Я обхватила рукоять револьвера рукой. Загнав одну пулю в барабан, я крутанула его в случайном направлении и со звонким щелчком загнала в ствол. Я понятия не имею, где сейчас находится пуля. Я следующая на очереди. Я следующая на роль палача. Но пока я не подняла руку с револьвером, начиная целиться в Его голову, я вне игры. Во мне нет и следа неуверенности, у меня не дрожат колени, не трясётся рука. Я со всей чёткостью осознаю, что я стою на деревянном полу посреди гостиной большого особняка. За окном — май месяц, времени около полудня, день ясный и солнечный, рукой я твёрдо и ясно ощущаю револьвер, а передо мной — Он. Тот, в кого я должна целиться при нажатии спускового крючка. Я взвожу курок, обхватываю второй рукой рукоять, оплетая её вокруг пальцами. Я готова. Тяжёлый выдох.
— Вперёд. — Говорит Он с абсолютной решимостью в голосе.
Я нехотя поднимаю на него глаза. Нехотя не потому, что страшусь прочесть в Его глазах страх, преданность или доверие. Я страшусь осознать, что я вне игры. В Его глазах пляшут смешинки, а на губах играет Его фирменная усмешка. Он не изменим даже на смертном одре. Если я излучала некую скованность и медлительность, то у Него этого и в помине не было. Словно в моей руке не револьвер с настоящей пулей, а водяной пистолет. Я выстрелю — и мы продолжим обливать друг друга водой из шланга.
Наконец, я прочищаю горло и поднимаю руки с револьвером в ту же секунду, как Он порывается что-то сказать. Но, убедившись в том, что теперь я и вправду готова, Он вновь выпрямляется и хитро улыбается. Мне очень хотелось влепить ему хорошую оплеуху за Его отношение к этой сцене. Может, я сейчас застрелю Его, а Он даже не хочет мне ничего сказать. Похоже, я до одури предсказуема, ибо Он практически сразу читает мои мысли:
— Не смей сейчас ничего говорить и требовать. Стреляй. — Говорит Он. А в глазах всё те же смешинки.
Чёрт бы Его побрал. Я нажимаю на спусковой крючок.
Не было никакого пустого тупикового щелчка, который намекал бы на то, что у меня пустой магазин. Не было облегчения. И горечи тоже не было. Уши заложило от недавнего выстрела, а правое плечо саднило от встречи с отдачей. Перед глазами больше не плясали Его смешинки, и усмешки тоже не было. Теперь перед моими глазами пустая стена в свежих кровавых брызгах. И я вне игры.