Амбра

Ульяна Нестеренко
Мир медленно разрушался под его ступнями, восставая из пепла каждый следующий шаг, как мистическая птица. Полы черного плаща покачивались, легко касаясь бедер, волосы свободно падали на спину, едва шевелясь под легким майским ветерком.
Весна – время романтиков, время пробуждения. Самое опасное время в году, потому что проснуться может разное.
Амбра прислушивался, прикрыв глаза и коснувшись ладонями прохладных изгибов кованой решетки на старинной смотровой башенке, невесть как сохранившейся в суетном мегаполисе.
Об ноги потерся пушистый черный кот – у него были новости, но Амбра пока не хотел их слушать.
Ему не нужно было смотреть, чтобы видеть. Рассыпанные как горошины из щедрой ладони, его подопечные были перед ним. Когда они спали, они всегда были с ним, легким прикосновением к сознанию, и он мог заглянуть, а мог вмешаться. Впрочем, он редко вмешивался – для этого должен был прибыть один из его ночных спутников.
Кстати. А ведь он уже прибыл.
– Новый? – Амбра приподнял кота, поставив его на гладкий камень опоры.
Новая.
Амбра никогда не спрашивал, в чем провинился тот или иной человек, он просто отстраненно делал свою работу: брал его жизнь, складывал её вглубь и плел новую, как тонкую паутинку, тщательно выверяя каждое мгновение. Его называли ночным духом, но он знал, что его суть – это лишь вульгарный палач, разве что без красного капюшона, скрывающего от испуганных взглядов толпы. Да и то, только потому, что некому было на него смотреть.
Итак, на сей раз это была девушка. Молодая, симпатичная. Длинные волосы насыщенного каштанового цвета, густые и гладкие, такими впору гордиться. Аккуратное лицо, – отчего-то Амбра отчетливо запомнил красиво очерченные губы, будто подведенные самой природой.
Кот изогнулся и потерся об руку, намекая, что ему неохота торчать на крыше всю ночь. Амбра рассеянно почесал его за ухом и прислушался. Кот благодушно замурчал – он знал, что теперь всё будет исполнено. Как и всегда – идеально. К тому же на этот раз задача была проста.
Мир привычно осыпался, и девушка завозилась в постели, перекатившись вдруг на другую сторону кровати. Тень, пущенная уверенной рукой, пробежит по ней, ничего не меняя, но мягко и незаметно окружив.
В шесть прозвенит будильник, который поднимет девушку на новую борьбу с сухой кожей, маленькими глазами и редкими тусклыми волосами, не спасали которые ни крема, ни мази, ни самые лучшие парикмахеры.
Но пока она спала, и ей снилось, что она настоящая красавица с романтических фотографий из подборок в интернете.

Амбра разжал пальцы, выпуская тонкую нить, и обернулся: кота не было. На крыше вновь воцарилась относительная тишина ночного города, и только к сознанию духа протянулась ещё одна нить.
«Эту быстро простят», – подумал Амбра, шагнув вперед, будто пытаясь спрыгнуть с крыши пройдя сквозь решетку. Но нога не ударилась о заграждение, и даже не провалилась вниз, – она уверенно опустилась на асфальт ярко освещенного проспекта. Случайному прохожему показалось бы, что мужчина просто вышел из тени, но в тот раз его никто не заметил. 
Он давно понял, что чем легче наказание, тем быстрее его отменяют, порой на следующую же ночь, будто кинули в запале. Но Амбра понимал, что если будет думать так о тех, кто даёт ему работу – ни к чему хорошему он не придет, так что выбрасывал даже тень этих мыслей из сознания.
Проспект. Оживленный даже ночью, как любой развлекательный центр большого города, изобилующий барами и дискотеками, а так же уютными скамеечками под фонарями, где нежно ворковали влюбленные парочки. Амбра любил это место, любил за то, что даже он – житель ночи, мог подсмотреть, там как живут люди днем. Всегда, когда у него выдавалась свободная минута, он приходил туда.
Неторопливо пройдясь мимо ярких огней, Амбра присаживался на свободную лавочку и провожал взглядом прохожих. Он мог стать для них видением, тенью которую никто не заметит, но ему нравилось, что его облик был так похож на их. Настолько, что некоторые девушки даже строили ему глазки.
Там он мог неспешно перебирать в памяти своих подопечных, чтобы прикинуть, – не развлечь ли себя сегодня историей про кого-нибудь из них. Не вспомнить ли какую-нибудь наиболее запомнившуюся работу, чтобы развернуть её перед внутренним взором и наслаждаться, как наслаждаются люди, глядя на прекрасную завершенную картину. Вот и сейчас, Амбра чуть улыбнулся и достал на тусклый фонарный свет старую историю. Ту самую, на плетение которой у него ушла не пара минут, и редкая, из тяжелых, которая завершилась.
 
***

Летучая мышь тогда прилетела ближе к рассвету – небо на востоке уже начало светлеть, когда Амбра обдало ветерком от кожистых крыльев. Мышь была недовольна – она чувствовала приход света, и ей хотелось скрыться. Но когда приходят указания, никто не может ими пренебречь.
На сей раз это был мужчина, и только глянув на него, Амбра сразу понял – просто не будет. Лет сорок, типичный офисный служащий: если бы вы увидели его на улице, то просто прошли бы мимо, даже не вспомнив вечером, что с кем-то встречались. Он был обычным. Даже слишком обычным, но именно это и пугало ночного духа. А ещё его пугало, что мужчина у него уже был однажды – всего на пару ночей, будучи молодым. Но это значило, что он не усвоил урока и новый должен быть жестче.
Вздохнув, Амбра повернулся к мыши, приглашая её продолжать.
Работа действительно была необычной – редкой по сложности. Создать для него новую жизнь. Иногда, когда Амбра видел такие задачки, у него мелькала крамольная мысль, а провинились ли эти люди? Или кому-то просто стало скучно? Но мысль исчезала в то же мгновение, что и появлялась – как ни устал Амбра от своей службы, он не хотел её терять, пока его всё устраивало.
 – Ночь на исходе, всё будет завтра, – шепнул он своему крылатому гостю. Кратких минут не хватило бы, да впрочем, те, кто дал ему работу знали это – видимо, они просто хотели, чтобы у Амбра было больше времени на раздумья. И, о Боги Тени, ему действительно нужно было это время.
Нового подопечного звали Игорь и он не отличался чем-то, что можно было отнять: средняя работа, мясистое лицо с рано поплывшим подбородком, набухшими веками и выпуклыми мешками под глазами. Спортом он не занимался, работа его была в основном сидячей, а так же не повезло с генами и семейной любовью к пиву, так что картину дополнял рыхлый живот, нависающий над пахом и женские складки на спине, почти не уступающие блинчикам груди. Игорь шел по жизни так, как было удобнее. Закончил университет, хоть и без отличия, пошел работать в маленькую фирму. За годы фирма так и не выросла, не выросла и должность Игоря, разве что зарплату подняли на пару тысяч. И жена как-то сама появилась, с работы. Впрочем, она-то потом уволилась – в фирме покрупнее должность предложили. Мужа она туда позвала, но тому как-то не хотелось. Тут же уже насижено, а там стараться надо, выслуживаться. Ну его.
Не красавец, не душа компании, и, по мнению Амбра жизнь мужчины и так была не слишком сладкой, но видно кто-то был с духом не согласен.
Амбра воссоздал в памяти первый визит Игоря к нему. Казалось, что это было совсем недавно, но нескладный подросток в переходном возрасте, посылающий родителей на три буквы и сбегающий из дома, чтобы через неделю вернуться, сильно вырос. По крайней мере физически – глубже Амбра особо не заглядывал. Он мог, но не видел в этом смысла, да и, признаться честно, не особенно-то и хотел.
Тогда хватило недели или около того, ничего сложного. Легкий холодок, отделивший его от родителей, сделал своё дело. А может и нет, судя по тому, что Игорь всё же вернулся. Этот раз должен был стать похожим, но уходящим глубже, проникающим в самою суть. Именно это и было настоящей работой Амбра, его личным искусством. Искусством, что впрочем, не оставалось запечатленным нигде, кроме короткой человеческой памяти.

Амбра развел руками, приветствуя ночь и начиная плести жизнь. Днем у него было время, он всё продумал. Прохладный ветер, – был конец осени, – ударил в лицо духа, встревожив длинные волосы и пощекотав кожу. Амбра улыбнулся, проследив это ощущение, через мгновение уже отрешившись. Его новое творение ярко вспыхнуло перед глазами, на сей раз не скромно приютившись на границе реальности, а сдвигая её, нахально располагаясь поудобнее. Игорь исчез. Исчезла кошка под ногами, жена, возящаяся на кухне. Старая иномарка под окнами растворилась в ночной тишине, молоко в холодильнике сменилось пивом, а суп в кастрюле дал место вчерашним бутербродам.
И Игорь появился.

Про таких, как Игорь Валерьевич обычно говорят: «Жизнь его потрепала». В свои сорок он выглядел на все шестьдесят и скорее всего, на столько же себя и чувствовал. «Скорее всего» – это потому что никто у Игоря давно уже о его самочувствии не спрашивал. Он таким был человеком… не располагавшим к задушевным беседам, в общем. Насупленный вечно, порой даже перегаром несло, но с мужиками после работы выпить не оставался – домой спешил. Хотя никто не понимал, куда спешит-то, дома ведь у Игоря никого не было. Ни жены, ни детей, ни даже собаки, которую надо выгуливать. Да и сам-то Игорь тоже не ответил бы, если его спросить. Спешил и спешил, будто по привычке.
Да те мужики и не расстраивались. О чем говорить-то с Игорем? У мужиков семьи, на рыбалку ездят порой. Детективы почитывают на досуге, чай не на заводе работают, в офисе! А Игорь что? Игорь пустой какой-то. Не человек, а оболочка одна. Работает и домой, к телевизору.
Нина, из бухгалтерии, – жалостливая баба! – как-то спросила его, отчего он хоть кошку не заведет. Игорь тогда сказал со вздохом: «Заводил. Трех. Дохнут они у меня. Одна с балкона прыгнула, другая в дверь между ног выскочила и овчару соседскому попалась, третья вообще в ведре утонула». Тетка поахала, конечно, да и отошла подальше – суеверная она была, а рядом с таким мужиком точно никакой удачи не жди. Виданное ли дело, чтобы кошки в ведре сами собой топли?
И как-то вот всё так у Игоря было. Он же парнишкой бойким в детстве был, хоть и без родителей остался, с бабкой жил. Учился так себе, но не от лени, скорее не получалось просто. В университет не поступил – ни баллов не хватило, ни денег. И слесарем работал, и грузчиком, и даже на стройку устраивался, вместе с таджиками за три копейки час. Только чтобы концы с концами свести. А там уж не до спорта, увлечений и прочего, что человека для других привлекательным делает. Так и оказался бобылем, в крошечной однушке, бабушкой оставленной. Но ничего – у других-то и этого нет.
Он-то и смирился, да и работу какую-никакую нашел, хоть за квартиру платить можно. А что жены нет? Так вон, многие женатые плачут только, что запилила ведьма почти что до смерти. «Это мне ещё повезло», – говорил себе Игорь и писал где-нибудь в интернете, что от баб одно зло, одному-то ему намного лучше. Дома, правда, пустовато вечерами было, но это тоже поправить можно – наушники же есть, музыка там всякая. Телевизор, опять же. А если совсем тоскливо, то и пивка тяпнуть не повредит – он же не часто, он же не алкоголик там какой-то!
Вот так и вышло, что только была одна пытка у Игоря. Сны.
Нет, никаких кошмаров ему отродясь не снилось, ни Фредди, ни Чаки, ни прочих монстров из фильмов или воображения. Ему снилось мыло.
Во сне по ванной растекался химический запах каких-то тропических цветов. Игорь помнил, что мыло купила жена, и запах этот его невероятно раздражал.
«Да что обо мне мужики с работы подумают? – мрачно ворчал про себя Игорь, смывая скорее ароматную пену и насухо растирая руки полотенцем. Принюхивался и с крайним недовольством понимал, что запах остался, и продолжал раздражаться. – Да ржать же будут всем отделом! Мол, совсем под каблуком у жены сидит, скоро дезодорантом с фруктиками всякими пользоваться начнет!».
Он выходил из ванной и с ненавистью смотрел на яичницу, которую ему пожарила жена. Так смотрел, будто это она виновата была и в смехе мужиков и в том, что мыло это вообще производят.
– Опять не выспался что ли? – с усталым вздохом спрашивала жена и на этом сон обрывался.

Амбра ловил себя на том, что с гордостью смотрит как Игорь встаёт, – зимой ещё до рассвета, чтобы успеть на работу, – и несколько минут смотрит на хозяйственное мыло в ванной. А потом выходит и старается даже не смотреть, отчего-то, на кухню.
Именно потому Амбра так хорошо выполнял свою работу, что никогда не чувствовал сожаления за свои картины. Только гордость, если «подопечный» попадал в заботливо расставленные ловушки. Судили – другие. Амбра лишь слушал и выполнял, редко получая от этого удовольствие, но иногда всё же ловя редкие мгновения усталого умиротворения человека, который действительно хорошо потрудился. Стоя на любимой своей площадке, он отрешенно наблюдал, как копошатся его подопечные, и в те мгновения, пожалуй, был сам похож на одну из темных статуй, что выдвигались из здания чуть ниже.
Впрочем, самое сложное для Амбра было впереди. Первые несколько дней человек движется по инерции, но потом начинает замечать, что что-то не так. Именно эти моменты и становятся поворотными – именно в них проверяется качественность работы. Человеку нельзя дать сойти с пути так легко. Он должен выбиться из сил, и до прощения должен доползти на последнем вздохе. Если со своим наказанием он справлялся слишком легко, то это значило одно – работа была сделана плохо. Палач не справился. Но на сей раз Амбра постарался на славу.

Про завтрак Игорь всегда забывал. Только уже на работе, когда стрелка часов огибала цифру девять, он чувствовал урчание в животе и, глядя на круглый циферблат, висящий на стене, понимал, что до обеда ещё долго. У Игоря всегда были проблемы с желудком, – наследственное, так что уже через пару часов у мужчины начинала кружиться голова. Мелькала мысль, что надо купить на работу хотя бы крекеров, но почему-то каждый раз по пути домой он брал только пакет молока, которое, кстати, даже и не пил.
Он нервно покусывал карандаш, глядя на экран компьютера, и пытался собраться с мыслями. Не получалось – от голода они начинали течь вяло и подплывать к рабочим темам не хотели совершенно. Впрочем, в эту сторону они и с сытым желудком не слишком хорошо крутились, – иногда, когда Игорь брел к остановке, у него появлялось странное ощущение, что если бы кто-то спросил: «А что ты сегодня делал-то на работе?», то он ничего не смог бы на это ответить. Потому что не помнил.
«Да ладно, раздражает меня все эти бумажки, вспоминать о них не хочу просто, вот и всё», – отмахивался сам от себя мужчина. Или испуганно решал, что подбирается уже старость, и заталкивал эти мысли ещё глубже в себя. Старость ему казалась чем-то жутким, но всё ещё далёким. Тем, о чем лучше пока не думать, как о несчастьях – чтобы не накликать.
А заталкивая себя в автобус, Игорь думал порой, что на самом деле было бы неплохо хоть, может отдушину какую-то завести. Машину купить, например. Нет, конечно, с его-то зарплатой, какая машина, но бывают же подержанные или в кредит? А с машиной-то и работу можно было бы сменить, с машиной-то, почему бы и не сменить? Не в его годы, казалось бы, но ведь иногда же меняют. А на новой работе может и начальником стал бы, он ж опытный, он ж столько уже знает всякого – там бы это заметили, обязательно. А там уж и жена бы появилась: у начальников они всегда появляются, бабы эти на деньги же падкие. Ну и он бы в грязь лицом не ударил, захотела бы чего – принес. Добытчик же.
Мысли эти грели Игоря весь час, по дороге домой. Сбросив же пыльные ботинки и кинув куртку на табурет, он проходил в комнату, всё ещё теша себя мыслями о какой-то другой жизни. Которая, чем-то, напоминала ему те сны где с кухни вкусно пахло завтраком и слышался звон посуды.
Он даже открывал страничку с вакансиями и думал: «Ну вот, чем не вариант? И платят лучше!». Но отчего-то, когда бутылка подходила к концу, а за окном уже окончательно темнело, он закрывал сайт, сам толком не понимая почему. И в этот момент чувствовал себя даже не на шестьдесят, а на все девяносто.


Пожалуй, именно за Игорем Амбра следил внимательнее всего из своих подопечных. И со временем удовольствие от тонкой работы сменялось раздражением, как и у художника, который слишком долго смотрит на своё творение – Амбра не мог определиться, слишком ли мало он привнес изменений, или наоборот, слишком много. Потому что слишком разительными, слишком странными были изменения в Игоре.
Удивительно, как человек начинает хотеть чего-то, когда не сам отказывается, а когда у него это отбирают. Амбра никогда не понимал, почему это работает – для него всё было ясным и понятным, или тебе чего-то хочется, или нет. Но так, чтобы в определенный момент хотелось, а в иной нет, – этого дух не понимал.
Обычно он ограничивался легкой проверкой, не утруждая себя что-то добавлять или менять в законченной картине, но в тот вечер Амбра вдруг задержал свой взор именно на Игоре. Тот как раз прокручивал на экране фотографии полуголых моделей, на одном из известных развлекательных сайтов, привычно-усталый после работы. Он не нравился духу. Что-то раздражающее было в этом обрюзгшем мужчине, хотя за свою долгую жизнь Амбра видел и много более ужасных людей.
Амбра не мог успокоиться. Ему нужно было понять, что же не так в тех идеально подобранных деталях, которые он наблюдал каждую ночь, с остервенением просчитывая те или иные варианты. Тонкие губы сжимались всё плотнее, и был бы Амбра человеком, на щеках его пролегли бы глубокие складки, а сосредоточенные мысли оставили бы свой след на лбу, прочертив его морщинами. Снег рассеянно кружился вокруг духа, тщетно пытаясь мягко укрыть его, окрасив в цвет зимы, как и всё, от чего не исходит нежного живого тепла, как уже успел окрасить город. Но полы неизменного черного плаща, что сейчас резко выделял Амбра на белой крыше, хлопали при каждом повороте, сметая холодные хлопья.
Ночной палач был недоволен. Он понял не сразу, что именно его так сильно раздражало, но когда прозрение холодной вспышкой кольнуло в груди, он разозлился ещё сильнее. На сей раз на себя.


В тот вечер Игорь чувствовал себя неважно. Подумал, что заболевает и перед тем как отправиться в постель, по бабушкиному методу, выпил рюмку водки с перцем. Горло обожгло так, что казалось, будто говорить Игорю больше не придется, но закрывая глаза, мужчина был спокоен – раз так жжет, значит работает.
Возможно из-за легкой простуды, или из-за алкоголя, но сон обрушился на Игоря так плотно, будто поджидал этого мгновения как терпеливый охотник свою добычу.
Ему снилась девушка. Она не смеялась, смущенно убирая волосы с лица, как в слащавых голливудских фильмах, она просто мыла посуду. Два движения губкой, ополоснуть и встряхнуть перед тем, как поставить на полку. Игорь заторможено наблюдал за её движениями и понимал, что в них есть что-то знакомое. Ему вдруг показалось, что он давно уже знает эту девушку, но откуда?
– Уже пришел? – она повернулась к Игорю, махнув рукой. – Садись есть. Пива сегодня не купила – ты же помнишь, что завтра мы едем к твоим родителям? Не понимаю, почему это я должна помнить.
Голос, поначалу казавшийся звонким и резким, становился всё ниже, в нем проклюнулась усталость и странная отрешенность. Игорь вдруг понял, что похожую замечал и за собой – когда прощался на работе с охранником. Тот тон, который появляется, когда ничего уже не хочется, и когда ты удивился бы, если бы кто-то сказал тебе в тот момент, что когда-то хотелось. Тон «надо», тон пустоты.
На улице запиликала машина и Игорю, почему-то, захотелось подойти к окну и выглянуть во двор, хотя он точно помнил, что у него и прав-то даже нет, но вместо этого он опустился на стул. Прямая спина девушки двигалась где-то справа, её обладательница что-то бормотала под нос, кажется, уже самой себе. Его вновь с головой захлестнуло то самое, уже привычное во снах, ощущение недовольства. В тот момент он отчего-то ясно понял, что его окружает лишь сон. Сон, где живы родители, где он умен, где у него есть жена. Сон, где всё возможно. Возможно то, чего у него никогда не будет.
Затошнило.
Во сне бесполезно есть, – он это слышал где-то, – но Игорь всё равно встал и подошел к холодильнику. Початая бутылка газировки лежала у дальней стенки. Ему даже показалось, что на мгновение он ощутил сладкий привкус, но в следующее мгновение бутылка исчезла из его пальцев, будто и не было её никогда, а во рту пересохло. Мужчина потер лицо руками, а затем зачем-то сел на пол и ущипнул себя за ногу. В тот момент ему показалось, что нет разницы, где щипать, главное почувствовать боль.
Звук воды исчез, девушка торопливо подошла к нему, присаживаясь рядом. Коснулась колена.
– Игорь? – она наклонилась к нему, её карие глаза взволнованно смотрели прямо на него, в него. Знакомые. Слишком знакомые глаза, откуда он её знает?
В нос резко ударил цветочный запах мыла.

Шансы. В тот момент, когда Игорь почувствовал царапающую боль в горле, Амбра, сжимая бледными пальцами холодную решетку, ясно увидел, что при всей тонкости своей работы он не дал Игорю шансов перелезть через тщательно возведенную вокруг него ограду. Дух слишком привык к жестким, холодным, но сильным людям, которые находили и вцеплялись в свою единственную возможность, либо наоборот – так и не понимали, в чем была их вина. И дух не сразу понял, что невозможно добиться результатов в стометровке от того, кто не умеет даже ходить.
Амбра слышал от своих соглядатаев, что днем другие порядки и днем правит мягкая неведомая Она, с тысячью лиц, окутывающая своим теплом каждого. Она помогала, нежно подталкивая слабых людей к верным вариантам, опекала, как мать опекает своих детей. Но Амбра был с ней не знаком и методы у него были совсем другие. Он считал, что те, кто попадают к нему, не могут рассчитывать не поддержку и каждую каплю холодного пота они заслужили сами.


Игорь открыл глаза. Солнце пробивалось между занавесками и длинными лучами ложилось на старые обои. Пару секунд мужчина тупо смотрел на потускневшие цветы на стене, а потом подскочил на кровати. Проспал! Впервые в жизни проспал!
Он попытался вспомнить, как к таким опозданиям относятся на работе, но опять мысли брызнули в стороны, и сосредоточиться не получилось. Он никогда не опаздывал, так что и знать не мог, как там к этому относятся. Но ведь из-за одного-то раза уволить не должны? Да даже если бы не проспал, если бы пропустил! Раньше же не пропускал, всё как по часам было!
Но всё же сомнение чем-то мерзким копошилось на дне сознания – вдруг ему названивают с самого утра, а он спал так крепко, что ничего не слышал?
Игорь бросил взгляд на маленький экран телефона, но пропущенных звонков не было. Ещё не спохватились?
«Или им всё равно», – ехидно подсказал внутренний голос, приводя встрепанного после сна мужчину в чувство. А ведь и правда. Он ничего особенного там и не делал, чтобы кто-то обеспокоился его отсутствием ранним утром. Пожалуй, даже если бы он действительно не пришел – возможно, заметил бы это только охранник вечером, да и то, если бы сверял подписи с проходной.
«Какая разница? – оборвал он собственные мысли. – Они для меня там не родня, чтобы беспокоиться».
Раздраженно плеснув в лицо водой, он оделся и поспешил на автобус, чтобы можно было попасть на службу хотя бы в обед – а там и правда, может никто и не заметит, что его вообще с утра не было. Но в глубине вновь что-то заворочалось, будто намекая, что мужчина кое-чего не договаривал. Причем ложь эта была самой страшной – она была тщательно обтесана для самого себя. Плотно, как настойчивым вьюном, она обвивала желания, надежды, да и что греха таить – обиды, пытаясь скрыть их, как скрывает листва сорняка старые стены. Но теперь, встревоженный тяжелой, больной головой, ярким светом за стеклом автобуса, он будто съежился, открывая то, что Игорь так старался не замечать.
«Посмотрю вечером вакансии», – вдруг подумал Игорь, откинувшись на спинку сидения в автобусе. Утром тот обычно был полон, и мужчина сумрачно косился в низкое окно, пытаясь не пропустить свою остановку, пока его нещадно толкали невольные попутчики, но сейчас даже удалось сесть.
И именно в этот момент, – удобно устроившись на сидении и провожая взглядом аккуратные кучки снега, Игорь понял, что не посмотрит. Придет ночь и ему вновь станет плевать на всё, дневные желания, дневные тяготы отойдут на задний план и ничего не изменится.
Через час, когда автобус уже был на полпути к новой остановке, а место Игоря давно уже занял другой человек, сам Игорь решительно поставил точку под своей росписью на белом листе А4. Теперь он знал, что через две недели всё точно изменится, хотя это почему-то и казалось ему странным сном. Но даже вечером, когда в его голове мелькнула подлая мысль забрать заявление, он откинул её. Он был готов всё изменить – любой ценой.

Амбра устало улыбнулся, рассеянно почесав кота за ухом. На мгновение ему показалось, что он переборщил и теперь мир сдвинется, поскольку палач оказался плох для своей работы, но нет. Он всё ещё знал своё дело настолько, насколько должен был знать. Ни больше и не меньше.
После тяжелой работы город, воздвигшийся перед ним, навевал только тоску. Дух устало обвел его взглядом и его внимание притянул яркий кусочек – совсем недалеко от его площадки. Там чудилось какое-то движение, горели огни, и мир будто оживал.
– А что там? – спросил Амбра кота и тот удивленно покосился на своего знакомого. Там был проспект. Самое шумное место, самое живое место.
Отпустив кота, Амбра прикрыл глаза. Почему бы принцу не спуститься с башни? Почему бы не прикоснуться к людям. Возможно, тогда у него будет меньше ошибок, возможно тогда у него будет меньше жертв.

***

Игорь зашел в ванну и нажал на помпу с жидким мылом, в воздухе расползся резкий цветочный запах. Полузабытый и такой родной. На кухне звякнула сковородка и жена заворчала, что давно бы уже стоило купить новую – негромко, но в утренней тишине было хорошо слышно.
За окном бухнула старая машина соседа, кто-то в туалете этажом выше спустил воду – дом начинал медленно просыпаться.
А на третьем этаже, в маленькой ванной, сжимая пальцы в скользком мыле и склонившись над раковиной, утирая лицо рукой, рыдал от счастья сорокалетний Игорь Валерьевич, наконец, заслуживший прощение.