Скопировал здесь, с небольшой редактурой, одну из таких дискуссий. В кавычках – мой оппонент.
«Возвращаться к Солженицину так же нелепо, как перейти к крепостному укладу и критике Советов.
В начале 60-х от Сталина не осталось ничего, о нем не вспоминали (не считая Хрущевских всплесков), страна жила новым курсом, родители наши сдержанно оценивали и тех, и других.
Но вот "Один день Ивана...". Пришел доктор и начал нас лечить. А мои родители, и бабки с дедкАми - судьбы в шрамах. Мы уже здоровы и двигаемся дальше. Знаем и испытали куда больше, чем этот доктор. И потери наши - больше. Но душа - здорова, и лечить нас не нужно.
Лучше обнародовать сегодняшние масштабы бандитского ограбления и стратегии перехода в крепостничество народов "империи зла". И в верхнем эшелоне те, чьи отцы выстилали сталинским опричникам ковровые дорожки. Мне не хватало героя отца (сапер и участник защиты Сталинграда), дедов и бабок - пострадавших от репрессий, но их духовное завещание - со мной. Мы - не рабы. И ничего лучшего, чем Советы, со всеми шрамами и потерями - пока мне не завещано. Один миллион, или пять оказались в плену в первые годы войны - это не меняет моего отношения к Солженицыну. Он смотрел на факты совершенно иными глазами. Назвать его русским писателем, вообще, писателем, да еще и великим может только человек с таким же уродливым восприятием или не чувствующим духа нашего народа. Он мне не враг - мне его отчасти даже жаль. Мне иногда кажется он искренне заблуждался, и в этом заблуждении озлобился, и дороги его и нашего народа разошлись очень сильно.
К концу жизни он пытался кое-что поправить, но и этого не хватило для покаяния. Впрочем, со мной многие не согласятся и, вероятно, дадут более жесткую оценку его наследию. Мы из двух зол можем выбрать меньшее. Сегодняшняя оккупация - этнокультурная - зло большее, чем догматы КПСС - это моя точка зрения прочная и выстраданная моим опытом и опытом моих дедков и бабок.»
Алекс
Алекс, спасибо за приглашение к дискуссии.
Про Солженицына хочу добавить:
"Он смотрел на факты совершенно иными глазами. "
Так у нас у всех - глаза иные, чем у соседа.
Если я сообщу Вам факт своими словами, Вы составите о нем представление, искаженное моим взглядом, моим пересказом взгляда в слова, Вашим восприятием и пониманием моих слов.
Ваше восприятие и понимание будут зависеть от многого: судьбы, воспитания, образования.
Но факта смерти Матрены на железнодорожном переезде из рассказа Солженицына, ни мой взгляд, ни Ваше восприятие - не отменят.
И причин смерти не изменят: жадность людская бытовая и безалаберность служебная.
А узнали мы об этих фактах, вместе с желающими знать, умеющими читать и понимать, благодаря Солженицыну.
И о многом другом узнали. О том, что является неизбывной российской историей.
Для Бориса:
«Если бы я взялся излагать историю своей семьи с подробностями, то у читателя шкура встала б дыбом.
Фактов, сжигающих сознание, и взывающих к мести более чем достаточно.
Только на секунду представил себе, каким испепеляющим был бы взгляд моего отца. С полустертой желтой фотографии орденоносный сапер-офицер проклял бы меня за эту дерзость. Сопливым не место в нашем роду. Бабка, отбывшая больше 15 лет по 58-й и никогда не сомневавшаяся ни в своих детях, ни в своих внуках, молча, поджав губы махнула бы в мою сторону и отвернулась. Мать, которая вынесла все невзгоды, - госпиталь – вторая линия фронта, частенько схватывалась с ней в спорах, мать – «сталинистка», а бабка – «хрущевка», - никогда бы не вынесла этого «художественного» слова, коим нас потчевал Солженицын, стань я таким же обращенцем. Через тернии солженицынских словобразований, его протокольно-бухгалтерских изысканий, не чувствуется боль и сострадание всем нам, моему народу. Остается осадок, раздирающий все внутри: это больше похоже на месть и сведение счетов.
В апреле 1961 года моя бабка, то скидывая платок с головы, то налаживая снова что-то вроде повязки, носилась по двору и, стучась во все двери и окна, кричала во всю силу свих подорванных лагерной жизнью легких: «Татаринов в космосе! Мальчик Татаринов – в космосе! Наш мальчик – первый! Он – там!». Над нами было голубое небо и она, изредка останавливаясь, смотрела в эту бездонную синеву, пытаясь увидеть его там, не веря кажется тому, что пыталась передать всем: «Он- там!» Я смотрел на это с огромным удивлением и радостью – она, моя бабка – жива. Она простила всех и всё: отнятый дом, ссылку в Сибирь, потерянную молодость, жизнь – тяжкую, полученную на основании омерзительного доноса. Она была спокойна и сдержана, когда ей в 1955 выдали документ о полной реабилитации. А теперь, какой-то Татаринов (так она услышала имя по радио), воплощавший в ее сознании целый народ нашей страны возвернул ее к жизни. И, я свидетельствую, никто так бурно и неистово не радовался этому событию, хотя рады были все, как моя измученная бабка. Был бы жив отец и дед, верю, они были бы вместе с ней. Я не знаю как Вам еще это донести. Мы с Солженицыным жили на параллельных планетах. И сейчас живем с его почитателями на параллельных вселенных.»
Для Алекса:
Алекс, Вы с определенными основаниями стараетесь плоскость дискуссии перенести в область эмоций.
Факты из жизни Вашей и/или моей семьи могут дополнить, но не изменить фактов других семей.
Моя мама была на первой линий фронта 3 года + разведывательные вылазки в тыл + десятки раненых, вытащенных её 47 килограммами веса + тяжелое ранение, приведшее в дальнейшем к инвалидности.
Отец тоже прошел всю войну, закончил в Австрии.
Они были начитаннейшими людьми.
Как-то я спросил маму, уже под 90 лет ей было: что ты помнишь из Солженицына, она мгновенно - как же, помню, ЗЕКИ СТРОИЛИ СОЦГОРОДОК!
Меня как по голове ударило: я, почти наизусть выучивший в свое время "Один День...", за "деревьями" быта заключенных, не заметил "леса" - сути произведения!
Только вчитайтесь, вникните пожалуйста: социализм и его составные части (дома на площади Гагарина в Москве, каналы, плотины, рудники, железные дороги, и сам космодром для того же полета Гагарина) - всё строилось руками заключенных, таких, как Ваша бабушка, ни в чем не виноватых, сидящим по доносам, а то и без доносов, просто по плану посадок.
"…при строительстве волжских ГЭС каждый мегаватт мощности обходился в 40 человеческих жизней" (только объектов энергетики построено было 172).
И открыл глаза нам всем на это - Александр Исаевич Солженицын. Открыл резко и неопровержимо. Открыл Первый.
А по-русски: почин дороже денег. В данном случае - почин дороже стиля, дороже «художественного», или «бухгалтерского» слова.
Комментаторы много говорят о щербинках в биографии Солженицына. А причем здесь личность мертвого Автора, если есть буквы, слова и факты, этими словами описанные и охарактеризованные.
На яркие произведения люди пишут рецензии - критические, или восторженные. И никто не интересуется: кто и откуда написавший. В то же время известно: половина Шекспироведов (их в мире полмиллиона) и Пушкиноведов - занимаются биографиями Авторов, потому, что читать им лень, понимать они не умеют, а прильнуть к телу Автора - лестно и потому хочется.
P.S. Ваша бабушка имело право всё простить своим доносчикам и тюремщикам. Но она не имела права прощать тем палачам и тюремщикам, что казнили и мучили других - выживших и не вернувшихся.
И я им не прощаю. С учетом фактов из книг А.И.Солженицина, В.Шаламова, Н.Гинзбург, В.Орлова, Г.Владимова и их товарищей по несчастьям и творчеству.
P.P.S. Я работал в 1966-68гг. в системе "Гидропроекта". У нас прекрасно себя чувствовали в качестве "топ-менеджеров" "бывшие" руководители Гулага. Все они были как на подбор: высокие, плотные. И все представлялись "придуманными" вторыми-третьими фамилиями, как принято было в системе НКВД: Желтопятов, Белолобов, Белокопытов, Синебородов (нигде и никогда больше не встречал в одном учреждении таких однотипных «фамилий», да в таком количестве). Это как раз «отцы, те самые, что выстилали сталинским опричникам ковровые дорожки». Это тоже факт.
И то, что они прекрасно себя чувствовали, а их дети-внуки сейчас спокойно вершат то, что Вам не нравится, то, что Вы называете " масштабы бандитского ограбления" - всё это частично следствие всепрощения, следствие отсутствия наказания-покаяния. И к наказанию призывал, а всепрощения не хотел и не допускал А.И.Солженицын.
Иллюстрация: фотохудожник Александр Васильев