Потерянный

Елизавета Кирсанова
Передатчик снова застрекотал, на сей раз чуть тише. Я съежился и тут же поспешил отодвинуться от этой штуковины. Она пугала меня.
  Я переметнулся к иллюминатору. В нем был все тот же вид, который уже успел стать особенной частью моего мировосприятия – наверное, на тысячу лет вперед: темное, безбрежное пространство, с рассыпанными кое-где мелкими блестяшками бесконечных звездных систем. Тьма, тьма, тьма…
  Передатчик фыркнул, как обиженный кот. Я вздрогнул. В сердце мгновенно всколыхнулась тайная надежда -  перегорел, сломался. Немудрено: столько прошло времени… Впрочем, что Я-ТО могу знать о времени?
  Я утратил всякие представления о нем. Так же, как и оно утратило свою актуальность для меня. По-видимому, безвозвратно. Звучит безумно, знаю. Особенно если учесть, что времени у меня, в общем-то, в избытке. У меня нет ничего, кроме времени.
  Треньк!
  Я едва не зарычал от ярости.
  Проклятый механизм!
  Почему ты просто не умрешь, как и все вокруг?
  Почему я обречен на вечные скитания в компании с тобой?
  Почему бы ИМ просто не оставить меня одного?
  Потому что это невозможно, ответил я себе самому и сдавленно хихикнул.     Невозможно стать более одиноким, чем я. В принципе невозможно. 
  Связь начала работать не так давно и совсем неожиданно. То есть… То есть мне так КАЖЕТСЯ. Кажется, что не так давно. На самом деле, я не имею об этом никакого понятия, как уже говорил, и знаю только то, что знаю. А знаю я не так уж и много. Только то, что меня зовут Крейг Моргенстерн, и в последний раз я видел Землю 11 марта 1965 года. С того дня моя связь с ней оборвалась необратимо. Сколько прошло времени с тех пор? Не представляю, я же сказал. Где сама Земля? И это мне неведомо.
  С мартовского дня 1965 я ни разу не слышал человеческого голоса. И передатчик космической связи хранил гробовое молчание. Гробовое – это во всех смыслах. Потому что плывущая в безграничном вакууме железная коробка стала моей могилой. Я – в могиле, и я – похороненный заживо.
  Нет выхода.
  И нет конца.
  Есть только время. И больше нет ничего.
  У меня не было ничего, кроме времени.
  До «недавних пор».
 А теперь вновь ожил передатчик.
 И мне очень страшно.
      
                *   *  * 
Запуск «Икара» - вряд ли я ошибусь, если назову эту громадину самой совершенной и укомплектованной хренью на то время – проводился в строжайшей  тайне. Ни в одном архиве вы не найдете никаких сведений о миссии «Икара» и ее назначении. Я подписал фигову тучу различных бумаг, в которых клялся никогда, никому и ни при каких условиях не разглашать деталей, так или иначе связанных с этим полетом. «Икар» получил всевозможные засекреченные штампы еще до того, как была поставлена последняя точка в собирании этой посудины. Военные всегда умели заметать следы.
  На тренировочных полетах я научился в совершенстве обращаться с вверенной мне штукой. Стараниями НАСА, корабль был снабжен всем, чем только можно: несчетное количество аппаратуры и приборов, теле- и видеокамеры, пара маленьких, но крутых до неприличия телескопов. В последнюю очередь «Икару» запихнули в зад несколько ядерных боеголовок, как яблоки в рождественскую индейку, и, конечно, сделали мне на этот счет специальное внушение.
- Применяй в случае угрозы, - говорил мне следователь ВМС, неприятный типчик в отутюженном костюме и с родинкой на щеке. – В случае малейшей угрозы.
  Что станется со мной, если я применю ядерное оружие, само собой, не обсуждалось.
  Я сделал оборот вокруг Земли, проверил все системы, потом включил разгонный блок. Направление – Луна. На Земле осталось Министерство обороны, крайне встревоженное нашим спутником, и группа людей из НАСА, молившихся, чтобы их данные не подтвердились.
  Дело в том, что на Луне обнаружилась поистине ненормальная активность. Седьмой по счету «Рейнджер», облетевший ее в шестьдесят четвертом, огорошил агентство фотографиями. Дальнейшие исследования ввели все наши ведомства в ступор. Поэтому, некоторое время спустя, они и затеяли миссию «Икара». Меня обрабатывали без малого целый год. Я считал себя готовым ко всему.
  Шел третий день полета – я ел консервы, обменивался шутками с ЦУПом, успел немного простыть и выздороветь – с технической точки зрения все было тип-топ. Примерно через сутки после старта накрылся конденсатор влаги, пришлось перейти на запасной – вот и все проблемы. Я наблюдал, как Луна в иллюминаторе вырастала от небольшого серебристо-серого шара до изрытой бороздами и кратерами громады, слушал записи Вагнера и «битлов», контролировал результаты экспериментов: от измерения солнечного ветра до навигации в глубоком космосе.
  Приблизившись к лунной орбите, я увидел зловещий пустынный мир, неоднократно запечатленный на снимках космических зондов. Луна была похожа на грязный песчаный пляж после прилива. Я не различал никаких признаков жизни. Что же так перепугало НАСА? Я подумал, что тревога, скорее всего, оказалась ложной. Луна выглядела пустынной и безмятежной. И все бы ничего – только она меня пугала. Я словно вращался вокруг дома с привидениями в окружении темного вакуума. Я знаю, как это ненаучно звучит, но у меня кишки сводило, пока я находился поблизости. Ну не смешно ли: я забрался дальше, чем кто бы то ни было за всю историю, и мечтал лишь о том, чтобы поскорее оттуда убраться. То, что я видел на Луне, не похоже ни на что, с чем мы сталкивались раньше. Может, все дело в этой мерзлой пустоте, не знаю. Не знаю до сих пор.
  В общем, я не обнаружил ничего необычного.
  А потом, следуя маршруту, очутился на обратной стороне.
  По сей день я задаюсь вопросом – не сошел я с ума в ту самую минуту, когда передо мной открылась широкая темная панорама? Может быть, я попросту свихнулся после увиденного, и сижу сейчас в палате для умалишенных где-нибудь в правительственном психиатрическом центре, в смирительной рубашке, а вовсе не болтаюсь в космосе? Все это я нахожу вполне допустимым. Потому что открывшаяся мне картина выходила за все рамки человеческого разума и наших устоявшихся представлений.
  Эта сторона Луны жила своей жизнью. Света было очень мало, но я все же видел глубокие щели в стерильно-серой поверхности, а из этих щелей то выглядывали, то опять скрывались какие-то механизмы, напоминающие гигантские мясорубки. Они двигались беспрерывно. Над «мясорубками» парили сигарообразные махины. Я разглядел далеко внизу идеально ровные тоннели, «дорожки», каналы, уходящие вглубь земли. А потом похожая на сигару летающая хрень двинулась ко мне.
  «Прочь! Прочь! Убираться, бежать отсюда, срочно!» - запело у меня в мозгу, но я не мог пошевелиться, не мог привести «Икар» в движение. Я был ошеломлен. Космический корабль – теперь я уже доподлинно знаю, что это был он – между тем приближался. Вблизи он оказался просто огромным. Мой «Икар» смотрелся рядом с ним детской игрушкой. Прежде чем я вспомнил о боеголовках у меня на борту, случилось непредвиденное: все системы внезапно отказали, лампочки на панели погасли, замолк разрывавшийся до того передатчик связи. «Икар» содрогнулся, и его стало относить назад. Назад, назад, назад. Тогда я не сразу сумел понять, что означает для меня это «назад».
  И не понимал до тех пор, пока не заметил, что земля в иллюминаторе стремительно уменьшается. А вместе с ней – обитаемая, как я сам убедился, Луна.
  Только тогда до меня наконец дошло.
  С приступом панической атаки мне справиться не удалось, признаю. Я безуспешно дергал все рычаги, бестолково лупил по панели с кнопками, пытаясь оживить системы. Напрасно включал «аварийку», напрасно терзал безмолвный передатчик. «Икар» словно впал в глубокую летаргию, и меня несло в открытый космос.
  Я кричал, пока не охрип. Как будто мог докричаться до Земли, до ЦУПа, до родного дома, с которым так бездарно разлучился.
  Я кричал и кричал, и никак не мог остановиться.
  Связь не возобновлялась.
  Земля делалась все меньше и меньше. Наконец я мог различить только разноцветную горошинку вдали.
  Я зарыдал.
  Не знаю, с какой скоростью меня относило в космос. Но довольно скоро, как мне показалось, я увидел воочию кольца Сатурна (они вовсе не так великолепны, как принято считать). И осознал, что отныне я, крошечная частичка человеческого мира – безымянная пылинка во Вселенной. Космический мусор, до скончания веков парящий в вакууме.
                *   *   *   
Корабль сильно тряхнуло.
Передатчик тренькнул.
Я в ужасе отпрянул – только бы не услышать вновь этот кошмарный голос! Я знал, что сейчас он прозвучит. И весь покрылся мурашками.
  Спустя некоторое время после того, как я лицезрел Сатурн,  Земля исчезла. Я больше не видел ее в иллюминаторе. И с этого момента желание убить себя стало таким же неотъемлемым, как еда и сон. К несчастью, под рукой у меня не оказалось ничего подходящего, а мой  скафандр надежно защищал все тело, включая наиболее ранимые (и наиболее желанные для меня) места. Выйти в открытый космос я не мог – «Икар» был герметизирован намертво. Оставалось ждать, когда подойдут к концу запасы консервов и воздуха.
  Как ни странно это прозвучит, но я не умер от голода. Понятия не имею, как так вышло, но мой организм перестал нуждаться в пище. Когда я ел в последний раз? Может быть, десятки, сотни лет назад? Хотя я заметно отощал, а волосы и ресницы у меня давно выпали, я чувствую себя бодрым и почти свежим. Меня это очень тревожит. «Икар» стал моим склепом, а я, при таком раскладе – его вечный пленник. Пленник без надежды на освобождение. Неужели мне никогда не выбраться отсюда – так или иначе? Неужели мой жребий – во веки веков плыть песчинкой по нескончаемой черноте?
  Зато у меня есть возможность поразмыслить.
  Я не выполнил свою миссию. Меня это гложет. Я не выполнил того, что на меня возлагали.
  Я не смог вступить в контакт с  НИМИ.
  ОНИ были так близко – а я не смог.
  Я видел ИХ воочию – и ничего не сделал.
Еще одна встряска. На этот раз ощутимо сильнее.
Из передатчика послышалось шипение. Я вжал голову в плечи: вот оно, начинается!
  Как я уже сказал, с некоторых пор мой передатчик снова заработал. Впервые с того дня, как я потерял управление «Икаром». Он возобновил работу, словно кто-то включил его.
  Кто-то, кому ОЧЕНЬ хотелось связаться со мной.
  И он связался.
  Поначалу я слышал только шипение и помехи. Потом в кабину, как ядовитый газ, просочился голос, и я начал различать слова. Голос ничуть не напоминал человеческий – и меня мороз продрал по коже. Про себя я называю его Голос Космоса, хотя у меня и имеются некоторые догадки относительно его происхождения. Я очень хочу, чтобы они опроверглись.
  Этот голос передает одно и то же. Одни и те же слова каждый раз. И каждый раз, когда я их слышу, мне перехватывает дыхание от ужаса.
  Сейчас он снова повторит свое сообщение.
  Я сжался.
  Передатчик захрипел. Затем сквозь помехи стали пробиваться слова.
  Голос – ровный, металлический, ни капельки не скрипучий голос – спокойно говорил:
   МЫ ЗНАЕМ, КТО ТЫ. ТЫ МНОГО ПУТЕШЕСТВОВАЛ, И ТЕПЕРЬ ДОЛЖЕН ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ. МЫ ХОТИМ, ЧТОБЫ ТЫ ПЕРЕДАЛ НАШЕ ПОСЛАНИЕ ИМ.
Меня охватила дрожь.
Он еще не закончил, я знаю это.
Но последнее он скажет позже.
     Я не знаю, ОНИ ли это или ДРУГИЕ. ТЕ, кого я когда-то видел на Луне, или нет. Но с некоторых пор мне начало казаться, что «Икар» двинулся в противоположную сторону.
  ОНИ сказали, что мне пора домой.
  Но не сказали главного.
  Я провалил одну свою миссию, и мне нельзя провалить новую.
  Впрочем, я еще не уверен, что не сошел с ума, и все это – не бред моей больной головы. Я молю Бога, чтобы в конце концов оказалось, что я просто сошел с ума.
Передатчик заговорил, передавая мне ИХ волю.
Я должен как следует сохранить ее в памяти.
ОНИ довольно лаконичны, надо отметить.
ИХ послание людям ограничивается тремя словами.
Всего тремя словами, от которых меня насквозь пронзает холодная дрожь. Тремя словами, адресованными безмозглому человечеству. Тремя словами, которые я должен ему передать.
  И я это сделаю, потому что этого хочется ИМ.
  Я летел сквозь космическую пустоту, прокручивая в голове два мотива.
  Один из них – слова молитвы.
  Молитвы за Землю.
А второй – то самое послание.
Оно звучит так.
БОЙТЕСЬ.
ОЧЕНЬ БОЙТЕСЬ.