вдова, - твои дни не исчезнут в бесславии. Победа - от Господа.
В последний раз Диодор взглянул на любимое лицо. Отсутствие морщин, румянец на лице, прозрачная чистота глаз, полуоткрытые губы. Желание поцеловать Софию, чье дыхание коснулось шеи, охватило молодого человека. Но он осмелился поцеловать только ее руку:
- Молитесь за меня, прошу вас.
Не дождавшись ответа, Диодор покинул пределы римского дома. Звук нарастающих шагов эхом отразили спящие дома. Руки торговца сжались в кулаки. Безмолвные улицы скупо провожали случайного прохожего.
Вскоре оживленный район, населенный бедняками, беззубо улыбнулся Диодору. Расположенная в низине Субура улица ожила большим количеством притонов. По пути встречались доступные женщины с развязным поведением, страстолюбивые мужчины не отставали от них. Мелкие воришки на углах многоквартирных домов скалили зубы. Кругом царила сырость. Венчала «произведение искусства» грязь, сопровождаемая вонью.
В темноте показался угол инсулы (многоэтажный жилой дом с комнатами и квартирами, предназначенными для сдачи внаём), едва освещенный луной. Со стороны верхних этажей доносились выкрики - очередной спор бедняков из-за нехватки денег. В темноте виднелись обломки соседней инсулы.
- Опять перенаселили дом, - бросил в пустоту Диодор.
Дверь в квартиру на первом этаже оказалась незаперта. Едва освещенная квартира осветила виноградные гроздья на голой стене. В углу спрятались пустые кувшины. Бесконечные разноцветные тряпки валялись на скудной кровати. Полупьяный торговец смотрел на потолок.
- Добрый вечер, Луций, - нарушил тишину Диодор. Торговец осуждающе приложил палец ко рту.
- Тише, - прошептал он, - слушай.
Через несколько мгновений из квартиры второго этажа послышались знакомые крики.
-У нас нет отопления, - безнадежно кричал женский голос. Хриплые мужские выкрики не заставили себя ждать.
- Когда я найду работу, - кашлял мужчина. Но женщина спешила перебить его.
- У нас никогда не было водоснабжения и канализации. Даже тот торговец-негодяй, что под нами живет, лучше.
За этими обвинениями последовали рыдания. Луций рассмеялся.
- Скоро в публичном доме будет пополнение. Уж я навещу тебя обязательно, - погрозил потолку торговец.
Диодор сделал шаг к скудной кровати.
- Я пришел попрощаться с тобой.
- Мальчик мой. Когда ты появился здесь? - удивился Луций. То, что произошло несколько минут назад, напрочь стерлось из хмельной головы. - Я как раз думал о тебе.
- Прощай! Мы не увидимся больше.
- Куда ты? Надолго?
- Это не имеет значения. Хочу дать один совет: никогда не обманывай тех, кто искренен с тобой.
Луций отхлебнул из бутылки с вином, стоящей возле кровати. Проследив за движением бутылки, Диодор покинул квартиру.
- Эй! Мальчик мой, Грек! Куда ты? Подожди, - прогремел пьяный голос. – О, Меркурий! Да пронзит тебя Эрида!
Диодор услышал лишь звук разбитой о стену бутылки. Достигнув рынка, он проник в знакомую лавку, в которой и проспал до рассвета. Освещенный первыми лучами солнца, молодой человек собрал мешок с провизией - предстояла дальняя дорога в Иерусалим.
- Прощай, рынок. Процветай и радуй покупателей, - Диодор в последний раз взглянул на кирпичные стены.
- Император наложил запрет на практику иудаизма, - бормотал сквозь сон лежащий на земле бродяга.
Закинув мешок на плечо, Диодор отправился в неизвестные края. Останется ли он жить? Увидит ли вновь Эвмена, Пирра, Софию и ее дочерей? Об этом он не знал.
- В ее памяти я останусь навсегда. И пусть Бог оградит меня от пасти льва!
Твердо и мужественно он зашагал по направлению в Иерусалим.
Жители Афин не переставали восхвалять Адриана. Любуясь зданиями, построенными Цезарем, они ожидали очередного дара с его стороны.
Храм Зевса Олимпийского окружили благородные колонны. Изображения Императора на входе принимали солнечные ванны. Сам Адриан ходил взад и вперед, поглядывая на огромное изваяние Зевса. Луций Цейоний Коммод стоял в стороне, прислушиваясь к ровному ритму шагов.
- Эти евреи всегда готовы проливать реки крови и терять собственные жизни, - воскликнул император. - Рим наносил поражение Палестине в 30-х годах первого века, затем во времена великой Иудейской войны 66-70-х годов. Наконец, мой предшественник, Траян, нанес им неисчислимый урон. Разве они не понимают, что римские легионы непобедимы? Каков смысл их восстания?
- Они будут бороться до конца за святое дело, ответил Коммод. - Восстание уже охватило Палестину и часть Сирии.
Адриан остановился, бросив поверхностный взгляд на одного из членов своей свиты.
- Продолжай, Цейоний.
- Некий Бар-Кохба - сын звезды, как его называют жители Палестины, объявил себя правителем Израиля.
- Самозванец, - негодовали патриции.
- Так вот, многие считают его не только правителем, но и Посланцем Бога.
Послышался издевательский смех императора.
- Тем не менее восстание стремительно расширяется, охватывая все новые территории, - продолжал Луций Цейоний Коммод. - В борьбе за веру евреи используют интересную тактику.
- Какую же? - иронично заметил Адриан. - Бьют и убегают?
- Именно. Они скрываются в горных крепостях, пещерах и тайных убежищах пустыни. Местность им хорошо известна, они без труда могут скрыться. В горах евреи соорудили своеобразные туннели. Оттуда они и совершают вылазки, нападая на отряды римских войск.
Настроение императора изменилось:
- Какое положение дел в Палестине на данный момент?
- Восставшие владеют городом, пытаясь восстановить храм Соломона.
- Не бывать этому, - разразился Адриан. - С этого момента я беру руководство в свои руки. Вызвать из Британии Юлия Севера! - бушевал Цезарь, норовя огромной волной смыть с лица земли иудейский народ. - Ему будет поручено руководство над римскими легионами. Стянуть легионы со всех провинций в Палестину! Сирийский флот также будет принимать участие.
Дух храброго воина, умелого стратега и безбоязненного руководителя взыграл в Правителе Римской империи. Участник трех войн, дважды награжденный за отвагу, Адриан рисовал на воображаемой карте военных действий каждый шаг.
- Легионы переместятся намного быстрее, чем ожидает враг, - поставил точку в размышлениях император.
Затем он остановил взгляд на изваянии Зевса, покрытом золотом и слоновой костью. Погладив бороду и прищурив левый глаз, Адриан успокоил взбушевавшийся шторм в груди:
- Все же следовало изобразить меня рядом. Юпитер явно был бы не против.
Область в Передней Азии, расположенная на восточном побережье Средиземного моря между Египтом и Сирией, отливала закатом. По побережью протянулась узкая равнина. К востоку от нее гордо стелилась гористая область, цепко охватившая Галилею, Самарию и Иудею. Шествуя по каменистой дороге, Диодор улыбался остатку солнца, игриво выглядывающего из-за горы. Стояла жара. Капельки пота стекали по лбу молодого человека, направляясь прямо в продуктовый мешок. Продукты облепили дно материи, грозясь в скором времени истощиться.
Дорога в Палестину оказалась трудна и заняла много времени. Порой ужасно хотелось пить, но только скудная слюна во рту нехотя могла предложить свои услуги. Бывало, силы истощались, и желание навсегда увязнуть в песках пустыни брало верх. Однажды Диодор упал на колени посреди пустыни, вокруг не было ни души. Жалость к себе нарастала мхом на северной стороне увядающего дерева. Сильный ветер поднимал крупинки песка, которые заслонили обзор и норовили попасть в нос и рот. Внешние обстоятельства заставляли человека преклонить голову перед властной судьбой. В следующее мгновение Диодор взглянул на небо, частично скрытое вихрем песка, воззвав к Богу.
- Где Ты, в которого так сильно верит София? Где? Моя надежда изгоняется из моего шатра!
Куски безмолвного неба смеялись над ничтожным рабом. Беспощадный ветер лишь усилился в ответ. Вязкими шагами по песку наступали последние минуты жизни.
Вдруг вдали показался человеческий силуэт. Диодор попытался рассмотреть его, к нему приближалась женщина. Красивая одежда контрастом выделялась на фоне пустыни.
- Это мираж, - обреченно произнес умирающий. - Откуда в пустыне могла появиться одинокая женщина?
Но женщина продолжала приближаться. Несмотря на круживший вихрь, она подошла совсем близко. Добрая улыбка осветила ее лицо.
- София..., - задыхался обреченный.
- Вставай, Диодор, - женщина протянула к нему руку. - Тебе нельзя останавливаться на половине пути.
- Но я не могу встать. Меня заметет песком, и я навсегда останусь здесь.
София осуждающе покачала головой.
- Ты встанешь и пойдешь дальше. Ты должен отстоять пути твои перед Его лицом!
- София! - раскрыв объятия, Диодор пополз на коленях к женщине. Но чем дальше он полз, тем больше становилось расстояние между ним и его возлюбленной. Собрав остаток сил, Диодор встал на ноги и уже бежал вслед удаляющемуся миражу.
- София... - задыхался безумец. - Остановись, прошу тебя!
- Пути твои перед Его лицом, - эхом донесся ответ.
Осознав всю безысходность погони за цветной мечтой, Диодор остановился. Ветер стих, мирный песок переливался на солнце. София исчезла так же внезапно, как и появилась. Впереди стелился горный пейзаж. Ветви вечнозеленых деревьев заботливо укачивали плоды, река полукругом легла перед массивом гор, словно прячась от солнца. Не теряя времени, Диодор побежал к берегу реки.
Спасен! Он может идти дальше. Как же приятно окунуться с головой в прохладу реки, а после высохнуть в тени деревьев. Южный ветер обдувает спину, трава податливо склоняется под ногами.
Какая неведомая сила вынесла молодого человека на берег жизни? Кто ниспослал тот мираж? И чье дуновение способно было усмирить даже самый сильный ветер?
Наступила ночь. Прибрежная равнина сменилась набухшей цепью гор. Луна осветила извилистую дорожку, ведущую в Палестину. На небо высыпались яркие бриллианты из тугого мешочка.
- Скорее бы увидеть город, - слова Диодора синхронно волочились вслед за уставшими ногами. - Как разобрать путеводную звезду, когда на небе их столько?
Уставший путник остановился перевести дыхание. Легкий ветерок обдувал волосы и бороду, успевшую вырасти за время нелегкого похода. Глянув на звезды, Диодор прикрыл глаза.
Внезапно послышался шорох. Маленькие камушки скатились по горе.
- Кто здесь? - обратился к темноте путешественник.
Он посмотрел по сторонам, попятился назад, но уже в следующее мгновение был сбит бесшумным ударом по ногам. Мужской силуэт загородил небо. В руках блеснуло лезвие меча. Сердце екнуло в груди сбитого с ног человека. Последние секунды жизни начали обратный отсчет. Последний глоток воздуха, последний выдох жизни.
- Стой! - обогнал смерть чей-то выкрик. Дотронувшись кончиком острого лезвия беспомощной груди Диодора, убийца застыл. Кричавший перешел на шепот. - Я знаю его. Убери нож, Ави. Это мой друг.
Лицо убийцы состроило в ночи недовольную гримасу.
- Что может делать здесь в такое время твой друг? Эвмен, ты точно уверен?
- Да, - ответил Эвмен.
- Эвмен? - оперся локтями о холодную землю Диодор. - Могу ли я поверить своим ушам? Сын Пирра, торговца на Нижнем рынке в Пергаме. Ты ли это?
- Да. Это я, - юноша оглянулся по сторонам. - Вставай, нам нельзя здесь долго оставаться.
Оставив безлюдную дорогу, Диодор в сопровождении нескольких человек поднялся на гору. В ней скрывался еле заметный туннель. Войдя в него, один из незнакомцев зажег факел. Огонь осветил шершавые стены туннеля, а вместе с ними и незнакомые лица людей. Они разглядывали Диодора с некоторой тревогой. За поясом у каждого из них покоился рондоподобный короткий меч.
Увидев лицо друга, Эвмен поспешил обнять Диодора.
- Как ты здесь оказался? - спросил юноша.
- Нет, это как ты здесь оказался!? - недоумевал путешественник. - Твой отец знает, где ты?
- Я уже не мальчик. Мне восемнадцать лет! Это мой выбор и отец знает о нем.
- Даже так?
- Нам нужно идти, - перебил человек, собиравшийся убить Диодора. - Алон, останься у входа, скомандовал он.
Извилистый туннель многократно пересекался с другими. По пути встречались пещеры, в которых спали люди. Свет факела натыкался на припасы, находившиеся неподалеку. На некоторых лицах бодрствующих мужчин отпечатались недоверие и усталость.
- Помнишь, я хотел стать атлетом, затем мореплавателем, снова атлетом? - спросил шедший впереди Эвмен.
- Помню, - разглядывал стены туннеля Диодор.
- Я стал воином! Хотя оружия нам очень не хватает. Но в борьбе с римлянами нам удается его добыть. Этот меч я сам лично отобрал у римского легионера, - юноша дотронулся рукоятки гладия, торчащего за поясом. Диодор перевел взгляд на выросшего друга. Эвмен сильно изменился: высокий рост, крепкое телосложение, пучки мышц облепили загорелые руки.
- Кем ты стал?
- Воином, - прозвучал гордый ответ. - Сначала я хотел пополнить ряды римских легионов. Но в легионы набирали только римских граждан, поэтому я вступил в армию восстания Бар-Кохбы. Сюда берут всех. А ты как ты здесь оказался?
На уставшем лице Диодора появилась улыбка.
- Я появился здесь потому, что сюда берут всех.
- А если честно?
- Это кровопролитная борьба за веру, веру в Единого Бога. Я верю, в Него и готов сражаться до конца жизни.
- По тебе видно. Ты уже сегодня ее чуть не лишился. А вообще, - помедлил Эвмен, - мне нравится еврейский Бог. По крайней мере, Он мне еще ни в чем не отказывал.
В конце туннеля искрились отголоски огня. Друзья оказались у подножия небольшого поселения, затерянного в горах. Крышей служило звездное небо, обогревом - большой костер. Перед костром ораторствовал властный мужчина. Напротив расположилась армия солдат. Разный возраст и примитивные доспехи объединил голос вождя:
- Укрепленные города и наиболее важные поселения разрушаются римлянами. Тысячи евреев погибают в вылазках и сражениях. Погибшим же от голода, эпидемии и огня нет числа.
Иудея превращается в пустыню.
- Это Симон Бар-Кохба, - восторженно глядел на оратора Эвмен. Подойдя ближе, друзья растворились в задних рядах армии. - Он руководит и экономикой территорий, и армией. Бывает, Бар-Кохба угрожает наказаниями даже ведущим военачальникам, а порой и применяет устрашающие наказания. Еще его называют князем Израиля!
От подобной жестокости Диодора передернуло. Глядя на играющую тень вождя на выступе горы, путешественник захотел покинуть эти темные края навсегда.
- Но в войне погибают также и много римлян, - продолжал Бар-Кохба. - Евреи всего мира собираются, чтобы помочь нам! Римская империя уже содрогнулась! Противопоставим неприятелю твердую веру в Бога! За нами победа! Божья десница ведет нас!
Одобрительный крик толпы заставил пошатнуться луну. Звезды сыпались с небес, солдаты боготворили вождя.
- Он сошёл с небес, чтобы спасти нас.
- Мессия!
- Он спасет нас от тьмы!
- Слава сыну звезды!
- Слава сыну звезды, - хором вторили собравшиеся.
Искупавшись в реке славы, Бар-Кохба покинул армию солдат.
- Вперед, - Эвмен схватил за руку Диодора.
Друзья настигли правителя Израиля у входа в охраняемый дом.
- Эвмен, юный храбрец. Это ты?
- Добрый вечер, великий Бар-Кохба, - приветствовал правителя юноша.
Судя по выражению лица, Эвмен нравился руководителю восстания. Пергамский юноша и впрямь обладал полным бесстрашием и постоянно рвался в бой. К тому же он служил ярким примером того, что 'Собираются со всего мира евреев и неевреев'.
- Кто это с тобой, храбрый юнец? - свет костра осветил вольные брови Бар-Кохбы. Под ними огненным светом мерцали две черные точки.
- Это Диодор, - ответил Эвмен. - Он пришел из Рима для того, чтобы пополнить наши ряды. Сегодня он уже чуть было не лишился жизни.
- Сражаясь против римских легионов, ты не потеряешь своей жизни. Заповедь Господа есть жизнь вечная. Добро пожаловать, Диодор.
Волшебной игрой костра предложение Бар-Кохбы повисло в воздухе. Сын звезды скрылся за мощными спинами охраны, стоявшей перед домом князя Израиля.
- Вот это человек, - ликовал Эвмен. - Он способен победить не только Рим, весь мир упадет к его ногам!
Диодор посмотрел на друга.
- Где я могу умыть лицо и ноги?
- Пойдем, здесь неподалеку есть ручей. К тому же тебе пора выспаться.
Поселение растворилось в тишине ночи. Полная луна осветила тонкие крыши домов. Горы тянулись к звездам. И только стража, охранявшая вход в туннель, пробовала на звук каждый шаг.
Несмотря на суровый взгляд и незаурядную силу в руках, Бар-Кохба имел невысокий рост и сутуловатое телосложение. Сидя за столом, он обратился к письмам, беспорядочно лежавшим на столе. Одно из них было обращено к военачальнику Иехошуа бен Галголе. В нем Бар-Кохба писал о галилеянах, которых следует защищать. Другое письмо к тому же человеку приказывало гостеприимно встречать людей, приносящих пшеницу, и предоставлять им пристанище до исхода субботы.
В письмах к командующим флотом в районе Эйн-Геди Бар-Кохба писал о руководстве людьми, о поставках пшеницы, уборке зерна, конфискации имущества и проведении мобилизации в Ткоа, граничащем с Иудейской пустыней. Одним Бар-Кохба приказывал следить за погрузкой кораблей, другим напоминал о сборе десятины.
Склоняясь над очередным письмом, князь Иудеи писал:
- Вы живёте в достатке, проедая и пропивая собственность дома Израиля, и нет вам дела до братьев ваших, - звучали первые строки. Бар-Кохба обращался к начальникам тыла армии, которые не поставили провиант.
Ему удавалась держать под контролем обширные территории, включая пограничные области в Иудейских горах, район Бет-Гуврин и ряд районов Иудейской пустыни.
Но несмотря на полный контроль в каждой мелочи, Бар-Кохба чувствовал приближение конца. Адриан и лучшие военачальники Рима уже дышали ему в спину.
- Наши крепости могут стать нашей тюрьмой, - не осознавая того, пророчил сын звезды.
Резким движением руки он швырнул письма со стола. Властные строки в произвольном движении легли на пол. Встав из-за стола, 'Мессия' подошел к окну. Небольшой проем открыл взору бесконечный поток звезд. Бар-Кохба взглянул на них в потухшей надежде разыскать глазами ту, чьим сыном он являлся.
Утром следующего дня группа восставших в очередной раз громила римский отряд. Укрывшись в хорошо знакомых горных ущельях, иудеи внезапно накинулись на римлян. Острые лезвия мечей с легкостью вонзались в незащищенные тела легионеров. Их лица сковывала беспомощность, пронзительные крики выражали гнев. Смертельно пораженные легионеры продолжали сопротивляться, не чувствуя боли. Одной рукой они пытались вытащить меч из тела, хватаясь за острое жало, другой старались поразить соперника собственным оружием. Но в следующий миг в их тела вонзались еще несколько лезвий и тогда обученные воины падали в лужу крови под ногами.
В это утро Диодор бился бок о бок с Эвменом. Сын Пергама умело владел мечом, беспощадно забирая человеческие жизни. Лязг мечей терялся в пыли, вопли сотрясали горы. Римляне несли кровавые потери.
- Берем римское оружие и уходим, - скомандовал знакомый голос. Диодор обернулся -ловкими движениями евреи быстро стягивали доспехи с доживавших последние минуты римлян. Безжизненные глаза проклинали всю Иудею, перед тем как закрыться навеки.
- Быстрее, скоро здесь будет римское подкрепление, - командовал Ави. Оглянувшись, он остановил взгляд на Диодоре. - А где Эвмен?
- Он был здесь, - растерянно ответил Диодор, глядя с опаской на мертвецов.
- Вон он, - поднял руку Ави.
В ста метрах от места битвы Эвмен догонял капитулировавшего легионера. Подобрав с земли римское копье, Эвмен с силой бросил его в спину беглеца. Точным попаданием он пронзил тело. Сделав несколько шагов, легионер упал посреди дороги. Изо рта брызнула кровь. Схватившись одной рукой за копье, обреченный на смерть пытался ползти.
- Предатель, изменник! - настиг умирающего Эвмен. - Меня не взяли в ваши ряды только потому, что они уже заняты подобными тебе трусами!
Сгорая от злости, Эвмен раз за разом вонзал меч в воина, превращая его спину в кровавое месиво. Юноша опьянел от крови, не заметив надвигающуюся волну свежих сил Рима. Отряд легионеров шел прямо на Эвмена.
- Эвмен! - крикнул Диодор.
Подняв лицо, запачканное брызгами чужой крови, юноша увидел римский отряд. Сердце ускорило стук, дыхание стало прерывистым. Схватив с земли щит, Эвмен бросился бежать.
В следующее мгновение в него полетело несколько копьев. Первое пронеслось мимо, второе просвистело рядом с головой. Третье копье вонзилось в плечо. Быстротечным водопадом хлынула кровь. Юноша замедлил движение, с криком вырвав оружие из пораженного тела. Римский отряд был рядом, готовый разорвать на куски все живое на земле.
- Уходим! - глядя на происходящее, воскликнул Ави.
Диодор оглянулся на группу евреев. Взяв необходимое оружие, они поднимались в горы.
- А как же Эвмен? Вы оставите его умирать? Нам необходимо спасти его.
- Слишком поздно. Пытаясь помочь ему, мы все умрем, послышался голос одного из них.
Диодор вновь посмотрел на Эвмена. Кровь струилась ручьем по юному телу. Он не мог бежать, продолжая волочить за собой щит убитого легионера. Юноша не оглядывался, из последних сил пытаясь спасти себя от неминуемой смерти. Несколько мгновений, и пасть настигающего льва проглотит его целиком.
- Ави, храбрые евреи! Во имя Бога, вы обязаны помочь! - врос в землю Диодор. Но группа иудеев уже скрылась в проходе туннеля.
- Пропадать, так вместе! - молодой человек бросился на помощь другу. - Эвмен, оставь щит! - кричал Диодор, приближаясь к нему. Но вместо этого юноша еще сильнее сжал его в уставших руках.
Подняв пыль, Диодор оказался рядом. Выхватив щит из обезумевших рук, он швырнул его в сторону римского отряда, находившегося в нескольких шагах.
Закинув руку раненного друга к себе на плечи, Диодор побежал от римлян. Эвмен еле передвигал ногами - шансов на спасение практически не осталось.
Взошедшее солнце безразлично наблюдало, как обреченные на смерть искали спасения. Грозный лев уже раскрыл голодную пасть - оголенные клыки блестели на солнце.
На миг солнце ослепило Диодора. Открыв глаза, он увидел луч солнца, тонувший в горной расщелине.
- Скорее сюда. Это наш единственный шанс.
Горный выступ на мгновение скрыл друзей от римских лап.
- Куда делись эти два еврея? - воскликнул начальник гастаты, остановив отряд. - Клянусь острым трезубцем Нептуна, минуту назад они были здесь!
Облака на небе скрыли геометрическую фигуру солнца. Рассмотреть расщелину в тени, в которой спрятались друзья, было практически невозможно.
- Карабкайся дальше, - прошептал Диодор, подталкивая Эвмена в глубь небольшой пещеры. Кровь из раненного плеча текла обильнее прежнего. Чувствуя нестерпимую боль, Эвмен едва сдерживал крик. Пытаясь помочь другу, Диодор толкал сильнее. Из-под его ног вылетел камень, с шумом полетевший к входу пещеры.
- Замри, - коснулся спины раненого Диодор.
- Слышали что-нибудь? - пытался обнаружить беглецов начальник первой линии Римского легиона. Отряд отрицательно покачал головой.
- За нами следуют принципы, - твердо сказал один из воинов. Начальник отряда прекрасно понимал, что необходимо соблюдать боевой порядок. Потеряв всякий интерес к исчезнувшим евреям, он скомандовал:
- Манипула, вперед!
Друзья переводили дыхание, опершись спинами о шершавые стены пещеры. Отряд гастатов прошел мимо. Эвмен корчился от боли, пытаясь закрыть рану рукой. Оторвав лоскут одежды, Диодор перевязал рану.
- Спасибо, - сквозь боль процедил Эвмен.
- Тебе сейчас нельзя говорить.
- Оставь меня. Иди на помощь евреям.
Эвмен умирал. Его кровь сочилась через повязку, взгляд остановился на одной точке в потолке, пот обильно струился по лицу.
Что мог в этот момент сделать Диодор? Как помочь другу? Сердце ныло в его груди. Эвмен когда-нибудь обязательно умрет. Но только не сейчас, не сейчас.
Встав на колени, он подложил руку под голову друга, скатившегося на пол.
- Тебе нужно уходить, - Эвмен не хотел, чтобы кто-то видел его смерть. - Иди.
- Я не покину тебя!
- Им нужна помощь.
- Я не вернусь к предателям!
- Иди... помощь. Ави... Отец…, - бредил умирающий.
На глаза Диодора навернулись слезы. Свободной рукой он гладил лицо Эвмена.
- Помнишь, как мы познакомились с тобой, как вместе пошли на твою тренировку в Пергаме? Ты тогда говорил алипту, что хочешь быть атлетом! Помнишь? А как ты восторгался моей игрой в театре перед Адрианом. Тем же вечером ты поспешил познакомить меня со своим отцом. А как ты бежал за кораблем, мечтая стать мореплавателем! Ты желал покорять моря, - сквозь слезы Диодор улыбнулся. - Ты спас меня вчера от неминуемой смерти. И я обязательно спасу тебя, - молодой человек прижал к себе полуживое тело.
Эвмен скончался в 135 году на руках у друга от обильной потери крови. Сырые стены пещеры так и не услышали ни единого стона.
Диодор до самой ночи прижимал к себе безжизненное тело. Его одежда и руки были в крови, голова склонилась к земле.
Мучительно оплакивая друга, он не заметил, как вокруг гор расположился римский легион.
Бережно положив тело друга на пол пещеры, Диодор осторожно подобрался к входу в ущелье. 5000 солдат разбили неподалеку лагерь.
Дорогие кольчуги воинов, отбрасывая лунный свет, соседствовали с дешевыми нагрудниками.
- Гастаты, принципы, велиты, триарии, - утерев следы слез, Диодор восторженно рассматривал римский легион. - Да, в чистом поле они непобедимы. Но справятся ли римляне с иудеями в горах?
Вскоре восторг сменился растерянностью.
- Но как мне прорваться через этот боевой порядок? И в какую сторону идти?
Молодой человек был окружен. Повсюду сновали римские солдаты, охранявшие лагерь. Римские войска не штурмовали горы, но и, судя по всему, не собирались уходить. Их действия были похожи на осаду.
- Что же мне теперь делать? - взмолился Диодор. Позади лежал труп друга, впереди бесчисленная армия неприятеля. Оставалось только составить компанию Эвмену.
Присев на корточки, Диодор закрыл лицо руками.
Ему представилось обеспокоенное лицо Софии, оттеняемое блеском звезд в окне богатого дома. Прикосновение ее руки, синхронный стук сердец, аромат волос возлюбленной.
Послышался шум. Диодор насторожился. Совсем близко показался римский воин. Рядом шла лошадь. В левой руке солдат нес ведро с водой, правая - цепко держала уздечку.
- Тише, Фараон, река уже рядом, - обратился солдат к животному.
Это был единственный шанс на спасение.
- Прощай, мой друг, - Диодор обратился к пещерной темноте. - Память о тебе вечна.
Высунув меч из-за пояса, он ловко спустился на дорогу, оставшись незамеченным. Оглянувшись по сторонам, Диодор накинулся сзади на римлянина. Острый меч вонзился между лопаток. Ведро выпало из ослабевших рук легионера, скатившись по дороге. Заржав, лошадь взметнулась на дыбы. Диодор прижал рот жертвы рукой. Смерть наступила мгновенно.
- Это тебе за моего друга, - безразлично сказал Диодор. Затем он оттащил римское тело к входу в ущелье. Туда же положил пустое ведро. Чтобы быть незамеченным, молодой человек снял дорогие доспехи с воина и надел их на себя. Кольчуга, железный нагрудник, поножа и кельтского типа шлем пришлись впору.
Вернувшись на место убийства, движением ноги Диодор смел следы свежей крови. Лошадь как ни в чем не бывало шла по дороге, следуя лунному следу.
- Привет, Фараон, - догнал животное лжелегионер и взял его за узду. - Теперь я твой хозяин.
Лошадь брезгливо фыркнула в ответ.
Оставалось главное - пройти мимо легиона незамеченным. Но в какую сторону идти? Впереди осажденные 'предатели', позади римский легион. Идти вперед означало быть изморенным голодом, назад - попасть прямо в пасть льва.
- Уж лучше сразу быть съеденным, - повернул в обратную сторону коня Диодор.
По пути встречались редкие группы солдат. Молодой человек предпочел опустить голову.
Вскоре Диодор поравнялся с лагерем римлян, расположившимся в двухстах метрах. Сзади послышался топот копыт.
- Доброй ночи, - остановился рядом с Фараоном римский всадник. - Хорошая лошадь.
- Да, - ответил Диодор, не поднимая головы, - хорошая.
- Почему ты еще не спишь? Все всадники уже спят. С утра мы прикрываем легион на марше.
Сердце Диодора выпрыгивало из груди. Одно неверное движение, неправильное слово или дрожь в голосе - и он обнимет Эвмена на том свете.
- Я водил коня к реке.
Римский всадник недоверчиво нахмурился.
- А где твой щит, что отражает вражеские удары в бою?
Диодор оглянулся. Щита у него не было. Скорее всего, он остался лежать на пыльной дороге. Что же ответить?
- Я потерял его днем в бою, - нашелся он.
- Но днем не было никаких боев, - схватился за ручку меча всадник.
- Вчера на нас напали евреи. Я из тех, кто остался в живых.
Эти слова многое прояснили.
- Прости меня за подозрения, храбрый воин! - оставил в покое рукоять меча легионер. - Многие из нас пали на этой земле. Так пусть же Марс примет в свою армию смелые души римлян!
- Пусть примет! - воодушевился лжелегионер.
- Понимаю, тебе необходимо побыть одному, - всадник задумался. Его черный конь недовольно топтался на месте. - Что ж, встретимся на рассвете!
Оседлав рысака, он двинулся по направлению к лагерю.
Диодор облегченно выдохнул - смерть вновь улыбнулась ему под занавес дня.
- Все. С меня хватит, - Диодор запрыгнул на коня. - Неси меня, Фараон, хоть в Египет! Только скорее!
Распахнув ноздри, конь рванул навстречу юной луне. Потертая дорога убегала в ночь, римские костры освещали одинокому страннику путь. Но в какую сторону двинуться? Южную, северную, восточную или западную? Диодор этого не знал, как и не мог предугадать, что ждет его. Бар-Кохба, еврейская армия, римские легионеры, смерть единственного друга - спектакль теней проносился мимо уставших глаз.
- София. София, - произносили по слогам слипающиеся от жажды губы.
Загородное поместье Императора в Тиволи вместило тысячи голосов. В окружении шедевров римского, греческого и египетского искусства шумел роскошный пир. Адриан и немногие избранные сидели в самом конце канопы, в серапиуме. Безоблачное небо нависло над поместьем размерами почти как целый Рим. Стройный ряд деревьев наблюдал за попойкой, играющие в пруду лучи солнца отражались под сводом серапеума. Император довольствовался приютом неги и наслаждения.
- Я устал от бесконечных разъездов.
- Мой император недавно вернулся из Иудеи, - подхватил фразу и понес на руках один из знатных патрициев, окруживших Цезаря. - Как проходит подавление восстания?
- Иудейские крепости раскалываются, как грецкий орех, - ухмыльнулся Адриан. - Легионеры Севера взяли приступом Палестину.
- Безумные евреи. Римские легионы непобедимы. Особенно с таким полководцем, как ты, мой Император.
- Адриан не только великий полководец, но и замечательный архитектор, - послышалась лесть с другой стороны. - Выстроить такое жилище, размерами далеко превосходящее все римские виллы!
Пределы Тиволи и впрямь восхищали. Тончайшие произведения искусства теснились на каждом шагу. Подстриженные кусты приютились на зеленой траве. Под стать тщеславию императора, огромное поместье окружили величавые горы.
Глядя на поддельные улыбки льстецов, Адриан уже давно обратил внимание на медленное падение собственной популярности. Быть может, в чьей-то гнусной улыбке уже живет семя заговора против богоподобного властителя могущественной империи?
Стараясь отвести мрачные мысли, он взглянул на ровную гладь пруда, на пьяные лица пирующих и изящные статуи лепки искусных ваятелей. Каждая из статуй напоминала Антиноя: идеальные формы тела, правильный взгляд, колыхание юного сердца в груди, томное дыхание.
Адриану не хватало безмолвной просьбы в любимых глазах! С каждым днем рана болела всё больше, и никто на этом свете не в силах был залатать ее.
Речи пьянеющих патрициев нарушили ход императорской мысли.
- Говорят, Юлий Септимий Север осадил крепость Бетар!
- Это последнее прибежище Бар-Кохбы и его сподвижников.
Говоривший еле стоял на ногах. Край туники сполз с тонкого плеча.
- Прижали 'звездочку'!
- Ну и где же сейчас Иудейский Бог? Что же он им не помогает?
- Он сейчас пирует вместе с нами!
Раздался оглушительный хохот.
- Терпеть не могу дураков, - Адриан мгновенно заглушил смех. - Бросьте его в воду, пускай освежится.
Под бурный всплеск воды пьяница был за руки брошен в пруд. Римская знать корчилась от смеха.
- Передавай привет Нептуну!
- Зови его к нам!
- И без трезубца не возвращайся!
- Бросить бы их всех в пруд, - подумал Адриан, глядя на бесполезную шайку идиотов. Он хотел уединиться ото всех в излюбленном уголке резиденции - Морском театре. Желал взойти в театр по мостику, подняв его за собой, тем самым отгородив себя от нежданных гостей. Сняв с себя уставшую одежду, окунуться во Фригидарий. Ледяная вода оближет отлитое в божественную форму тело. Затем обычный человек поднимется по ступеням и растворится в воде, плавая вокруг рва.
Крепость Бетар стояла на хребте горы, возвышавшейся над долиной Сорек и господствовавшей над важной дорогой Иерусалим - Бет-Гуврин. Последнее прибежище восставших иудеев было выбрано в качестве главной цитадели из-за выгодного стратегического положения. Однако стратегическое положение римских солдат оказалось куда выгоднее. Усиленная осада крепости велась уже более трех лет. Римские легионеры буквально облепили крепость со всех сторон.
Глядя на многотысячное войско, отливающее на солнце всеми цветами радуги, Юлий Септимий Север находился в предвкушении доблестной победы.
- Бар-Кохба и его сподвижники страдают от голода и жажды. В их ногах слабость, в голове туман. Еще немного, и я раздавлю их в собственном кулаке, - красный плащ доблестного полководца развевался на ветру.
Начальники всех манипул окружили Севера.
- Хорошие новости, - воскликнул один из начальников. За ним шел уставший легионер. На его лице отразился долгий путь.
- Говори, - скомандовал Юлий Север, - что у тебя?
- Один самаритянин сообщил Бар-Кохбе, что вступил в сговор с его дядей, известным законоучителем, таннаем Эл‘азаром из Моди‘ина, находившимся в Бетаре среди участников восстания, - вещал легионер. Мощная грудь вздымалась под железным нагрудником.
- И что же? - приподнял левую бровь полководец.
- Целью сговора являлась сдача города римлянам. Разгневанный Бар-Кохба убил Эл‘азара!
На хмуром лице Севера блеснула тень улыбки. Междоусобные раздоры евреев могли послужить отличным сигналом к штурму. Тысячи труб вострубили аджитато. Разгромив мелкие отряды восставших поодиночке, мудрый полководец в точности знал каждый последующий шаг. Взять штурмом Бетар, а также сорвать 'сына звезды' с неба означало полную победу.
Недолго думая, Юлий Септимий Север принял решение действовать.
Оставив около себя лучших военачальников, он провел несколько часов в подготовке к решающему сражению.
- Перед боем манипулы построятся таким образом, чтобы между ними оставался промежуток шириной для еще одной манипулы.
- Этот промежуток будет оставлен для задней центурии манипула, - дополнил один из военачальников, побывавший в многочисленных сражениях. На его лице отметиной лег шрам. - Она встанет на свободное место и заполнит строй.
- Такие же промежутки будут между турмами конницы, - продолжал Юлий Север. - Не допускать разрывов!
- В случае разрыва к гастатам присоединятся принципы и сомкнут ряды, - рассыпало слова по равнине лицо со шрамом.
- Любое нарушение дисциплины будет наказываться побиванием камнями и смертной казнью, - воткнул меч в землю Север.
Мешковатая местность пыталась укрыться от лунного света в момент начала штурма. Случайные крики птиц предвещали море крови. Легионеры были готовы к безжалостной резне - именно так всегда поступали с теми, кто восставал против Римской империи.
Первыми в ход ожесточенного штурма вступили велиты. Они метали пилумы и отступали в промежутки между манипулами. Затем в сражение вступили гастаты, которые сомкнули ряды и атаковали противника на расстоянии при помощи пилумов, а после брались за мечи. Рядам принципов так и не удалось вступить в бой.
Изнемогавшие иудеи едва сражались. Мечи в руках восставших едва поднимались, ноги подкашивались, но с полузакрытыми глазами они продолжали рваться в бой. Смертельно раненные, они падали на колени. Кровавая земля уже готова была принять людские тела. На последнем вздохе обреченные обращались к небу, иссохшие губы шептали молитвенные строки.
Но уже в следующий миг безжалостная армия Рима затаптывала бедолаг насмерть, отрезала им головы, десятки мечей вонзались в тела восставших, уста которых хранили молчание. Ведомые духом, евреи боролись до конца.
Почти все защитники крепости пали за одну ночь.
Одним из последних погиб самообъявленный правитель Израиля Симон Бар-Кохба. В преддверии рассвета мощным ударом ноги была выбита дверь в один из немногих уцелевших домов Бетара. Исход войны был решен. Иудейская кровь обильно удобряла местные земли. Не осталось никого, кто бы мог защитить в эту минуту 'посланца Бога'.
Когда несколько римских солдат залетели в небольшой дом, Бар-Кохба стоял с мечом в руках, прислонившись к стене. Сгорбленная спина распрямилась, глаза безумца налились кровью. Руки железным хватом вцепились в рукоять меча, всё ещё пытаясь удержать власть. В следующую секунду Бар-Кохба бросился на легионеров. Но он не успел занести острое лезвие над головой супостата - точный гладий легионера поразил в живот 'Мессию'. Тяжелое бремя власти выпало из его рук. Он посмотрел под ноги. В лезвии меча отразилось жалкое лицо, но уже в следующий момент оно исчезло за каплями крови, обильно оросившими лезвие холодной смерти.
Подняв волевой подбородок, Сын звезды заметил шрам, рассекающий смелое лицо легионера, стоявшего напротив. За ним в дверном проеме зиждился алый свет. Раннее солнце еще пряталось за горами, не предвещая того, что ему вскоре предстоит увидеть. Но небо уже окрасилось в цвет крови, словно опускающийся занавес закончившейся пьесы.
Пытаясь раздвинуть римских солдат, предводитель восставшего народа сделал несколько шагов по направлению к выходу. Упав на самом пороге, он протянул руку к небу, и уже через несколько секунд его душа вознеслась, следуя указанному направлению.
9 августа 136 года сопротивление иудейского народа было повережено. Римские воины взирали на развалины провинции. На их доспехах запеклась кровь сотен тысяч местных мужчин, женщин и детей. Иудея пала. 50 крепостей и 985 населенных пунктов были полностью разрушены. Множество евреев были захвачены в плен и превращены в рабов. По приказу императора Адриана 500 тысяч евреев были жестоко убиты. Тысячи были проданы в рабство и стоили меньше, чем фураж для коней. Многих рабов погнали в Египет, но по пути большинство из них погибли от истощения.
Скорбящее солнце ослепляло тяжелые глаза, колосс надежды в которых невозможно было согнуть.
На восточной стороне Форума Августа в Риме, недалеко от императорского дворца был собран консисторий (императорский совет). Председателель консистория, главный юрист империи и остальные лица, входившие в Сенат, с интересом слушали императора.
- ...Таким образом, иудейское восстание было полностью подавлено, - окончил послание собравшимся Адриан. Он не прибавил обязательную фразу «Я и армия чувствуем себя хорошо». Римская армия понесла немалые потери в многолетней битве за веру.
- Потери римлян внушительны, - вставил магистр армии. Император выдержал паузу. Большое заседание имперского совета ждало от него ответа. Но вместо этого мудрый правитель решил перевести тему в иное русло.
- Вскоре будет выполнен намеченный план Aelia Capitolina и возведен храм Юпитера, - сделав несколько шагов, будто от них зависело дальнейшее решение, Адриан добавил. - Я запрещаю евреям селиться в Палестине! Отныне ни один еврей не имеет права входить в город.
Неясный шум голосов завершил монолог императора. Адриан решил стереть с карты само имя Иудеи.
- Мой император, - послышался сквозь патетический шепот консистория голос начальника области.
- Говори, Антиох.
- Как бы это лучше сказать, - продолжил нерешительный человек. Левый глаз на его лице подергивался, потные руки омывали друг друга. - Ты говоришь о полном подавлении евреев, верующих в Единого Бога. Однако я знаю римских жителей, верующих в Него!
В душе Адриана созрела буря. Разве могли свободные граждане Рима принять вражеского Бога?
- Продолжай, Антиох, - как можно спокойнее ответил император. Члены консистория замерли в ожидании развязки накаленного диалога.
- В доме Фессамнии уже несколько лет живет молодая вдова по имени София. Она и три ее дочери исповедуют еврейского Бога по имени Иисус. Когда я узнал об этом, то сначала не поверил. Однако в то же утро я был на рынке. Три девочки открыто исповедовали веру в этого Иисуса Христа! Многие продавцы рынка благодаря прославлению маленьких изменниц уверовали в еврейского Бога.
- Этого не может быть, - взорвался Адриан. - Евреев больше не существует! Их Бог растоптан подошвами моих сандалий!
- Более того, эти подлые девчонки гнушаются истинных богов, называя их богомерзкими языческими идолами.
Начальник области вылил все масло в костер. В порыве гнева Адриан направился в его сторону. Сказанное произвело неизгладимое впечатление на весь совет. Растоптанное семя Иерусалима южным ветром пустило корни в центре цивилизации.
Но уже в следующую секунду император остановился, опершись о колонну. Его здоровье покачнулось. Страдая от постоянных кровоизлияний, водянки и отдышки, Адриан возненавидел жизнь, а вместе с ней и все окружающее.
- Это заговор, - подумал богоподобный правитель, но вслух повелел следующее. - Привести ко мне вдову и ее дочерей!
В первые секунды гнева императора Антиох чуть было не простился с жизнью. На пороге царства мертвых Плутон приветливо махал ему рукой. Теперь же начальник области смиренно потирал костлявые руки, глядя на одобряющие лица сенаторов.
Сославшись на плохое самочувствие, Адриан поспешил покинуть имперский совет. Мрачные мысли витали в больной голове. Подозревая всех, даже членов семьи, он принудил свою супругу лишить себя жизни, чтобы та не радовалась аромату жизни после его смерти. Также Адриан вручил яд и 90-летнему брату Сабины Сервиану. Но прежде чем анима вознеслась анданте на небо, старик проклял императора.
- Боги знают, - твердил беззубый рот. - Я ни в чем не виновен! Что же касается Адриана, я молю лишь об одном, чтобы он жаждал смерти и не мог умереть!
После глотка вечного эликсира чаша выскользнула из морщинистых рук и разбилась о мозаичный пол. Старик с грохотом повалился на пол, закрыв веки без малейшего сожаления.
Безоблачное небо походило на Соломоновы завесы. Над линией горизонта Божья рука рисовала светлыми тонами. Далее они были более нежные, с легким оттенком голубизны. Но стоило поднять ресницы вверх, как бурная густота превращала небо в лазурную синеву. Под этой игрой тонов приютился ароматный сад, укрытый в тени плодоносных деревьев. На аккуратном газоне неподалеку от дома София поучала своих дочерей. На девочках сверкали красивые туники. Аккуратно расчесанные волосы покрыли тонкие плечи.
- Лучше видеть глазами, нежели бродить душою, - под шелест листьев говорила любящая мать. - Помыслы в сердце человека - глубокие воды, но человек разумный вычерпывает их.
- Что значит 'глубокие воды'? - нахмурила алебастровый лобик Агапэ. София ласково улыбнулась дочери.
- Это значит, что мысли человека очень глубоки, мутны и темны. Они не всегда бывают хорошими.
- А что значит…
Но не успела девочка договорить, как в дверь дома шумно постучались. Фессамния открыла дверь.
- В твоем доме живет София с дочерьми? - На пороге богатого дома стоял вооруженный солдат. Отряд преторианцев стоял позади него.
- Вас здесь столько, как будто вы собираетесь арестовать кого-то! - вскричала хозяйка. - В моем доме нет преступников!
Солдат невозмутимо продолжал стоять на пороге.
- Именем императора, мне приказано привести в императорский дворец вдову и ее детей.
- Никто с вами никуда не пойдет! - разозлилась Фессамния. - И чтобы через минуту вас здесь не было! Иначе.
Ее плеча коснулась мягкая рука.
- Не ругайся, моя дорогая, - смиренно произнесла София. Она слышала весь разговор и решила вмешаться. - Эти люди исполняют лишь свою службу. - Затем она перевела ясный взор на преторианца. - Я и мои дочери будем готовы через несколько минут.
Удивленная Фессамния проводила спину подруги до самого сада.
- Дочери мои, - остановилась напротив девочек София. - Император Адриан зовет нас к себе. То, что нам предстоит вынести сегодня, известно лишь Господу нашему, Иисусу Христу. Но я хочу, чтобы вы помнили, что Он никогда не оставит вас, никогда. В самые худшие минуты жизни Он возьмет наши немощи и понесет их на Себе!
На красивых лицах девочек показалась тревога. Маленькие сердечки забились сильнее в детской груди. Сердце матери в преддверии беды рвалось на части. Едва сдерживая слезы, София произнесла.
- А теперь помолимся.
Четыре пары колен коснулись зеленой травы в душистом саду.
- Всесильный Боже, сотвори с нами по Твоей святой воле, - молилась София. Нежная мелодия детских голосов повторяла каждое слово. - Не оставь нас, но пошли нам Твою святую помощь, чтобы сердце наше не устрашилось гордого мучителя, чтобы не убоялись мы страшных его мучений и не пришли в ужас от смерти; пусть ничто не отторгнет нас от Тебя, Бога нашего.
Встав с колен, девочки взяли за руки мать и подобно венку из цветов поплыли к выходу. Обняв в последний раз Фессамнию и ласково попрощавшись со слугами, они последовали за преторианцем.
Вооруженный отряд окружил беззащитную вдову и ее дочерей. По пути к императорскому дворцу беззаботные жители Рима с интересом рассматривали 'преступниц'. Начальник преторианцев взглядом расчищал путь. София прижала к себе дочерей.
- Бог никогда нас не оставит. Он с нами во все дни до скончания века.
Дворец в Паладине всегда не нравился Адриану. Он, несомненно, ценил дворцы, созданные предшественниками, однако его тяготили перенаселение, сплетни, интриги и хаос Рима. Он старался находиться как можно меньше в городе, отдавая себя путешествиям и временами вилле на холмах к югу от Тиволи.
Отряд преторианцев застал правителя в раздумьях: восседая на троне, Адриан поглаживал бороду.
Вдова и ее дочери предстали перед ним. София приветствовала императора поклоном. Дочери последовали примеру матери. Пистис, Элпис и Агапэ с интересом рассматривали искусно украшенные стены дворца. Их лица сияли, детский взгляд остановился на изысканно одетом мужчине.
- Как вас зовут? - с участием произнес Адриан. Благородная красота девочек склонила к себе черствое сердце.
- Меня зовут София. А это мои дочери, - без страха представила дочерей любящая мать.
- Откуда вы родом?
- Город, в котором родились мои дочери - Милан. Но мы уже несколько лет живем в Риме.
- В каких богов вы верите? - несколько присутствующих членов сената напрягли слух.
София смотрела прямо в глаза Адриану.
- Его имени должен поклоняться каждый род, - открыто начала вдова. - Я раба сына Божьего, Иисуса Христа. Я христианка, и этим именем очень горжусь.
Представители сената дивились подобному ответу. Что это за Бог такой, происхождение которого никто не знает?
- Невиданная дерзость открыто заявлять об этом, - еле слышно произнес начальник области Антиох. Но Адриан его расслышал. Переменив позу на троне, он спросил:
- Какую веру исповедуют твои дочери?
- Мои дети также верят во Христа, - отвечала София. - Они хранят чистоту свою для Жениха - Сына Божьего.
Зоркий глаз императора рассмотрел мудрость в женщине. Ее дочери смиряли жернов мысли властного тирана. Но алчный сенат жаждал хлеба и зрелищ. Как может Адриан мириться со сторонниками веры посрамленных евреев? Как он может отпускать их с миром?
Не желая потакать безмерному аппетиту возможных заговорщиков, мудрый правитель решил прибегнуть к иному завершению дела.
- Дочери Рима, я вижу вашу красоту и ценю великое произведение искусства -молодость. Однако путь, выбраный вами, не есть путь истины.
Оратор выдержал паузу. Сенат внимательно нанизывал на острое копье каждое слово императора. Святые ветви святого корня - дочери Софии радовались сердцем всему происходящему. Ибо брачный час был близок. Адриан продолжил.
- Я милостивый правитель и готов направить вас на путь света. Взгляните на величие Римской империи. Шедевры архитектуры, власть, сила, процветание! Все это благодаря покровительству истинных богов!
Император покинул трон. Твердые шаги эхом отторгали глухие стены.
- Я призову всех своих правителей, начальников, советников и объявлю вас своими дочерьми! Хвала и почет будут встречать вас на каждом шагу.
Адриан остановился позади Софии, коснувшись руками светлых головок старших дочерей.
- Итак, примите истинных богов, поклонившись им!
Легким усилием рук он попытался наклонить головы девочек. Но Пистис и Элпис не поддались усилию. Внутренний стержень - огонь любви к Господу был непоколебим на ветру.
Адриан попятился назад - в глазах потемнело, голова сильно кружилась.
Хмурые лица сенаторов недовольно взирали на происходящее.
- Своим непослушанием вы причините себе огромное зло, - Адриан, пошатываясь, направился к трону. - Ваша мать будет рвать волосы на своей голове, а вы погибнете страшной смертью!
Сев на трон, он вновь переменил гнев на милость.
- Я не хочу губить вашей красоты и лишать вас жизни! Примите богов Рима и будете жить в этом дворце до скончания веков!
Воцарилась тишина, угрожающие слова императора еще витали в пыльном воздухе. Первой заговорила София.
- Мы поклонимся.
Адриан самодовольно скрестил руки на груди. На лице появилась улыбка. Члены сената ожидали развязки событий. Дочери поклонились вслед за матерью.
В эту секунду образ Диодора предстал перед вдовой. Смело размахивая мечом, он разрезает тела легионеров на части. Пот на его лице смешался с вражеской кровью. Рана на руке сочилась багровой рекой. Воины Рима окружали его, но он продолжал отбиваться до тех пор, пока замкнутый круг не поглотил его. Острый язык гладия вонзился между ребер, но Диодор продолжал рубить соперников, лишая их жизни. Споткнувшись о мертвое тело, он упал. В борьбе за истинную веру молодой человек больше никогда не встанет. В последние секунды жизни луч света упал на его лицо. Иисус протянул ему свою руку с небес. Диодор улыбнулся, навсегда закрыв тяжелые веки.
Видение исчезло. Самодовольный император раскинул руки в стороны, обратив победоносный взгляд на Пистис.
- А теперь, дочь моя, принеси жертву богине Диане. Богиня Луны, дочь Юпитера и сестра Аполлона будет очень рада.
- Я не стану приносить никаких жертв, - пропел юный голосок в ответ.
Молчание сената нагнетало обстановку. Удивление и непонимание разом выскочили на бороде Адриана.
- Дочь моя. Я не ослышался? - мягко осведомился он. - По какой причине ты отказываешься принести жертву Диане? Тебе нравятся другие боги? Венера? Минерва? Кто? Назови имя.
- Иисус Христос! - незамедлительно воскликнула Пистис. - Я хочу быть любимой только Им!
Напряжение нарастало. Чувство гнева овладевало Адрианом.
- Минуту назад ты, твои сестры и твоя мать приняли Богов Олимпа, поклонившись им!
- Я и мои дочери поклонились Иисусу, - бесстрашно вступилась за дочь София. - Моя семья хранит только Его повеления и заповеди.
- Ибо мы того только и желаем, чтобы страдать и переносить горькие мучения ради нашего Бога, - добавила Пистис.
Услышав ответ, император был поражен. Ни один человек в Риме не посмел бы так ответить ему. Более того, ни один, даже самый благородный патриций не обладал подобным мужеством и разумом. Сенат негодовал. Ярость бурлила в нем горным потоком. Как эта дрянная девчонка смеет так разговаривать с самим Цезарем? Что это за Бог такой, внушающий столько отваги и бесстрашия?
- Взять девчонку! - повелел Адриан. Он сомкнул губы, ноздри раздувались в гневе. - Я буду мучить тебя до тех пор, пока ты не признаешь Диану своей богиней! Бить ее плетьми!
Угрюмые преторианцы схватили Пистис за руки, оттолкнув мать и младших сестер. София упала, ударившись головой о пол. Элпис и Агапэ помогли матери подняться. По вдовьим щекам текли горькие слезы.
Солдаты увели двенадцатилетнюю девочку во внутренний двор дворца под провожающий взгляд сената.
- Ее будут бить до тех пор, пока она не признает Диану! - прокомментировал Адриан.
Послышался звук разрывающейся одежды - славная армия Рима срывала одежду с Пистис. Затем свист плети разделил воздух надвое. Раз за разом юная спина покрывалась кровавыми ранами.
- Итак, дочь моя, - как ни в чем не бывало обратился к Элпис Адриан. - Ты намного умнее своей никчёмной сестры. Не так ли? Скажи одно слово, и ты станешь богаче всех римских матрон! Конечно же, ты выберешь богатство, нежели смертные муки.
Средняя дочь подняла на мучителя безгрешные глаза.
- Я выбираю доблестное за Христа терпение, твердое исповедание Его Святого Имени и смерть за Него.
- Принести железную решетку и поставить ее на сильный огонь! - обезумел от гнева губитель. Впервые к безупречным словам императора не прислушались.
Появилась большая решетка. Огонь раскалил железо докрасна. Горящие угли взметались вокруг нее. По приказу императора Элпис была брошена на нее.
Жадные взгляды сенаторов с нетерпением ожидали детских страданий.
Но к удивлению всех присутствующих вместо искаженной боли на лице, криков, стонов и невероятных мучений донеслись лишь слова молитвы.
В это время старшая из сестер была забита до полусмерти. Преторианец тащил Пистис за руки. На мраморном полу дорожкой стелились кровавые следы. Спина девочки была обезображена. Куски живой плоти были вырваны.
- Мученическим венцом буду венчаться с прелюбезным Женихом своим и с великой радостью войду в пресветлый Его чертог, - шептали детские губы.
София и младшая дочь подбежали к умирающей. Агапэ обняла старшую сестру.
- Ради чести Христовой не пожалею юной плоти, - молвила младшая дочь, - не пожалею красоты и молодости, ради жизни вечной не пожалею о том, что лишусь сей жизни временной.
Адриан слышал каждое слово. Безумие достигло пределов.
- Посадить ее в котел, стоящий на огне! Наполнить его кипящей смолою и маслом! - Император пальцем указал на Агапэ.
София стояла на коленях. Пистис лежала перед ней, истекая кровью. Смиренную Агапэ уводили двое преторианцев. От раскаленной решетки не прекращались слова молитвы.
Адриану мерещился заговор. А если эта вдова подкуплена кем-то только ради того, чтобы высмеять императора? Выставить на обозрение его беспомощность перед всем Римом? Но что же теперь делать? Как отвратить от веры Христовой эту семью?
- Отрезать головы всем трем на глазах у их матери! - вскричал на весь Рим Адриан, приговорив Пистис, Элпис и Агапэ к усечению мечом. Сенат одобрительно покачал головами. Солдаты привели к подножию трона Элпис и Агапэ. Присутствующие не верили собственным глазам - на девочках не оказалось ни единого следа мучений. Спутанные прутья раскаленного железа не дотронулись Элпис, а котел со смолой словно так и остался в стороне от Агапэ.
Лицо императора побледнело. Адриан отшатнулся в сторону.
Девочки подбежали к матери.
- Помолись за меня, мать моя, чтобы мне окончить шествие мое, дойти до желанного конца, увидеть возлюбленного Господа и Спасителя моего и насладиться лицезрением Его Божества, - обняла Софию, встав на колени, Элпис. Агапэ прижалась к матери с другой стороны.
- Мы запечатлены святым крестом Господа нашего и вечно должны служить Ему. Посему претерпим все мучения до конца.
Смерть была близка. Мечи вынуты из-за пояса.
Подняв Пистис с пола, сестры обняли друг друга в последний раз. Едва они поцеловали свою мать, как грязные руки преторианцев оторвали сестер друг от друга.
Перед усечением девочки взглянули на небо. По нему плыли редкие облака, заслоняя безупречную Божью лазурь.
Блеснул острый меч. Чистые души Пистис, Элпис и Агапэ вознеслись ко Христу.
Равнодушные лица сената покидали дворец в Паладине. Слышался смех. Непринужденный разговор уносил членов правительства прочь. Адриан отправился на свою виллу в Тиволи - Рим наскучил властному императору. София была вышвырнута преторианцами на улицу. Склоняясь над телами своих девочек, она рыдала от горя. Вдова задыхалась от слез, сердце разрывалось на части, руки тряслись, обезумевшие глаза искали на небе хоть какой-нибудь признак вечной жизни. Но ответа не было, как и помощи со стороны окружающих. Прохожие глядели на нее, как на прокаженную, стремясь быстрее покинуть улицу.
- Тем вечером какой-то бродяга в лохмотьях подобрал ее, - икнул полупьяный торговец. Диодор тряс его за плечи, подняв над землей. На рынке Траяна наступил вечер. Продавцы закрывали лавки, с опаской поглядывая на Диодора.
- Говори, Луций, скотина ты пьяная. Что было дальше? - кричал на торговца молодой человек. Его одежда была в пыли. Дальняя дорога отпечаталась на лице. Усталость подкашивала ноги.
- Он помог ей донести тела девочек к старой телеге, - Луций икнул. На глаза Диодора навернулись слезы.
- Что было дальше?
- Они поехали по Аврелиевой дороге.
- Куда?
- Куда, куда? На кладбище святого Панкратия. Куда же еще?
Диодор прижал пьяного торговца к стене.
- Говори, мерзавец, что еще ты знаешь?
Луций поднял указательный палец к небу. Лицо исказилось в противной улыбке. От него исходил отвратительный запах дешевой продажности.
- Мальчик мой. Как я рад тебя...
Диодор отпустил торговца. Тот медленно скатился на землю, глядя на удаляющуюся спину бывшего друга.
- Мальчик мой, Грек! Постой! Куда ты? Куда... - икнул пьяница. - ... же ты?
Аврелиева дорога оставила в пыли следы мужской обуви. Безмолвную ночь со всех сторон окружили звезды. Лунный свет еле освещал гробницы в крипте, что на кладбище святого Панкратия. Среди гробниц стоял едва улавливаемый контур человека в капюшоне.
Широкие плечи выдавали в нем мужчину. Его голова склонилась к земле. В руках он держит три свечи. Безгрешные души Пистис, Элпис и Агапэ колышут юное пламя.
Постояв несколько минут, Диодор достал из-за пазухи еще одну свечу, побольше. Приблизив ее к первым трем, он зажег свет души Софии. Через несколько мгновений Диодор сильно выдохнул воздух из легких, полных горя и отчаяния. Свечи погасли. Он покидал кладбище, шагая по прежним следам в сторону Рима. Его шаг тверд, но походка как у узника. Луна безразлично освещала одинокому человеку путь.
В глазах потемнело, мысли сталкивались друг о друга, словно волны о прибрежные скалы. И только крошечные огоньки Рима вдали помогали Диодору не сбиться с пути.
От самой Палестины он мчался к Софии и ее дочерям, обгоняя попутный ветер. Загнанный римский конь умер уже на следующий день от разрыва сердца. Упав на землю, животное в последний раз жалобно взглянуло на человека.
Диодор продолжил свой путь пешком. Временами он бежал, но вскоре падал от усталости. Что-то подсказывало молодому сердцу о нависшей опасности.
Но он не успел! Опоздал! Диодор упал на колени посреди Аврелиевой дороги. Глаза налились слезами. Бесчисленное количество звезд давило на него, дорога казалась бесконечной и вела в никуда. София умерла от горя в день казни дочерей, оплакивая своих чад. Ей нужна была помощь, поддержка! Почему он не вернулся раньше? Почему не увез вдову и ее девочек в Пергам или в другой, первый попавшийся город? Почему он не спас их?
Стоя на коленях, он рвал на себе одежду, выкрикивая отдельные слова на всю империю.
- Где ты, Бог, которого она так любила? Почему Ты не защитил ее? Куда смотрели твои глаза, когда мучили ее дочерей? Ты беспомощный Бог! Тебя просто нет! Ты, ты всего лишь вымысел!
Вдруг знакомый голос прервал его.
- Тише, Диодор, ты не прав.
Подняв заплаканные глаза, молодой человек увидел перед собой женщину в белом одеянии.
- София, - воскликнул он. - Любимая моя, это ты?
- Да. Это я, - улыбнулась женщина.
- Но ты же умерла?
София нежно посмотрела на безумца.
- Я жива и буду жить вечно.
- Любимая, как я рад тебя видеть, - звезды отразились на заплаканном лице Диодора. - Но почему на тебе белая одежда?
- Побеждающий всегда обличается в белые одежды.
Ветер утих. Чьи-то руки собрали его в пригоршню.
- Пойдем со мной, - полз на коленях к возлюбленной молодой человек. - Прошу тебя, я отвезу тебя подальше от этого грешного города!
- Я не могу, - смиренно ответила женщина, - брачная вечеря Агнца уже ждет меня.
- Но что же мне теперь делать?
- Смирись пред Господом, и вознесет тебя.
Диодор закрыл глаза, наслаждаясь каждым оттенком в тембре любимого голоса. Мелодия любви разливалась по телу уставшего путника. Но когда он поднял веки, перед ним была лишь пустынная дорога. Ночь сгустилась еще больше, в ушах завывал ветер. Молодой человек обернулся - никого не было.
- София, - Диодор попытался разбудить ночь. - София! Любимая, где ты?
Но вместо любимого голоса трель запоздалого кузнечика ответила ему. Несчастный вытер слезы рукавом, оглянулся по сторонам. Бескрайняя пустыня под названием ночь спала сном праведника.
Загородное поместье в Тиволи охраняли горные холмы. Солнце медленно падало за них, балуя последними лучами верхушки многолиственных деревьев. Жизнь покинула красивые аллеи и остальные произведения искусства. Лишь обнаженные скульптуры исподтишка поглядывали друг на друга. Один Морской театр в этот предсонный час продолжал бурлить сердцем вулкана, содрогаясь при каждом шаге императора. Адриан чувствовал себя неважно: жернов мысли кипел, ноги подкашивались, стены строили заговор.
Угасание собственной жизни казалось ему долгим и мучительным. За каждым поворотом мерещился Антиной. Юноша манил Адриана к себе, но стоило сделать шаг по направлению к нему, как фаворит исчезал с улыбкой на лице. По ночам император слышал голоса убитых по его приказу девочек - Пистис, Элпис и Агапэ без устали восхваляли Иисуса.
Стоило великому правителю взглянуть на горы, как из-за них вновь и вновь появлялась армия восставших иудеев во главе с Бар-Кохбой. Убитые им люди появлялись в образе кустов и деревьев, махали руками из-за углов, таились в соседних комнатах. Сервиан, казненный Адрианом внучатый племянник, Вибия Сабина - бесконечный список имен преследовал цезаря на каждом шагу. Мертвые вставали на его пути, живые устраивали заговоры за спиной.
Адриан ходил из угла в угол в совершенном одиночестве. Мост через Тибр в Риме был построен. По ту сторону моста массивное здание мавзолея возвышалось над пустынным западным берегом. Можно было смело уходить на тот свет, но попытки самоубийства не приносили желаемого результата.
Резко обернувшись, блестящий политик подошел к столу. Цера (четырехугольная дощечка, намазанная воском) оказалась в трясущихся руках. Взяв писало, Адриан быстро написал несколько имен. Оглянувшись на пустое пространство излюбленного уголка резиденции, он попятился назад, к стене. Зрачки расширились от ужаса, храброе сердце разрывалось от страха. Прислонившись спиной к стене, он стал лихорадочно выводить букву за буквой, оставляя загадочное стихотворение в толще воска.
Но уже в следующую минуту цера выпала из вспотевших рук. Ударившись о пол, деревянная дощечка отлетела в сторону.
Адриан лихорадочно обводил взглядом стены. Дыхание участилось, губы дрожали. Издав пронзительный рев циркового льва, богоподобный правитель скатился на пол. Борода упала на плечо, открытые глаза потеряли блеск жизни. Смерть настигла любителя искусства 10 июля 138 года в возрасте шестидесяти двух лет.
В уснувшей табличке эпической формы первыми значились имена Антонина Пия, Марка Аврелия и Луция Вера. Вслед за преемниками римской власти волочилось прыгающее послание безумца:
Куда ты теперь, душа, милая странница?
Гостья, друг в человеческом теле.
Туда, где холодно, темно и уныло,
Где ты не пошутишь уже, как прежде.
Многочисленные облака сгустились над Пергамом, лаская верхушки гор. Широкая равнина с завистью поглядывала на расслабленные горы. Город тонул в своей повседневности. Из медоварен шел пар, Верхний рынок шумно перекликался с Нижним, величественный акрополь наблюдал за подвижностью нового города.
Купальня внутри палестры, что на верхней террасе гимназия, приютила под крыло двух пожилых преподавателей философии. В верхних залах шумно тренировались эфебы. Старики сидели на излюбленных скамеечках и принимали ножные ванны.
- Где это видано, чтобы какой-то выскочка оспаривал философские догмы! - стенал один из стариков. Седые волосы на его голове моложаво закручивались в разные стороны.
- О ком ты, мой славный Аскет? - участливо обернулся второй старик. 'Анахронизм' продолжил:
- Не так давно в нашем городе появился Ди... Дио..
- Диоген? - предположил старик.
- Нет… или. Да. Пускай будет Диоген. Так вот, этот Диосфен разгуливает по Пергаму в лохмотьях и восхваляет иудейского Бога, Иисуса Христа!
- Ну, так что же? - развел руками старый философ. - В Греции тоже есть памятник неизвестному богу. Право каждого верить во что-то. Вот я верю в мудрость!
Первый философ сменил воду.
- Здесь дело в другом. Этот 'космополитизм' уже завоевал сердца сотен людей, проживающих в нашем городе. Диомен рассказывает одну и ту же историю, про какую-то вдову и ее дочерей.
- Так значит, он монотеист?
- Не знаю, - махнул морщинистой рукой кучерявый философ. - Но с каждым днем я замечаю на улицах города все больше людей, открыто провозглашающих свою христианскую веру!
Старик почесал затылок.
- Как думаешь, к чему это может привести?
- Ну, уж точно не к тому, что все люди на Земле уверуют в Иисуса!
- Истина, - воскликнул первый старик, болтая ногами в холодной воде.
Согласовав звуки в аккорды, гид Пергамского музея в Берлине ударил по клавишам рояля в кульминационном завершении композиции.
- Ау? - он приложил ладони к губам. - Вы со мной? Двадцать первый век на дворе. Берлин, осень. Пора писать новую историю человечества!
Экскурсанты застыли в немом ожидании. Даниэла оглядывала панораму новым взглядом. Облака на небе ожили, деревья приветливо шуршали, среди многочисленной толпы людей затерялся Диодор.
- Так и замерзнуть недолго... бррр, - гид продемонстрировал скупую игру вульгарного актера. - А теперь вперед! На поиски того самого свитка, историю которого я вам только что рассказал.
Демонстративно сняв круглые очки, любитель истории протер их рукавом рубашки. Затем он направил свои спектакли на свет. Удостоверившись в их кристальной чистоте, гид направился вниз. Публика поплелась за ним.
Вскоре экскурсанты оказались в другом зале. Взору предстал большой Пергамский алтарь.
- Перед вами знаменитое архитектурное сооружение античности, - вещал сводный брат Джона Леннона. Косичка на затылке качалась из стороны в сторону по всем правилам Голливуда. - Восстановлен в берлинском Пергамском музее. Алтарный фриз привезли в столицу Германии в 1879 году. Целиком демонстрируется с 1930 года.
За каждой колонной восстановленного алтаря Даниэле мерещился Диодор. Мужское лицо украшала добрая улыбка, ярко светились глаза.
После того как туристы покинули алтарь и перешли в другой зал, перед ними предстал тот самый свиток пергамента. Охраняемый толщей стекла, он подсвечивался с разных сторон. Края свитка изрядно потрепались, ветхозаветный цвет хранил греческий текст. Сам Диодор носил его у сердца. Казалось, отпечаток его руки еще можно было рассмотреть на свитке.
Даниэла стояла у входа в музей. Экскурсия окончилась, но рассказ гида по-прежнему отрывками всплывал в голове.
Пасмурная погода на улице уступила место солнцу. Яркий диск светил прямо в лицо, южный ветер обдувал волосы. Зонтики исчезли, автомобили проезжали в бесконечном потоке.
На входе появился Жорж Помпиду - гид со знакомой косичкой. Круглые очки вновь были засалены, в зубах торчала сигарета.
Заметив Даниэлу, он направился к ней.
- Вам понравился рассказ? - Жорж Леннон шмыгнул носом.
- Да, - обернулась вместе с солнечными лучами девушка, - очень понравился!
- Мне тоже он очень нравится.
Даниэла улыбнулась.
- Но кажется, что он не полный. Мне интересно, как дальше жил Диодор. При каких обстоятельствах умер? Полюбил ли он кого-нибудь? Был ли счастлив?
- Возможно… - вставил сквозь сигаретный дым служитель музея. Девушка продолжила:
- Мне интересно, какой конец у этой истории?
Гид подошел к урне и затушил сигарету. Сложив руки на груди, маститый гений рассказа произнес:
- У этой истории нет конца. Вспомните слова того философа античности в купальне. 'Ну, уж точно ни к тому, что все люди на земле уверуют в Иисуса', - ответил старик на вопрос коллеги.
Проводив взглядом очередной автомобиль, гид заключил:
- Старик был не прав. С каждым днем к Господу приходят все больше людей, и вскоре, я уверен, ковчег могущества Его будет переполнен. История Диодора продолжается…