180. Розовый Мрамор
Ида Львовна Рубинштейн известна в России больше по знаменитому портрету Валентина Серова, где она изображена обнаженной, с драгоценными перстнями на пальцах рук и ног, что могло бы в ином случае выглядеть вульгарно, но талант Серова и исключительная декоративность его модели создали образ художественно убедительный.
Хор современников:
- Мы, реалисты, верующие только в телесность, окрашенную слегка интимностью, не можем понять новый выход Серова…
- Стальное тело, напоминающее кузнечика…
- Карикатура на женщину…
- Гальванизированный труп…
Картину буквально выбрасывали из Русского музея, и только внезапная кончина Валентина Серова в мгновение ока превратила ее из непристойного курьеза в посмертный шедевр. Как важно для художника найти свое время, свою минуту! Даже и для смерти. А познакомил Иду и Серова обитатель Пале Лев Бакст – И. Р. была в ту пору музой мирискусника, с «ирреальной внешностью, невинной и греховной одновременно»…
Кстати уж тут о внешности – она Иде Львовне досталась, по правде говоря, «нестандартная»: худа, безгруда, квадратное лицо с большим ртом.
Но – самые фешенебельные парижские туалеты, щедрая косметика («наштукатуренное» ее лицо напоминало лик мраморной статуи), изумительные прически…
Люди видят – даже не то, что хотят они видеть, а то, что хотите Вы.
Нет, не в дамских ухищрениях дело, в самой Идиной силе.
Первый Закон Розового мрамора: коли желаешь иметь славу неотразимой красавицы и целый полк поклонников, надо уродиться некрасивой, почти уродом. Отталкивающие внешние данные непонятным науке (мистическим, что ли) образом, чем хуже, тем лучше – трансформируются в притягательные.
Полина Виардо. Лили Брик. Мура Закревская…
«Я никогда не была красивой, но всегда была желанной…»
Уверенность в себе – один из лучших даров Фортуны.
Девушка из богатой семьи (отец заработал миллионы на торговле зерном) с детства имела возможность брать частные уроки театрального искусства у лучших педагогов, у Комиссаржевской и Мейерхольда.
С голосом и слухом, увы, у однофамилицы великого музыканта были проблемы – не петь, не говорить на сцене, так, чтобы это было слышно дальше второго ряда партера она не могла.
Значит – движение. Балет? Но у станка хореографической школы Ида никогда не стаивала. Фокин, правда, дал ей несколько уроков в Швейцарии. И этого хватило.
Главное ведь – как актеры это называют, кураж. Храбрость. И не только на сцене.
В 39 лет встать на пуанты, изображая на парижской сцене юную охотницу, Артемиду – согласитесь, для этого нужно большое личное мужество.
Второй закон Розового Мрамора: Наибольшие шансы преуспеть – у того, кто имеет существенный личный изъян, казалось бы, даже исключающий возможность карьеры. Глухота Бетховена. Слабый голос (в сущности, немота) Иды Рубинштейн. Или, скажем, ампутированная нога звезды подиума… Все прочие качества личности мобилизуются, дабы компенсировать недостаток.
Изобретенный Идой жанр сочетал в себе пантомиму, десяток па из классического наследия и просто умение замирать в эффектных позах – танцем это назвать можно было с большой натяжкой, однако драматический образ «лепился».
Ну и время совпало. Крупный успех Рубинштейн познает в Париже, в знаменитых «Русских сезонах» Дягилева. Ее Клеопатра на музыку Аренского, затмила, было, саму Анну Павлову, оказавшуюся на сцене в прислужницах Царицы Египетской.
В виртуальный синтетический образ Клеопатры, сложившийся в нашем фэнсионе (астреллу) Рубинштейн внесла собственные черты.
Хор современников:
- Рубинштейн – не хорошенькая актриса в откровенном дезабилье, а настоящая чаровница, гибель с собой несущая…
- В ней чувствовалась та иудейская раса, которая пленила древнего Ирода...
- Сколько томности, сладострастной грации и неги было в ее танце! Это, конечно, не балет. Но это лучше балета.
К финалу Клеопатра оставалась на сцене в легчайшей прозрачной накидке, и на глазах у несколько скандализированной публики имитировала оргазм с газовым шарфиком. Святое искусство все освящало.
Даже Ромола Нижинская («муж» мятущегося Вацлава), не признававшая никаких балетных талантов, кроме себя самой – и та была покорена: «…Ее движения, одновременно отмеченные достоинством и чувственностью, выражают глубокую истому женщины, жаждущей любовного удовлетворения…»
Рубинштейн – красный (розовый) камень. Иде удалось создать новый для того времени образ: в духе Ницше, сверхчеловечески-самодостаточной особы.
Многие в этот образ верили, другие соглашались верить за деньги. Спектакли с ее участием поражали варварской роскошью костюмов и декораций (сто конных всадников в золотых камзолах на сцене, 20-метровый подвенечный шлейф…) – на них тратились несметные Идины миллионы.
Равель посвятил Иде «Болеро», Габриэле д`Аннунцио – поэму «Святой Себастьян», а Стравинский – балеты «Персефона» и «Поцелуй феи» (фэнсион-Алеф).
Она выходила на сцену в ролях, о которых любая актриса может только мечтать – Елена Троянская, Маргарита Готье, Настасья Филипповна, Жанна д`Арк.
Правда, после Шахерезады, ни одна ее роль не снискала ни любви публики, ни благоприятных отзывов критики. Писали пасквили. Третий Закон розового мрамора: успех в искусстве определяется количеством (и качеством) громких провалов. «Все статьи хороши, кроме некролога». «Хвалите меня или браните, только не забывайте моего имени».
Кому, в самом деле, интересен чужой успех? Это скучно, не смешно и «не про нас». А вот скандальный провал всем нравится, именно у него есть шансы остаться в памяти людской, и тем приблизить автора к бессмертию.
В юности Ида, хотя и недолго, снимала номер в Пале-Рояле. И столкнулась как-то, на лестнице богем-отеля с Акимом Волынским. Который, как выяснилось, тоже восхищался балетом и Элладой.
Между ними возникает нечто вроде влюбленности, с ее стороны, скорее, выдуманной.
«Девушка эта претендовала на репутацию сказочного богатства и ослепительной красоты. Девушка мечтала стать преобразовательницей театра и воздвигнуть для него здание из розового мрамора. Этот театр из розового мрамора был тогда у всех на устах…»
Ида и Волынский, друзья-по-духу, вместе едут в Грецию, восторгаются античностью, философствуют, строят планы создания «совершенно нового» (псевдо-классического) театра.
Как-то раз Волынский отваживается назвать ее в письме своей невестой, предлагает «вместе царственно ступать по жизни». Но тут Ида решительно его одергивает: «Я ни с кем вдвоем ступать по жизни не могу».
Много лет спустя, Волынский, так и не забывший «осаже», посвятил Иде иронический очерк:
«Безумной и кровопролитной любви Иде Рубинштейн и не нужно. Довольно и той широкой, почти мировой известности, которая окутывала ее имя и создавала из нее такой пышный, роскошный, великолепный и незабываемый цветок».
Цветок нашего Гербария.
Жениться нужно на самом себе.
Она вышла замуж за себя саму.
Поклонников, из числа самых знаменитых, обоего пола (Жан Кокто, Пабло Пикассо, Сара Бернар) в ее жизни было достаточно, но никакой любви к ним так и не испытала. Полагала себя «выше чувств». Словно, как в сказке (страшной), сделана была не из плоти и крови, а из розового мрамора.
Не Клеопатра, вопреки балету с ее участием. Никто не погиб из-за ее любви, вернее нелюбви, потому что она никого не любила. Может быть, сама она (реальная, невыдуманная) погибла. В каком-то смысле, Ида Рубинштейн – двойник (ученица) Зинаиды Гиппиус, написавшей: «Я сам себя люблю, как Бога…». Такого рода претензии наказуемы.
Идолопоклонство. Нарушение первой заповеди: не сотвори себе кумира.
Иды Рубинштейн (реальной некрасивой девочки, дочки пшеничного короля из еврейского местечка) на свете не стало. Явился Розовый Мрамор. Из которого она сама себя … высекла.
Так что случай успешный. Это, может быть, единственный вариант счастливой любви, осуществившийся на богатой сюжетами Пушкинской.