Позвонили рано утром в четверг. Вежливый равнодушный голос сообщил, что тело можно забрать в морге при больнице. Какое тело? – поинтересовался не совсем проснувшийся Терехов и приоткрыл дверь на балкон – воздух не шевелился. Петровой – уточнил голос. Кого? Петровой. Какой такой Петровой, – сказал Терехов – вы ошиблись. На том конце трубку явно перехватили и другой голос – уверенный и напористый, спросил: Терехов Вениамин Александрович? Да. Так что вы отказываетесь, мужчина? Что вы начинаете? Женщина же не будет перед смертью врать, такими вещами же не шутят – ваш это ребенок, что вы отказываетесь, раз мать сказала – значит ваш. Послушайте, – начал Терехов, но напористый голос его перебил: ребенок же не кошка, на ночь запер и привет, ребенка же мы не можем здесь теперь держать, мы же ее в милицию сдадим. Приезжайте, давайте.
И Терехов поехал, чтобы разобраться на месте, чтобы объяснить там кому следует, что произошла ошибка. А когда приехал, то получил в руки баул с вещами Петровой, дамскую сумочку Петровой и какой-то пластиковый пакет с бумагами. Еще ему привели светловолосую по-пацански короткостриженую девочку лет семи, представили – Настя. Девочка протянула руку и сказала: здравствуй. Здравствуй – ответил Терехов. Девочка не плакала, смотрела на Терехова коричневыми глазами. Меня зовут Вениамин – представился тот. Я знаю, – согласилась Настя – мама говорила. Что? Что когда ее не станет, я буду жить с тобой. А – начал Терехов… А, когда обо всем договоритесь – перебила Терехова женщина, что привела девочку и вынесла сумки… О чем? О похоронах, то заберете тело из нашего морга, желтое здание во дворе, слева как въезжаете… слева и вглубь метров двести. Сказала и испарилась.
Терехов сел на банкетку у стены согнулся и каким-то очень естественным движением обхватил голову руками. Потом поймал себя на этом, убрал руки и выпрямился. Надо машину забрать со стоянки – сказала Настя, трогая Терехова за рукав – мама тебе доверенность написала… в пакете лежит. У меня нет прав… удостоверения… просрочено все – пробормотал Терехов и встал с банкетки. Пошли. Они выбрались из здания больницы, дотопали до стоянки, причем Настя уверенно вела Вениамина в нужном направлении, и обнаружили на асфальте, разрисованном белыми линиями, черный внедорожник знаменитой компании. Безвременный классический сарай. Терехов посадил ребенка в машину, в установленное там специальное детское сиденье, пристегнул, рассовал сумки, и угнездился за рулем. Пошарил в пакете, вытащил пачку бумаг, пластиковые карты, кошелек. Провел рукой по рулевой колонке – искал замок.
Заводится магнитной картой, – сказала Настя – надо приложить. Эту? – спросил Терехов, затем приложил, нажал кнопку – завел, опустил стекла – жара стояла невыносимая, неуверенно тронул ручку коробки-автомата и слегка газанул. Машина поехала, вывернула с автостоянки и выкатилась к въездным-выездным воротам. Господи, помоги нам – попросил Терехов и, дождавшись промежутка, влился в поток. Минут через десять показавшиеся Терехову вечностью, девочка поинтересовалась: а куда мы едем? Домой. Тогда нам в другую сторону. Мы живем загородом, у нас свой дом. Одноэтажный – зачем-то добавила она. Слушай, – Терехов крутил головой, стараясь видеть все одновременно – сначала ко мне, ладно? Мне надо посидеть, подумать, во всем разобраться. Ладно – кивнула головой Настя, и Терехов вытер пот, крупные квадратные капли, стекающие по вискам. Тут есть климат-контроль – добавила девочка.
У дома припарковал машину на пустующую днем асфальтовую площадку перед подъездом, отстегнул девочку, схватил сумки и потащил на четвертый этаж кирпичной белой девятиэтажки – лифт две недели не работал. Настя шла следом, разглядывая все вокруг. Мы раньше в таком же примерно доме жили, – сообщила она Терехову – до того как мама начала заниматься бизнесом. А потом? А потом, мы другую квартиру купили. Ладно, пришли – сказал Терехов, поставил сумки и отпер дверь. Они вошли, разулись, Вениамин затащил поклажу в комнату, а девочка спросила можно ли ей сходить в туалет. Конечно – ответил Терехов, снял промокшую майку, натянул свежую, и принялся за пакет с документами. Которые ничего не прояснили. Кроме того, что покойную звали Натальей Андреевной Петровой, и она оставила Терехову доверенность на автомобиль, плюс визитку адвокатской конторы, с припиской обратиться по указанному телефону. И еще кучу каких-то бумаг, в которых Терехов, по своей темноте и общей отсталости от жизни, не понял практически ничего.
И ни какой Натальи Петровой он, конечно, не помнил и не знал. И не уверен был, что хотел знать. Наконец разорвал самый последний пакет и с удивлением прочел написанное от руки и адресованное ему письмо. В письме Наталья Андреевна довольно обстоятельно, по пунктам излагала причины по которым оставляла Терехову дочь, какое-то имущество, деньги, которых «хватит вам обоим», и просьбу связаться с адвокатом. Вообще письмо было написано в здравом бархатном благородном тоне, что учитывая смерть Натальи Александровны, придавало ему дополнительное элегическое очарование. Терехов посидел, подумал, посмотрел на вернувшуюся из туалета Настю, пожевал губами – была у него такая идиотская не свойственная его сравнительно молодому возрасту привычка, и спросил: есть хочешь? Нет – ответила Настя. И я не хочу. И маму твою я не помню – добавил Терехов и подумал: несмотря на все письменные разъяснения обстоятельств. Вот хоть режь меня – не помню.
И это была правда.